Улыбнись мне в эту холодную ночь

Зимние ночи какие-то особенные. Такие долгие и тёмные, подобные самым жутким кошмарам. Они словно лишают человека надежды на пробуждение от вечного холода и тревоги, точно угасающий уголек в кромешной тьме, который ни в коем случае нельзя потушить. Наверное поэтому Пит так не любил зимы. В страдании есть своя особая атмосфера, так манящая юное сердце. Пускай каждый день наполнен жгучей болью, пускай они считают, что вся жизнь — тянущаяся череда разочарований. На их лицах уже давно нет места и малейшему проблеску счастья, и живут они так изо дня в день целый год, но зима… Её пережить сложнее даже детям ночи. Так было с Питом. Нельзя показывать друзьям, что тебе сложно, что ты устал от вечной тьмы и холода. Ты же гот, правда? Ты же должен любить это все, так почему не в состоянии именно в это время года? Одиночество кажется невыносимым, долгие ночи без друзей рядом — утомляют, бесполезные школьные занятия — отравляют и без того унылые будни. Ну где же, где же найти сердцу покой! Кто покажет тот самый путь, который поможет пройти этот ад?! Февраль кажется самым тяжёлым, самым холодным, слепящее глаза солнце, появляющееся в это время до жути раздражает. Школа, как и его душа, кажется, навсегда окуталась холодом и больше не оттает. Отсидеть семь уроков — то ещё испытание, ещё хуже, когда ты забываешь взять с собой тёплый шарф, который хоть как-то помогает не покрыться инеем из-за этого дубака. Даже встречаться с друзьями сил нет, он просто хочет горячего кофе и плед. И домой тоже было бы хорошо, но лучше — в кофейню, или ещё куда. Где тепло. Именно с такими мыслями он остановился на входе в тренажёрный зал. А это время там уже никого нет, кроме вампирских выскочек, но в школе их, кажется, сегодня вообще не было. Тренажёрный зал — самое тёплое место в школе в это время, хотя может показаться иначе. Просторное помещение встретило гота тишиной, приглашая зайти в свою слегка тёплую обитель. Тельман, словно не зная, куда деться, высматривал местечко потеплее. За лестницей вроде есть места, где посидеть, да и батареи тоже должны быть там. Пит зашёл за первую же лестницу, но желанной батареи не заметил, пришлось идти дальше. Почти у самого конца, ощутимо проявилось тепло, буквально заставляя остаться хоть на минутку и погреться. Слишком темно, чтобы различить хоть что-то да идти было довольно сложно, учитывая то, что глаза ещё не привыкли, потому Питу только и оставалось, что искать своими озябшими и Трясущимися руками источник тепла. Он осторожно провел пальцами по чему то мягкому и теплому, но… Осознать, что это было — не удалось. Тогда Тельман более уверенно провел ещё раз, остановившись у какого-то спуска. Что это, черт возьми?! — Слушай, я конечно тоже очень рад тебя видеть, но… Резкий вскрик Пита слегка оглушил Маковски, но он продолжил. — Да, я конечно красавчик, но можно было не так бурно реагировать. — Твою ж мать, — гневный рык гота показался пугающим. — Ты мог раньше отозваться-то?! Маковски включил небольшую лампу в виде канделябра. Три искусственные свечи развеяли тьму, мягко освещая небольшое пространство, окружающее гота и вампира. — Ты никуда уходить не собираешься? — типичная маска безразличия появилась на лице Пита. Вот и оно, совершенно обычное (в диалогах с Маковски) раздражение, как же оно надоело. Пит только и делает, что вечно язвит и передразнивает. Это просто нечестно! Почему? Почему так только с ним, он же почти как его друзья готы, почему он не может хотя бы раз улыбнуться и спросить, к примеру, «как прошёл твой день?» или просто ответить на этот вопрос вампиру. — ну, я собирался уходить, а тут ты появился, — нервно усмехнулся Маковски, поправляя свою черную прядь за ухо.