дай мне огня, мой друг огня и ремня хорошего. научись прощать меня за прямоту за нелепое мое прошлое. обещай мне быть рядом, поклянись мне за каждый год. дай мне огня, мой друг и целуй меня в пьяный рот. знаешь, как мне без тебя друг? словно стая бездомных собак кусает мальчика во дворе за интим места, а он кричит и вырывается. мне без тебя весна не весна в душе, как и в комнате, полный бардак мне без тебя мой друг умирается. и достань меня из могилы, если на то пойдёт. сними меня голого в рост. положи на угли. прости меня за прямоту и дай мне огня внутри между нами пиз…ый мост мы сделали, как смогли. нам не хватает времени на двоих. слов. пальцев для сообщений. я без тебя умираю каждый грёбанный день. особенно вот сейчас в воскресенье Ангел Ульянов
Johnny Klimek, Tom Tykwer — Post Rock Mystery
— Дома овец считать будешь. — Здесь я всех пересчитал. Харрисон и не думал показывать носа из своей конуры. За окном начинал подниматься по-осеннему промозглый ветер, не предвещавший ничего солнечного. Фостер потянулся к кнопке стеклоподъёмника и поймал на себе насмешливый взгляд. — Ты же не мёрзнешь. Фостер всё-таки закрыл окно. — Я — нет. — Обо мне печёшься? — Вот ещё. Он поднял бинокль к глазам и дежурно прошёлся взглядом по тёмным окнам скромного одноэтажного домика. Оглядываясь назад, Фостер всегда думал, что возвращение в Штаты было ошибкой, и вот такие вылазки в никуда ясно давали понять, насколько большой была эта ошибка. — Ну, давай, вылезай, жучара… Я тебя прижму, никуда ты не денешься… — Рейг, завязывай с этой болтовнёй. Уши вянут. — Если я перестану пиздеть, ты отрубишься. Плавали, знаем. — Ставлю сто баксов на то, что, когда я проснусь, Харрисон никуда не денется. — Не буду так рисковать. Они посмеялись и одновременно потянулись к пачке сигарет на приборной панели. Рейган усмехнулся и прикурил от пальца сначала Финчу, а потом себе. Столько лет спустя, столько реальностей — а он до сих пор провожает ослепительный огонёк таким восторженным взглядом, словно ребёнок, встретивший Санту в Рождество. Это плохо вяжется с тем, другим взглядом, каким на него смотрел десять лет назад тот, другой Финч. Но времена меняются, меняются и Финчи. Фостер слабо усмехнулся этой мысли. Джип был припаркован под сенью раскидистого дерева, так что их сложно было заметить даже с расстояния метров в двадцать. Зато отсюда открывался живописный вид на полузаброшенный квартал крошечного городишки в усталом краю Оклахомы. Фостер выпустил струйку дыма в узкую щель между стеклом и рамой и задумчиво уставился на лужайку перед домом Харрисона. Война словно отобрала у людей стремление к уюту и красоте. Никто больше не выращивал гортензии под низеньким забором, не вылизывал идеально ровные изумрудные газончики, не выкрашивал почтовые ящики в кремовый цвет каждую весну. Харрисон не потрудился даже купить новую дверь — всего лишь навсего забил досками дырки от пуль. Фостеру его не жаль. Фостер даже отчасти завидует: ещё каких-то пару лет назад он жил точно так же, не тужил — никем не тревожимый, никому не нужный. Нормальное было время. Неспокойное, но независимое. А теперь он сидит здесь с учётным стволом в кобуре и помятым удостоверением в кармане и понятия не имеет, какого хрена подписался на это. Впрочем, одного взгляда в сторону хватает. Всё ради него. — Эй, чего спишь? Пропустишь всё веселье. Фостер дёрнулся от тычка и перехватил руку Мерсера, на мгновение сжав его ладонь в своей. Они оба вцепились взглядами в ярко загоревшееся окно на кухне, но спустя полминуты Харрисон, похоже, напился воды и вернулся в кровать. Фостер не отказался бы и сам вернуться в кровать. Финч, наверное, тоже не отказался бы. Хорошо, что кровать у них одна на двоих. Плохо, что она очень далеко. — Проклятье. Как думаешь, может, замдир просто издевается над нами? — Думаешь, всё из-за той истории с Лазарем? — Таких, как Гамильтон, в мире осталось немного. Неудивительно, что он дуется. — Да и посрать. Мало своих бойцов, что ли. — Ни одного, кто бы умел восставать из мёртвых. — Зато электрогенетиков — до хуевой кучи. — Твоя правда. Он откинулся на спинку сиденья. Все части тела уже начинали ныть от долгого пребывания в одной позе. Финч на водительском выглядел так, словно, стоит ему принять условно горизонтальное