Too Stubborn To Die

Подземные транспортные линии для неё — отдельный вид садомазохизма. Автомобильные права — непозволительная роскошь из-за отсутствия свободного времени, давка в вагонах метро — типичные «костепохрустывающие» будни. Попытаться успеть в участок на такси — опоздать минимум на полчаса из-за утренних пробок. Встать пораньше, чтобы успеть в участок на такси — обречь себя на постоянную стимуляцию кофеином, вынуждая сердечно-сосудистую работать на пределе. При прохождении пустого перрона метро — руки трясутся именно по этой причине. Не из-за того, что, зайдя в туалет на заброшенной станции, привлекает внимание троицы наркоманов, справки о которых навела на досуге — по поводу времени, места и цели сбора. — Заплутала, детка? Поезда тут уже месяц не ходят. Люмьер переводит взгляд на вероятного главаря компании (стоял между и впереди двух остальных) через треснувшее зеркало. Все трое походили на живых мертвецов — пребывая в поздней стадии зависимости от препарата, что убивал организм за полгода — но обратившийся к ней хотя бы не шатался как уличный столб во время ветра. — Ваши лица тоже не наталкивают на мысль, что вы в ожидании пересадки на другую линию, — в безразличной манере бросает она. Закрыв кран холодной воды и повернувшись лицом к троице — выуживает из внутреннего кармана пальто рабочее удостоверение. — У меня к вам пара вопросов. Детективская корочка, как и планировалось, действует на рядовых закладчиков (как на досуге выяснила Люмьер) разрядом молнии. — Блядь, Алекс, она коп! — озвучивает вскрывшийся факт стоявший по правое плечо от главаря. — Хавай «ягоды», говори, что тебе подкинули! — Долбоеб, она её и не палила! — шикает на него тот, что стоял по левое. «Одно из долгосрочных последствий принятия наркотика — появление у зависимого мыслей и образов, не соответствующих действительности», — вспоминает Люмьер отрывок из попавшего ей в руки заключения наркологов и раздосадовано вздыхает. — Охуенно, блядь, провожу вечер... — Успокойтесь, я не из УБН и не при исполнении, — не скрывая своей неприязни к троице, пытается успокоить всех она. — Из смежного отдела департамента, но облавами на притоны не занимаюсь. Мой маленький допрос — моя личная инициатива. — И снова жалеет о своём присутствии среди этих людей: «И моя оставленная на завтра бутылка холодненького пива, н-да...» — Вам знаком этот препарат? Из второго внутреннего Люмьер достаёт пузырёк с жидкостью насыщенно-малинового оттенка, демонстрирует тот перед разом запаниковавшими торчками. — Пиздец, не спалила, говоришь?! — уже совсем не тихо обращается «правый» к «левому». — Блядь, ну не у меня же конкретно! Бессмысленная перепалка наркоманов её, скорее, бесит, чем радует фактом немедленного признания ими своей очевидной, необходимой ей для расспросов осведомлённости. — Успокойтесь нахуй, вас сейчас даже крысы слышат! — не выдерживает Люмьер и кивает в сторону вентиляции над туалетными кабинками, откуда только что раздались шорохи канализационных грызунов. — Раз в курсе — дадите инфу на вашего поставщика? Троица начинает медлить с ответом: мычит, переглядывается, перешёптывается. В конце концов, к ней снова обращается «шестёрка справа»: — А каковы, ну типа... гарантии, что ты не настучишь на нас в УБН? Ты, мож, по просьбе своего тамошнего трахаля работаешь! Какой «вежливый» гондон, — вешает саркастичную характеристику Люмьер на этого торчка. — Хотя, если так посмотреть... Не такой уж и плохой расклад. Работа с нередкими сверхурочными превратила её в холостячку до мозга костей. По приходу домой — силы имеются лишь на маршруты от дивана к холодильнику, от холодильника к телевизору и от дивана до кровати. На мысли об отношениях нет ни времени, ни энергии — за исключением одноразовых фантазий перед сном. — Роб, ёб твою налево, куда дел манеры? — грубо осекает его главарь. — Она на нас даже не наезжала. — Всё в порядке, — Люмьер качает головой, делая вид, что разговор с этой шпаной не задевал её тонкую душевную натуру. И всё же не сдерживается. — Мне не впервой иметь дело с ебучими отбросами общества. — Э-э, а это чё тогда, по-твоему?.. — обращаясь к главарю, возмущается её выпадом «вежливый гондон». В ответ, она решает перебить вышедшие эмоции конструктивным пояснением, чтобы не скатиться до взаимных оскорблений и рукоприкладства (раньше времени): — ... и я не имею полномочий доложить о вас в Управление на основе информации, что получу от вас с помощью украденного вещдока и данных из их базы о вашей дилерской сети. Правильные копы следовали установленным в департаменте правилам. Хорошие копы помнили их для того, чтобы, в случае чего, знать, что задуманное ими запрещено — следовательно, действовать надо аккуратнее. — А-а-а, ты типа навела по нам справки, но по работе тебя это вообще ебать не должно? — соображает главный и, вопреки своим недавним словам про манеры, ржёт так, что от накатившей неприязни у Люмьер начинает дёргаться веко. — Тогда чё те от нас надо? Где-то на периферии сознания её посещает мысль: она не прочь увидеть кончину этих «уёбков» от передозировки прямо сейчас. Однако реальность жестока — и требует от неё получения информации даже от таких людей. — Любая инфа о вашем поставщике, — поясняет она, тут же оговариваясь. — Имя, местоположение и прочие сведения вы знаете вряд ли: учитывая, что УБН до сих пор на него на вышла, шестёрки вроде вас о них не в курсе. Решивший устроить Америке «наркотическую чуму» — как могла судить по роду и скорости распространения галлюциногена Люмьер — делал ставку на людей достаточно слабовольных, чтобы те могли подсесть на то, что сами распространяли. К моменту облавы большинство таких либо умрёт от передозировки, либо заработает раннюю деменцию — как ещё один негативный эффект от употребления препарата. — Это, конечно, да, но ты ещё вот что пойми, — поясняет ей «главарь торчков» свою позицию. — Если он прознает, что мы дали копам хоть чё-то на него: притоны или прост точки с закладками — на нас тут же отправят облаву. Облаву? — Люмьер улавливает, что идёт по верному следу. — Чью? — спрашивает она, настороженно хмурясь. — УБНовскую, чью же ещё! И этой фразы оказывается достаточно, чтобы детектив могла посчитать теперешнее пребывание в заброшенном метро не напрасным. Вот значит как... Вместо того чтобы убить и растворить в кислоте «стукачей», зачинщик сдаёт их тем, кто его, блядь, ищет? Торгаш, работающий на обе стороны? — То есть он достаточно влиятелен, чтобы его возможная наводка на вас как на бегунков была принята сотрудниками Управления на веру? — больше делает вывод, чем уточняет у проболтавшегося главного, она. Увидев соответствующее, пугающее осознание — строит милое, невинное лицо. — Благодарю за информацию. Правосудие вас не забудет. Ироничное, двусмысленное прощание от Люмьер: «не забудет» в значении «отдаст должное за ценные сведения» и «когда-нибудь да настигнет» — так она заканчивала разговор со всеми случайными информаторами, что не следовали букве закона. — Брик, блядь, кто тебя за язык тянул?! — громко упрекает «правый» своего же главного, начиная сам раздавать команды. — Стопаем её сейчас же! Иной тактики она от них и не ждала. Двое торчков загораживают выход, а проболтавшийся главный, подойдя, кладёт свою худую ладонь — с серыми пятнами на тыльной стороне — ей на плечо. — Дико извиняюсь, мисс. Раз уж я так проебался, эм-м... В смысле, проболтался... — Люмьер удивлённо вскидывает бровями: «До конца хочет строить из себя джентльмена?» — Вы не оставляете нам выбора: сами зашли на нашу территорию. Переведя взгляд — улавливает выуженный «левым» из-за спины пистолет. Старый-добрый FNP-9, — устанавливает с едва слышным хмыком. — Понимаю, — искренне отвечает она и, опустив голову для демонстрации сожаления, строит план грядущей драки: «Главному — ударю по сплетению. Правый наверняка захочет наброситься: можно зарядить ему в пах — сделаю упор на правую ногу. Левый в панике замешкается, выстрелить не успеет — пну в живот, чтобы согнулся, а потом — ногой либо в нос, либо в челюсть. — Тогда и вы меня поймите... Порой руки так и чешутся дать зарвавшимся торчкам хорошей пизды. Удар плоской ладонью в солнечное сплетение главарю — чтобы выбить возможность вдоха; передком ботинка левой ноги в промежность тому, что набрасывается на неё — чтобы выбить дух. «Левый» запланировано теряется — не ожидая такого сопротивления — и получает каблуком в живот; схватившись, прислоняется к двери, съезжая — отхватывает удар по переносице той же частью обуви. Подбор половой швабры в двух метрах у стены в углу — удар всем троим по виску и затылку (куда угодит быстрый замах), чтобы окончательно повалить на пол. Джейн бы мной гордилась, — с улыбкой вспоминает Люмьер своего тренера в академии по самообороне. — Спасибо, что дали размять кости, ребята, — саркастично благодарит сгорбившихся на полу и у дверей она, хрустя пальцами для придания большего пафоса произошедшему. — На спортзал — всё никак не найду времени. — И хорошую компанию. — Удачи свалить из города. Оттягивание в сторону едва пребывавшего в сознании у выхода — и она толкает дверь, с первой мыслью, что по возвращению домой примет душ. Дважды.

