ушки на макушке

май бесил нанами. он был слишком переменчивый для нее, потому что хотелось тепла, много и прямо-таки взрывной волной, а тут внезапно дожди. и тогда стало промозгло, холодно. очень-очень мокро, что нанами просто ужасно злило. от легкого ветерка у неё тут же начинает болеть горло, которое приходится выполаскивать разбавленной содой с солью, поэтому гортань нескончаемо щипет и раздирает, а ощущение, будто нанами целыми днями питается мертвечиной. отвратительно. горло больное, а май противный и прохладный (и прочие прилагательные на «про»), и у нанами, как на зло, в планах было свидание с руи-руи, которая уж точно совсем не болезненная, не мерзлячая и вообще, наверное, даже в минусовую температуру разгуливает без шапки. но руи можно, она же горячая. чертовски и нежно, как зимние рукавички, сушащиеся на батарее после прогулки со своей хозяйкой в снегопад. у нанами, кстати, была шапка, которую теперь, какой бы очаровательной она не была, приходилось надевать через силу даже в двенадцать градусов тепла, чтобы не отморозить свое несчастное горло еще больше. шапка была как кошкина голова, но с румянами и в ягодках. и несмотря на то, что нанами ну просто ужасно любила эту шапку, носить ее в такую жару было попросту унизительно. короче, нанами готова была остаться дома еще недельки на две, пересмотреть «кастлванию» от и до, питаясь все эти дни святым духом и горячим шоколадом, в перерывах мешая их с разбавленной содой, но холодно-майская руи-руи настояла на том, чтобы они непременно встретились, как и было заметано ранее. это, конечно, глубокое разочарование и чуть ли не повод опустить руки, но нанами уже стояла на пороге своей квартиры, бряцая тяжелыми ключами и втискиваясь в престарелые кеды цвета скошенной травы. с ней была и ее дурацкая шапка и пушистый, немного потрепанный свитер, подранные в коленках джинсы, и ужасно много прилагательных начинающихся на «п» (и не только на эту букву) разбросанных по ее нелепому телу. она, в общем и целом, была маленькой несуразицей. малиновой, имбирной, горчичной и прянной. волосы раскинулись чудесной шелковой пряжей по плечам и затылку, хризолитовые пальцы легко управлялись со старыми шнурками кед, струнами бас-гитары и еще, может быть, волосами фуске, которая иногда просила нанами помочь ей с прической. да, да, та самая уверенная в себе, похожая на какую-то нечисть, футаба, плетущая лучшие косы да хвостики на всем диком западе, пользовалась ловкими пальчиками нанами, когда торопилась или слишком уж нервничала, чтобы быть аккуратной и осторожничать. пальцы нанами также умело настраивали скрипку руи-руи, когда та прихорашивалась перед выступлением, и застегивали пуговички на задней стороне костюма маширо-чан, до которых та не могла дотянуться самостоятельно, что приводило ее к потребности стыдливо и тихо просить о помощи. и даже токо, самостоятельная и чересчур гордая для подобного, порой спрашивала нанами, чтобы она сменила ей четвертую струну, непокорную, вечно рвущуюся. хризолитовые пальцы, коллекция разноцветных медиаторов и пластмассовых фигурок, небрежные хвостики по бокам головы, больное горло, руи-руи и глупая шапка — все, что оставалось от нанами в май. дальше она почти не функционировала примерно до первого дня лета. чисто из принципа. а руи — любимая. горячая. нанами бежала на их место встречи с идеей-фикс обнять руи-руи покрепче или поцеловать, но это только на крайний случай, потому что ее горячая руи была не то чтобы недотрогой, а просто руи с приставкой «не». она горчила на языке лакрицей и иногда перебирала волосы нанами так, словно играет на своем инструменте. красиво. свидание на сранном кладбище — это, конечно, нонсенс. обычно они уединялись в каком-нибудь тихом кафе, где руи заказывала свой любимый суп с тофу, а нанами просто смотрела ей в рот, потому что тофу — ну совсем не ее тема. ей бы чего-нибудь острого, ей бы чего-то горячего. ей бы руи-руи. нанами мечтала ее обнять. все еще. а руи ждала ее около ветхих железных кладбищенских ворот, переписываясь с кем-то. наверное, с токо, которая всегда готова была дать ей точный прогноз на любое свидание по картам таро, обычным картам, иногда еще по звездам, но это было для нее слишком запарно, и она предпочитала быть как можно проще. руи заметила ее, прежде чем она подошла к ней вплотную. нанами улыбнулась ей. имбирно: — йо. — здравствуй, хиромачи-сан. — оставь эти формальности, руи-руи, а то я сейчас откинусь, — вздохнув, нанами зачарованно обняла ее. крепко, ванильно, пока руи-руи не опомнится и не осознает, что она вообще-то недолюбливает все связанное с тактильным контактом. — не драматизируй. руи не улыбалась. может только совсем чуть-чуть, легонько, углем по