Если бы мое тело пылало,
Ты бы просто наблюдала, как я горю.
Ты говорила, что любишь меня, но ты обманывала,
Потому что ты никогда не любила вообще, милая.
Она для него — тихая гавань, уникальный мотылёк пополняющий коллекцию, для всех — кошмарная буря, верная смерть. Он для неё — покой, верный цепной пёс, для остальных — чудовище, смерч, сносящий с ног, Дьявол, забирающий жизни щелчком пальцев.
Она убивает в себе малейшее проявление милосердия, зачатки мнимой привязанности. Она отравляет окружающую среду желчью, высокомерной ухмылкой, обнажая клыки, сквозным взглядом с высоко задранным подбородком замораживает всё живое в милях от неё.
Такая она, надменная и не сломленная Пак Хаян.
Он не был для неё миром, и уж точно не старался её от чего-то уберечь. Не собирался скрывать от всех и вся, дабы спасти от осуждения и разбитого сердца, как делал Отец Михаил.
Но Ёхан точно знал, что мог дать ей больше,
значительно больше, чем какой-то самоуверенный полукровка Хван Ынтхэ.
Ему доставляло изощрённое удовольствие наблюдать за её резкими перепадами настроения, подмечать жизненные перемены и давать поучительные наставления. Чего только стоила едва уловимая эмоция боли, вперемешку с придушенной агрессией на изнеможенном лице маленькой вампирши. Она, такая свирепая и раскрепощенная в моменты отчаяния, такая сексуальная и неприкосновенная в безудержных порывах что-нибудь
ему сломать (разнести в щепки), такая…
Эти её белоснежные волосы на его подушке (везде) — почти настоящие — накручиваются мёртвой хваткой на исполосованный старыми рубленными шрамами кулак.
В эти глаза, горящие (молчаливой) яростью, настолько оглушающей, что Ёхану хочется издевательски закрыть уши и скалиться — фальшиво-холодные — появляется непреодолимое желание неотрывно смотреть несколько вечностей.
Но вместо этого, вместо того, чтобы дать ему эту возможность, она закрывает их, борясь с соблазном закричать от нахлынувших эмоций из-за настигнувшего оргазма. На деле Хаян закусывает
пальцы до хруста его нижнюю губу до крови.
Он ей в ответ — самоуверенную усмешку, режущую её лживую натуру до костей и задевая ещё что-то важное. Отчего что-то в ней надламывается, позволяет идеально выстроенным механизмам внутри неё прекратить борьбу.
Её глаза, небесно-голубые, кристаллически чистые, совсем не подходят монстру, живущему в ней с малых лет. Куда больше Ёхану по душе привычные карамельные, пробирающие до костей своей теплотой.
Таким как они, Чистокровным, не скрыться за маской бесстрастной красоты. Не убежать от жестоко наказуемого, больного желания рушить, не избавиться от мании контроля, острыми зубами вгрызающейся в затылок.
Не сбежать от самих себя.
От тех, кем им вынуждено было стать.
— Я буду швами твоих ран, если ты мне позволишь.
Хаян злится, потому что не признаёт необходимость в нём до последнего, он — от её бестолковых рассуждений о неправильности их отношений.
Она ему — поводок на шею, колючими шипами вовнутрь. Он ей — плоть и кровь с примирительной тишиной. Пластыри на свежее место укуса. Кольцо на безымянное, что сразу летит в ближайший мусорный бак.
Вместе с его отравляющими кислород чувствами, оголёнными проводами ласкающие её слух, разрядами тока в двести двадцать по венам, ослепительными вспышками перед глазами.
— Ты прекрасна, Хаян.
Она снова приходит к нему, потому что ей больше некуда идти. Особенно в моменты, когда терновый венец не в силах сдерживать её истинную сущность. Особенно, когда Хаян не в состоянии успокоиться, она приходит в его логово в образе старой, разобранной куклы, выточенный механизм которой успел покрыться толстым слоем ржавчины и до неё совсем никому нет дела. Она знает, что только в его доме ей всегда найдётся место.
Тут Хаян ещё ждут. Ёхан всегда ждал её возвращения, но как долго это будет продолжаться?
Вечность? Больше?
Пока ему не надоест с ней баловаться. Играть в заботливого старшего брата, уподобляться тому мальчишке, что когда-то в детстве приносил ей со школы книжки с картинками.
Ёхан проваливался в эти, такие далёкие времена и совсем ничего не замечал.
Для него время останавливалось на моменте, когда маленькая вампирша переступала порог его дома. Уставшая, злая. И горячо нуждающаяся в нём. Целиком и без остатка.
И всё остальное больше не имело значения.
***
Он стал причиной её сумасшествия. Ёхан внушил ей страх перед собой, своей агрессивной стороной, которой никому непосильна, неподвластна, что ничем, впрочем, не уступала его. Тёмная и мрачная, разрушительная сила, которой не место в радужном мире Пак Хаян, её семейной идиллии и студенческой жизни. В этом радужном мире не место
ей.
Он для неё,
заблуждающейся — спасение. Она для него,
потерянного — больше, чем развлечение.
Намного ценнее жизни.
Она ему — кинжалы в грудь, холодными океанами впиваясь в непоколебимую сталь его глаз.
Она ему — себя, от отчаяния.
Он — смеётся в лицо, вырывая девичье сердце голыми руками, а затем на повтор слова утешения.
Ты достойна большего, Хаян.
— Я готов положить весь мир к твоим ногам, Моя Королева.
При условии, если она останется с ним
навсегда.
На вечность? Больше?
И всё бы ничего, правда. Но её дома ждёт любовь всей жизни, с остывающим ужином и домашним кинотеатром. Ему трубку обрывает преданная Леви без чувства собственного достоинства. Для них судьба приготовила совсем
чужих людей, от которых они прячутся в объятьях друг друга, совсем иные роли, которые
не подходят им совершенно, сводят с ума и скручивают внутренности.
Но пока, он по-прежнему тянет к ней дрожащие руки, зарываясь в белокурые волосы, пропитанные запахом крови и пороха, она порывисто отвечает на поцелуи, отдающие горечью на языке.
Она для него — стойкая уверенность в следующем дне. Он ей — робкую надежду на будущее без мрачного прошлого.
