Важное

      ― Молодые господа Лань! ― старший адепт согнулся в глубоком поклоне. ― Добро пожаловать в Башню Золотого Карпа. О вас доложить?       ― Не стоит затрудняться, ― улыбнулся Лань Сычжуй. ― Глава у себя?       ― Да, глава Цзинь в своих покоях и, вероятно, сможет вас принять.       ― Тогда мы к нему, дорогу знаем, провожать не нужно, ― Лань Цзинъи потянул товарища за рукав, прерывая уже наскучивший поток формальных любезностей.       Они должны были вернуться из длительного рейда по зачистке подвластных ордену Гусу Лань территорий от всякой демонической падали только сегодня поздним вечером, однако внезапно присоединившийся к отряду Вэй Усянь, скучающий во время отъезда супруга по важным делам ордена, значительно ускорил работу ― молодым адептам только и оставалось, что махать мечом направо и налево, перерезая глотки прущим отовсюду трупам, привлечённым лёгкой трелью флейты. Всего парочку особо противных тварей пришлось усмирять при помощи ритуала, с остальными же справились быстро и безболезненно, обезвредили останки и вернулись в Гусу на целые сутки раньше запланированного срока. И уже с утра, наплескавшись в купальне, чистенькие и свеженькие, без следа чёрной крови и трупных выделений на белоснежных одеждах, с купающимися в развевающихся на ветру длинных волосах концами лобных лент, Лань Сычжуй и Лань Цзинъи вскочили на мечи и помчались в сторону Ланьлина.       Цзинь Лин ждал их завтра к вечеру, они же решили заявиться уже сегодня ― сделать сюрприз. Показалось, что это должно быть весело ― Цзинь Лин, конечно, будет ворчать и закатывать глаза, что, мол, никакого от них покоя и отдыха, но приятное удивление и радостный блеск в глазах скрыть всё равно не сможет. А потом они будут долго и нежно целоваться и ласкать друг друга так, словно не виделись не неделю, а, минимум, год.       Лани остановились перед дверью в покои главы ордена. На самом деле, это были ненастоящие покои главы ― те стояли пустующими уже несколько лет, потому что Цзинь Лин, заняв этот пост, наотрез отказался переезжать в них, по крайней мере до тех пор, пока в них не будет проведён капитальный ремонт, после которого там ничего не будет напоминать о прежнем владельце ― его покойном младшем дяде. Но дел в ордене на юного главу свалилось столько, что даже распорядиться насчёт такой мелочи не хватало ни времени, ни сил, так что Цзинь Лин так и продолжал ночевать в своей старой комнате, обжитой и обустроенной лично под него.       Цзинъи положил ладонь на дверь, прислушался к ощущениям, чуть улыбнулся и кивнул Сычжую, после чего сложил пальцы в печать и быстро прошептал одними губами заклинание, снимая мудрёный, витиеватый барьер. У Цзинь Лина была привычка закрывать свою комнату не на ключ и не на задвижку, а лепить на дверь талисман ― он так делал всегда, но в последние несколько лет после вступления в должность главы ордена Ланьлин Цзинь, когда число интриганов при ордене и вне его увеличилось в разы, барьеры на его покоях стали гораздо сложнее и прочнее. Заклинание-«открывашку» знали только Цзян Чэн, да двое Ланей.       Сычжуй мягко нажал на ручки ― парные створки распахнулись бесшумно. Цзинь Лин стоял спиной к двери, чуть склонившись, возился с чем-то. Его распущенные волосы длиной почти до колен ― и это при его-то росте! ― укутывали спину и закрывали собой весь обзор ― с такого ракурса было совершенно непонятно, чем он занят. Были видны только голые лодыжки и босые ступни ― Цзинь Лин стоял на полу, посреди каких-то разбросанных кругом листов, босиком, чуть подвернув правую ногу и поджав на ней пальцы. Он оказался так увлечён, что, обычно очень чуткий и внимательный, сейчас совершенно