***
Саске нести свиток напрочь отказался — подозрительно побледнел и предложил Узумаки разбираться с ним самостоятельно. Наруто аккуратно, стараясь не дотрагиваться, обернул его своей курткой, оставшись в одной сетчатой футболке, и послушно понёс в той руке, что была наполовину протезом — на всякий случай, стараясь избегать любого физического контакта. Решено было идти пешком. Лес вокруг темнел и мистически поблескивал ядовито-зелеными бликами — широкие стволы деревьев подсвечивало изумрудным и желтым. Полярное сияние пролилось над их головами волнистой призрачной лентой и сплело небосвод с белыми звездами — те, подглядывая и искрясь, тихо светили над миром. В кустах стрекотали сверчки, а в глубине чащи желтенькими круглыми огоньками мерцали светлячки. Пахло свежестью и хвоей. Наруто смотрел вперёд — прямо на выпрямленную спину Саске — и думал о своём. Казалось, будто свиток жжёт все тело — Наруто чувствовал, как от кончиков пальцев протеза дальше по предплечью и прямиком к солнечному сплетению — по тонкому рисунку вен, по лабиринту капилляров и артерий, по горячей крови растекается тревожное, волнительное напряжение и оседает где-то под сердцем. Чертов свиток действовал на нервы и вызывал странные ассоциации: Наруто никак не мог перестать думать о том, что может случиться, если эта запрещённая возбуждающая техника на него подействует прямо в пути. Стыда же потом не оберёшься… Наруто сглотнул и внутренне вспыхнул, припомнив поцелуй, и незаметно коснулся пальцами свободной руки своих губ. Все из-за долбанного свитка — ему понравилось просто из-за долбанного свитка! Хотя нет. Ему показалось, что понравилось. Просто показалось. Точно, именно так все и было. Учиха ему совсем не нравился, а тот смущённый взгляд, обдавший сердце тёплой волной, ему просто привиделся. И губы казались соблазнительно мягкими просто потому, что он, Наруто, находился под неполным влиянием техники, видимо, отчасти распространяющейся даже на расстоянии. Расстояние… плечи Саске на расстоянии вытянутой руки. Наруто сглотнул, припомнив ощущения — дотронуться бы снова до плеча Учихи… До прохладного, твёрдого плеча. Потаённо, близко, запретно — настолько, насколько позволяют отношения между шиноби. Крепко обхватить, зашифровать возбуждение под дружеские объятия — чтобы понял и принял скрытый подтекст. Стоп. Это свиток, всего лишь свиток. Он скоро попадёт в Коноху, и мысли об Учихе придут в норму. Нужно просто перетерпеть. Наруто казалось, что от нервного напряжения зудела вся кожа. Он легонько потер ладонью грудную клетку — тело горело так, будто он лежал под прямыми лучами солнца, несмотря на прохладный ветер и глубокую ночь. С другой стороны… Что будет, если техника все же успеет в полной мере подействовать на него в пути? Что будет, если техника сейчас также оказывает влияние и на Саске? Горит ли его тело так же? Думает ли он о Наруто прямо сейчас? Наруто представил себе возможные последствия действия техники и мгновенно густо покраснел. В сознании тут же нарисовался образ Саске — те же самые, точь-в-точь как при том нелепом поцелуе, повлажневшие губы, открытые плечи, обнаженный торс, капелька пота, стекающая по груди… Интересно, какая на ощупь его кожа? Наруто вздохнул, теряясь в чувствах, робким потоком пробравшим все тело сладкой, болезненной дрожью. Саске ещё никогда не казался таким привлекательным. То есть, он всегда был привлекательным и иногда Наруто ловил себя на весьма пространных мыслях о том, что было бы, если бы… Но всерьёз думать — никогда себе не позволял. Саске был другом, нужным, близким, и мечтать о чем-то большем Наруто не смел. Слишком это… интимно