too much.

Чанмин любит крепкий кофе, темные ночи и черепашек. Чанмин любит засиживаться допоздна в танцевальном зале и тренироваться так, чтобы круги перед глазами и дышать было больно. Чанмин любит танцевать в больших футболках так, чтобы жарко было, и не останавливаться, даже когда перед глазами уже все плывет и музыка слышится словно за толщей воды. Чанмин любит изнурять себя до потери сознания и болезненной худобы, чтобы голова трещала и от вида еды тошнило даже на голодный желудок. Нет, Чанмин не мазохист. Ему не нравится калечить себя или умирать от боли во всем теле. Ему не нравится, когда он теряет сознание или когда не может говорить от усталости. Он любит танцевать. Когда-то давным-давно его старшая сестра пришла к нему в комнату перед укладыванием, когда маленький Чанмин уже переоделся в пижаму и лег в кровать в обнимку с плюшевым крольчонком Пу, села к нему на кровать и сказала, чтобы он никогда не отказывался от своей мечты. Чанмин запомнил ее слова надолго, на всю свою жизнь, и никогда не отказывался от них. Его мечтой всегда было – выступать на сцене. Танцевать, делиться эмоциями, жить под софитами и быть тем, кого любят и кем гордятся. Его сестра так хотела, чтобы у него получилось… Он просто не мог ее подвести. Поэтому Чанмину нужно танцевать по ночам. Закупаться энергетиками и крепким эспрессо в пятикратной дозе, приходить в танцевальный зал, когда все уже ушли, включать музыку и повторять, повторять, повторять… Пока не заболят мышцы и не откажут ноги, с полуночи до рассвета, энергетик и еще десять прогонов, до идеала. Чанмину почти нравится в таком формате жить. Приходить в общежитие под утро, на полчаса притворяться спящим, и потом ехать на тренировки с остальными. Потому что ему всегда не хватает навыков. Он недостаточно хорош. Чанмину постоянно кажется, что он ошибается. На полградуса сместил руку не туда, не туда посмотрел, недостаточно резко прыгнул, слишком глухо приземлился… Чанмина доводит до истерики то, как много он ошибается. Он становится дерганным уже к третьему камбэку, а когда объявляют, что они пойдут на “Road to kingdom”… Если у всех это путь к королевству, то у Чанмина это путь в ад и семимильными шагами и еще и с ускорением. Он придирается к себе, придирается к другим, и совершенно перестает спать. Чанмину кажется, что он скатывается все больше и больше, и открыто перестает покидать танцевальный зал, спит прямо там, на холодном паркете, укрывшись чьей-то толстовкой, которая приятно пахнет сахарным печеньем. Чанмин засыпает в зале около семи утра, а в девять уже приходят мемберы, и им всем нужно вновь тренироваться. Чанмин центр, ему нужно быть безупречным. Раз, два, три, шаг, прыжок, взгляд… И так по кругу раз пятьсот, пока на внутренней стороне сознания под метроном, набатом не будет бить «Раз, два, три, шаг, прыжок, взгляд… Раз, два, три, шаг, прыжок, взгляд…» под каждое движение, до сумасшествия. Этого он хотел, когда выбирал танцы? Возможно, не совсем. У него дрожат руки, когда он пытается открыть бутылку воды, и крышка предательски не поддается ему. “Reveal” засела у всех в печенках, текст и первые ноты режут по ушам не хуже песенок из реклам. Чанмин тихо матерится про себя, и вновь пытается открыть бутылку, не замечая или игнорируя расплывающуюся картинку перед глазами. Руки трясутся, голова кружится, и от падения его удерживает только… чей-то торс? Чанмин чувствует, что кто-то держит его со спины, мягко поддерживая чуть выше талии, и дает облокотиться спиной на грудь, чтобы расслабить ноги. В нос ударяет теплом и запахом печенья. – Ну и кому это нужно было? – голос Сону звучит почти разочарованно, пока сам Сону накрывает своими теплыми ладонями дрожащие руки Чанмина и поворачивает крышку, снимая ее. Чанмин жадно