не заметил присутствия посторонних, с интересом за ним наблюдающих. То ли у него что-то не получалось, то ли результат не соответствовал ожиданиям, но он явно злился ― бубнил себе под нос ругательства и раздражённо дёргался. Цзинъи, в конце концов, не вытерпел, сделал аккуратный шаг в сторону, пытаясь заглянуть под руку Цзинь Лина, и вот тут-то у последнего всё же сработало чутьё, с охотничьей сноровкой он крутанулся на месте и отскочил назад, встал в позицию боевой готовности ― разве что меч не призвал. Но стоило ему увидеть вторженцев, как напряжённое выражение лица вдруг сменилось растерянным и даже испуганным. И оба Ланя мгновенно поняли, почему.       ― В-вы двое! Чего крадётесь, как воры? И вообще, почему вернулись так рано?! ― Цзинь Лин, нервным жестом оправив подол ханьфу, первым пошёл в наступление, так очевидно пытаясь переключить внимание молодых людей ― видимо, до последнего надеясь, что они ничего не заметят. Напрасно, конечно ― они подкрались одновременно, с двух сторон отрезав пути к отступлению ― а сзади Цзинь Лин заблокировал себя сам, когда шарахнулся от двери.       ― Как грубо! Просим прощения за то, что потревожили покой юной госпожи, ― хищно оскалился Цзинъи. ― Только не говори, что не скучал. Что прячешь?       ― Если бы мне было, что от вас прятать, вы бы сюда так легко не попадали, ― парировал Цзинь Лин, но убранную за спину руку не показал. Зато едва ощутимо отпрянул от подобравшегося ближе Сычжуя, что, впрочем, не уберегло его от попадания в крепкие объятия.       ― Мы скучали, ― выдохнул Сычжуй, мазнув губами по скуле и ткнувшись носом за ухо. С другой стороны тут же прижался Цзинъи.       ― Ну же, давай, недотрога, хватит морозиться. Ты и правда будто совсем нам не рад!       ― Рад, ― насупился зажатый между двух горячих тел Цзинь Лин. ― Просто не ждал вас так рано.       ― Так покажешь, что там у тебя? ― мягко, словно между делом, предложил Сычжуй.       ― Да что вы привязались! Ничего там нет такого, просто лента!       Он вытащил из-за спины руку с зажатой в ней жёлтой лентой для волос и сердито продемонстрировал её возлюбленным. Лента как лента, вероятно, именно она собирала причёску Цзинь Лина до того, как он вытянул её из волос, оставляя их свободными.       ― Я собирался переплестись, вот и всё.       ― А тут что?       Воспользовавшись чуть ослабившейся бдительностью Цзинь Лина, Цзинъи скользнул рукой между полами его верхнего одеяния.       ― Эй!       Но бежать было некуда, да и Сычжуй всё ещё держал двумя руками. Цзинъи поймал край ткани, подцепил пальцем и задрал, насколько позволял пояс, оголяя правую ногу. Присвистнул:       ― Вау.       На Цзинь Лине не было нательного белья. Ни верхних штанов, ни нижних ― только наброшенное на голое тело верхнее платье. При резком движении лёгкая ткань разлетелась, и прежде чем складки вновь плотно запахнулись, скрывая под собой всё, что не предназначено для чужих глаз, Лани успели углядеть мелькнувшее на доли секунды голое бедро и то, над чем, видимо, Цзинь Лин и копошился так усердно ― жёлтую ленту. Не ту, что он зажал в руке и спрятал, как пойманный на месте преступления вор, пытающийся всеми силами скрыть награбленное, а другую ― точно такую же, но повязанную вокруг ноги. Пока Цзинъи зачарованно разглядывал это явление, Сычжуй прижался губами к виску обиженно пыхтящего в его объятиях Цзинь Лина.       ― А-Лин, ты же знаешь, какой ты до невозможности красивый и как сильно мы тебя любим, правда?       ― Не то слово, ― эхом выдохнул Цзинъи. ― Такую красоту ещё поискать. А это что такое?       