и откровенно, слишком открыто, недоступно и… неправильно. Друзей не должно хотеться поцеловать, не должно хотеться чувствовать каждой клеточкой тела, не должно хотеться прижимать к себе — и Наруто запрещал себе думать об этом. Такого их дружба — такая ценная, хрупкая, с таким трудом вновь обретённая год назад — могла вовсе не выдержать. В груди неприятно заскребло. Наруто коснулся пальцами солнечного сплетения, сгреб складки сетчатой футболки — внутри лопалось и натягивалось что-то огромное, неизвестное: будто он стал джинчуурики неугомонного, упрямого существа, что есть сил рвущегося на свободу. — Хочешь, катаной почешу? — неожиданно поинтересовался Саске. — Придурок, — сдавленно отозвался Наруто, но руку от груди все же убрал. — Кажется, эта техника на меня действует даже в запечатанном виде. Саске неожиданно остановился и вполоборота взглянул на Наруто. — Саске, — обречённо позвал Наруто, — давай по очереди? Ты несёшь час, потом я. Серьезно, не могу уже. Этот свиток чакру жрет, как не в себя. — Устал? — участливо отозвался Саске. — Ничего, потерпишь. — Мстительная скотина… — вполголоса выдал Наруто и хмуро улыбнулся. — Я же извинился. Что тебе, сложно, что ли? Саске хмыкнул, но, выдержав небольшую паузу, все же сжалился: — Хорошо. Остановимся на ночь, утром сменю тебя, — согласился он. — Не ной только. Тишина лесной ночи потрескивала уютным теплом костра. Сумрак, подсвеченный изумрудом северного сияния, расплетался полярными огнями, тихим ветром в верхушках сосен, шелестом пряной травы. Растревоженное, оголенное небо расстегнуло пуговицу луны, обнажив блестящие брызги звёзд, и замерло в напряженном ожидании. Наруто, отложив обернутый в куртку свиток, пристроился под сенью раскидистого дерева. Тени костра танцевали в гуще зарослей осоки, тяжелый свод отбрасывал сказочные зеленоватые лучи, окрашивая рябые стволы в грани чистого малахита и прячась в складках плаща Саске зеркальной мозаикой — колотым бутылочным стеклом, осыпавшимся по ткани пестрыми глянцевыми бликами. Тот сидел рядом, оперевшись спиной о потемневший от времени валун, внимательно вчитывался в один из личных свитков — информационных, такие, с перечнем украденного, выдавали для сверки перед миссиями; и, как казалось самому Наруто, избегал на него смотреть. Странное, невыразимое чувство мешало ему успокоиться, и Наруто то и дело возвращался мыслями к тревожным, так некстати распустившимся во весь цвет образам во время их недолгой прогулки по лесу. Наруто не мог с точностью сказать, впервые ли он думал о чем-то подобном: лиловое марево свитка с возбуждающей техникой норовило окутать все тело, забраться в голову и, тревожимое дымом костра, медленно растворялось в воздухе. Вместе с ним, рассыпаясь искрами, оголяло нервы, выворачивало наружу потаенную, скрытую, робкую правду, припрятанную и от Саске, и от самого себя. Наруто думал: были же соперниками, были напарниками, были лучшими друзьями, были названными братьями — кем только они друг другу ни были. Но что-то внутри исступлено сопротивлялось, скреблось наружу острыми коготками, и Наруто чувствовал: этого было мало, а как стать еще ближе — не понимал. И от этого почему-то становилось больно и непонятно. — Нам нужно его обезвредить, — резко нарушил тишину Саске. — Этот свиток… слишком активный. — Так отложи его подальше, — нарочито равнодушно посоветовал Наруто, пытаясь скрыть беспокойство. — Никак ты его не обезвредишь, пока до Конохи не доберемся. А трогать я его больше не собираюсь. — Он к тебе ближе. — Нет. — Иначе я его уничтожу прямо здесь. — Саске… перетерпи просто. Наруто прикрыл глаза, закинув руки за голову, и