Ветви сирени

Эмити стояла около круглого фонтана с веточкой сирени в маленьких бледных ладонях. Янтарные глаза внимательно осматривали всё вокруг. Даже брызги воды из фонтана в виде статуи интересовали её. Смешно думать — когда-то это действительно была статуя — стояла посреди площади, грозно осматривая каждого жителя Боунсборо, будто подозревая в подпольном восстании против императора. Но теперь её превратили в нечто привлекательное, украшающее город — крупный фонтан, обвитый плющом, а из каменного пальца Белоса, указывающего в светлое небо, теперь хлещет вода. На небе были разбросаны облака, словно комки ваты, вытащенной из старой игрушки. Ветер обдавал щёки девушки, трепал сиреневые волосы, подкидывая их или прижимая к голове — он ворошил их как хотел, а их хозяйка сначала пыталась поправлять причёску, но вскоре поняла что от этого нет смыслу. Вихри спутали локоны, но в этой спутанности, неряшливости была своя, особая эстетика. Девушка терпеливо ждала Луз, она должна была подойти с минуты на минуту, но верно вновь опаздывала. Это так в её привычках, что Эмити уже свыклась, она даже улыбалась, думая о том как это похоже на доминиканку. Снова опоздать — всего на пару минут, но опоздать, так в её духе. Ах, для Блайт это столь непривычно, для Блайт, что приходят заранее, потому что опоздать «верх неприличия» как сказала бы Одалия. А Эмити, она другая — она не осудит за опоздание, лишь улыбнётся, хитро ухмыльнётся, ведь ей будет смешно. Смешно от того какой её воспринимают — такой же, как мать. Но она не такая, она притворялась, а эта маска надменности, как сильно она вжилась в неё. А потом пришла Луз. Ворвалась в её жизнь, разрушая многолетние оковы. Она опаздывала на встречи, громко смеялась и не смотрела свысока. Она не Блайт, она не боялась осуждения. И Эмити влюбилась в это. Такие странные мысли посещали юную девушку, пока она ждала ту, которую её мать презирали. Луз Носеда. Но она не её мать. Она влюблена в эту девушку. Ветер ещё немного потрепал белоснежные, гладкие и шелковистые щёки, и, наконец, их обладательница заметила столь ожидаемую сейчас девицу. Короткие волосы, смуглая кожа и такие знакомые джинсовые шорты. Луз бегом движется по улице, стучит кедами о камни. Раздаётся «Linda, Linda». Эмити не знает испанского, ей непонятно что говорит девушка, но она убеждена что это что-то доброе, как и она сама. Ласковое и милое, солнечное. Сиреневласая слегка краснеет, не так как раньше, когда она становилась багровой из-за одного взгляда любимой, нет, теперь она лишь самую малость розовеет, едва заметно. Она неспешно идёт навстречу доминиканке, встречает её улыбкой и приветствует буквально единственной фразой на испанском, которую она понимает. — Hola Batata. Кареглазая смущается, улыбается во все тридцать два и лишь теперь замечает ветвь сирени в ладони Эмити. Она тоже держит сирень в руке. Смуглой тонкой ладонью она аккуратно удерживает лиловую веточку, стараясь не осыпать ни одного цветка. Девушки заливисто засмеялись. Они обе принесли по ветке сирени; лиловой, молодой сирени. — Я увидела сегодня цветущий куст и подумала, что они по цвету как твоя причёска, — смущённо пробормотала Носеда. — Мне нравится сирень. Это ведь человеческий цветок, если не ошибаюсь? Я подумала тебе понравится, — улыбаясь, отвечала Блайт. — Не ошибалась, — с ухмылкой сказала Луз. Они долго могли гулять, болтая о любимых книжках, бесконечно могли всматриваться друг другу в глаза: Луз — в янтарные и солнечные; Эмити — в тёмные, шоколадные. Они находили в них всё что им требовалось, были в достатке, в любви. Молодые и влюблённые, никак иначе про них и не скажешь. Дарят цветы, преподносят подарки, часто чрезмерно дорогие, хихикают вместе. Держаться за руки, глупо и мило, но им ведь по четырнадцать. Да и кто их осудит, право. Чёрные ногти Эмити блестят на солнце, а Луз засматривается на них. Засматривается на этот заманчивый блеск. Волна мурашек проносится по рукам, когда Блайт к ней прикасается. Носеда дарит «Богине с волосами цвета сахарной ваты», как она назвала её однажды, мятные поцелуи в щёки. Бархатные бледные щёки, и румянец слегка касается их. Этим двум хорошо вместе, они это знают, им так легко вдвоём, будто во сне. И их мечта — чтобы этот сон не заканчивался.