Он наклонился и поднял с пола один из листов бумаги, которые Цзинь Лин с самого начала пытался «незаметно» подтянуть к себе босой ногой и затолкать куда-нибудь подальше от Ланей.       ― Ух ты! Откуда у тебя такие картинки?!       ― Нашёл, ― уклончиво ответил Цзинь Лин, старательно пряча взгляд. ― В вещах младшего дяди.       Сычжуй отпустил уже не сопротивляющегося Цзинь Лина и заглянул через плечо Цзинъи в листок в его руках. На нём оказался рисунок ― юноша и девушка в очень открытых, полупрозрачных одеждах, сплетённые в объятии; в не собранных заколками волосах цветы и жемчужные нити, на обнажённых руках, бёдрах и голенях ленты, оплетающие стройные нежные тела не слишком туго, но так, что впадинки, образованные ими на податливой юношеской коже, неминуемо тянут к себе взгляд. Это, к тому же, оказалась не просто иллюстрация, а пособие ― сбоку даже была инструкция по правильному завязыванию лент, и вот здесь-то у Цзинь Лина и образовалась загвоздка ― то, что накрутил он, слабо походило на аккуратную и эстетичную картинку. Но суть была не в этом. Суть в том, что Цзинь Лин ― Цзинь Лин! ― пытался повторить образ с явно не сугубо эстетическим подтекстом. Образ из брошюры для взрослых определённого назначения, который, по правде сказать, совершенно не вязался с самим Цзинь Лином, но разве это важно? Важно то, что всё это ― накануне запланированной встречи с любовниками после недолгой, но всё же разлуки. Он, выходит, готовился!       Сычжуй понял всё первым и восхищённо выдохнул, и в глазах Цзинъи вскоре тоже блеснуло осознание. Они синхронно обернулись к Цзинь Лину.       ― Так ты…       ― Ну да, и что?! ― тот снова решил, что лучшая защита ― это нападение, и больше не зажимался, напротив, сложил руки на груди, демонстративно выставил голую ногу и надменно вскинул подбородок. Ну ни дать ни взять ― юная госпожа. Он хотел было сказать что-то ещё, первым учинить скандал, чтобы скрыть за колючими словами своё ужасное смущение, но не успел ― на него налетели вихрем две белые тени, и в следующее мгновение он оказался погребён под градом шальных поцелуев и натиском блуждающих по его телу рук.       ― Ты хотел сделать нам приятный сюрприз! ― бормотал Сычжуй, на каждом слове касаясь губами его кожи. ― Ты такой красивый, не стесняйся, пожалуйста, ты потрясающий…       ― Какой же ты дурак… ― Цзинъи добрался, наконец, до алых губ, вжался в них крепким поцелуем. ― Неужели ты серьёзно думаешь, что мы тебя засмеём? Да от тебя же крышу сносит!       Сычжуй согласно замычал куда-то в шею. Цзинь Лин совсем растерял весь свой воинственный настрой и, совершенно не зная, куда себя деть, размяк в объятиях своих любовников. Он чувствовал себя не то слишком плохо, не то слишком хорошо ― он действительно с большим трудом решился на какие-то эксперименты такого рода, но мысль о том, что он берёт больше, чем отдаёт, уже долгое время не давала ему покоя. Не в его характере было проявлять инициативу в делах амурных, он всё время только и делал, что ворчал и огрызался, тогда как оба Ланя постоянно с ног до головы осыпали его ласками и вниманием. И сам он прекрасно чувствовал свою слабость, и она его не на шутку гложила ― казалось, в какой-то момент Сычжую и Цзинъи просто надоест с ним возиться и не получать ничего в ответ, и они уйдут ― найдут себе кого-то потактильней и поласковее, или просто вдвоём останутся ― им вместе тоже хорошо. А ведь он, Цзинь Лин, вовсе не такой чёрствый чурбан, каким кажется, у него тоже чувства есть ― и ещё какие! ― и выражать он их очень хочет, говорить о них так же легко, как эти двое, у которых чувство стеснения при рождении, видимо, атрофировалось ― просто не умеет, совсем не знает, как. А тут эти глупые картинки в руки попали, и Цзинь Лин загорелся идеей.       