Себя, себя и только себя!

Новенькая расплакалась, когда тринадцатый чертенок сказал, что любить нужно только ее. Ее папа, злющий черт на самом деле, просто бы раздавил его в лепешку, если бы узнал. Новенькая старается успокоить слезы и прийти в себя, сдерживая порыв наябедничать. Такое с ней произошло впервые. Пятьдесят седьмая смотрит на новенькую также, как и тринадцатый чертенок. Такая утонченная любовь к себе не может не поразить в самое сердце, а у маленьких чертиков оно пока все же есть. «Наплевать на всех», — говорил учитель, но ей не нравится смотреть, как кто-то плачет. Пятьдесят седьмая делает решительные шаги в сторону новенькой, отбрасывая за спину свои рыжие косички. — Ну, не плачь. Тринадцатый не нарочно, он просто маленький, — тихо произносит она, кладя руки на плечи новенькой. Та поднимает на нее красные, заплаканные глаза и бормочет что-то невнятное, в итоге сбрасывая руки. — А ты чего вникаешь в мою печаль? — раздраженно спрашивает новенькая. — Тоже урок не усвоила? — Ну, если тебе нравится плакать в одиночестве, то я могу уйти, — вздергивает нос пятьдесят седьмая. Новенькая посмотрела на нее испуганно, вся сжалась, а потом быстро проговорила: — Нет, не нравится. Останься. — Ну, то-то же, — ободряюще улыбается пятьдесят седьмая. — Может, расскажешь про свою предыдущую школу? Новенькая шмыгает носом, а потом начинает медленно говорить. Она рассказывает о всех чертях, которых когда-либо встречала, об уроках, которые ей довелось услышать, немного упомянула своего отца, который гордится ею. Пятьдесят седьмая слушала внимательно, замечая, как новенькая с минутами вновь начинала приобретать уверенность. Ей действительно нравились ее рожки, ее белые волосики и некая капризность в движениях. Она любовалась новенькой, думая о том, что очень бы хотела ее обнять. Но сделать это можно только обманом. Пятьдесят седьмая быстро вспоминала об уроке мелких пакостей. Новенькая между тем рассматривала пятьдесят седьмую во время своей речи и подмечала, что та какой-то нетипичный чертик и наверняка учится на разные оценки, среди которых бывают и двойки, раз она не разучилась сочувствовать. Ей становилось интересно. — Ты почему на меня так смотришь? — в итоге спросила новенькая, всплеснув руками и ширя глаза. — Вы меня что, все тут уничтожить решили? Что это вообще за школа, которая учит добру?! — А у меня к тебе чисто личный интерес, — задумавшись, сказала пятьдесят седьмая, стараясь верно подбирать слова. — Я хочу все узнать о твоих способностях, чтобы половину перенять. А еще нельзя не отметить, что ты красивая. Я люблю выбирать себе красивых соратников. — Фух, — через мгновение выдохнула новенькая с облегчением. — А я то уж подумала, что ты как тринадцатый. Любить меня собралась. — Фу, — наигранно потянула пятьдесят седьмая. — Я же не такая маленькая, как он, чтобы не понимать, что нужно любить только себя. Как ты могла такое подумать? После этого оба чертенка пожали друг другу руки, а пятьдесят седьмая потом сказала, что для более убедительного сотрудничества новенькой нужно поцеловать ее в щеку. Успокоенная, собранная и ничего не подозревающая, она это выполнила в сей же момент. И никто со стороны ничего не заподозрил. У пятьдесят седьмой же в голове возник целый план, как добиться ее любви, исходя из традиций чертей. Она усмехнулась легковерности новенькой, но даже смогла посчитать ее милой. Некоторые тайны нужно держать в подальше ото всех, а при народе говорить, что любишь себя, себя и только себя.