холсту. нанами обняла ее еще раз, наплевав на рамки, в которых жила горячая руи. затем она схватила ее под руку и потянула ее вглубь, на кладбище. только тогда она решилась спросить: — почему именно здесь? не думала, что ты интересуешься такими местами. вот теперь руи действительно улыбнулась. все еще легонько. — посмотри, это место — дом для мертвых, но, как и везде весною, здесь все цветет. — она огляделась и продолжила. — и ты цветешь, кажется. довольно органично, ты не думаешь? — вот это да! так ты, оказывается, романтична, а, руи-руи? — нанами беззлобно ухмыльнулась. — только иногда. — как строго. руи покачала головой: — токо говорит, что это в моем стиле. — ну разумеется. кладбище разрослось флоксами. дубовой рощицей и медовой сладостью, смертью, чем-то иссохшимся и животрепещущим. похоже на руи-руи? ну может слегка или прямо с головы до ног, нанами очень даже нравится. они с ней шли, и руи держалась за ее вспотевшую от легкого волнение ладонь, не обращая внимания на прохожих с печальными лицам и черными рукавами. и точно в этот момент руи казалась нанами такой нежной. все еще горячей, просто до ужаса и дрожи в коленках. кажется, ее шапка от такого даже ушами пошевелила, потому что руи-руи, осторожно поправив прядь волос, наконец-то заметила ее. — твоя шапка… нанами замотала головой: — ну-у, боюсь простудиться еще больше, что в этом такого? — да ничего, просто она забавная. — кто? — твоя шапка, хиромачи-сан. нанами поморщилась, но ее шапка — кошкина голова, одобрительно покраснела. а руи продолжила: — чем ты занимаешься во время болезни? — разлагаюсь. — честно ответила ей нанами, но чуть подумав добавила, — душу гитару, мультики смотрю. — например? — руи посмотрела на нее требовательно, но мягко, и нанами в очередной раз задумалась о том, что у ее спутницы под одеждой. — за эту неделю я пересметрела несколько полнометражек от «гибли», потом наконец взялась за несколько тв-сериалов, а еще, конечно, диснеевская фигня. как не крути, пиксаровские мультики лечат горло и душу, — нанами улыбнулась и слегка закашлялась. — и даже «вверх»? — боже, не будем про «вверх», вот он меня реально убивает. они шли так еще долго, наверное больше получаса, и, обычно несговорчивая, хмурая, руи засыпала ее вопросами по самое чудесное. и с нею так горячо и нежно, что нанами резко забыла о своем недавнем мимолетном желании напиться, чтобы хоть как-то согреть горло и размять связки. конечно, да, а потом у нее будет кружится голова, она будет шататься, дрожать и, вяло соображая, печатать руи что-то невнятное-влюбленное. зато это весело, чего уж более. руи вдруг резко остановилась, прерав ее мыслительный процесс. — мне нравится быть с тобой. нанами знала ее чуть больше года, но не переставала смущаться от ее прямолинейности. она, шелестя ресницами, чтобы хоть немного смочить глазницы, ответила: — я рада, руи-руи. руи, горячая, но холодно-майская, наклонилась к ней. нанами почувствовала, как ее шея, скрытая ситцевым платком, пахнет духами фуске, которые та подарила каждой на годовщину создания группы, похоже, считав это лучшим решением в своей жизни. токо потом ржала, как лошадь, а маширо-чан испугано-гневно шикала на нее, хотя в глубине души и сама считала подобное распределение подарков не лучшей идеей. но руи была ценительницей. ценительницей их очаровательного маленького бэнда, их всех четверых по отдельности и пятерых вместе. и не нанами в особенности, а именно всех, потому что они были маленькими звездочками, как пророчила касуми-сенпай. и это было потрясающе. горячая руи целовала ее рядом с незнакомой могильной плитой, и нанами захотелось вжать ее в какую-нибудь стену, но они были все равно что заперты в этом бесконечном открытом пространстве. это было хорошо, это было так нормально и так приятно. это было именно «так». и шапка, глупая, глупая шапка, похожая на кошкину голову, кажется, слышала, как у холодно-майской руи-руи бьется сердце в звездочках. руи отстранилась от нее, целуя еще и словами: — ты как цветочная поросль, хиромачи-сан. — я же просила тебя, оставь эти ебучие формальности, — устало процедила нанами, прежде чем та вжалась в ее губы снова. дурацкая шапка нанами зарделась и поджала уши. — я думаю, ты мне нравишься, — руи поежилась, несвойственно для самой себя. потом, подумав, добавила что-то новенькое, — нанами. нанами точно была от нее без ума. — вот и славно, руи-руи. ей на нос упала первая капля дождя. стало свежо и любо. нанами почувствовала себя хорошо, несмотря на то, что горло все еще болело, а май оставался противным и промозглым. но она была в порядке. и руи, наверное, тоже. потому что она улыбалась, шепотом и отзвуком, прямо перед ее лицом. горчичная. горячая. хорошая.