Лани совсем зажали Цзинь Лина в свои тиски: Цзинъи переместился за спину, откинул в сторону густые волосы и припал ртом к выпирающей косточке на загривке, сжал ладонями бока, массируя почти грубо. Сычжуй обхватил лицо двумя руками, выцеловывал губы с маниакальной тщательностью, вдумчиво и кропотливо, и Цзинь Лин всё никак не мог подстроиться под этот томительно тягучий и в то же время рьяный, сильный темп, у него безбожно сбивалось дыхание и подкашивались ноги ― пришлось обхватить Сычжуя за плечи, повиснуть на нём почти всем своим весом, за исключением разве что той части, которую перенимали на себя руки Цзинъи на его талии. Сычжуй почувствовал его слабость, не отрываясь от губ переглянулся с Цзинъи ― они вмиг договорились о чём-то взглядом, и Сычжуй опустил руки, подхватил Цзинь Лина под зад и поднял, как пушинку. Тот машинально закинул ноги ему на талию, руками покрепче обвил шею, а внутри всё скрутило от жуткого, восхищённого возбуждения ― этих Ланей тренируют, как быков для смертельных боёв, сумасшедшая силища! ― как и каждый раз, когда кто-то из них вытворял подобное ― не заботясь ни о чём, просто подхватывал Цзинь Лина на руки и тащил, куда вздумается. В такие моменты у него заканчивались все возмущения, просто иссякали, испарялись, колючки высыхали и отваливались, и Цзинь Лин ничего не мог с собой поделать, приходилось мириться с укатившимся в желудок трепыхающимся сердцем, сворачивать батальоны, отменять войну и подчиняться своим Ланям, со стыдливым удовольствием уступать им. Столько времени отчаянно доказывать всем вокруг свою силу, чтобы оказаться вдруг настолько слабым перед двумя молодыми господами из ордена праведников! Цзинь Лин ни о чём не жалел.       Шаг, два, по щеке Цзинь Лина скользнула лёгкая ткань занавески, отделяющей северную часть его спальни. Лани всегда действовали настолько слаженно, что он невольно заподазривал их в телепатии (в Гусу Лань и такому учат?!) ― Цзинъи вместе с шёлковым покрывалом стянул с кровати оставленные на ней вещи, книги, разбросал подушки; Сычжуй уронил свою ношу под полог, легко, мягко, сам забрался следом. Цзинь Лин и глазом моргнуть не успел, как его ноги оказались задраны кверху и разведены в стороны, а оба Ланя устроились между ними совершенно по-хозяйски.       ― Мне так нравится, как это выглядит, ― Цзинъи ухватился ладонью за голую ляжку, огладил одним широким движением до уложенного на плечо колена. ― Ужасно хочется, чтобы ты ходил так всегда.       ― Если бы он ходил так всегда, у нас были бы проблемы, ― отозвался Сычжуй, разглядывая ноги Цзинь Лина с плохо читаемым выражением лица.       Цзинь Лин сперва не понял, о каких проблемах он говорит ― кроме тех, разумеется, что он совершенно точно не может разгуливать где попало без штанов! ― но потом Сычжуй и Цзинъи обменялись какими-то особенно понимающими взглядами, и невольная догадка заставила его спланировать взглядом вниз. И ничего не увидеть ― объёмные многослойные ханьфу скрывали всё без труда. Но он слишком хорошо их чувствовал ― чуть покрасневшие кончики ушей Цзинъи, поджатые губы Сычжуя ― Цзинь Лин задохнулся от возму-смущения.       ― Извращенцы!       ― Какие есть, ― фыркнул Цзинъи, и его белоснежные, как чёртовы ланьские клановые одежды, зубы сомкнулись на коже чуть пониже колена. Запоздалая боль догнала, только когда порвалась тонкая ниточка слюны, протянувшаяся от губ до места укуса, боль несильная, но чёткий округлый след проступил ярким маяком на бледной коже. Сычжуй в том же самом месте, только на другой ноге, оставил влажный поцелуй, и тут же следующий, с хлюпающим звуком, чуть втягивая в рот кожу и царапая зубами, зализывая напоследок языком. И стрельнул глазами, перехватил одуревший взгляд, улыбнулся, щекоча дыханием мокрую кожу ― Цзинь Лину показалось, что сердце проломит грудную клетку с минуты на минуту. Они вместе уже так долго, но он каждый, абсолютно каждый раз ведётся на это и чувствует, что будет вестись и дальше ― как минимум до тех пор, пока Лани не перестанут быть т а к и м и ― а они не перестанут.       