- ну так я могу подвинуться, ты уйдёшь. Вот так всегда. Раздражается, закатывает глаза и… Кстати об этом! — слушай, Тельман, ты же наверное закаты любишь, просто всегда так глаза закатываешь. И тишина, ничего более. Маковски ожидал чего угодно. Удар, язвительное словечко или что-то в таком духе, но никак не тишину. — ты уходить собираешься? — ещё более раздражённо и устало повторил гот, нервно покручивая руками край своей серой рубашки. — Да что ты заладил все, уходи да уходи, — Маковски сам и не заметил, как взял руку Тельмана в свои ладони, — я, может, остаться хочу. Таким идиотом он себя, наверное ещё не чувствовал. Как такое вообще произошло? Почему его сердце так сильно бьётся каждый раз, когда он видит этого гота? Такого похожего на ангела, словно сошедшего с небес неважно. Главное только то, что Маковски никогда не сможет забыть этот растерянный взгляд такого хрупкого, ещё более бледного, чем обычно, Пита, с его звонким, но таким уставшим голосом, таким же, как и глаза. На которого так красиво ложится этот оранжеватый свет, с ним так хочется остаться рядом, не расставаться никогда. Майк поднёс холодную белую руку к своим губам. Не то, что поцеловал, скорее просто коснулся губами чужих костяшек. *** Так и не виделись больше. Неделю. Маковски поспешно собрал свои вещи и убежал, а Пит. Пит просто остался там же. Тяжёлые дни тянулись мучительно долго. Холод никуда не пропадал, как и смущение обоих парней после произошедшего. Хоть они и не виделись, зато воспоминания каждую минуту жаждали оказаться на первом месте, прочно укрепившись в сознании молодых людей. Тельман об этом ничего не рассказал друзьям, они и не спрашивали. Только Майкл, кажется, заметил некую «сладкую» задумчивость в глазах Пита. Спрашивать не стал, подумал, если надо будет, он сам все расскажет. Так даже лучше. Комната Майкла всегда кажется уютней, чем какая — либо другая. Тут всегда ждут, всегда тепло и пахнет кофе. Можно просто прийти и остаться хоть на несколько дней, болтая ночи на пролёт. — Может останешься у меня сегодня? — Майкл укрыл Пита своим чёрным мягким шарфом, — Генриетту тоже позовём, завтра суббота. — Нет, не думаю, я сегодня у себя буду, дела, — Пит протяжно выдыхает сигаретный дым и смотрит на Майкла. Кудрявый гот слегка потягивается и закрывается рукой в такие родные красные волосы. Нежно проводит по ним и, грустно вздыхая, опускает. Тельман уже собирается уходить, отдаёт шарф его хозяину и уже на выходе из комнаты последний раз смотрит на друга. — Увидимся. — Увидимся. Если захочешь прийти, мы всегда тебя ждём, — печальная улыбка, брошенная вслед остаётся незамеченной и Майкл просто затягивает сигарету, оставаясь в одиночестве. Вечером ещё хуже, чем днем. Ледяной ветер больно режет по лицу и рукам, не давая и шанса спрятаться от его точных атак. От этого было бы не так обидно, если бы снег не захотел пойти именно сейчас. Прямо в ту минуту, как Пит вышел из тёплого, родного дома. «а может вернуться, — как ветер проносится в голове, — Да нет, не стоит». Он же только что попрощался. Вот и осталось, идти вперёд. Скорее даже пробираться через завесу ледяного тумана в ночи. Тельман идёт как можно быстрее, но без корки льда получалось бы куда лучше. Трясущаяся от холода рука нервно нащупывает упаковку сигарет. Казалось бы, вот оно — спасение. Но пачка оказывается пуста. Все, что осталось от её содержимого — тяжёлый сигаретный запах. Картонка полностью пропахла табаком, будто бы дразня своего обладателя. «Ну и ладно, не так уж и хотелось». — словно ветер проносится в голове гота, уже поспешившего дальше. Чем быстрее вернёшься домой — тем лучше. Там хотя бы тепло и… Да какое ещё и, наверное, это единственный плюс. По крайней мере, который Пит сейчас может вспомнить. Родной трейлер так близко и далеко одновременно. Пройти всего каких то пару метров. Осталось лишь завернуть за угол и все, последний рывок! — Аах! Несколько секунд потребовалось, чтобы прийти в себя. Ещё парочка, чтобы осознать в кого он только что врезался. И всего ничего, чтобы выйти из себя. — какого черта, Маковски? — все что он сделал — приподнялся на локтях, до сих пор ещё оставаясь на «вампире», — Ты что вообще здесь забыл?! — Да