Весновка-Ушача

с началом лета в душе Арсения все зацвело так же, как зацвели цветы в бабушкином огороде: ярко, красочно и аляписто. розы, ирисы, ромашки, сотни разных цветов, что переплетаются друг с другом, как и мысли Попова, который уже неделю тусуется в деревне и думает о том, что, несмотря на цветы, в городе было лучше. в городе у пацана друзья, родные, кошка и вообще все удобства. хотя бы туалет в квартире, а не в конце участка, около будки злой собаки Маши. Попова сюда отправили родители на все лето, чтобы он, лось, помогал своей бабушке с огородом. ведь как соленья кушать, так он первый, а как элементарно грядки всполоть и полить, так Арсений даже не знает как. а что вы ждали от пацана, который всю жизнь прожил в Питере? вот и он не понимает, когда в очередной раз наступает в коровью лепёшку своими новыми кроссовками и сжимает губы в тонкую полосу; блядство. — Сень, ну чего ты ерундой маешься, сходи на озеро, искупайся. все равно толку от тебя никакого, только какашки топчешь. ты пока отдохнешь, с молодёжью познакомишься. невестку найдёшь, с ней в дом культуры на танцы сходишь, глядишь и правнучка мне принесешь, — бабушка упирается грудью о тяпку и с улыбкой смотрит на внучка, говоря от чистого сердца, честно. — бабуль, какие танцы, какие правнуки. мне шестнадцать! — я в твои годы, милый мой, уже мать твою родила, а у тебя даже подружки нет, — ругается по-старчески, давая понять, что смысла спорить нет, надо соглашаться. — далеко твоя река? сколько ехать? — тихий вздох, он видит как бабушка загорается идеей. — да куда ехать, Сенька. тут идти десять минут! вот сейчас выйдешь, налево и вперёд по улице. она прям к реке и ведёт. ты только полотенце возьми, вытрешься! а то заболеешь, не дай бог. о господь… то что старушка говорит дальше, Арсений не слушает. он быстрее покидает ужасный участок, не взяв полотенца, ведь на улице жара, и быстрым шагом идёт к реке, надеясь, что там ловит интернет и он сможет позвонить подруге, пожаловаться. Арсений идёт так, как сказала бабушка. направо, а потом прямо до самого конца улицы. вот только улица почему то не заканчивалась, коров, которые его пугали, стало больше, а людей меньше. странно. но виду не подаёт, продолжает строить из себя городского, задирая нос и осматривая прохожих в тряпках. в отличие от них, он в дорогих, брендовых вещах. кроме трусов. трусы у него в бабочку, и их купила бабушка на рынке. но всему есть конец, а конец этой улицы — это какой-то спуск вниз и никакой реки. что за пиздец? Арсений хмурится, смотрит по сторонам и начинает медленно спускаться, надеясь, что не соскользнет куда и не улетит в кювет. — эй, петух, — сзади кто-то кричит, и Арсений тут же злится. — если я не выгляжу как бомж, это не значит, что я петух! — восклицает он, оборачиваясь на низкого парня. — да я ващет не тебе. вон, петух Гриша с загона убежал, — тот хмурится, щелкая семечки. — а, то есть я по-твоему бомж что ли? петух, епта, — парень рычит, совсем как зверь, да агрессивно идет в сторону Арсения, убирая семечки в карман. — нет, я не это имел в виду, — произносит в панике, качая головой. — а че тогда? что кто-то другой в деревне выглядит как бомж? петух, ты берега попутал малясь, — армянин хватает его за шею грубо и сгибает пополам, чтобы смотреть в его глаза. — Серый, ну че ты привязался к пацану. видно же, что городской ферзь, оставь его, — из-за леса из-за гор слышится чужой голос, заставляющий поднять глаза: спасатель, как никак. так еще и симпатичный даже. это Арсений замечает сразу, отчего сдерживает улыбку, пробегаясь взглядом по высокому худому стану. — Тох, он меня бомжом назвал. — так ты сними свои штаны рваные, оденься как человек, — тот тоже лузгает семечки, спускаясь вниз. — ты чейный будешь, городской? — да я вообще к бабушке приехал… баб Таня, на соседней улице, у неё дом еще жёлтый, — при Антоне Арс чувствует себя спокойнее, в безопасности что ли. — а-а-а, ты Сенька что ли? не узнал? сколько лет сколько зим! я Антон ведь, наши бабушки дружат, да и мы с тобой все детство играли, пока ты не перестал приезжать, — у парня на все лицо улыбка. по нему видно, что он рад видеть старого приятеля и был бы не против даже с ним обняться, если бы сам приятель не стоял в ступоре. — Антон? а-а-а, Антон, — Арсений кивает, хоть и не помнит никакого Антона. главное, что его помнят, а где помнят, там и защита. — точно-точно. давно не виделись, конечно. а ты может тогда подскажешь, где у вас здесь река? я, кажется, заблудился. — так река на другой улице, ты че. ну эт, давай мы щас с Серым загоним петуха и с тобой сгоняем? я Ирке обещал как-нить прийти, посмотреть, как она там загорает, — тяжело вздыхает. — ну Серый, давай, лови петуха, — говорит он армянину, шмыгая носом. парни до речки идут практически молча, только иногда