Смотреть на них, на то, как они расцеловывают, вперемешку с укусами, вылизывают, поверх оставленных засосов, его ноги, было невыносимо, но не смотреть Цзинь Лин не мог ― это было ещё хуже, так все чувства обострялись, так гораздо громче слышались все эти пошлые, смущающие звуки, а по телу активнее ползли мурашки от мокрых ласк двух горячих, шершавых языков. От голени до паха по всей внутренней стороне бёдер кожа покраснела, распухла, а Лани спускались всё ниже, не собираясь, похоже, оставлять ни единого нетронутого места. Пришлось вцепиться в простыни ― как будто это помогло бы не плавиться так отчаянно ― и дышать глубже и чаще, чтобы хоть как-то остудить закипающее тело. Ведь он всё ещё был в одежде, и более того ― его пах по-прежнему оставался закрыт лоскутом ткани. Цзинь Лин полагал, что Сычжуй с Цзинъи протерпят не долго, как это обычно и бывало, и разденут его полностью, ну или, на худой конец, отбросят мешающий подол в сторону ― сегодня даже возиться не нужно, всё перед вами ― берите! Но те почему-то не спешили, словно специально изводили Цзинь Лина ― его член давно стоял крепко, задирая лёгкую ткань, она раздражающе натирала головку, да и смотрелось это… Цзинь Лин ощутил, как щёки начинают гореть ещё сильнее. Почему-то казалось, что, будь он под своими любовниками хоть в чём мать родила, это всё равно не выглядело бы так развратно, как этот несчастный кусок тонкой ткани, не прикрывающий ровным счётом ничего ― но не мог же он сам его сбросить, вот так просто и бесстыдно открыться прямо перед лицами Ланей! Приходилось терпеть, а те всё тянули, время от времени кидая голодные взгляды на вздыбившийся дорогой шёлк, на котором уже проступило влажное пятно.       «Опять о чём-то сговорились между собой на своём, ланьском, ― с негодованием подумал Цзинь Лин. ― А я лежу тут, как дурак, в качестве игрушки!»       В какой-то момент ему показалось, что более несносной эта пытка уже не станет. Но где-то между мучительно медленными, прерывающимися на тихие комплименты покусываниями Сычжуя и дразнящими щипками Цзинъи, сопровождающимися озорными репликами вроде: «Глава Цзинь, ваша кожа здесь такая нежная, какими маслами вы пользуетесь?», произошло совсем страшное ― Сычжуй добрался до ленты. Он все спускался и спускался ниже по бедру, и, в конце концов, замер над ней, с интересом разглядывая и словно решая, как подступиться ― и уже тогда Цзинь Лин готов был умереть прямо здесь. Но мгновение размышлений ― и Сычжуй уверенно просунул под неё два пальца, чуть оттягивая, а потом склонился и вцепился зубами, подхватил в нужном месте и потянул, развязывая ― Цзинъи аж оторвался от своего занятия и завис с открытым ртом, наблюдая за этой сценой, а Цзинь Лин не выдержал ― с мученическим стоном спрятал лицо в сгибе локтя. Давление ослабло, и лента соскользнула с ноги, пощекотав напоследок, но тут же её заменили тёплые губы, крохотными поцелуями, мазками прослеживая наверняка оставшиеся на перетянутой сильнее, чем нужно, коже красные следы.       ― Используй в следующий раз наши ленты, хорошо?       