пьет, восстанавливая дыхание, а Сону держит, дышит в спину и молчит. Ничего не говорит, и от этого еще более тошно. Тренировка продолжается до темноты, а потом мемберы потихоньку возвращаются в общежития. Кто-то обсуждает новый сериал на Нетфликсе, кто-то собирается заказать курочку, а Чанмин снова садится на подоконник, чтобы подождать, пока все уйдут. Полчаса отдыха, а потом снова за работу. Танцевать, танцевать, пока не упадешь от усталости. Но в этот раз он остается не один. Когда голоса стихают, Чанмин возвращается на середину зала, включает музыку через наушники, чтобы не будить компанию, и вновь и вновь прогоняет выступление за выступлением, чтобы все было идеально. Они ведь должны победить. Им нельзя расслабляться, иначе они проиграют, там сильные противники… Раз, два, три, шаг, прыжок, взгляд… Раз, два, три, шаг, прыжок, взгляд… И вот опять, зал начинает кружиться под ногами, все становится таким ватным, музыка из последнего выступления слышится словно через пелену. Чанмин закрывает глаза и через секунду чувствует на грани сознания тупую боль где-то в предплечье. Кажется, он упал именно на него. Голова болит и тяжелеет, и сознание покидает его, вырубая. Первое, что он чувствует, когда приходит в себя ¬– запах сахарного печенья и что-то очень домашнее. С трудом разлепив веки, словно налившиеся свинцом, он поднимает взгляд и понимает, что лежит на чьих-то коленях. Теплый запах печенья и мягкие руки, перебирающие его волосы, дают только один ответ – Сону. – Что… ты тут забыл? – хрипит Чанмин, пытаясь сесть, но его останавливают чужие руки, мягко нажимающие на грудную клетку. Ему не дают встать, и он только сейчас понимает, что лежит на полу, укрытый чужой толстовкой. Сону ничего не говорит, просто гладит его по голове и перебирает в пальцах его волосы, смотря куда-то в сторону. Его волосы растрепаны, словно он бежал, а белая футболка кажется в полутьме почти светящейся. Сону всегда был таким красивым? – Дырку прожжешь. – усмехается Сону, видя чужой взгляд, и вновь проводит ладонью по волосам Чанмина. У Чанмина прерывается дыхание от этой улыбки. – Прекрати так смотреть, мне кажется, что ты сейчас умрешь и я тебя потеряю. Вот так. Просто и без лишних слов. Перед глазами проносятся все мгновения за все те годы рядом: Сону пек ему печенье, Сону выгораживал перед менеджером, Сону давал тоналку, когда своей на мешки под глазами не хватало. Сону… приходил каждую ночь, когда Чанмин уже засыпал, и накрывал его своей толстовкой, чтобы тот не замерз, и оставлял кофе на утро, чтобы тот не уснул по дороге в общежитие. Сону подкладывал Чанмину в сумку батончики, чтобы восполнять углеводный баланс, чтобы не было гипогликемии и не дрожали руки. Сону… был. А Чанмин не видел. – Прости… - шепот Чанмина почти отчаянный, почти разбитый и теперь уже понимающий. Чанмин слишком поздно увидел, а Сону… только улыбается. – Идем домой. – тихо говорит Сону, не воспринимая отказ. Он легко поднимает Чанмина на руки и несет из зала, краем глаза замечая, как тот засыпает у него на руках. Чанмин похож на бельчонка, когда спит: дует губы и сопит, как маленькое чудо, и Сону в очередной раз ловит себя на том, что не может отвести взгляд. Этой ночью Эрик поменялся местами с Чанмином, заняв его комнату, чтобы Сону мог уложить Чанмина вместе с собой. Этой ночью Чанмину приснился хороший сон, а не кошмары, которые будили его последние несколько лет. Этой ночью Чанмин проспал целых десять часов и с утра был бодрее, чем когда-либо за последние годы. Этой ночью, прижимая к груди сопящее чудо, Сону в очередной раз понял, что не боится умереть. Он боится потерять его. А толстовку, которую Сону каждый вечер приносил в зал, больше не понадобилась. Потому что теперь Чанмину тепло от его объятий.