внутренне усмехнулся. Саске явно раздражен, а значит, прямо сейчас наравне с ним страдает от внутренних противоречий. Интересно, какие образы его мучают, о ком он думает? Рисуют ли они в его сознании чужие губы, изумрудный полумрак ночного леса, кончики пальцев на бешено бьющейся жилке оголенной шеи?.. Наруто так живо представил это, что внизу живота снова растеклось уже знакомое медленное тепло. — Наруто, — сказал Саске, выдержав паузу, и от его неожиданно мягкого тона — такого же редкого, как Какаши без маски, Наруто удивленно раскрыл глаза. — Ты же пожалеешь потом. Наруто нервно сглотнул, ощутив в словах неприкрытый подтекст. В горле нетерпеливо заскребло, мгновенно стало сухо от волнения, словно он вдохнул огромный ворсистый шмат пыли. Взгляд Саске — долгий, внимательный, требовательный, подсвеченный малахитом — яблочно-ядовитым блеском, казалось, проникал сквозь него и выхватывал каждую потаенную мысль. Он повернулся к Наруто, и ровные зеленоватые блики скользнули по его шее мягкой тенью, закрадываясь под воротник плаща и теряясь под одеждой. Саске совершил одно неуловимое, стремительное движение, и за миг до этого, за то короткое, вспыхнувшее искрой мгновение, когда Наруто успел разгадать его явное намерение, он вскочил на ноги и схватил Саске за предплечье. — Не пожалею, — выдохнул он, обжигая горячим дыханием его скулу. — Оставь ты его в покое, Саске… Короткая борьба повалила их на примятую траву. Саске, собиравшийся добраться до свитка, попытался сбросить с себя Наруто и, подцепив того под колено, молниеносно опрокинул его на спину. — Пожалеешь, — выдохнул Саске, придавив его к земле бедрами и обхватив коленями бока. Наруто чуть не задохнулся и, ощутив на себе вес и давление тела Саске, краем сознания почувствовал, как запретная ласка царапнула разгоряченную плоть через одежду. Перед глазами поплыла реальность, словно их заволокло пеленой дождя; ядовитая зелень мазнула белый блик на бледной косточке ключицы; губы приоткрылись в просительном: «Ниже…» — Наруто оцепенел от смелости неожиданно охватившего его желания и так и не смог издать ни единого звука. Он незаметно качнул бедрами в попытке сдвинуть Саске немного дальше, едва прогнувшись в пояснице и зашифровав свое движение нетвердым сопротивлением, а воздух мгновенно раскалился и отяжелел, мир отяжелел и осел в легких, пока Саске удерживал его запястье и придавливал его к земле. Под пальцами рвано забился пульс, словно гигантское сердце. Наруто почувствовал, как Саске ослабил хватку и переплел между собой их пальцы, сжав его ладонь в своей, не позволяя вырваться. Осознание — живое, цельное — проникло под кожу раскаленным оловом, обжигая разум новым, предельно ясным откровением. В подкрашенной изумрудом ночи, в цепенеющем пламени костра, утопая в противоречиях и оголтелом страхе, Наруто неожиданно понял: дело не в чертовом свитке с техникой, дело в истине, проступающей из-под самого сердца огненным шквалом обезоруживающей перед действительностью правды. Истина — это когда хочется пригладить непослушную прядку, выбившуюся из челки; истина — это провести пальцами от виска и спуститься к шее; снова прикоснуться к его губам, протолкнуться языком в его рот, попробовать на вкус его напор и сопротивление. Та истина — тщательно скрытая, потаенная — пробивалась навылет, диктовала волю, и поддавшись этому решительному, бойкому порыву, Наруто обнял его, притянул к себе, второй раз за вечер коснувшись его губ — своими. Стыд и вина придут позже… Саске хотел уничтожить свиток, потому что пытался уберечь от последствий — тех самых последствий, когда чужая рука скользит по коже там, где