перебрасываясь фактами друг о дружке. Арсению нахуй это не нужно, он надевает чёрные очки и идёт, делая вид, что он не с ними. он с другой планеты, не с этой. он даже ходит по-другому, не как эти. обходит каждый камушек, каждую ямку, ломая себе ноги, но зато шагая, точно грациозная лань. в том время как Антон с Серым идут расслаблено, лузгая семечки, которые, как Матвиенко сказал, они сами в том году собирали в поле и сушили неделю. подойдя к реке, Арсений сразу замечает красивую брюнетку у берега, что мочила ножки в купальнике, то и дело поправляя плавки. Попов ведёт бровью, переводит взгляд на Антона, который явно чем-то недоволен. разве это не его девушка? где овации, восторг, гордость? если бы у него была такая женщина, то он бы стояк прятал 24/7 и жить без неё не мог, а тут такая скучная реакция. — Ирка, — Антон зовёт её да спускается по дороге вниз, к песчаному берегу, убирая семечки в карман, — я же говорил, что если ещё раз увижу на тебе этот купальник, то, — он смеётся и ударяет её по заднице так, что отпечаток его ладони ещё долго будет сходить с золотой кожи. — то что? — она ластится к нему, точно кошечка. изгибается вся, отдаётся с головой и, видимо, хочет показать им, какой её мужчина молодец, раз приручил такую девушку. Арсения сейчас стошнит. он вскидывает бровь пренебрежительно, смотрит на них, как на лепёшку коровью, и тяжело вздыхает. он забирает свои слова про стояк обратно и опускает взгляд вниз, чтобы не видеть этих двоих. — э, Арс, — Серый толкает его в плечо слишком резко: Попов уже готов ругаться, вот только его взгляд падает на Антона, который совсем голый летит в речку. ахуеть. какой он красивый. худой, как кощей, загорелый и длинный. что там Арсений говорил про стояк? — он сначала наорал на неё за купальник, а потом в одних носках прыгнул в речку? — уточняет парень, поправляя ткань своих шорт. у него даже в горле запершило. от их пары у Попова бисексуальная паника; разве так можно? — ну так здесь других баб нет, а мужики есть. — это мы с тобой мужики? — хмыкает он и вновь получает удар в плечо. — а че нет? ещё чуть-чуть и Арсения уговорили на то, чтобы он тоже окунулся в эту грязную воду. парень для этого слишком брезглив, но когда твой член стоит колом от красивой брюнетки и её загоревшего парня, то выбора особо и нет. хотя, он мог, конечно, остаться на берегу, снять шорты, подрочить как следует, глядя на этих двоих. но он не думает, что в этой деревне есть пляжи для нудистов. он заходит в воду крайне медленно. держится за шорты, все время проверяя не видно ли ничего, и ждёт, когда привыкнет к воде. а она, блять, холодная. вот действительно холодная и если бы не эрекция, он бы в воду один хуй зашёл. в целом, один хуй и зашёл. вот только на его гармонию с собой очень сильно плюют с высокой башни, когда толкают со спины. он даже не заметил, что со спины к нему подошла какая-то Ирка, и что Антон злобно хихикнул. ему на это было чхать, особенно когда он все-таки полетел в ледяную воду. но речка мелкая, а реакция у него хреновая, поэтому секунда и он ударяется носом о дно. он хочет плакать от боли и от унижения, ведь слышит, как все смеются. причём так громко, что даже через воду это слышно. пиздец. Арсений из реки выпрыгивает, активно вытирает лицо и смывает с носа песок. ведь боль слишком сильная. как и чувство стыда собственно. — бля, Сенечка, извини, пожалуйста, я не думала, что ты не среагируешь, — Ира смеётся звонко, точно колокольчик, поглаживая его плечо. — думала она блять, — бурчит Попов, истерично отдергивая руку и вставая. — че вообще за приколы толкаться?! — он звучит как ребёнок из смешного видео: вот-вот расплачется, начиная задыхаться. — Сеня, ты не ори на неё, — Антон сразу серьёзным становится, после того, как чуть ли не обоссался от смеха. — она пошутила, а не убить тебя хотела. — пошутила блять, спасибо, — все ещё рычит Попов, выходя из воды и садясь на берег. выглядит как сердитый пёс. ногами в песок зарывается, губы дует и вообще, че он здесь забыл, домой хочет, в город. его стороной все обходят, даже не смотрят на него, игнорируют. таких неженок у них не любят: таких сразу лопатой по голове и в поле оставляют, чтобы знали, что никто не будет перед ними скакать и потакать. но в его случае вместо лопаты — песок, вместо поля — речка. Арсений человек слишком гордый, поэтому смотрит на них свысока. ну как смотрит? кидает короткие взгляды, чтобы сожрать себя от зависти и неприязни одновременно. потому что этим двоим абсолютно все равно на него: они лежат на песке, курят одну сигарету на двоих и говорят о любви. Арсений тоже хочет. он мог бы втиснуться между ними, рассказать про полигамию и поддержать диалог. но нахуй пошлют ведь. — Тош, я пойду, — шепчет она ему на ухо, когда собирается, надевает ненужные шорты и забирает