***
Они стояли в коридоре: Преосвященный Оноре читал Ричарду импровизированную проповедь о гордыне и добре, скрывающемся за грубостью и насмешками, а он искренне пытался вслушиваться и не заснуть. Отчего-то из ясной и довольно простой речи ему запомнился только яд в меду, и теперь Дик бросал свои последние силы на то, чтобы понять, где Святой отец нашёл у Рокэ доброе сердце. Да, ему удалось остановить бунт, но видел бы Его Преосвященство бесстрастное лицо и равнодушный взгляд в отблесках пожарного пламени... Но Дик, кажется, отвлёкся. – ... покидаем сей дом. Я и мои братья благодарны тебе и герцогу Алва, передай ему... Сильно отвлёкся. Они уже собираются уходить? Растерявшись, Дик не очень кстати перебил епископа: – Зачем? Вы можете сказать ему всё, что хотите, сами. – Разве Рокэ Алва здесь? Управляющий Хуан ответил нам, что герцог ещё не вернулся, – Его Преосвященство казался удивлённым. – Много он понимает, – выпалил Дикон и осёкся. Нет, так выходит не очень вежливо, – Возможно, тогда монсеньор ещё не приехал. В голову пришла запоздавшая мысль о том, что Ворона «ни для кого нет» и, наверное, не следовало сообщать о его присутствии Оноре, но... А какое, в сущности, до эра дело Дику? Хуже не будет, если Преосвященный посмотрит на «лишь одного, прикрывшего слабых и воспротивившегося сильным», когда тот пьян и поёт языческие песни. А что? Зато будет более полный образ защитника всех угнетённых, раз уж Оноре не видел его во время подавления бунта. – Я вас провожу, – Дик мстительно улыбнулся.***
Стоять у знакомой двери с завитками на этот раз было и вовсе глупо (Ведь на него смотрели!), поэтому Дик, не теряя времени, позвал: – Эр Рокэ... – и чуть громче, – Монсеньор! – Пусть только попробует не заметить! Но ему ответили: – Юноша, если где-то вспыхнул очередной пожар или бунт, передайте, пусть разбираются как-нибудь без меня. Ну хотя бы при посторонних мог бы так его не называть! Стоп. Он же ещё не знает, что Дик не один. Что ж, будет сюрприз. – Впрочем, если у вас что-то важное, заходите. – С вами хотят поговорить наши гости перед тем, как отправятся в путь, – Дик уже открыл двери и пропускал вперёд Оноре и его спутников. – Вот как? Я всегда рад гостям, особенно, если это служители эсператистской церкви, – особой радости в голосе Дик не услышал, – Располагайтесь там, где вам удобней. Ричард, будьте так добры, налейте вина. Дик пошёл доставать бутылку из секретера, Рокэ по-прежнему не отводил взгляд от полыхающих в камине поленьев, а Оноре и его молчаливые братья не двинулись с места, продолжая стоять у входа. – Ваше Преосвященство, ну что вы замерли у дверей, как заблудшие души у Закатных Врат, присаживайтесь. Не спорю, многие сравнивают меня то с закатной тварью, то с Леворуким, но я, к сожалению или к счастью, ни тем, ни другим пока не являюсь. Кто-то из монахов, кажется, Пьетро, возвёл очи горе и начал перебирать чётки. – Господин Маршал, буду откровенен, мы, как верно заметил герцог Окделл, уже собираемся отправиться в путь. К тому же, мы в память наших погибших братьев отказываемся от вина. Оноре всё-таки занял одно из кресел, видимо, решив, что отклонить приглашение во второй раз невежливо, монахи последовали его примеру и уселись на диване. – Досадно. Но, надеюсь, наше общество не столь уж вам неприятно и вы перед дорогой хотя бы ненадолго составите нам компанию, – Рокэ наконец-то обернулся к собеседникам, – Ричард, вы ведь не собираетесь умерщвлять свою плоть и не позволите вашему монсеньору напиться в одиночестве? Дик уже протягивал