One Sun - Two Moons.

Сехун лихорадочно раскидывает бедра, раскрываясь почти до невозможного, пока в него толкается горячий член, и громко стонет до тех пор, пока рот не зажимает чужая ладонь, и он уже отчаянно мычит в нее, закатывая глаза, потому что не в силах сдерживаться. Скользкие ладони постоянно съезжают с края раковины, за который он хватается в тщетной попытке удержаться в одном положении, хотя с каждым сильным движением нависающего сверху Чанёля это почти невозможно. Сехун громко всхлипывает, когда его тело поднимают и переворачивают, словно тряпичную куклу, и заходится новым стоном, схватившись за полку с различными тюбиками, стоит только Чанёлю снова скользнуть внутрь жаркого тела. Колени неприятно трутся о фарфоровую раковину, кожу уже почти саднит, но Сехун не обращает на это внимания, подмахивая задницей навстречу бедрам старшего. Ему кажется, что он сходит с ума от жара, исходящего от Чанёля, когда тот прижимает его к своей груди, кусает влажную нежную кожу шеи, и вбивается в его тело почти до основания, разрывая последние нити связывающие его с реальностью. Сехун словно теряет сознание в очередной раз, когда содрогается всем телом, кончая в чужую ладонь, и почти валится на сильные руки от жестких толчков чужих бедер. Чанёль редко позволяет себе кончать внутрь хрупкого тела, но сегодня один из тех случаев, когда младший почти слезно умоляет об этом, сладко постанывая после оргазма, распластавшись на раковине в не самой удобной позе. Сехун с трудом соображает, когда его подхватывают на руки, затаскивая в душевую кабинку. Его тело до сих пор гудит, и он с толикой любопытства трогает себя сзади, это зудящее восхитительное ощущение от чужой спермы, вытекающей из него, почему-то всегда приводит его в восторг, каждый раз даря ощущение своеобразной принадлежности. Он жмется щекой к твердой груди Чанёля и оставляет на теплой коже несколько поцелуев, когда тот бережно вытирает его пушистым полотенцем, и, пожелав спокойной ночи, неспешно направляется к себе в комнату, зная наперед, что за каждым его шагом наблюдает пара темных глаз. Между ними почти ничего нет, кроме горячего секса в самых неожиданных местах. И каждый раз Сехун отчаянно гибок в руках Чанёля, источая одно сплошное всепоглощающее желание, от которого нежная кожа вспыхивает далеко не смущенным румянцем. Сехуну будто бы и неизвестно такое понятие, как стыд или неудобство, он не видит ничего предосудительного в своих действиях, когда насаживается на чужой член, или становится перед старшим на колени, послушно открывая рот. Ему, на самом деле, кажется это абсолютно нормальным, сказать по правде, Сехун никогда и не задумывается об этом, захлебываясь собственными очевидно слишком громкими стонами, потому что Чанёль слишком хорош, чтобы молчать, сохраняя конспирацию. Сехун почти не помнит, как отчаянно краснел в первый раз, хватаясь за сильные плечи старшего, который прижимал его к кафельной стене острыми лопатками в запотевшей душевой кабинке; хриплого, возбужденного «не зажимайся» тогда хватило, чтобы младший откинул все свои страхи, потому что это был Чанёль, шепчущий ему на ухо бесстыдные планы на его ближайшее будущее, и почему-то именно ему Сехун доверился, и не боялся раскрываться каждый раз, как только оставался наедине со старшим. А потом, когда все прекращается почти на два месяца, Сехун адекватно полагает, что эта не та романтично-сопливая история, где ему надо обтирать стены и давиться слезами. Они ничего не обещали друг другу, и никогда почти не разговаривали. Сехуну кажутся сном эти прошедшие шесть месяцев наполненные запахом секса, самые порочные, жаркие сны, за которые он научился всему, потому что Чанёль был гораздо значительнее, чем