Какой ещё следующий раз, хотел было возмутиться Цзинь Лин ― хватит с вас и одного, да и всё равно ничего путного не вышло; но предложение прозвучало так интимно, а Лани смотрели так любовно, что Цзинь Лин опять поплыл, рискуя вот-вот запечься в собственном соку, ― ужасный парадокс! ― ведь он мог, глазом не моргнув, сорвать со своих любовников одежду и, не тратя время на прелюдии, взять сперва одного, а затем другого хоть на кровати, хоть на полу, и чувствовать себя при этом вполне комфортно, сгорая разве что от любви и желания. Но когда эти двое принимались лелеять его, в нём словно просыпалась девственница на пороге первой брачной ночи. А всё из-за Ланей, из-за их пристрастия тянуть эту медовую любовную карамель, из-за всех этих жутко смущающих слов, и взглядов, и действий.       Чем ниже к паху спускались его партнёры, тем сильнее Цзинь Лину приходилось разводить в стороны ноги, чтобы они поместились вдвоём. Они вообще ужасно любили всё делать вдвоём, и шутки из общества совершенствующихся про то, что Лань Цзинъи и Лань Сычжуй нигде никогда не бывают по отдельности, становились совсем не шутками тогда, когда они слаженно натягивали главу ордена Цзинь на свои члены, даже в постели действуя, как единое целое. Не говоря уже о том, чтобы вместе зацеловать и вылизать Цзинь Лина везде, куда могли дотянуться ― они даже в рот ему умудрялись затолкать свои языки одновременно. И вот они зависли вдвоём над его стояком, ничуть не менее заметным под неснятым ханьфу, и Цзинь Лину хотелось уже крикнуть им, чтобы не тормозили ― «разденьте меня, наконец!» ― но Цзинъи вдруг выдал:       ― О Небеса, ты жутко сексуальный в своей императорской одежде! Особенно сегодня ― даже снимать её не хочется…       Не понимая толком, к чему было это «снимать не хочется», но заранее испугавшись, Цзинь Лин, ища помощи, перевёл взгляд на Сычжуя, но тот смотрел вниз совершенно затуманенными глазами и чуть ли не облизывался.       ― Как думаешь, ― обратился он к Цзинь Лину, ― ты сможешь кончить, если мы сделаем тебе минет прям так?       ― Что значит «прям так»? ― насторожился Цзинь Лин. Но долго ждать ответа ему не пришлось: Сычжуй нагнулся и, высунув язык, широко лизнул его эрекцию прямо поверх тонкой ткани. От странности ощущения Цзинь Лина подбросило, он тревожно заёрзал, но Лани, похоже, были настроены совершенно серьёзно, они вместе стянули со лбов свои ленты и подвязали ими полураспущенные волосы, а затем склонились над ним, припали ртами к напряжённому члену. Лёгкий шёлк не только не скрывал ничего внешне ― чувствительность он тоже нисколько не снижал, даже напротив. Языки, скользящие по ткани, тянули её за собой, она сбиралась гармошкой, тёрла кожу ― ощущения не болезненные, но странные, непривычные, да и ситуация сама по себе ― сюр; но Цзинь Лин, закусив губу, глянул вниз и напоролся на два пристальных взгляда, цепко следящих за его реакцией, и от одной этой картины, от губ, обхватывающих его член, от пары языков, обильно смачивающих слюной ткань его ханьфу, всё в животе свело. Он почувствовал, что действительно вот-вот кончит, и в уголках глаз собрались невольные слезинки, а по телу пробежала волна дрожи. Цзинъи поймал ладонью судорожно дёрнувшееся колено, отвёл ещё сильнее в сторону, прижался поцелуем к голой коже у основания бедра, позволяя Сычжую взять в рот, и тот действительно взял ― не глубоко, насколько позволила натянувшаяся ткань ― но Цзинь Лину хватило, чтобы, потеряв контроль, выгнуться и застонать, зажимая рот ладонью.       ― Нереальный, ― восхитился Цзинъи, прижимаясь щекой к крепкому бедру. Сычжуй выпустил член изо рта, напоследок игриво прихватив губами ткань, мокрую уже насквозь и от слюны Ланей, и от эякулята Цзинь Лина.       