Маршалу бокал (себе он уже налил) и размышлял, стоит ли тут что-то отвечать, но эру как всегда было не важно, что думает его оруженосец. Он уже продолжал: – Итак, вы хотели поговорить... Алва сидел, полуобернувшись, в своём любимом кресле возле камина, на лице и одежде играли огненные сполохи. Стоял полумрак: тёмно-синие шторы были почти полностью задвинуты, а солнечные лучи не могли пробиться сквозь тучи. Ну вот, опять отвлёкся! – ... и я не могу найти в душе таких слов, какими бы можно было описать нашу благодарность и признательность вам. – Постойте, благодарность? – Рокэ склонил голову набок, бровь взметнулась вверх, – Если вы имеете в виду ваше, так называемое, спасение, то спешу напомнить, вы мне ничем не обязаны. – Пусть вы и отрицаете заступничество за нас, будьте уверены, мы не забудем его. Герцог, я помню ваши слова, но сейчас я благодарю за то, что вы откликнулись на мою просьбу и защитили слабых и невинных, остановив кровопролитие. Ворон как-то странно усмехнулся. – Любопытно. Значит, вы меня благодарите за остановку кровопролития и, вероятно, братоубийства. Верно? Ричард, расскажите нашим гостям, о событиях прошедшей ночи, какими они вам запомнились. Все обернулись к Дику, он же, смутившись, думал, что ответить. Ну не расписывать же Преподобному Оноре все ужасы, которые он видел! Или эр Рокэ говорил всерьёз, когда предлагал Дику «развлечь гостей рассказами о его зверствах»? – Юноша, вы меня слышали? Опять издевается! Но он, и вправду, долго молчит. Дик всё-таки отважился: – Мы с солдатами под командованием Первого маршала зачистили несколько улиц, некоторых мародёров застрелили на месте, других – повесили. На площади Леопардов были окружены черноленточники, на дворе Висельников – пойманы разбойники и отправлены в Лору, Джанис нескольких из них забрал. – Красноречие – не ваш талант, герцог Окделл. Даром, что любите Дидериха и Веннена, – Ворон нахмурился, бокал с Кровью слегка покачивался между тонкими белыми пальцами, – Хорошо, попробую я. Что рассказ будет художественным, не обещаю, но пару зарисовок сделаю. Должны же вы знать, за что именно мне признательны. Первая. Спутанные волосы, на левой щеке царапина, у запястья след от укуса – его жертва сопротивлялась. В глазах, – Алва задумчиво разглядывал ногти, – смесь мольбы и животного страха: его узнала девушка с испуганными глазами и тёмными пятнами на светлом шёлке платья. Слышен истеричный, невыносимый хохот, насильник взлетает и глупо размахивает руками – я приказал повесить его вверх ногами. Первый камень пролетел мимо него, второй – тоже не достиг цели. Но будьте уверены, люди не так милосердны, как вам хотелось бы, думаю, они насладились игрой и промучили его долго. Да, всё это время он сыплет проклятиями, в основном, в адрес девушки, но часть достаётся и мне. Наивный, знал бы он, сколько раз меня уже отправляли в Закат! Хорошо, я давно перестал считать, это слишком утомительно, к тому же так можно легко сойти с ума. – Ворон улыбнулся одними губами, в глазах не отражалось ничего, – Ах да, таких «наших братьев», не безвинных, конечно, но всё же, повесили человек сорок. Я, к сожалению, не имел удовольствие проконтролировать исполнение моего приказа. Но своим людям я верю, не сомневайтесь, никто не ушёл. Вторая зарисовка. Чёрные с проседью волосы, остановившийся взгляд, на потемневших белках глаз играют оранжевые огоньки – отсветы моего факела. Его убил кто-то из второй роты. Я наклонился над ним: прострелена грудь, тошнотворный запах крови мешается с едким дымом – но узнаю я