просто человек, который распинал его в любом удобном месте. Он был тем, кто украл его первый поцелуй, и если кому-то показалось бы это до смерти романтичным, то Сехун сталкиваясь с этой мыслью безразлично хмыкал. За эти прошедшие полгода он понял, что между ними не будет ничего подобного любви, только похоть, страсть, почти безумие, которое закончилось, оставив после себя бесценный опыт и яркие воспоминания. Сначала он ловит себя на том, что скучает, но лишь по горячему члену, безжалостно заполняющим его задницу или рот, потом он вспоминает о сильных руках, которые удерживали его на весу в любой удобной позе, словно он был пушинкой и, в конце концов, Сехун думает о губах Чанёля, которые оставляли на его светлой коже волнующие следы, от одного взгляда на которые его бросало в жар. Он старается отвлечься, когда его мысли начинают причинять дискомфорт… Да, дискомфорт, точно не боль, по крайней мере, себе он в этом точно не признается. И вот именно тогда, отмахиваясь от разного рода мыслей, он замечает ставшие до невозможности тесными объятия Тао, его хитрые полуухмылки, горячеющий не несущий смысла шепоток на ухо. И Сехун улыбается, не так понимающе соблазнительно, как делал это при Чанёле, когда тот прикрывал дверь, ограничивая собой любое пространство младшего, но почти с тем же пониманием. Он еще недолго думает, прежде чем позволить китайцу поцеловать себя, а когда стонет в горячий рот от неожиданно требовательных прикосновений его ладоней на своих бедрах, ему кажется, что пора помахать воспоминаниям ручкой, потому что руки Тао оказываются на удивление сильными. Сехун перекатывается на постели, изредка вспоминая о существовании луны, когда появляется чужой вкус на языке вместе с жадными поцелуями Тао и все теми же кошачьими ухмылками, которые превращаются в полные безразличия полуулыбки, когда солнце встает за горизонтом. Только, когда Чанёль снова появляется в его жизни, закрывая за собой дверь в его номер, который он по стечению обстоятельств делит с Тао, Сехун не улыбается, как делал это обычно, и не двигается, лежа на своей кровати, только смотрит из-под полуопущенных трепещущих ресниц и прерывисто выдыхает, когда Чанёль нависает над ним, накрывая его тело собой. На мгновение ему кажется, что это сон, потому что Чанёль медлит, смотрит ему в глаза почти тем же горящим взглядом, только теперь он цепляется за что-то внутри Сехуна так сильно, что он верит в наличие души в своем теле, потому что ему действительно кажется, что именно в нее смотрят глаза Чанёля. – Моя маленькая блядь, – хрипит голос старшего, и из груди Сехуна вырывается первый гортанный стон, он жмурится, словно его уже натянули по самые гланды, хотя он все еще лежит в одежде, под горячим телом, а чужой голос продолжает терзать его уже почти свихнувшийся разум. – Кто же разрешал тебе раздвигать эти прекрасные ножки? – Я не... я… – Сехун мямлит, язык не слушается его, когда он отчаянно хочет оправдаться, ведь прошло уже столько времени. – Что ты? Давай, крошка, скажи мне, – Чанёль настаивает, кусает нежную кожу на шее, от чего ноги блондина рефлекторно разъезжаются в стороны. Сехун снова беспомощно стонет, его бросает в жар, когда Чанёль вжимается в него, и с трудом разлепляет веки, чтобы посмотреть на него. – Хёё-ён, – он впервые зовет его так, и до невозможности умоляющий его голос, звучит дико пошло, словно он течная сука, отчаявшаяся получить член в свою дырку. – Это не так… – Что? – в голосе Чанёля скользит дикое издевательство, и Сехун, не выдерживая прожигающего взгляда, снова жмурится и жалобно скулит, когда старший почти рычит в покрасневшее ухо, снова вжимаясь собой между раздвинутых ног. – Давай же, расскажи мне, каково тебе