футболку Антона. парень ей только улыбается. хотя нет, не только, он притягивает её за шею и слишком пошло целует в шею: Арсения опять тошнит. — ты до сих пор дуешься? ты в курсе, что на обиженных воду возят и в жопу ебут? пошли к костру, согреешься, я тебя потом провожу, — зовёт его Шастун, на что Попов сначала крутит носом, играя гордого. вот только замерзшие пальцы ног и мурашки по коже решают за него. — я не дуюсь, мне просто неприятно, — он подходит к Антону у костра, садится рядом, протягивая к теплу ладони. тут хорошо. даже яйца не морщатся от холода. — че ж у вас так холодно? — мы у реки сидим, поэтому холодно. че, прям замёрз? прям яйца сжались? — спрашивает Антон, который сидел в одних трусах и ни разу не дрожал от ветра. от него наоборот теплом веяло, словно он оборотень, у которого температура тела в районе сорока. — нормально, — шмыгает носом и громко чихает, что все слюни летят прямо на ноги Антону. — извини. — хочешь согрею? — как? — нестандартными методами. — чего? нассышь на меня? — дурак что ли? у меня здесь нычка есть от Ирки, бутылка водки, — он встаёт с песка, отряхивая задницу, и идёт к кривому дереву. руку в дупло — из него полная бутылка алкоголя. — вуаля. щас тебя согрею. — я вообще не пью. — ну начнёшь.

***

они лежали на песке до рассвета. громко смеялись, курили сигареты и обсуждали музыку. он узнал, что Антон любит Эминема, в то время как Арсений вообще музыку не любил (он книги любит). узнал, что с Ирой они встречаются с самого детства, с третьего класса, а сейчас им уже по семнадцать. ещё он узнал, что Антон хочет стать сварщиком, как его отец и дед, за что Арс его не осудил, но и не похвалил. хотеть быть сварщиком… это странно. Попова довели до двери (главное, что не белого коления), ведь шатающийся пацан так и хотел упасть в гору навоза, которая казалась ему чем-то невероятным. Антон его то и дело ловил и чуть ли не передвигал его ноги, чтобы тот дошёл, а не остановился на пол пути. поцеловали друг друга в лоб и разошлись. Арс по стеночке дошёл до своей кровати и упал. сука. у Шаста красивые глаза. зелёные такие, как лягушки. и улыбка яркая, как солнышко. он сам как солнышко такое, но с причёской молодого барашка. кудрявый. Арсений в восторге. он надеется, что это действие алкоголя, ведь нельзя было влюбиться в деревенского пацана, который явно гетеро. да в этой глуши, наверно, вообще не знают, кто такие геи и с чем их есть. поэтому он лежит, смотрит на икону в углу и молится, чтобы это было пьяным бредом. вон, он хотел курицу украсть. это же не значит, что он украдёт её утром, когда протрезвеет. Попов в это верит, честно. но утром ему хреново. он даже думать не хочет про каких-то куриц, кроме тех, которые были у него в супчике, что с утра ему принесла бабушка. лапшичка и огуречный рассол: святая женщина вошла в положение алкоголика-подростка. у него руки дрожат, член не стоит, вообще ничего не стоит. даже бокал, который он роняет себе в суп. вкуснее будет. ест кое-как, выливая все мимо своего рта. теперь становится легче. суп точно лечебный. одеться оказывается намного легче, чем раздеться. ему даже самому от этого легче становится, что на нем свежая, чистая одежда. он прям чувствует себя намного увереннее, чем вчера в тех шортах. парень выходит на крыльцо, но не для того, чтобы почесать яйцо, а чтобы дойти до лавочки у забора и, свесив ножки, начать наслаждаться природой. на улице тепло (Арс с этого увидился). стрекочат цикады, поют первые птицы, воют петухи. по двору уже носятся дети на велосипедах, которые едут на речку, чтобы самыми первыми искупаться ещё в чистой воде. взгляд бегает по природе вокруг, по дому напротив, явно заброшенному, ведь ставни закрыты, навозом оттуда не несет, и никто ещё не выходил. значит заброшенный. — приветик, — он так увлекается рассматриванием дома, что не замечает девушку подле. Арс поднимает на неё глаза и сводит брови. маленькая, тёмная, курносая. не в его вкусе. — привет, — хмурится он, — знакомы? — нет, я Алёна… подружка Иры. она вот сказала, что приехал парень городской, сказала, чтобы помогла тебе освоится, — она пожимает плечами и неловко присаживается рядом с ним, из-за чего Арсений чуть ли не падает. — а я Арс. — я знаю. молчание. такое тупое. Попов просто не знает что сказать, с чего начать разговор. на уме только то, как бы сейчас… уйти? ну не хочет он с ней сидеть, она на ребёнка похожа, подумают ещё, что детей совращают. к черту. — Алён, давай ты мне завтра покажешь деревню? мне сегодня так плохо… пойду, наверно, полежу, — скажет Арсений, вставая с места, придерживаясь за живот. — я знаю, — смеётся, — Антон тоже с похмелья умирает. кстати, передавал, что если хочешь, то заходи к нему, он тут неподалёку в красном доме живёт. опохмелиться же надо, — говорит девушка, а Попов сразу же