его сразу – мастер Визито. Я заказывал у него оправку вот этого сапфира, – на ладони Маршала зловеще сверкает синяя звёздочка. Ворон обводит безразличным взглядом слушателей, – Видимо, мастер где-то спрятался, а потом пытался спасти то немногое, что осталось, и найти соседей. В руке был зажат футляр со знаком его мастерской – раковина с жемчужиной. У меня дома такой же, – Алва снова вглядывался в языки пламени, – Да, мастеру не повезло: я велел стрелять во всех, кого увидят со свёртками и другой поклажей в руках. А в темноте сложно что-либо разглядеть. – На какой-то миг уголок рта приподнимается, но тут же опускается. Ворон неторопливо отводит чёрную прядь и теперь пытается заглянуть в глаза Оноре. Третья зарисовка. Полы рясы взмывают вверх, в расширившихся зрачках читается ужас, слышен треск деревянных рам портретов Ги Ариго, пожираемых огнём, отвратительно жарко, я задыхаюсь, преподобный Авнир исчезает в кроваво-красных языках пламени. Я не предупредил его о ступеньках, которых там уже не было. Что ж, я иногда бываю забывчив. Четвёртая... – Создатель, прости ему. Этот человек не знает, что творит, – первым не выдержал Оноре. Губы его тряслись, выглядел он откровенно жалко. «Похож на обиженного ребёнка», – подметил Дик. Пьетро давно уже был не с ними: он усердно молился Господу и, кажется, ничего не замечал. Второй монах сидел с отсутствующим взглядом, Ричард за ним перестал наблюдать ещё в начале второй зарисовки. Преподобный Оноре в этом плане был интересней: тоска в его глазах сменялась ужасом, на губах то и дело мелькала нервная улыбка, пальцы либо перебирали светлые жемчужины чёток, либо сжимались в замок. Самого Дика тоже пробрал до дрожи рассказ Ворона, в какой-то миг он поймал себя на том, что поджимает губы точь-в-точь, как матушка. А ведь он думал, что Алва ни на что не обращает внимание. Нет, он знал, что у Маршала отличная память, но чтобы запоминать всё настолько подробно... Выходит, ему не так уж и всё равно? Неожиданную паузу прервал Алва: – Напротив, я знаю, что творю и полностью отдаю себе отчёт во всех своих действиях. И он, – Ворон кивнул в сторону Дика, – знает тоже. Не правда ли, Дикон? Вам, герцог Окделл, безусловно, удалось пока что немногое увидеть за короткий срок службы оруженосцем. Но вы можете легко вспомнить раскачивающихся на ветвях от порывов ветра бириссцев, у ушастого на шее порез, кровь уже запеклась, его лицо облепили слепни, к нему первому прилетели мои родичи... – Судорожный выдох. Рокэ поднимает глаза на Оноре, тот поспешно отводит взгляд. – Ладно, слишком много впечатлений на сегодня, я не буду больше вдаваться в подробности. Так на чём я остановился? – Тонкая линия губ кривится в какой-то странной улыбке. Дика снова пробирает дрожь. – Ричард, а ведь вы этого не видели! Прочитав мне невнятную мораль о милосердии к врагам нашим, вы отправились любоваться башней в свете закатного пламени, – Ворон хмыкнул, – Что ж, тогда вспомните клубящиеся потоки смешанной с камнями воды, обрушивающиеся на виновных и невинных людей, а ведь это я приказал подорвать берег озера. Впрочем, вы смерть несчастных не видели, но, думаю, ваша впечатлительность дополнила и без того ужасную картину. Или, хотя бы взять вашего друга Оскара Фен... – Я всё помню! – Дику чудом удалось не сорваться на крик. – Так же детально, как и я? – вежливо уточнил Алва. – Да! – Прекрасно. А то я уже подумал, что о войне у вас из воспоминаний остались только Барсовы врата и Дорамское сражение. С таким азартом вы отправились со мной подавлять бунт, и