я…кхм. — ненадолго замялся, обдумывая, что сказать. Нет, безусловно, когда он шёл к готу, он точно знал, что и как сказать, просто… Немного растерялся. С кем не бывает? Пит недовольно смотрит на Майка, все еще терпеливо ожидая ответа, но… Его так и нет. Гот осторожно встал с вампира и, только для вида, оттряхнул свою бордовую, так хорошо подходящую его волосам-куртку. — вставай, давай, упырина, — отвернулся в надежде скрыть свои пылающие щеки, — отогрею. Глядишь, заговоришь по-человечески. Ночи зимой самые тихие, самые холодные и страшные. А ещё самые одинокие, независимо от того, находишься ты в компании или нет, ты будешь чувствовать себя именно так. Одним единственным человеком посреди белого поля. В случае Пита — чёрного. Он так редко приглашает кого-то в свой дом, что, кажется, уже и забыл, какого это, когда кто-то рассматривает твои вещи, ходит по твоей комнате и без умолку тараторит о чем-то. Бледные пальцы сжали ручку закипающего электрического чайника. Он всегда пил чай в одиночестве. Готы пьют кофе — так надо, так правильно. Но иногда этот горький вкус кажется настолько невыносим, что ты просто не можешь заставить себя даже поднести напиток к губам. Как хорошо, что он не пьёт кофе. Как хорошо, что он вообще рядом. — ты вообще какой будешь? — Пит перебивает не умолкающую речь вампира, — есть с земляникой, барбарисом, просто чёрный и… Голубика. — Голубика. — хорошо.- Не замечает чужого взгляда, буквально прилипшего к его лицу. Тесное помещение мигом наполнилось глубоким ароматом чая с лёгким оттенком ягоды. За окном холодно и темно, ветер завывает унылую песнь, навевая на душу тоску. Кажется, только здесь тепло и светло. Только здесь они чувствуют себя хорошо. *** Температура постепенно поднялась до нуля и солнце теперь зачастило. Уже нет ощущения вечной зимы и холода, кажется, словно уже вступила в свои владения весна. Больше не надо убегать от своих липких, навязчивых мыслей, теперь все будет как всегда. Вернее сказать, совсем скоро. Ему так кажется. Пит убегает, опять и опять. Он пытается делать вид, что все происходящее для него не значит ровным счётом ничего. Ни то, как они начали общаться, то, как стали проводить друг с другом как можно больше времени, и, даже ни то, как Маковски в безумном исступлении целовал его бледные, едва теплые руки. Как почти незаметно касался чужих пальцев и волос, как смотрел на него каждый день. А правда ли, что не значит ничего? У Пита бессонница. Чёрные круги под глазами, сливающиеся с такими же тенями и подводкой, не успевающий остывать кофе и безумно усталый взгляд. Он не спит, он анализирует, подобно компьютеру, который не может впасть в спящий режим. Зачем Маковски вообще появился в его жизни? Почему не хочет уходить? И как повернуть время вспять, чтобы не нужно было каждый день сгорать от жажды встречи. Пит не знает, что сказать друзьям и как объяснить им эту ситуацию. Эту глупую ситуацию, когда гот влюбился в вампира. Влюбился, какое забавное слово. Какая жестокая шутка. Ну разве могло с ним так произойти? Майк тоже забыл про сон. Он тоже вспоминает каждый день. Он запомнил каждую мелочь, каждую детальку, вообще все, что происходило между ними. Маковски каждый день хочет провалиться под землю от стыда, прокручивая в голове воспоминания. Он так не может, он должен решиться, он обязан объясниться с Питом. Даже если тот не примет, скорее всего, если тот не примет… *** Освежающий, но теперь уже не настолько холодный ветер посвистывает за окнами кофейни. Мягкий свет от старых ламп, терпкий кофе, шелест бумаги и скрип ручек. Прекрасная пятница. Несколько часов в приятной компании, новые стихотворения и просто чудесное настроение. Как давно этого не было, как давно этого хотелось. На улице уже несколько часов, как стемнело. Одиноко снуют прохожие туда-сюда, скрываясь за поворотами и выходя к белым фонарям из закоулков. Тельман собирает вещи и лениво потягивается. — проводить тебя? — не отрываясь от чтения