было, когда Тао натягивал тебя? – Я… я хотел те-теебяяя…, – Сехуну кажется, что он в шаге от истерики, ему хочется ощутить чужое тело в полной мере, касаться его кожи и чувствовать напряженные мышцы, но Чанёль перехватывает его руки, стоит ему только вцепиться в одежду старшего. – Что же ты тогда раздвигал эти восхитительные бедра под ним? – Чанёль с силой зажимает тонкие запястья, и Сехун кривится от боли, но не дергается, наоборот, впитывает в себя каждое прикосновение. Он успевает испугаться того, что старший плюнет на него, как на бесполезную шлюху, поиздевается и уйдет, когда тот отстраняется и садится между его ног. Он открывает глаза и тут же подрывается следом, готовый удержать старшего возле себя, но тут же вскрикивает от боли, потому что Чанёль хватает его за волосы на затылке и прижимает к постели. – Больн-но, – Сехун хнычет, зажмурившись от боли, чувствует, как по виску стекает сиротливая слеза, и внутренне ликует, потому что старший все еще с ним. Он с трудом сглатывает и судорожно вздыхает, когда чувствует горячее дыхание Чанёля на своих губах и тихо шепчет, вспоминая прошедшие одиннадцать недель. – Я думал, что… Что больше не нужен тебе. Сехун морщится, от незнакомой боли, ведь подобной фразы у него и в мыслях не было, но он почему-то не удивлен ею, осознавая, что уже никогда бы не забыл, каково это плавиться именно в этих руках. В руках Чанёля. Сехун даже не замечает, как хватка старшего слабеет в его волосах, и несмело приоткрывает веки, ощутив легкое прикосновение к щеке. Чанёль водит большим пальцем по его лицу, от виска к подбородку, нежно обводит пухлые губы, и вздыхает, когда Сехун ловит его палец, с щемящей преданностью заглядывая в его глаза. Сехун громко стонет, когда Чанёль накрывает его губы жадным поцелуем и не останавливает руки младшего, вцепившиеся в его футболку во второй раз. Дыхание Сехуна становится до неприличия шумным, прерывается бесконечными всхлипами, пока Чанёль стаскивает с него узкие джинсы и расстегивает рубашку нежно розового цвета, он тянет со старшего черную футболку и прижимается обеими ладонями к горячей груди, не сдерживая упоительного стона, гладит горячую кожу и царапает короткими ноготками напряженный живот. Только сейчас он осознает, насколько сильно истосковался по этим ощущениям, по теплу и близости чужого тела. Он вздрагивает, когда широкие ладони с нажимом проходятся по его бедрам и с силой сжимают округлые ягодицы, так что наверняка останутся следы, но Сехуну наплевать, он ластится к чужим рукам и приподнимает таз, чтобы привычно потереться о старшего. Он смутно вспоминает, те два раза, которые случались в постели, потому что обычно они занимались сексом почти в экстремальных условиях без простыней и подушек. Его ладони скользят по плечам Чанёля, на шею, и цепляются за короткие волосы. Сехун почти скулит ему в рот, липнет влажными губами, пытаясь прижаться как можно ближе, когда старший наоборот отстраняется от него. – Переворачивайся, – голос щекочет слух приятной хрипотцой, от чего Сехун не в первый раз покрывается мурашками и подчиняется, переворачиваясь на живот. Он непроизвольно ахает и прикрывает глаза, когда Чанёль, подхватив его одной ладонью, рывком ставит на четвереньки. Сехун упирается локтями в матрас, физически ощущая обжигающий взгляд старшего, выгибается и шумно выдыхает его имя. Руки Чанёля сжимаются на бледных ягодицах, оставляя розовеющие следы на нежной коже, когда он немного разводит их в стороны. Безымянный и средний палец легко скользят внутрь податливого тела всего на несколько секунд, и Сехун гортанно стонет, с нескрываемым восторгом впуская в себя горячий пульсирующий член. У него перехватывает дыхание от первых же уверенных