вылечивается, ему сразу лучше становится, он бежать готов даже в её компании. — может тогда проводишь меня? а то я думаю, что у бабушки нечем будем похмелиться. — пошли. как Арсений пришёл к этой жизни? напился, а теперь ходит и ищет, где можно опохмелиться случайно. так ещё и девочку использует, чтобы та водила его по деревне в поисках того самого красного домика, где жил его собутыльник. но разве просто собутыльник? ему кажется, что Антон для него уже что-то большее, чем просто мальчик, с которым можно выпить. Арсений слишком привык романтизировать людей и привязывать их к себе, с Антоном так не хотелось бы. точнее, он даже не смог бы так. не смог. это было бы неправильно и несправедливо по отношению к Антону. они из разных миров, которым не суждено объединиться. Арсений из тех, кто не обращает внимание на мужчин в юбках, на девочек другой ориентации. Арсений из тех, кто вообще не обращает внимание на людей, что на него не похожи. в то время как Антон, наверно, кинется на первого феминного мальчика? он не может утверждать, он живёт в стереотипе о быдловатых деревенских пацанах на мотоцикле и все. это, наверно, глупо? верить в эту чушь, пока не узнаешь сам. вот только вечер с ними немного, но подтвердил этот миф у него в голове. быдловатые зайки, которые заблудятся в городе. но разве Арсению это помешает подарить Антону весь мир? показать все семь чудес света? не помешает. только если сам Шастун не хочет. кажется, его занесло не туда. эта симпатия к деревенскому явно появилась слишком неожиданно, чтобы он сейчас уже представлял какую собачку они заведут вместо ребёнка. какого-нибудь спаниэля. или мальтипу? но, наверно, Антон захочет большого пса. какого-нибудь дога, а то и овчарку сразу. Арс не будет против, честно! он бы, конечно, попытался его уговорить на маленькую собачку, но потом бы поддался его чарам и водил эту псину, что весила бы больше него, на улицу. — мы пришли, — говорит девочка, шмыгая носом. — ой, точно. спасибо большое! пока, — она даже не успеет потянуться за объятиями, как Попов пропадает за калиткой и бежит к двери. он стучит активно, глотает слюни и пытается успокоить свое возбуждение. нет, у него член колом не стоит (пока что), его просто эмоции переполняют, он хочет прыгать и скакать, лишь бы увидеть Шастуна. фу, он стал типичной т/и, что течёт от одного взгляда на Пейтона. но что поделать, если он начал влюбляться в деревенского? — господи, — когда он видит Антона, то начинает звонко смеяться. — ты похож на мопса, — еле сдерживается он, глядя на опухшего парня. — ты щас будешь водой похмеляться, — угрожает помятый Антон, уже дергая на себя дверь, чтобы закрыться, вот только Арсений пробивается через эту щель. — ты чего такой опухший-то? я думал, что я хреново выгляжу, а тут ты, как Шрек. — да блять, — закатывает глаза и ведёт того на кухню. — ну, я после того, как тебя проводил, ещё хряпнул водки. потом курнул травы. меня и разнесло, что я у печки спать остался. а сам знаешь, даже если ты трезвый, то в жаре ты опухнешь, ну и вот. но, — смеётся, — это ещё сошло. утром глаз не было видно. но бля, у меня бошка раскалывается, — качает головой и открывает холодильник, где стояло пиво и банка самогона. — траву? — только это удивляет Арсения из всего рассказа парня. ничего себе. — братан, мы в деревне растём. здесь на каждом шагу конопля растёт, — ведёт он ладонью, не понимая чужого шока. — сначала пиво, потом самогон? — угу. они пьют молча, нелепо. Антон смотрит на кривую сигарету, затягивается ею периодически и практически не смотрит на Арса. его это раздражает. очень. он не знает как привлечь к себе внимание. что ему сделать, чтобы эта пьянка перестала быть такой скучной? он не понимает. Попов вообще теперь ничего не понимает. Антон его позвал похмеляться чтобы что? сидеть вот так в тишине и даже тосты не говорить, когда чокаются? он сейчас сам чокнется, но не рюмками. Арс специально стучит ногой, смотрит по сторонам, тяжело вздыхает. делает все, чтобы привлечь чужой пьяный взгляд. Арсений чешет свои руки, чешется весь сам, да практически бьётся головой о стенку. он в последнее время слишком нервный. — я, может, пойду? — раздражённо говорит он, звонко ставя рюмку на стол. — нет, останься, — нахмурится Антон, качая головой. — слушай, может завтра на речку сходим? я с Иркой, ты с Алёной. посидим, мясо пожарим. — почему я с Алёной? — а она разве тебе не понравилась? — поднимает взгляд на Арсения, не понимая. — нет, конечно. она же серая, как мышь. я ярких люблю, несуразных и высоких. чтобы смотреть на них и ахуевать, что это мне досталось, — покачает он головой, задумываясь. — ну пошли. пускай тогда Ирка её позовёт, чтобы ей скучно не было одной. но я тогда все равно пошёл, раз тебе предложить больше нечего. пока. Арсений истеричка ревнивая.