так быстро он погас в ваших глазах... – Ворон резким движением отбросил назад чёрные волны волос и, поймав наконец, испуганный взгляд Дика, недобро улыбнулся. – Ричард, на вашем лице отражаются абсолютно все эмоции. И тогда, и сейчас я читаю в ваших глазах ужас, отвращение и ненависть. Вы считаете меня Закатной Тварью, не меньше. Маршал немного ошибся, в тот момент Ричард видел перед собой живое воплощение Леворукого. Но Ворон уже отвернулся от Дика и обращался к Оноре: – А вы что думаете о моих откровениях? – Это ... это чудовищно, – прошептал Оноре, но тут же испугавшись своих слов добавил, – Я не это хотел сказать. – О нет, вы сказали как раз то, что и хотели. Я – чудовище, Леворукий, исчадие Заката, приспешник Чужого, беспощадный убийца, мерзавец, подлец, Закатная Тварь, отродье Предателя, проклятье всех Людей Чести и так далее и тому подобное, список можно продолжать почти бесконечно. Не стоит смущаться, я всё это имел удовольствие выслушивать сотни раз. И я, как видите, не спорю. – В синем льде мерцали огненные отсветы, на губах застыла жуткая улыбка. – Да, мои методы – приказы – чудовищны, жестоки и бесчеловечны, но они работают. Этот мир неидеален, безусловно, но я играю по его правилам, использую всю власть, которая у меня есть, и побеждаю. И вы, почти все, меня за это и ненавидите. – Я не испытываю к вам ненависти, герцог, но наши способы достижения цели, и вправду, отличаются. – Оноре, видимо, собрался с мыслями и ринулся в бой, – Просьба – это путь не только к Господу, но и в сердце человека, и он единственно верный. Ведь что по своей сути просьба? Это открытый призыв о помощи, предложение бескорыстно совершить доброе дело. К тому же, просьба ни к чему не обязывает, она оставляет человеку свободу выбора, ибо если ему ответят отказом, просящий даже не обидится. И, – Оноре светло улыбнулся Рокэ, – человек сам может оценить суть просьбы и поступить так, как ему велят сердце и совесть. – Это всё чудесно, только то, о чём вы говорите, – правда не нашего мира. Может быть, Рассвета, не знаю, я так и не решил. – Мраморно-белые кисти на мгновение прикрыли лицо. – Предупреждаю вас, святой отец, если вы в это искренне верите и будете жить по этой правде, вам осталось года три, и то в лучшем случае. А так, мне кажется, вас убьют гораздо раньше. Зато вам будут рады все святые и мученики Рассвета. Если он существует, конечно, в чём я сильно сомневаюсь. – Я знаю, это истина Небес, – Оноре сиял, – Увы, не все слышат голос Создателя, но я рад, что у вас доброе сердце и вы откликнулись на мою просьбу. Ворон как-то непонятно дёрнулся. Кажется, подавился от смеха. Сапфировые глаза сверкали в полумраке, в них плясали весёлые искры. Рокэ расплылся в безумной улыбке. – Какая прелесть! Вы действительно считаете защиту безвинных и слабых следствием своей просьбы? Не поверите, но спасать Олларию от пожаров и разбоя я стал бы в любом случае. У меня есть свои представления об ответственности. Да, они не совпадают с общепринятыми, но... Постойте, да даже если это и так... По всему выходит, вы попросили меня убивать, что я успешно и сделал с особой жестокостью, как всегда, – Ворон откинулся на спинку кресла и, склонив на бок голову, стал с ещё большим интересом рассматривать Преподобного Оноре. В синих глазах плескалось почти осязаемое восхищение. – Просто потрясающе! Я теряюсь в догадках. Это либо удивительная наивность, либо невероятное лицемерие. Как жаль, что скорее всего первое, второму бы позавидовал сам Леворукий. То есть вы всерьёз полагаете, что