заканчиваются рамки дружбы, но Наруто ему не позволил. Позволил — повалить на землю, обнять бока коленями, сжать запястье, и сам крепко вцепился в податливое тело — Саске не мог сопротивляться технике, дышал так часто, что Наруто терял рассудок, убеждая себя: «Он мне не сопротивляется, мне, а не технике…» — поглаживая, согревая пальцами кожу чуть ниже его бедренных костей и продолжая все глубже утопать в поцелуе. Все стало до безумия просто. Стыд и вина придут позже, а сейчас Саске сверху — уже заметное, недвусмысленное трение бедер, переходящее в скользящие, уверенные толчки, вызывало бурю обжигающего тепла внизу живота, и ни единой мысли о том, что будет после — не оставалось. Что-то будет… что-то обязательно будет, а сейчас… Саске. Как же его хочется. Все — потом. Об обжигающе рваных вздохах, о частом дыхании, о руках, бесстыдно исследовавших крепкие мышцы груди под одеждой, о кончиках пальцев, задевавших сосок, нежную ямку у ключиц, едва угадываемые дуги ребер — все потом, а сейчас… В голове, рикошетя о черепную коробку, слова Саске звучат обжигающе и горько — пожалеешь, пожалеешь, пожалеешь… Может быть, Наруто и пожалеет, но сейчас — руки, щелкнувшие застежкой на плаще Саске, уже невозможно остановить. Повлажневший воздух отяжелел, опустился ниже к земле — тени языков костра облизывали тонкой вуалью узоров разгоряченную обнаженную кожу: Наруто, освободившись от сетчатой футболки, стянул с Саске рубаху. Прихватил губами и потянул тонкую белую ленту с его груди, помогая выбраться — взвизгнули стяжки рвущихся бинтов, опадая на траву. Саске наклонился над ним, а над его головой оголенным космосом, полярным блеском, с севера на юг вспыхнула изумрудная река северного сияния. Миг, и исчезла, скрывшись за длинной челкой, защекотавшей лоб, и взглядом — нечитаемым, черным. Наруто обнял ладонями его лицо, притянул к себе, касаясь его губ, и сам не заметил, что нет больше ни земли, ни неба, ни юга, ни севера — все это насквозь выдуманные вещи, а до ближайшей перемены полюсов и глобальной катастрофы одно движение, с которым Наруто перевернул Саске на спину, опуская его затылок на сгиб своего локтя. — Как мне?.. — шепнул Наруто ему в губы. На лбу Саске на миг залегла едва заметная напряженная складка и тут же разгладилась. Он выдохнул, прикрыл глаза и, выдержав небольшую паузу, ответил: — В сумке. В набедренной сумке — типичный арсенал шиноби: колюще-режущее, печати, баночка обезболивающей мази. Наруто подцепил ногтем крышку — пустая, почти не осталось. Саске, Саске… обрубленная рука до сих пор болит, а он ни слова никому не сказал. Наруто замешкался, посмотрел в его лицо, пытаясь уловить в глазах тень сомнения, и увяз в немой, топленой черноте глухого сумрачного взгляда. Выловив в его глубине, в скользящем бутылочно-зеленом мороке полярного сияния — да откуда оно здесь взялось, в июле-то? — окаймленный подсвеченными линиями силуэт своего отражения, Наруто ощутил, как тает уверенность и как Саске жестко взял его ладонь в свою и спустил ее ниже по своему животу. Наруто послушно скользнул рукой под резинку его штанов, нащупал пальцами сначала повлажневшую от смазки кожу, выдохнул, прикрыв глаза, и дотронулся пальцами до головки его члена. Саске как-то странно дернулся, неровно задышал, прикусив зубами кожу плеча Наруто — тень его ресниц задрожала, накрыла скулы чернеющей маской. — Что замер, Наруто? — голос Саске на выдохе, словно сквозь подушку, с незнакомыми, откровенно-будоражащими нотками. — Продолжай, раз взялся. Таким он видел его впервые — открытым, незащищенным, своим. Если задуматься, то впервые Наруто мог сказать, что где-то на задворках