***

их посиделки перенеслись на неделю вперёд, ведь все эти дни в деревне были дожди, сильные, которых никогда не было. Арсений словно вернулся в свой мрачный Питер: пасмурно, холодно, дождливо. от этого он вдохновляется, выглядит намного лучше, чем обычно, и намного лучше Антона. по Антону же видно, что такая погода ему не нравится. его загоревшая кожа, кудряшки, то ли веснушки, а то ли какашки мух так и говорят, что он парень-солнышко. и, наверно, из-за этой погоды ему так хреново. все эти дни Арсений бегал к нему, приносил бабушкины соленья, пил молча с ним водку и убегал без ответа. это было крайне глупо. не может же взрослый парень, который в первый день их знакомства сиганул голый в речку, теперь молчать. Арс пытался вытянуть из него хотя бы пару слов, но всё равно нет. тот отвечал «да», «нет» и сводил его с ума. почему именно с ним такая шняга?! они вновь тут. на берегу реки, где все началось и закончилось одновременно. это было слишком быстрое и нелепое знакомство. Арсений не знает, рад ли он этому или нет. оно… тупое, оно привело его в тупик. — вода холодная, — Антон вырывает его из рассуждений, поднимаясь от реки к ним. — Арс, пошли за дровами, девочки, пока организуйте че вы там хотели, — командует он и, не дожидаясь Попова, уходит в сторону леса, шмыгая носом. Арсений его догоняет сразу же, только улыбнувшись Алёне, с которой за эту неделю и впрямь подружился. вот только она все равно была слишком скучной для него. ему нужен кто-то повеселее, чтобы на его фоне был таким жизнерадостным солнышком, что подбадривает злого Арсения. ему нужен Антон в лес они опять идут молча: Попов уже привык к тишине. понял, что у Антона что-то случилось и что теперь он не достоин его слов, только молчания. может умер кто? он спрашивал, но ему просто никто не ответил. лес находится далеко. вот прям далеко, что, оборачиваясь назад, он не мог найти их девочек, крутившихся с салатами. но около этого леса был сеновал. огромный, сухой (его видимо только собрали из просохшей травы) и просто слишком… ну слишком сеновал, как из фильмов! — Тох, смотри! — восклицает он, подходя к куче сена и улыбаясь. — ну, сеновал и что? — давай полежим в нем! — тебе десять? или ты никогда сеновал не видел? — не поверишь, но реально не видел! ну давай, пожалуйста, Антон! — Попов в секунду из ворчащего деда становится ребёнком, что с разбега запрыгивает на сено. но прыгает на бок, поэтому тут же лезет вверх, в центр, чтобы уставиться на голубое небо. — я тебя жду. Шастун наконец-то смеётся! впервые за неделю! ахуеть. Арсений честно в шоке. пытается скрыть свое удивление за довольной улыбкой, глядя на это солнечное чудо. он так же светился в день их знакомства! неужели Попов заслужил? Антону разбегаться не надо: у него ноги длинные. он ложится рядом с Арсением, явно чувствуя себе дискомфортно. Шасту себя деть некуда, ведь куда не повернись, то он либо ложится на городского, либо летит на землю с высоты. приходится сжаться, точно варёная креветка и ждать. — что с тобой? ты за ночь так поменялся и я тебя не узнаю, — Попов решается на этот разговор пока они вот так вместе лежат. — да ничего. все нормально. — хотя бы мне не ври. я же видел тебя настоящего, когда я только приехал. весь такой первый парень на деревне: и в речку голым прыгнуть, и косяк курнуть. за любой движ. а потом ночь и все. ты даже разговаривать со мной не хотел. до сих пор не хочешь. я что-то сказал, когда был бухой? — бля, Арс, — тяжёлый вздох и он не хочет на это отвечать. — ты много чего тогда сказал. в том числе, что запал на меня. но, блять, ты это сказал случайно и вообще не мне, а сам себе, — начинает тараторить Антон, выбивая из лёгких Арсения весь воздух. он тогда это сказал в слух, а не только у себя в голове? — бля, Тох, — голос начнёт дрожать, не знает дрожать. вдох выдох. — такая неловкая ситуация конечно… но это, наверно, правда? ты мне понравился сразу, я не хотел тебя пугать. да и щас я готов получить в ебало. давай. вновь молчание. в их отношениях так много молчания, и это молчание всегда такое странное. было комфортным, забавным, неприятным и неловким. каждого по чуть-чуть, но Арсений, пожалуй, уделит внимание лишь крайнему, ведь лежать рядом с возможным гомофобом и просто ждать — неловко. эта неловкость все