направили меня на путь истинный, даже после того, как я во всех красках описал, на что способен, а вы в это время в ужасе перебирали чётки. – На лице Маршала уже не было улыбки, её место занял нечеловеческий оскал. – Иными словами, вы подтолкнули меня к защите невинных, сделав тем самым доброе дело и немного приблизившись к Рассветным Вратам, при этом вся свобода, она же вина и ответственность, осталась при мне и моя коварная и злобная душа будет гореть в Закате на парочку кругов больше. Как мило! – Я не просил вас убивать, только остановить кровопролитие. – Да что вы говорите! Вот тут я с вами соглашусь. Ни один адвокат не найдёт, за что зацепиться в ваших словах. Но есть одно «но» – вы попросили об этом МЕНЯ. Неужели вы не знали, что я за человек или закатная тварь, как вам будет угодно, и чем я плачу за свои победы? Если вам так уж важно просить, могли бы выйти на площадь и со всей любовью к людям попросить их не стрелять, не насиловать и не втыкать в друг дружку ножи. Считаю ли я это глупым? Безусловно. Но так было бы честно по отношению и к себе, и ко мне. Впрочем, извините. Я совсем забыл: куда мне рассуждать о чести? Давайте спросим герцога Окделла, он у нас лучше разбирается в таких недоступных для меня вещах. Ворон развернулся к нему и теперь ждал ответ. Что ж... – На мой взгляд, просьба на площади, действительно, более честный поступок, но ведь Оноре хотел выйти к толпе... – Не стоит, Ричард, – Его Преосвященство скромно опустил глаза. – Прошу простить мою навязчивость, а вот это по-настоящему интересно. Ричард, продолжайте. Теперь Рокэ наклонился вперёд и с вежливой улыбкой смотрел на Дика. – Его Преосвященство хотел выйти к черноленточникам у ворот. – А увидел там я почему-то вас. – Я ему возразил, – окончательно стушевался Дик. Ворон тихо засмеялся. – Возразил? Из-за него едва не ворвались в чужой дом безумные фанатики, чуть не убили тех, кто в нём живёт, а ты ему возразил и он решил не выходить. Моё восхищение вами, Оноре, не знает границ. Это же просто трусость! – немного понизив голос и по-заговорщически прикрыв рот ладонью сообщил, – Да будет тебе известно, Дикон, те, кто всерьёз на что-то решились, сделают задуманное в любом случае: кто бы им не возражал, что бы им не приказывали и о чём-бы их не просили. Кажется, так и выглядит свобода. И ещё, Ричард, открою тебе страшный секрет. Если бы тебе в Варасте хватило смелости хоть что-то предпринять, кроме занудных замечаний, возможно, и удалось бы остановить мои зверства и даже кого-нибудь спасти. Ричард хмуро признался: – Честно говоря, когда вы стояли на краю обрыва, я хотел вас столкнуть. – О, это не удивительно. Чего-то подобного я от вас и ожидал. – Удара в спину? – возмущённо предположил Дик. – Разумеется, но, несомненно, ради великой цели. Например, спасения Талигойи или Людей Чести. Я же чудовище, не забывайте. А их в любой сказке непременно убивают ради спасения кого-нибудь. Вопрос состоял только в том, как именно. По-геройски, как ваш любимый Святой всадите в меня фамильный клинок, менее кроваво, но зато более незаметно и таинственно отравите, как дорогой вашему сердцу кансильер, или что-нибудь поинтереснее, что вам подскажут друзья. Я вам предложил вариант столкнуть меня со скалы. По моему мнению, довольно необычный и изящный, жаль вы им не воспользовались, – Дик вспыхнул, а эр Рокэ закончил своё очередное признание, – Вынужден заметить, мы уже неприлично долго разговариваем вдвоём, продолжим наш увлекательнейший диалог немного позже. Ворон снова обратился к Оноре: – Прошу простить нашу... Постойте, вы что, молитесь? О душах убиенных мной или о моей не забываете тоже? – Рокэ хмыкнул. Оноре, действительно, что-то тихо шептал и перебирал чётки, – Прекратите! Ваших просьб за меня Создателю, которого, я уверен, не существует, мне не нужно. Я вас презираю. Но, должен признать, вы самый занятный и очаровательный ызарг, из тех, что мне когда-либо приходилось встречать, – Алва захлёбывался беззвучным смехом. Нет, слушать Ворона становилось невыносимо. Зачем он оскорбляет Его Преосвященство, знает же, что тот не будет отвечать. Это было бесчестно! – Эр Рокэ... я ... вы... как вы смеете? Ведь я взялся защищать Его Преосвященство и впустил его в дом, он не мог... – Слов не хватало, Дик задыхался. – Он не воин и не Маршал, а вот как вы могли спать, когда совсем рядом убивали людей? – Вы ошибаетесь, Ричард, подавлять мятежи и бунты – это обязанность коменданта Олларии. Но я не отказываюсь от ответственности, не нужно смотреть на меня с таким осуждением, вам не идёт. Возможно, моё промедление и стало ошибкой, но в тот момент так не казалось, а жалеть об уже сделанном у меня привычки нет. Килеану-ур-Ломбаху дан был шанс, он им не воспользовался. Как ни удивительно, я верил в его честь больше, чем вы, Ричард, Человек Чести, уж простите за тавтологию. Когда-нибудь я избавлюсь от этой скверной привычки. К тому же... вы ведь не считаете, герцог Окделл, что подкрепление в виде кавалерии Эмиля появилось из воздуха и ему совсем не нужно было время, чтобы добраться до нас из предместий? – Рокэ провёл пальцами от переносицы к вискам, руки чуть заметно дрожали. – Проклятье, всё это звучит так, будто я оправдываюсь. Напоминаю, я ни о чём не жалею, но на ваш вопрос, герцог Окделл, я всё же отвечу, - глаза Рокэ лихорадочно блестели, – Как я мог спать? Никак. Я хотел, но, к сожалению, мне не удаётся это сделать четвёртые сутки подряд, – Ворон засмеялся, – Какая прелесть! Теперь я ещё и жалуюсь! Четвёртые. Сутки. Подряд. Дик вспомнил, как пару часов назад мечтал добраться до кровати, хотя не спал всего только одну ночь. Тогда как эр Рокэ... – Да прекратите вы наконец молиться! – Ворон почти кричал. Он вскочил с кресла и, казалось, пытался испепелить синим пламенем всех окружающих, – Вы считаете меня безжалостным и жестоким, я таковым и являюсь, но не в этом суть. Вы хотите видеть во мне чудовище, потому что таким я вам и нужен, чтобы добиваться своих «благих целей» моими бесчеловечными методами. А потом вы проклинаете меня и радуетесь моим победам. Праведники, Люди Чести! Ричард, я не зря упомянул Варасту, вы сказали, что всё помните, но... Когда мы с триумфом въезжали в Олларию, вы сияли от гордости и тщеславия, тогда как я слышал крики слетающихся на трупный запах воронов. Вот только не нужно так смотреть, будто меня мучает совесть! Спешу напомнить, у меня её нет, зато есть прекрасная память, и я не забываю, в какую цену мне обходится моё торжество и ваше лицемерное восхищение! В бокале рубиновыми искрами переливалась «Чёрная кровь», и Дик не сразу понял, почему ему это не нравится. Ворон не смотрел вино на свет, а алатский хрусталь дрожал, и, казалось, Кровь алой волной сейчас хлынет через край. Маршал, видимо, заметил его взгляд: костяшки пальцев побелели, танец синих огней сапфиров становился всё безумней и хаотичней – скрыть дрожь явно не удавалось. В конце концов, Ворон рассмеялся, а бокал полетел в каминную решётку и разлетелся на мелкие осколки. Оноре дрожащим голосом обратился к Маршалу: – Это безумие... Прошу