движений Чанёля, от чего он непроизвольно сжимается и тихо, но довольно скулит. Тело Сехуна содрогается от каждого толчка, и если бы не руки, вовремя подхватившие его под бедра, он бы давно рухнул на постель, потому что перед глазами уже давно все плывет. Он прерывисто стонет и вскрикивает, когда Чанёль толкается еще глубже, болезненно шлепая широкой ладонью по гладкой ягодице, и кусает губы, смахивая прилипшие ко лбу влажные от пота волосы. Сехуну слишком хорошо, чтобы думать о том, на сколько этажей разносятся его крики, в конце концов, вряд ли кто-то скажет ему хоть слово об этом, а кто, что и как будут думать, это его не волнует, тем более не сейчас, когда Чанёль почти вбивает его бедра в кровать, грубо повалив на спину. Сехун отчаянно хватается за чужие плечи, стараясь притиснуться, как можно ближе, ощущая, как сознание ускользает под яркими вспышками удовольствия. Он выдыхает полузадушенный стон и весь сжимается, достигая оргазма, заляпывает подтянутый напряженный живот и громко хнычет, жмурясь от последних жестких фрикций, прежде чем ощущает, как внутри разливается знакомый дразнящий жар чужой спермы. Его губы почти не слушаются, когда Чанель лениво целует его, и перекатываясь на бок, тянет к себе. Сехун с улыбкой прикрывает глаза, и мурлычет от удовольствия, пока старший убирает с его лба мокрые волосы, гладит по виску и легонько щипает мочку уха. Сехуну не хочется открывать глаза, потому что веки кажутся ему свинцовыми, но что-то подсказывает ему, что лицо Чанёля в этот момент бесценно, и это правда. Младший впервые натыкается на такой взгляд, переполненный теплом и непонятной ему нежностью, но ощущения накрывают его с головой, и он не успевает остановиться, сминая губы старшего в глубоком поцелуе, ему хочется просто наcладиться вкусом его губ, прежде чем тот уйдет. Но Чанёль не уходит, они вместе принимают душ, Сехун по привычке трогает себя сзади и от чего-то смущенно улыбается, когда к его пальцам прибавляются пальцы старшего, которые норовят скользнуть глубже, чем положено. Им хватает двадцати минут водных процедур, чтобы кабинка запотела, и ноги Сехуна почти подкашиваются, когда они возвращаются в постель. Он неосторожно думает вслух, что так ему нравится гораздо больше, когда Чанёль лежит рядом с ним, и снова смущается, натыкаясь на ласковый взгляд старшего, прячет лицо у него на груди, слушая тихий смех, и пытается улечься удобнее. Спустя несколько минут Сехун уже умиротворенно улыбается и тихо сопит, прижавшись к теплому боку Чанёля, водит пальцем по его груди, вырисовывая какие-то нелепые символы. Он слушает, как бьется сердце старшего, и думает, что сейчас он наверно похож на девицу из тех фильмов, где постельной сценой делают несколько кадров из поцелуев и такой вот расслабленной позой двух влюбленных. Сехун приподнимается на локте, разглядывая лицо, кажется спящего Чанёля, и вздыхает, кладя голову обратно на его грудь. Почему-то ему вспоминается, как все начиналось. Тот душный вечер, когда все слишком рано завалились спать, и Сехун наслаждался долгожданной возможностью попользоваться ванной в свое удовольствие. Почему именно в тот вечер Чанёль решил зайти в ванную не постучавшись, он не знал, ровно, как и то, почему он не смутился собственной наготы настолько, чтоб пищать и прятаться, и почему не оттолкнул старшего, а наоборот намочил мокрым телом чужую одежду. Он обнимает Чанёля поперек груди и шумно вздыхает, думая о том, что ему хочется почаще чувствовать это тепло, и не только в те моменты, когда его руки трясутся от желания быть под этим горячим телом, а еще вот так, когда можно засыпать на его груди. Наверно на небе этой ночью две луны, раз все происходит не так, как было раньше.