портит, от неё Арсений глаза закрывает, из-за чего не видит (то, о чем мечтал с первого же дня) Антона над ним. но это даже хорошо. ведь если бы он увидел парня над ним, то подумал, что в него сейчас плюнут. вместо этого — поцелуй. касание губ, передача слюны, близость, желание. это все — это их поцелуй. Попов теряется. не знает что делать, пока его губу нарочно кусают. это же знак, чтобы он действовал? он на это надеется. поэтому отвечает на сладкий поцелуй так же нежно. он ждал этого неделю. ждал, когда горькие, из-за сигарет и алкоголя, губы накроют его и, они сольются в слишком приторных причмокиваниях. поцелуй выглядит нелепо, по-детски, но от этого он становится тем, что он уж точно запомнит на всегда. эти наивность, страх, переживания. это все произошло буквально за неделю! за день влюбиться в человека, в через неделю поцеловать его. Арсений в каком-то бабушкином сериале? меж тех касаний прекращается сразу. Антон отстраняется от городского, кусает и оттягивает его губу нарочно, смотрит прямо в глаза, выгуждая от него действий. удивительно. — ты мне понравился сразу, — повторяет Шастун в чужие губы, когда мокрые холодные пальчики лезут под чужую футболку. Арсений шумно дышит, дрожит под чужим напором и смотрит на него, точно девственник: так невинно и опасливо. — ты не хочешь? — Шастуна это смущает. — хочу, я просто… ты раньше занимался этим с парнями? — чужие слова прерываются неожиданной молнией между ними: Антон впивается в чужую шею. тонкую, длинную, на которой родинок больше, чем на всем теле Шаста. он целует каждую, обводит их, выкладывая мокрые дорожки от одной к другой и, если бы у него был маркер, мог бы соединить их в одно созвездие. оно бы стало намного популярнее «Северной медведицы», оно бы переводилось как «любовь». — пару раз было, — для Антона сказать это намного проще, чем сказать, что он больше не будет водки. — серьёзно?! здесь?! — он касается губами чужих кудряшек. он втягивает их приятный запах сигарет, пробует на вкус и щекочет себе нос. Арсений из-за этого чихает, а Антон хохочет. — я из Москвы, деревня, — парень смеется так же красиво, как и подмигивает ему, тем самым отвлекая от собственных рук, что ловко стягивают с него ткань. Арсений тогда поежится от неожиданности, покроется весь мурашками и вновь развеселит Шастуна, чёлка которого так приятно вновь и вновь щекотала чужой нос. — а ты, видимо, первый? — угу, — кивает он, сминая губы. Антона это озадачит, разрушит все планы, но построит новые, более нормальные и помпезные. — тогда встретимся вечером, у меня? — он указывает Арсению на себя. проводит пальцами по молочной коже, прижимает к себе и боится отпустить. — почему не сейчас? — потому что я тебя порву без смазки, глупый.

***

они накидались. страшно накидались. скрываться от Ирки и Алёны для них было очень трудно: Антон то и дело «случайно» проводил ладонью по коленке Арса, а тот так сильно пытался скрыть румянец на щеках. это казалось им забавным и романтичным: они как школьники, сидят, пытаются не палиться перед учителем, то и дело поглаживая колени друг друга. ведь не трогать Арсения для Антона стало трудно. он стер для него все границы, проложил дорожку к новым и теперь пытается их поддерживать. тот откинет его руку, поведёт плечом, отсядет или демонстративно поцелует Алёну. Шаст с этого бесится. глядя на такого неженку Арсения, который избегает его касаний нарочно, он думает о том, как ночью нагнет его, вдавит голову ногой в постель, вытрахает из него всю душу. с этой мыслей они идут домой. точнее девочки идут, а мальчики практически ползут, держа дистанцию полтора метра. идти тяжело: то в горку, то с горки, то пописать, то покакать, а то все сразу. какой-то стресс. — вы уверены что дойдете? — Ира обеспокоено смотрит на своего парня, проводит ладонью по пьяным устам. первой они проводили Алёну, которая в надежде потянулась к Арсу за поцелуем, а того стошнило ей на ноги. осталась Ирка. — дойдём, малышка, — икает Антон, ударяя её по ягодицам. — мы ко мне идем, я вспомнил про заначку бабки. — Антош, хватит пить. давай по рюмочке только. я позвоню тебе, когда, — да-да, мы по чуть-чуть. пошли, чупа-чупс, — Шастун мгновенно переключается с девушки на парня, обнимая его по-дружески на плечи. — почему чупа-чупс? — лизун-сосун.