Тот сломался совсем, чуть-чуть подрагивая и всё ещё прижимая ладонь к лицу, не давая просочиться ни звуку. Его уже порядком затёкшие ноги наконец-то опустили, и Цзинь Лин развалился совершенно без сил, прикрыл глаза. Его не хватало даже на то, чтобы вслушиваться, о чём шепчутся Цзинъи с Сычжуем ― с каких пор им вообще нужно разговаривать вслух? ― но потом он почувствовал, как замучивший его подол всё же откинули ― влажную кожу обдало прохладой.       «Хорошо, делайте, что хотите», ― подумал Цзинь Лин. Раз уж он решил сделать подарок, то пусть они распоряжаются им, как вздумается, а миссия самого Цзин Лина на этом окончена. Он даже не открыл глаз, не чувствуя на то ни физической, ни моральной возможности, когда Лани опять прилипли неугомонными языками ― на этот раз уже к обнажённой коже, вылизывая всё дочиста, до последней капли семени. В какой-то момент влажные тёплые прикосновения исчезли, и Цзинь Лин, уже немного пришедший себя, хотел было посмотреть, что те собираются делать дальше, но прежде, чем успел открыть глаза ― услышал. По щекам тут же расползлось мягкое, приятное тепло, и стекло оттуда дальше, в грудную клетку; сперва Цзинь Лин зажмурился крепче, решив только слушать ― как лучшее, что вообще можно услышать — но потом всё же не удержался, приоткрыл один глаз, тайком наблюдая за возлюбленными. Сычжуй и Цзинъи, занимаясь Цзинь Лином, столкнулись, видимо, случайно языками, и оторваться уже не смогли ― даже не распрямившись как следует, в неудобной позе, они целовались увлечённо и самозабвенно, раскрасневшиеся и растрёпанные, они выглядели в этот момент прекраснее всех в мире картин. Цзинь Лин почувствовал, что ещё немного наблюдения за ними ― и у него снова встанет, а ко второму заходу он сейчас точно не был готов. Поэтому он всё же, с огромным трудом, но оторвал взгляд, снова прикидываясь бездыханным телом, которого ничего в этом мире не интересует. Однако долго его без внимания не оставили ― то ли шпионаж не укрылся от внимания бдительных Ланей, то ли труп он изображал неубедительно ― практически тут же к его шее с двух сторон прижались горячие рты, Лани придавили его своими тяжёлыми телами, впились губами – честное слово, иногда Цзинь Лину казалось, что они хотят его съесть. По крайней мере откусить кусок ― точно ― и утащить с собой в Гусу Лань, видимо. Ласки их были такими требовательными, а тела раскалёнными, что Цзинь Лин заподозрил неладное, а потом вдруг до него дошло ― кончил из троих ведь только он!       ― Подождите, вы ведь… ― подорвался он, но его в четыре руки уложили обратно.       ― Мы справимся, ― шепнул Сычжуй и чмокнул в щёку. ― Отдыхай.       Цзинь Лин пробурчал что-то неразборчивое себе под нос, но усталость накатила, пригвоздив к кровати, и он понял, что действительно не может пошевелить ни рукой, ни ногой. «Ну и ладно», ― подумал он, зевнув. Кажется, сегодня он слишком много стрессовал. Но ещё кое-что на задворках сознания всё равно продолжало терроризировать.       ― Эй, ― позвал он. ― Я это… ну… Люблю я вас, вот.       Вырвалось скороговоркой, Цзинь Лин тяжело выдохнул. Прикинул в голове ― неужели за все эти годы он действительно сказал это впервые? Но мысль прервал резкий крик, от которого Цзинь Лин даже в испуге распахнул глаза.       ― О нет! ― подскочил на постели Цзинъи.       Цзинь Лин уставился на него в недоумении, Сычжуй тоже вопросительно приподнял голову.       ― А я думал, ты спишь с нами ради поддержания дружеских отношений между орденами заклинателей, ― ухмыльнулся тот. ― Мы знаем, дурёха!       ― Ты… Да пошёл ты! Идите вы оба!!! ― Цзинь Лин задохнулся от негодования под щекочущий ухо смех Сычжуя.       ― Конечно мы знаем, ― Сычжуй, не обращая внимания на попытки увернуться, поймал его в объятия и вжался носом в щёку. ― И тоже тебя любим. Очень сильно.