вас, успокойтесь. – Просите? Снова... Немыслимое двуличие! Почему не встанете на колени, ведь вам так больше нравится умолять. Или думаете, что во второй раз меня этот жест не впечатлит? Вы правы! А, между прочим, я почти поверил в вашу искренность... – крик эра мешался со словами эсператистской молитвы, Дику начало казаться, что он сам сходит с ума, – Я вас просил оставить меня со своими просьбами, вы же мне взаимностью так и не ответили. Постойте, может быть, вы хотите, чтобы я тоже унизился перед вами? – Маршал, действительно, встал на колени, – Святой отец, пожалуйста, покиньте мой дом! Алва, задыхаясь от смеха, как подкошенный, упал на чёрную шкуру. Его судорожно трясло и выгибало, но Ворон всё равно отчаянно пытался сдержать хохот, стараясь прикрыть рот рукой. Не получалось: снежно-белые пальцы впивались в кожу, оставляя красные следы, а жуткий смех затапливал комнату, накрывал Дика с головой, стало нечем дышать. С трудом поборов в себе желание убежать подальше и где-нибудь спрятаться, как в детстве, Дик отвернулся. И что делать?***
– Соберано! – глухой голос Хуана. Когда он успел прийти? Ворон ему не ответил: он заходился в истерике и закрыв лицо ладонями безудержно смеялся. Старый слуга с ненавистью посмотрел на окружающих: – Уходите. Немедленно. Таким его Дик ещё не видел. Что он себе позволяет? – Да как вы ... – герцог Окделл запнулся на полуслове. Было что-то во взгляде Хуана, что заставило его замолчать. Серые фигуры уже были у выхода... Действительно, трусы! Дик с вызовом возразил: – Я останусь! – Как вам угодно, только не мешайте. Дик, стоя за спинкой кресла, молча наблюдал за дерзким бывшим работорговцем, мысленно пообещав себе разобраться с ним позже. Тогда как Хуан, кажется, совсем забыл про существование Дика. Он подошёл к инкрустированному сталью столику, с сомнением посмотрел на кувшин с водой, но, видимо, что-то решив, взял его и, отойдя к окну, с силой бросил на пол. Раздался неожиданно громкий грохот, в кабинете воцарилась долгожданная тишина. Эр Рокэ перестал наконец смеяться, но его всё ещё била дрожь, дыхание было частым, и он ... тихо всхлипывал? Что?!! Дик уже не мог оставаться там, где стоял, и нерешительно подошёл к Ворону. Склонившийся над ним Хуан пытался оторвать белые кисти от лица. Ему всё-таки удалось. Из зажмуренных глаз текли слёзы – Первый маршал Талига плакал. Дик вздрогнул, это было страшно. – Выйдите, – злой голос Хуана вывел Дика из оцепенения. – Но... я тоже хочу помочь! – Вы могли это сделать раньше. Я же сказал, что соберано ни для кого нет. Теперь хотя бы не путайтесь под ногами. Ричард вспыхнул и уже хотел поставить на место возомнившего о себе невесть что работорговца, но понял, что это бессмысленно. Хуану уже не было никакого дела до оруженосца соберано. Он, напевая какую-то убаюкивающую кэнналийскую песенку, подхватил Ворона на руки и отнёс на диван. – Молчите и не трогайте его. Я скоро вернусь. – Вы мне угрожаете? – вскинулся Дик. – Да, – бросил Хуан, уже выходя из кабинета. Дик шумно выдохнул и опустился в кресло. Да что такое с ними со всеми сегодня случилось? И с эром Рокэ... На лице Ворона то появлялась, то вновь исчезала нервная улыбка. Неужели и вправду сошёл с ума? Наверное, он произнёс это вслух, потому что Алва хриплым голосом ответил: – И не надейтесь. Юноша, так выглядит истерика. В дверях появился Хуан с одеялом в руках и торопливо укрыв Ворона, уточнил на смеси Талига и Кэнналоа, как понял Дик, какое лекарство ему сделать. Рокэ кивнул, Хуан снова куда-то ушёл. Дик же подошёл к Ворону и