положение — провалится в сон сию же минуту. В конце концов, они уже не те, что прежде. Война миновала, кое-что отняв у них навсегда, но также и подарив кое-что. И всё же Фостер пошёл в следователи, а не в оперативники. В его возрасте агенты уже уходят на пенсию. Фостер отхлебнул остывшего кофе из пластикового стаканчика и вспомнил старые добрые времена в Чикаго. — Никогда не думал, что снова буду носить значок. — Ты и не носишь. — Значок, бумажка… Какая разница? — Никакой. Ты всегда говорил, что в полиции было классно. — Было. А потом случилось много всего не классного. — Хочешь в Мексику? Рейган посмотрел ему в глаза. Финч был слишком серьёзен. Этот разговор начинался почти как шутка, ведь так? — Не знаю. Наверное. Меня там уважали и боялись. — Не все. — Ну, Дебби меня просто презирала. Но ты знаешь, о чём я. — Знаю. Дебби из другого мира, да? — Ненавижу то, что мы втянули её в это. Финч усмехнулся: — По-моему, она была в тебя немножко влюблена. — По-моему, я был немножко влюблён в неё тоже. Фостер сделал ещё один глоток, не заметив, как лицо Мерсера дёрнулось в непривычно злом выражении. Те времена дались ему нелегко, и то, что Фостер напивался в одиночку в баре на окраине Тихуаны и пялился на сиськи барменши, нисколько не облегчало ему задачу. Как и попытка суицида Фостера в собственной ванне, но об этом они больше не говорят. Они вообще больше не говорят о плохом. Плохого они оба наглотались сполна. — Если бы ты мог… — начал Финч, и голос его сорвался, заставив Рейгана поднять глаза, — ...вернуться назад, как Риндт, и всё исправить… Ты бы это сделал? — Да. А ты разве нет? Мерсер улыбнулся, и Фостеру показалось слишком многое за этой улыбкой. Ему стало страшно. Они договорились не обсуждать такие вещи. Разве мало они наговорили друг другу в Тихуане? Мало зубов друг другу выбили? — Да. Конечно, сделал бы. Я бы тебя спас. — Меня не нужно спасать, вот в чём штука, Финч. Он перегнулся через подлокотник и положил руку Мерсеру на загривок. — Не нужно, ясно? И мне тебя уже поздно спасать. Мы — всё, что есть друг у друга. Так уж повелось, и нам ещё повезло. Некоторые так и остались у могил ни с чем. Представь, каково им. Каково Ди. Или Алфи. Финч попытался сбросить его руку, но Рейган только сжал её крепче у него на загривке. — Я никогда их не знал. Ты же понимаешь. — Они знали тебя, а я знал их. Мы все связаны. — Между нами вселенные. — И посмотри на нас. Такие ли уж мы разные? Он отвернулся, и Рейган убрал руку. Опять он за своё. Неужели вся их жизнь пройдёт за бесконечными ссорами и попытками заплатать прошлое? — Посмотри на меня. Финч всё равно сверлил взглядом парадную дверь дома Харрисона. Да на кой чёрт им этот воришка? Пусть ворует себе, это не самое страшное, на что способны люди. — Посмотри. Посмотри и скажи: я похож на него? На сей раз у самого Рейгана голос дал слабину. Они вот уже два года перебрасывают друг другу этот вопрос, как горячую картошку, не способные дать внятного ответа, потому что… Что? Потому что слишком похожи или слишком не? А было бы лучше, если бы вопроса не пришлось задавать вообще? Если бы кто-нибудь другой получил умершего друга назад? А может, если бы альтернаты не попали в этот мир вообще? — Ты же знаешь. — Я не знаю. Финч обернулся и положил руку на руль, словно ища опоры. — Ты бросаешься в омут с головой. Рискуешь всем, не думая, что в следующий момент меня может не оказаться рядом. Ну как, похоже на тебя? Рейган улыбнулся: — Ты сказал мне это почти двадцать лет назад. Когда Рейган почувствовал прикосновение его губ, то, сам того не ожидая, отпрянул. Он всегда такой последовательный — Финч Мерсер. Он долго думает и всё взвешивает, прежде чем что-нибудь сделать. В его вселенной он три года был влюблён в Рейгана и поцеловал его всего один раз в школе, когда понял, что больше его не увидит. В его вселенной Рейган умер, так никогда и не сказав ему, что думает. А во вселенной Рейгана Финч погиб прежде, чем они успели понять, что чувствуют друг к другу. Вот так. Вот такая у них жизнь теперь. И многие, многие другие теперь точно так же мирятся с новыми версиями кого-то, кого они считали навсегда утраченными. Риндт бы охуел, если бы выжил. Риндт молил бы бога, чтобы и ему так повезло. Но вот в чём штука. Во вселенной Рейгана Финч