растревоженной памяти, щелкнув, сложился пазл-мозаика, пазл-бутылочное-стекло: друзья-соперники-друзья-напарники-друзья-не-друзья, — и осознание этого впечатывалось в мозг с эффектом разорвавшейся биджуудамы — весом в тысячу килотонн, не меньше. Это было тем самым нужным откликом, после которого Наруто окончательно осмелел и прошелся ладонью по его члену до основания, успев и поймать сдержанный вдох, и скользнуть языком по нижней губе, пробиваясь внутрь его рта — в который раз за сегодня… Саске вновь изогнулся навстречу его ладони, что-то вспыхнуло, прояснилось в его взгляде, и Наруто, придерживая его затылок, вновь потянулся рукой к баночке с мазью — раз для обезболивания потерянных конечностей подходит, значит, и для всего остального сойдет. Щедро соскребнув остатки, он растер их по своему члену, попутно избавляясь от последней одежды. Саске выпутался из штанов следом. Наруто снова опустился на него, прижимаясь оголенной грудью к его телу, лаская плечи и шею ладонями, языком, и понимая, что никогда в жизни не ощущал ничего подобного этой близости: обезоруживающей, неподдельной, откровенной. Когда-то давно, может быть, с момента первой встречи на пирсе или второй — у полусгнивших одиноких качелей Академии, Наруто уже однажды ощутил это: тонкую, неуловимую ниточку связи, потянувшуюся вслед за темной фигурой незнакомого мальчишки. Казалось, та расплелась, размоталась в клочья, цепляясь то за дружбу, то за соперничество, крепко натянулась — уцелела, и только сейчас Наруто понял, чего все это время хотел добиться от Саске: долго не понимал, годы не понимал и осознал только сейчас, чувствуя его ладонь на своей спине и его ноги, крепко обхватившие бока — он хотел именно его, Саске и только Саске. — Ты-то хочешь, — касаясь носом мягкой челки, спавшей на виски, шепотом спросил Наруто. — Саске? — Наруто. Не тупи. Огрызается. В глазах — призрак знакомого взгляда-полуусмешки, каким обычно смотрел когда-то давно, кажется, на миссиях в эпоху их бытности генинами, прямым, уверенным; и после возвращения в Коноху — редким, порой поддернутым печальной дымкой. Наруто всего прошибло дрожью от резкого, нахлынувшего густой, горячей волной возбуждения. Он опустил руку вниз по его телу, прошелся еще влажными от мази пальцами по сжатому колечку мышц, пытаясь протолкнуться внутрь — что-то подсказывало, так будет правильно, нельзя же вот так, с ходу… Саске закусил губу, окаменел в руках, пропуская его в себя, выдохнул рвано. — Больно? — Хватит меня жалеть… Оказалось, не жалеть его — сложно. Шиноби — не шиноби, сколько раз его бил: в шутку, всерьез, до крови, до переломов, и — чего Наруто вспоминать не хотел и вовсе — желая убить и умереть вместе с ним, — но сейчас, когда опадающий грохот чужого сердца стучал прямо в солнечное сплетение, он изо всех сил старался не причинить ему лишней боли. Наруто весь изнервничался, пытаясь протолкнуться в него сначала двумя, потом тремя пальцами, весь взмок, то и дело реагируя на редкие болезненные вздохи. Саске большую часть времени просто молчал, до побеления сжимая губы в тонкую нитку, а когда Наруто пришлось, в конце концов, подхватить его одной рукой под поясницу, а второй за напряженное бедро, почти усаживая того на себя, Саске неожиданно вцепился пальцами в его спину и прикусил плечо — Наруто не удивился бы, если с этим он не вырвал бы кусок мяса. — Твою ж, — сипло ругнулся Саске ему в шею. — Что ты нежничаешь… — А как с тобой? — отозвался Наруто и потерся щекой о его затылок. Как с ним… с ним было так, как никогда и ни с кем не было, и не суждено было случиться. Наруто это чувствовал. Саске это тоже, кажется, знал. Сжав