опустился на шкуру рядом. Он всё ещё дрожал, глаза лихорадочно блестели. Дик поймал себя на мысли, что эр Рокэ сейчас очень похож на Айрис после приступа и его так же хочется погладить по голове... – Ричард, мне не нужно вашей жалости. Я вам её не прощу. Как он ... ну да. «Ричард, на вашем лице отражаются абсолютно все эмоции» – Я ... я ... я вас ненавижу. – Благодарю. К ненависти я уже привык. Он и в Закате будет язвить. И что отвратительней всего, Ворон даже не воспринимает его как угрозу. Дика снова накрыло волной гнева. – Эр Рокэ, вы ... вам совсем было не страшно стоять на краю скалы, зная, что я хочу вас сбросить? Ворон устало прикрыл глаза и вздохнул: – Да. Я знал, что в вас нет столько... – Подлости? – Смелости. Вы никогда не делаете то, что считаете нужным. Дик сам не понял, как выхватил кинжал. Ворон, всё ещё не открывая глаз светским тоном заметил: – Вы невероятно предсказуемы, Окделл. Что же вы медлите? Думаете, как лучше использовать клинок вашего прославленного предка? Если хотите моей быстрой смерти, рекомендую бить в сердце, если же желаете видеть, как я буду долго и мучительно умирать – удар в живот. Алва всё-таки соизволил посмотреть на Дика. В спокойной, как озеро в безветренную погоду, синеве не было даже тени страха. Разве что холодный интерес учёного, проводящего эксперимент. Как глупо! Теперь, если он прямо сейчас его не убьёт – докажет свою трусость, а если убьёт – подлость. Ворон же сейчас безоружный и больной! – Вы бездушное чудовище, будьте прокляты! Закатные твари! Ничего получше придумать не мог? – Не оригинально, юноша, – Рокэ странно хмыкнул, Дик испугался, что тот вновь засмеётся, – Впрочем, чем не эпитафия? – Дор Рикардо! - Хуан вернулся с какими-то склянками. – Герцог Окделл просто решил показать мне свой кинжал. Искусная работа, отменная сталь – мне нравится. – Дор Рикардо, уходите, - взгляд заносчивого слуги обещал Дику страшную участь. – Если хотите, Ричард, можете остаться. Оставаться Дик не хотел, но не идти же на поводу у нахального разбойника! И как Алва ему только верит? – Я подожду тут, – Ричард вернулся в своё кресло и, пока Хуан возился с лекарствами, демонстративно разглядывал огонь в камине. А ведь три часа назад от так хотел спать... Сейчас сон совсем не шёл. Ричард задумался. Звук закрывающейся двери, Хуан наконец-то убрался, а вот Рокэ... спит? Дик решил проверить. Чуть подрагивающие веки, под глазами всё-таки есть тени. А ведь раньше не замечал... Тоже мне, Закатная Тварь! Просто очень уставший человек. Ричард сел, прислонившись спиной к дивану. – Эр Рокэ, а вы всё-таки не чудовище. Тяжёлый вздох. – Дикон, вспомните начало нашего... – Я ничего не забыл, просто... Ну вы же делаете что-то хорошее, верно? – Возможно... – Нет, точно. – Что бы такого вспомнить? – Вот, вы мне вылечили руку! – Вы не смогли бы выполнять свои обязанности оруженосца без правой руки. Я позаботился о себе. – Ещё вы спасли меня на дуэли, – неожиданно пришло в голову Дику. – Помнится, я вам уже говорил, что к Колиньяру у меня были свои счёты. – И камень помогли мне отыграть... Дик ещё долго перечислял, Ворон возражал, но... К своему удивлению, Ричард обнаружил, что эр Рокэ на самом деле не раз его спасал и выручал. И как он раньше не замечал? Дик зевнул. Нет, чудовища не спасают, а убивают. А Ворон совсем не похож на героя детской сказки. Он убивает, спасая, и спасает, убивая... Сложно... Ещё несколько коротких обрывочных мыслей и Дик окончательно проваливается в сон, а «чудовище» тихо радуется, что не осталось снова одно.