Покой

Чжун Ли был человеком со своими рутинными заботами. Все краски его жизни были чёрными — под стать работе в похоронном бюро. Моракс был старейшим Архонтом с тяжелым грузом смерти за плечами и ответственностью за целый, им лично возлелеянный, регион. Все краски в жизни пропадают в тот момент, когда на его руках умирает подруга, наставница, первая любовь. Он бьётся в агонии тоски по ней тысячи лет, вспоминая вмиг охладевшее тело и закрытые голубые глаза. Он бьётся в агонии прямо сейчас, когда Тарталья слитным движением опускается на его член и прикрывает свои васильковые глаза от наслаждения. Чжун Ли притягивает предвестника к себе и утягивает его в долгий, практически целомудренный по сравнению с остальными, поцелуй. Тарталья — совсем другой, с ним всё быстро, ярко, не так, как было с ней. Поцелуй они разрывают только тогда, когда обоим критично перестаёт хватать кислорода. Хочется отдышаться, но Чжун Ли рычит и резко толкается вверх, не давая предвестнику передышки, выбивая из него один скулящий стон за другим. Изумительно. Такая картина стоит больше всех шедевров гениальных мастеров Ли Юэ. Тарталья чувствует, что щеки обдает жаром, картинка перед глазами ещё больше мутнеет, а всё что сейчас доступно осязанию — прилипшие ко лбу пряди взмокших волос, чужой пресс под ладонями и член Чжун Ли, ритмично двигающийся внутри него. И, видит Царица, это всё, чего ему не хватало этим вечером. Древний дракон, некогда взмахом своей лапы разрушающий целые скалы, рычит внутри Моракса, хочет подмять, наконец, под себя, но Чжун Ли вспоминает, что сегодня они будут играть по правилам, которые задаёт не он. Это служит отрезвляющим маячком в пучине наслаждения, поэтому всё, что его совесть сейчас позволяет — схватить бедра Тартальи, приподнять предвестника с себя и снова опустить, добиваясь таких чудесных звуков. У Гуй Чжун стоны были другие, тихие и увядающие. У Тартальи они громкие, экспрессивные, и наполнены страстью. Красивые. Чжун Ли засматривается на изгиб спины предвестника и не отказывает себе в удовольствии провести по нему ладонью, а затем надавить, чтобы увеличить площадь соприкосновения. Разгоряченное тело сверху вызывает странные ощущения, которые скапливаются напряжением в паху, Чжун Ли понимает, что адски хочет кончить и видит: Тарталья ушёл от него не так далеко. Он сжимает пальцы на чужих бёдрах, оставляет синяки и беспорядочные укусы на теле, задыхается от новых (а новых ли?) ощущений. Сгорает до тла, понимая, что это лучше, ярче. Моракс кончает и отпускает кровавую ношу божественного тела на руках. Его покой теперь рыжеволосый, безумный до сражений и полный страсти в постели. Прости, Гуй Чжун. Это лучше. Прощай навек, старый друг.