его тело в кольцо рук, Наруто подтянул к себе Саске ближе, приподнял за бедра, пытаясь усадить его на свой член. Неподатливый тугой обхват нехотя разомкнулся — Наруто чувствовал, что еще пара секунд и его поведет под разгоравшимся внутри жаром: он не выдержит этого медленного движения и нетерпеливо прорвется внутрь. Саске обхватил рукой его плечо, опустил голову и не издал ни единого звука — только по его вмиг одеревеневшим мышцам Наруто понял, каково ему: чертова мазь толком не помогала, а только приглушала, подмораживала ощущения. Саске опускался на него сам: Наруто обжимало, сдавливало со всех сторон, потом слегка отпускало и снова — сдавливало с новой силой. Придерживая рукой взмокший затылок Саске, Наруто еще несколько секунд пытался контролировать постепенно нарастающую амплитуду движения и собственные заторможенные толчки вглубь его тела, ощущая себя одновременно и в растекающейся зеленцой бликами ночного неба реальности, и в расплетающемся проседью дыма полусне. Пришлось снова опустить Саске спиной на примятую траву. Наруто несколько раз пытался протолкнуться до упора, но сжимало так, что он то невольно замирал, то снова начинал двигаться, постепенно пытаясь набрать темп. Обезболивающая мазь притупляла возбуждение — Наруто морщился, словно терпел надоедливую зудящую боль, а Саске лежал под ним и выглядел до странного доступно, доверчиво — это сбивало с толку, рождало внутри щемящее чувство не то нежности, не то вины. Он уже видел его таким: уставшим, выдохшимся, исчерпавшим всю чакру до последней капли, лишившимся руки и истекавшим кровью у распутья в их личной долине не то завершения, не то начала пути. Измотанным, не сопротивляющимся, доверяющим. В голове что-то щелкнуло, с визгом сорвало все тормоза, и Наруто уже не мог больше контролировать рвущееся наружу желание — его повело и растянуло во времени, и с каждым рваным вздохом Саске, с каждым новым толчком в его тело, Наруто заталкивал вглубь себя совесть, а та сжимала челюсти, и густая кровь согревающе обволакивала сердце. Оно, сердце, изводилось пестрым, разноликим комком противоречий, приправленным солью вины, ранимым теплом и бережной лаской, пока тело изнывало от возбуждения. Наруто чувствовал, что он вот-вот был готов кончить, как тугая, плотная волна желания соскальзывала и снова накатывала; и он ощущал себя так, словно его всего обернули в махровый кокон — обезболивающее действие мази, черт ее дери, подмораживало так, что он готов был взвыть от бессилия, но продолжал двигаться в Саске, благо, сил в нем было достаточно. Наруто казалось, что он застрял в каком-то бесконечном тумане, подкрашенным зелеными всполохами, запахом догорающего костра, то утопая в нем, то вновь выныривая на поверхность, оглушенный звуками частого, сбивающегося дыхания Саске. Он потерял счет времени — сколько там прошло, пять минут, двадцать, сорок?.. Наруто забылся, истерся, сосредотачиваясь на собственных движениях и ощущениях, и, казалось, совсем забыл о Саске — кто знает, как его терзало. Наруто продолжал целовать его, гладить, сжимать всего, и все равно — долбанная мазь, да когда уже?.. Из густого морока его неожиданно вывел тяжелый вздох, болезненный, грубый локтевой захват и острый, резкий тычок коленом под ребро. Наруто вцепился в бедро Саске, удерживая его под собой и пытаясь сообразить, что произошло, не дать ему вырваться: ноги Саске мелко дрожали, он прижал его единственной рукой к себе так крепко, что Наруто чуть не задохнулся. — Устал? — шепнул Наруто ему в шею. — Я скоро уже. Подожди… Тот ничего не ответил, но хватку немного ослабил. Лишь потом, когда Наруто снова начал двигаться