***

каждый вздох Арсения — услада для пьяного Антона. для Антона сейчас весь Арсений — это его личная услада. такой красивый, высокий, худой, с этой нелепой стрижкой под горшок. ему нравится ласкать его. проводить ладонями по щекам, замечая как он покрывается мурашками; целовать его белые плечи, облизывая тот рой родинок и веснушек; касаться его везде. к этому они пришли слишком быстро. как только ноги переступили порог шастуновского дома, то все проблемы, помехи, страхи пропали, все пропало, осталась только та страсть, из-за которой у Арсения член стоит еще с пятницы, или когда он там приехал? Антону не нужно прикладывать много усилий, чтобы прижать парня к столу. его ягодицы ударяются о деревянный торец и Арсений скулит. совсем как собачка. это Шаста заводит и пугает одновременно: хотеть кончить из-за чужого скулежа, похожего на щенячий ему не доводилось, конечно. Попов закидывает руки ему на плечи, прижимая за шею ближе. он углубляет поцелуй значительно. их губы — это крепкий чай с тремя ложками сахара. вроде и противная горечь, вот только прекратить пить и наслаждаться этой слабостью ты не можешь, хочется наоборот растянуть это чувство и заесть шоколадкой. он кусает язык, пьяно хихикает, весь извивается, точно уж, и не понимает, почему Антон остраняется. Шаст зачем-то отпускает его талию, перестаёт целовать и тупо смотрит. — ты че? — в душ гони. — зачем? — ты дурак? иди жопу свою шоколадную мой, иначе я не буду тебя трахать, — Антон звонко ударяет его по заднице, замечая, как Арсений озадачен. — давай-давай. мне нужна белоснежка, а не то, что я имею щас. — ещё не имеешь, — бурчит Попов. у него член падает от таких заявлений. в фильмах по-другому. страсть, поцелуи, секс на столе, а лучше вообще где-то в кафе с незнакомцем без презерватива. а тут такое. еще и мыться нужно как-то специально; Арсений для этого слишком молод.

***

хочется впечатлений. Арс это понимает, когда добривает лобок станком Антона, организовывая это как месть за то, что испортил всю романтику. но ему даже спасибо за это: парень успел взвесить все «за» и «против» и понять, что если он не даст москвичу, то так и помрёт старой девой. из ванной комнаты он выходит без ничего. абсолютно. он видит как у Антона падает челюсть, а глаза горят от его тела. все ещё худое, тонкое, девственное. он покрыт рисунками: тысяча родинок и веснушек украшают его кожу. он похож на греческого бога, который только-только пришёл с оргии к своему земному любовнику. Шастун сам лежит полуголый на кровати, разводя ноги пошире, чтобы Арсений точно видел вставший член. — с чистой жопой, Сюш, — смеётся парень, докуривая сигарету. он тянется к этому произведению искусства. сжимает его в руках, притягивает к себе, усаживает себе на бедра. такой прекрасный Арсений. его милый Арсений. он очень лёгкий и гибкий. он, точно панда, прижимается к массивному телу Антона, вновь упиваясь чужими устами. они все еще горчат: парень скурил слишком много, пока ждал. у Арсения же губы наоборот сладкие: он нашёл какую-то гигиеничку со вкусом вишни и вымазался ею полностью, только чтобы Шастуну было приятнее его целовать. такая вот романтика. — у тебя презервативы есть? — неловко спрашивает Попов, упираясь ладонью о чужую грудь, когда отстраняется от него. — есть. и смазка есть. не бойся, твоя жопа в надёжных руках, — подмигивает он, аккуратно стягивая с себя Арсения и ставя на колени. — ты хочешь трахнуть меня или мою жопу? — у него руки дрожат, но Арс пытается успокоится. он очень переживает, даже всякий бред спрашивает. — а на этот вопрос вообще правильный ответ есть? — смеётся Шаст. он вообще выглядит так, словно занимается этим каждый день. легко разводит тонкие ноги Арсения, смотрит на его член и хмыкает: у него больше. — да выеби ты меня уже, Петросян хуев, — он вновь скулит. так протяжно и красиво, словно хаски. Антон всегда хотел себе хаски: они такие чокнутые. Арсений похож на хаски: воет лежит, глаза кристально-синие, большой весь такой. — да ладно тебе. он выдавливает на пальцы смазку и льёт её на чужой анус. она холодная, морозит кожу и воняет ванилью на весь дом, из-за чего Арс ведёт носом, но терпеливо ждёт. Антон улыбается, проводит длинными пальцами по промежности, лучше размазывая прозрачный лубрикант. он не торопится, наоборот, дразнит парня как может: щекочет его ноги, целует в молочные ягодицы, говорит разные пошлости. он делает все что угодно, кроме того, чтобы разработать парня, который уже хнычет перед ним. Арсению страшно. он не понимает всех этих действий и дёргается от каждого касания, опасаясь что вот-вот, прямо сейчас в него протолкнется что-то инородное и принесёт удовольствие. ему ждать долго не приходится; Антон решает побаловать мальчика. он вводит первый палец медленно, ощущая как горячие стенки обвивают его. это чувство парень позабыл; очень давно не было с кем-то таким, как Арсений. девстенным и робким. ещё никто не дрожал от его касаний и не просил перестать его целовать. он разрабатывает парня неспешно, упиваясь этими незнакомыми для его ушей стонами. они протяжные и нежные. именно в них весь Арсений: такой аккуратный и опрятный. он белоручка, явно не держал в руках ничего тяжелее вилки с ножом. от этого Антону становится ещё дурнее. он позволил себе сорвать с дерева самый сочный персик