тоже поцеловал его лишь один раз — в школе. И потом пропал. Фостер ответил ему мягко, неторопливо, словно у них была целая ночь впереди. Харрисон всё равно дрыхнет: зачем бы ему приводить в действие свои коварные планы в третьем часу утра, когда назавтра ему нужно показать нос на работе, притворяясь законопослушным гражданином? Рейгану осточертела эта слежка. Осточертело выводить на чистую воду отчаявшихся носителей, многие из которых ебанулись похлеще Фостера на почве войны. Да что ему вообще в этом мире нужно, кроме этих рук, оттягивающих его воротник, кроме сорванных вздохов, на которые Финч вынужден прерываться, чтобы только выдержать объём всей той любви, что он чувствует к нему, кроме бешеного головокружения и ощущения нереальности происходящего, когда его язык скользит в рот, говоря больше, чем способны выразить слова?.. Спустя мгновение он уже оказывается у Фостера на коленях. Куртка летит под ноги, его пальцы зарываются Рейгану в волосы. — Рыжий дурак. Финч ерошил его волосы, целуя всё яростнее, всё жаднее, как будто Рейган хотел от него куда-то убежать. А земля — она ведь круглая, побежишь вперёд — вернёшься, откуда начал... — У меня седины больше, чем рыжего, чувак. — Заткнись. Когда дыхания перестало хватать, Финч стал целовать его подбородок, щёки, нос, виски, лоб — всё, до чего дотягивался. Он крепко прижимался бёдрами, двигаясь плавно, но нетерпеливо; Рейган старался держать себя в руках, отвлечённо думая, как сильно будут болеть кости от неудобной позы, и чем горячее Финч его целовал, тем дальше становились эти мысли… Руки сами собой нашарили чужой ремень и выдернули из-под него водолазку. Чёрная, тонкая, под горло — совсем как у него. Они стали такими похожими. Поставь друг против друга — не отличишь издалека. В чёрном, с пистолетами, в шрамах. Разве что Мерсер — что один, что другой — не изменял своей привычке зализывать волосы назад. Фостер подался вперёд и запустил пальцы в его лохмы, растрепал, сжал на загривке, вызывая низкий стон. Он ответил тем же, когда Финч сжал его бёдрами; их тела стали двигаться навстречу друг другу. Дыхание выровнялось в унисон. Рейган сдёрнул с Финча назойливую водолазку, отбросил прочь кобуру и вцепился в ремень. Финч хлестнул его по рукам и сам принялся за пряжку, пока Рейган разбирался со своей. — Если Харрисон проведёт сделку сегодня, — выдохнул Фостер, — нас выкинут из штаба. — Велика потеря. Финч сжал их обоих рукой и принялся ритмично двигать ею вверх-вниз. Рейган притянул его вплотную к себе, обхватив за талию, и сорванно застонал. Поцелуи превратились в безразборные мазки. На мгновение приоткрыв глаза, Рейган заметил, как запотели стёкла и усмехнулся. В тусклом свете уличного фонаря стало видно, как раскраснелась их кожа. Он потянулся выше и поцеловал шрам у Финча над бровью. У него были целы оба глаза. Господи, как он любил его. Он завёл руку Финчу за спину и крепко сжал его за ягодицы. Тот привстал на коленях и зарычал прямо в ухо, наматывая на кулак пряди его волос. Рейган запустил ладонь ему под джинсы и нашёл пальцем пульсирующее отверстие. — Хватит ходить вокруг да около. — И не собирался. Он осторожно проник внутрь. Финч замер, откинув голову назад, и протяжно застонал. Они не делали этого никогда. Рейган всегда был снизу, и это срывает ему башку. Свободной рукой он тянется к своему воротнику и нелепо пытается избавиться от одежды. Финч нетерпеливо стягивает с него водолазку, и наконец — наконец — кожа к коже, они словно заражают друг друга. Рейган пускает в ход второй палец, затем третий; Финч внезапно замедляется и поднимает руки. Он дразняще медленно ведёт ладонями от его шеи до живота, очерчивая каждый изгиб, пересчитывая рёбра, останавливаясь на тяжело вздымающейся груди и словно прислушиваясь кожей к его сердцу. Затем подаётся ближе — куда уж ближе, господи, — и направляет его в себя. — Ты с ума сошёл. — Рядом с тобой сложнее сохранить голову, чем ты думаешь. Рейган медленно входит в него, придерживая за талию. Он дышит так тяжело, что хочется плакать — от осознания, что он здесь, что он всё-таки прямо здесь, рядом с ним, даже руку протягивать не надо — он сам роняет голову в плечо и целует в шею. Что сквозь годы боли и страха, сквозь бессчётные попытки удержать себя на плаву и