в нем, он заметил, что в районе живота стало слишком липко и мокро и как белесая струйка спермы стекла по бедренной косточке Саске. Он, оказывается, кончил, а Наруто толком ничего не успел понять. У Наруто постепенно начинало болеть все тело: мышцы стонали и ныли, как после выматывающей тренировки или длительного боя, на предплечьях явно осталась целая цепь синяков от пальцев Саске, алые пятна укусов наливались на шее кровью, содранные локоть и колени болезненно дергало. Лисья чакра заглохла где-то на задворках сознания, механически латала ссадины, но сил толком не прибавляла. И когда Наруто, наконец, кончил и повалился на Саске безжизненным трупом, напрочь заглохла и спряталась, будто вместе с брызнувшей теплой спермой из Наруто вылились все остатки его сил. — Мазь эта тупая… — тихо проговорил Наруто, пытаясь отдышаться. — Где ты ее такую, блин, достал? — Сакура дала, — ответил Саске, выбираясь из-под Наруто. — Как знала… Наруто позволил Саске отползти в сторону и перевернулся на спину, уставившись невидящим взглядом в небо. Все, что было ниже живота, он попросту не чувствовал — движения ощущались словно через пухлую ожирелую вату, и сквозь вату плыли его вялые мысли: Наруто помнил — недавно его что-то волновало, но ухватить ускользающую тонкую вуаль этой мысли не мог. Прохладный ветерок скользнул по коже бодрящим касанием. Наруто заозирался в поисках одежды и наткнулся взглядом на оранжево-черный сверток. Его куртка. Свиток. Техника. Точно. Боль осознания опустилась на грудь неповоротливой глыбой, заледенила легкие, вогнала под кожу раскаленные до белизны колья, отравила все тело, зажевала виной. — Саске… — тяжело позвал он, но так больше ничего и не смог произнести. Наруто повернулся на бок, уткнулся ему в шею и зажмурился так, что защипало в глазах. От Саске пахло пряным теплом, сексом, спермой, чем-то металлически горьким и влажной, прелой землей. — Что? — спросил он так близко, что от его дыхания по телу пробежала дрожь. Наруто прикусил губу и открыл глаза. Темная прядка челки Саске упала ему на нос, он легонько ее сдул. — Я хреновый друг, Саске. — Хреновый… — задумчиво протянул он, — но поздравил оригинально. — Еще более хреновый, чем ты думаешь, — добавил Наруто, сообразив, о чем он, и легонько прихлопнув свой лоб. — Черт. Я забыл, Саске. Прости. Вся эта хрень полярная голову забила, а ведь июль же… С днем рождения. Саске неопределенно хмыкнул. Наруто уловил в этом тень улыбки и расслабленно выдохнул, позволив мыслям течь медленно и спокойно — забыл, совсем забыл… Вот тебе и подарок, Учиха Саске, лучший друг, соперник, кто там еще… Наруто виновато поморщился, но решил подумать и поговорить с ним обо всем завтра, а сейчас… Саске, по крайней мере, не отталкивал и не пытался его убить, да и — если разобраться — сам был далеко не против того, что между ними происходило. В этом, возможно, была заслуга свитка с техникой, и Наруто краем сознания отметил — странно она как-то действовала… Возбуждения от него — хрен да маленько, но потаенные, прикрытые ворохом сомнений желания оголяло будь здоров. Саске отыскал в сумраке догорающего угольками костра свой плащ и накрыл их обоих. Зелёная ночь вздохнула теплым дымком и, пока Наруто укачивало волнами дыхания на плече Саске, расплела изумрудные косы по небосводу, посеребрила ломтик луны и, бережно укрыв поблескивающим сиянием кроны деревьев, тихо уснула.***