в этом саду и так грязно им воспользоваться. когда в парне окажется уже три пальца и стоны перестанут быть такими жалкими и умоляющими, словно его здесь бьют, Антон решает заменить ладонь в конце-концов на своей член. презерватив он надевает быстро и легко, демонстрируя свои таланты Арсению. вот только головка входит не так умело, как хотелось бы. от размеров Попов весь сжимается и приносит боль не только себе, но и Шасту, который готов пищать (не от кайфа), ведь член зажало. — расслабься, прошу, — хнычет теперь уже Антон, давя на его поясницу. он придерживает за бедра, которые так ласково поглаживает, показывая как сейчас очень сильно хочет расположить к себе этого парня. — я не могу. — смог. — да что я смог, прокладка ебанная, — сразу вспоминает тот мем с прогнозом погоды и выдыхает. чтобы стало легче всего лишь нужно было крайне тупо пошутить. Антон тогда тоже выдыхает. он входит в него медленно, даёт привыкнуть к себе и в принципе к тому, что внутри него что-то есть и это «что-то» — это не дешёвый дилдо с вайлдбериза, вместо которого пришла бутылка. для тех же целей, разумеется. ощущать то, как под ним сжимается Арсений ему нравится. его кожа покрывается мурашками, он сжимает покрывала руками и так сексуально матерится шёпотом. это заводит Антона больше всего. ещё чуть-чуть и первые толчки станут чем-то правильным. они плавные, глубокие. они заставляют Арсения дрожать с первых секунд и тянуться к члену. такой забавный. таким Арса он видит впервые. робкого и одновременно громкого. быть может только в детстве? когда они дрались за лишнюю формочку для песка и делили одну машинку на двоих? насколько странно вспоминать детство во время секса? Шастун об этом старается не думать. он направляет весь свой поток мыслей на молочную задницу парня, которая под напором его ладоней становилась красной. с каждым толчком его пальцы все сильнее и сильнее впивались в белую кожу, притягивали к себе, вытягивали всю душу. пока член вытрахивал. ведь терпения и выдержки у Арсения нет. его ладонь автоматически потянулась к кипящему пенису, что больно бился головкой о низ живота. он думает, что чем быстрее кончит, тем лучшее будет для обоих. из-за чего стоит ему только коснуться члена, как вдруг Антон меняет ритм. от былой нежности и плавности не останется ни следа. сильнее впиваясь в задницу, он начинает нагонять темп. входит быстрее и глубже, громче и жёстче. он трахает его так, как не трахал никто (иронично, ведь Арсений девственник). кожа паха и яиц шлепается о него так быстро, что он уже чувствует, как все горит и кипит. но в первую очередь то, как кипит его член внутри парня, чьи стоны ласкали лучше, чем восьмая симфония Чайковского, даже если он написал всего семь. — я щас кончу, — хрипит Попов, который наконец-то хватается за свой половой орган, двигаясь ладонью далеко не в тот такт, который сейчас задал парень. — и в чем проблема, — Антон его толком не слышит: в ушах звенит и это далеко не его яйца. — а да? — стоит только Арсу прошетать это недоразумение, как еще толчок и Шастун кончает в презерватив. он опрокидывает голову, облизывает сухие губы и лениво толкается пару раз внутри парня, выходя и стягивая резинку со спермой, коя летит в мусорку. Антон падает на кровать. он чувствует, что пальцы на ногах немеют, а дышать становится труднее. он не трахался столько же, сколько Арсений был девственником, честное слово. он, кажется, отдал сейчас свою душу дьяволу за то, чтобы наконец-то оказаться в постели с парнем, который ему нравится. Арсений догоняет Шастуна сразу же, бурно изливаясь в кулак. он думал, что в первый раз сольет на грудь красивой девушки. аккуратно вытерет салфеточкой и ляжет с ней спать в обнимку. но вместо красивой дамы — не менее красивый Антон, который с потрепанными волосами и отросшей щетиной тоже был похож на греческого бога. он падает на кровать подле, тяжело дышит и смотрит в потолок. блядство. как после этого прийти в чувства? как заглянуть в чужие глаза? что сказать? «спасибо»? «было ахуенно»? «пока»? у него слишком много вариантов в голове и ни один из них явно не подходит. — выбирает зоофил собаку. «вам какой породы?» — спрашивает заводчица. «да поебать», — Антон задыхается, но говорит. в этом весь Антон.

***

— ты приедешь следующим летом? — вот и все, вот и кончилось теплое лето. дни уже не такие длинные, ночи не такие короткие и тёплые. фрукты и овощи только начали спеть, а Арсений уезжает. пора. неделя до учёбы, пора собираться. — конечно. и в Москву к тебе приеду, и ты ко мне в Питер, — на самом деле это грустно. вот так держаться за руки, стоять на перроне, смотреть на поезд и понимать, что придётся расстаться. они все лето были вместе, встречали закаты, делили кровать. они крали арбузы и кукурузу, катались на тракторе и каждое утро приходили на ту речку, где все началось. — я тебя так люблю, Арс, уже скучаю. если бы можно было — засосал бы, — шутливо проводит пальцами по чужой шее, украшенной синими засосами: Антон играл в еблана, оставил на память о себе. — я тоже, Шастик, — произносит Арсений, ощущая как очки начинают потеть от наступивших слез. пиздец. — все, поезд отправляется, — спешно обнимает возлюбленного. — давай. как приедешь — позвони! Попов с радостью бы позвонил, но кто бы догадался обменяться номерами перед уездом?