сдержаться, чтобы только не попросить штабских стереть ему память, чтобы не пустить пулю себе в лоб, сквозь время и пространство они всё-таки нашли друг друга. Что всё позади: горе и невзгоды, ненависть и месть, войны и грехи — всё это меркнет за спиной у Него. Рейган входит до конца и вспоминает праздничный парад в честь победы вигилантов. Как он стоял там с этой дурацкой тростью, смотрел на развевающиеся баннеры и знамёна и думал: я убью вас всех. Я истреблю вас до единого. Ваши дни сочтены. А теперь ему всё равно. Просто нет дела. После Финча — хоть потоп. До и после него не существует ничего. Он постепенно ускоряется, прислушиваясь к дыханию над ухом. Финч всегда был сильнее, быстрее и ловчее его. Он был старше, опытнее, крепче. Финч научил его драться и стрелять. От воспоминания о том дне в лесу Фостера подкидывает на месте, и он сбивается с ритма; Финча это, кажется, только заводит, и он упирается руками в спинку сиденья позади Рейгана, начиная двигаться ему навстречу в своём темпе. Его лицо оказывается прямо напротив, и они смотрят друг другу в глаза. По его виску течёт пот, и Фостер не смог совладать с собой, подавшись вперёд и слизав его. — Ты научил меня стрелять, — шепчет он. — Я знаю, — сбивчиво прошептал Финч в ответ, обвивая его руками. У Рейгана упало сердце. — Ты помнишь? Финч сжал его ладонью за основание шеи и наклонился к уху: — Расслабь шею… Рейган выдохнул в голос и прижал его к себе так крепко, что они остановились, что затрещали кости, что закружилась голова. Финч продолжил, и эхо его голоса из прошлого слилось с настоящим: — Слейся с землёй… стань лесом… — Ты тоже думаешь об этом. — Я только об этом и думаю с тех пор, как встретил тебя. — Ты хоть представляешь, что со мной было тогда? — Ты поцеловал меня на следующий день. Рейгана прошибает. И после этого он смеет спрашивать, насколько они похожи? — Да, но ты представляешь себе, что я почувствовал в том лесу? — Стань деревом… стань жуком... Он слегка отстранился, продолжая двигаться, насаживаясь на него до конца, поднимась, почти выпуская, и вновь насаживаясь. Рейган положил руку ему на грудь, желая почувствовать его сердцебиение так же, как он почувствовал его мгновение назад. — Заткнись. — Стань мной. — Заткнись… Он снова прижал его к себе, не в силах выдержать зрительный контакт, и опустил руку. Сжав его снизу как следует, Рейган принялся двигать ладонью так быстро, словно хотел своими глазами увидеть искры в глазах Финча. Тот закусил губу, сдерживая стоны, и Рейгану захотелось ударить его. — Не хочешь слушать? Я могу молчать. — Ты. Псина. Ты слово в слово сказал то, о чём я думал. — Тогда? Правда? — Правда. — И ты помнишь об этом до сих пор? — Шутишь? Я думал об этом, когда по мне хуярили из автомата в Цинциннати. — О чём? Рейган повёл свободной рукой по его спине, пересчитывая позвонки. — Как ты коснулся меня. Как ты хотел, чтобы я стал сильнее... Его ладонь достигла чужого загривка. Финч на мгновение замер, перестав двигаться. — ...Как зарылся пальцами в мои волосы. И твои губы у меня над ухом. — Да. Да. — Я не мог смотреть тебе в глаза. — Я знаю. Фостер дёрнулся: — Ты знал?! — Догадывался. О господи, да у тебя на лице всё было написано. — Что у меня было написано? Он наклонил ладонь под особым углом, и Финч выгнулся, откинув голову так далеко, что можно было в деталях рассмотреть строение его горла. Как перекатывался кадык под загорелой от тяжёлой службы кожей, как непроизвольно язык скользил по закусанным губам, как закатывались глаза от удовольствия. Не прошло и секунды, как Фостер наклонился вперёд, ускорившись, и начал буквально вбивать себя в тело Мерсера, доводя себя до исступления. Тугой узел в паху наконец развязался, разливаясь по телу долгожданным наслаждением, словно раскалённое золото, из которого, без сомнения, было сделано сердце Финча Мерсера. Ещё не закончив переводить дыхание, Рейган взял его лицо в свои руки и неразборчиво прошептал: — Я люблю тебя. — Я люблю тебя. Повисла странная пауза. Они смотрели друг другу в глаза, ещё до конца не сознавая, что впервые в жизни сказали друг другу эти слова и сделали это одновременно. Фостер думал, что это ошарашит Финча, а в итоге они снова… подумали об одном и том же. И Фостер пошёл ва-банк: — Давай поженимся. Финч улыбнулся.