— И что это? Какаши, сидя в кресле за столом Хокаге, облокотился о стол, переплел пальцы и с вежливым интересом смотрел на своих бывших учеников, переводя взгляд то на Наруто, то на Саске. За прозрачным окном Резиденции занимался день: трелью щебетали птицы, рдели родные красные крыши, нежась в золотистых лучах солнца, а с широких, щедро приправленных гравием и пылью улиц Конохи шумела привычная городская жизнь. — Свиток с возбуждающей чакрой, — уверенно ответил Наруто и покосился на стол. Какаши еще раз внимательно на него взглянул и, высвободив свиток из его черно-оранжевой куртки, отогнул уголок техники. — Наруто, — вкрадчивым тоном обратился к нему Какаши. — Ты читать умеешь? Наруто сглотнул. Он, конечно, не разглядывал его пристально, но той части с доступной для зрения надписью у края свитка ему хватило, чтобы оставить попытки его развернуть. Сам свиток признаков жизни не подавал: розоватое, теплое свечение развеялось еще по дороге в Скрытый Лист, лишь изредка напоминая о себе чахлыми искорками, мгновенно тающими в воздухе. Защитная печать тоже ослабла и не вызывала ничего, кроме легкого головокружения при касании. Саске, стоящий рядом, замер и вовсе не подавал признаков жизни — застыл черным каменным изваянием, будто и не участвовал в разговоре. Наруто виновато отвел глаза — они так и не поговорили о том, что между ними произошло. Ни утром, после пробуждения, ни на пути в Коноху. И что теперь станет с их дружбой… — Это свиток с… — Какаши сделал паузу, развернув бумагу полностью. — Техникой Правды, Наруто. Абсолютно безопасной, к слову. Теряет свою силу через несколько часов после распечатывания. Тому, кто ее использовал, он позволяет осознать свои истинные желания. Преступники, правда, используют ее не по назначению, а для того, чтобы выпытать у своих заложников или других шиноби реальные факты, или… Какаши пустился в долгие разъяснения о том, что из себя представляла техника Правды, но Наруто его уже не слушал, во все глаза уставившись на Саске и пытаясь осознать услышанное, свалившееся на него огромным бесформенным комом. — Так ты знал? — ошеломленно завопил Наруто вслед Саске, когда те вышли, наконец, на людную улицу из Резиденции Хокаге. — И не говори мне, что не знал, смылся же тогда сразу, как только увидел название техники! И читал еще потом что-то в лесу! И не сказал! Саске остановился у стены ближайшего здания, медленно развернулся к нему. На его губах отчетливо играла довольная ухмылка. Ласковое солнце лизнуло его по темным волосам, отбросив мягкую тень под ресницы, скользнуло по коже шеи… — Не мог лишить себя удовольствия наблюдать, как ты лезешь на стенку и сам себе выносишь мозг, — наконец, ответил он. — В свой-то день рождения. — Это еще за что? — не понял Наруто. — За то, что так долго соображал. Наруто еще несколько секунд растерянно смотрел на него, и наконец, весело хмыкнув, взлохматил ладонью свой затылок. Понял. — Не мог раньше сказать, что ли? — смущенно рассмеялся Наруто. — Что я тебе нравлюсь… Совести у тебя нет. — Это у тебя совести нет. — Это еще почему? — не понял Наруто. — Два часа, Наруто! — потерял терпение Саске. — Всю спину изодрал, пока ты… — Сказал бы раньше — не пришлось бы по траве тебя возить. Слова, Саске, сказанные ртом, а не твоими вот этими хитроумными… — Наруто рассмеялся и изобразил руками нечто, по его мнению, означающее «хитроумное», — знаешь ли, порой творят чудеса! — Ртом, говоришь… — задумчиво отозвался Саске. — Вот и покажешь мне своим этим ртом чудеса. Наруто уже не слушал его. Все вокруг как-то расслабилось, потеплело и завращалось внутри него мягким, искристо-золотым космосом. Небо засветило ярче и приветливей, ветер принес легкий аромат свежей листвы, перламутровые блики солнечных зайчиков скользнули по оранжевой куртке, а Наруто легонько потянул Саске за застежку плаща и, не встретив сопротивления, поцеловал.