говорит Майкл. — как хочешь, можешь проводить, а можешь ещё и остаться. -честно? — впервые за час откладывает книгу и смотрит в глаза, — удивительно, как такое вообще могло произойти. Майкл тихо усмехнулся и сложил свои вещи в сумку, — тогда пошли. Провожу тебя, может даже кофе угостишь, — особенно подчеркнув последнюю фразу, гот осторожно встал из-за стола. Едва слышно закрывшаяся за ними дверь, холодный предмартовский ветерок и опустившаяся на город тьма. Это все такое родное, такое любимое… Вот так спокойно идти рядом, размышлять на различные темы, иногда предаваясь обоюдной меланхолии. В такие моменты особо остро чувствуется, как сильно ты не хочешь потерять этого человека. Сделать так, чтобы он всегда был рядом, чтобы он почувствовал то же, что чувствуешь и ты, чтобы он прочитал меж строк твоих трепетно написанных стихов… Чтобы он осознал всю значимость твоих нежных взглядов и печальных вздохов. Только вот… Кажется, словно все уже давно упущен последний шанс. Что-то изменилось в их отношениях. В Майкле? Или… Чье-то уставшее дыхание прямо рядом с ними. Лёгкая отдышка и топот за спинами. Им снова помешали, да какого черта?! — Тельман, — не успевая отдышаться говорит Маковски, — я везде тебя ищу. Взгляд кудрявого гота небрежно проходится по запыхавшемуся вампиру, после чего нежно переносится на своего спутника. Ту-дум. Сердце пропустило удар. Вот в чем была проблема, ведь так? Что это вообще за взгляд? Майкл никогда такого не видел. Почему атмосфера между ними так резко изменилась, словно весь интерес Пита к нему угас и обратился с новой силой к этому позеру. Что вообще происходит, он же просто поспешил с выводом, так? Маковски схватил пита за руку и всеми силами потащил за собой, все время проговаривая одну лишь фразу, словно пытаясь оправдаться перед Майклом-мы ненадолго, просто поговорим, хорошо? Не успел и слова вставить, а их уже и след простыл. Ну что за люди! Он не успел отдышаться ещё в тот раз, а теперь совсем выдохся. Решился наконец высказаться, причём не просто так, а лично прийти. Глаза в глаза все сказать. Глядишь, пожалеет потом, но ведь это будет потом, так какая разница? Есть ли смысл очередной раз забивать, а потом терзать себя сожалением? Нет, никакого. Уж лучше он сейчас выпустит эту птицу из своего сердца, а дальше как-нибудь само, кто знает, что может случиться. Маковски почти вжал Пита в ледяной фонарный столб. Последний столб, находившийся у леса. Он все никак не мог прийти в себя после пробежки, а теперь и гот стоял почти в таком же состоянии. Его-то лёгкие не отравлены горьким сигаретным дымом. Кислотно-зелёные пряди шелком спадали на плечо гота, непозволительно близкое дыхание раз за разом опаляло замерзшую шею. Смущение. Так называется чувство, что заставляет Пита краснеть рядом с этим…с этим человеком. — я не хочу отпускать тебя. Я хочу видеть тебя каждый день, вдыхать твой запах, смотреть в твои глаза, целовать тебя… Без всякого стеснения и страха за то, что подумают другие. Каждый раз я так ждал нашей встречи, я знал, что был противен тебе. Почему ты повёл себя так? Почему я повёлся. Влюбился в тебя, а ты словно специально избегаешь, хотя уже показал, что есть шанс, — маковски захлестнули чувства, казалось, что вот-вот он заплачет от их переизбытка. Его искусанные волнением губы налились ярким кровавым оттенком, — дай мне понять, что ты чувствуешь, что и для тебя это важно, по… Он не успел договорить. Что-то горячее прижалось к его губам. Тельман уже не мог терпеть, он так хотел сказать, что чувствует то же. Обжигающие капли спадали на залитые румянцем щеки гота. Он провел рукой по щеке вампира, осторожно спускаясь на шею, и… Прислонился к его груди. — я уже и сам был готов сказать тебе все эти слова. Тельман посмотрел на Маковски. Его первая искренняя улыбка, которую он не смог, не захотел скрыть. Его первая улыбка, которая дала ответы на все вопросы. Которая сияла ярче звезд над ними. В этот вечер они ощутили любовь.