***

Пасмурно-ветренное утро, час пик в нью-йоркском метро и полное отсутствие понимания, стоишь ты на полу вагона или зажата со всех сторон, как кожаный мешок — слуги адского мироздания, по мнению сонного детектива Люмьер, были сегодня в ударе. Любимое место в полицейском участке в такие моменты — стол с кофеваркой. Преимущественно, конечно, по утрам, но иногда и в обед — если ей посчастливилось остаться, не отправившись на выезд к полудню. — Продолжаешь потакать зависимости от кофеина? Любимое лицо (и светлые волосы) Люмьер в полицейском участке — коллега Алан Коулман. Исполнительный, обходительный, не заносчивый (хотя внешние данные вполне могли потакать развитию этого качества) — полная противоположность некоторым «другим», с которыми ей приходилось работать. — Не моя вина, что утренний звон в башке не желает пропадать с контрастным душем, — пожимает она плечами и делает глоток горького напитка. — Этот запах зёрен уже на волосах осел. Люмьер подхватывает взъерошенный локон у плеча и принюхивается — пока вроде не слышен. Алан, в свою очередь, делает то же самое — тоже в отношение её волос. — Слышу только запах персика, — спокойно информирует коллегу, относившейся к подобным повадкам знакомого вполне спокойно. — Твоя привычка пропускать слова людей через обоняние странновата, Ал, — делает Люмьер замечание другу. — Я-то тебя знаю, а вот другие — могут не так понять. Она не замечала, чтобы Коулман так же принюхивался к другим детективам — как и не слышала от тех рассказов на эту тему. Можно было списать всё на банальное влечение друга к ней — на которое Люмьер не смогла бы ответить взаимностью — но все в отделе были в курсе отношений Алана со студентом философского из Китая (преобразившегося лишь по приезде в Америку). — Не рада, что шампунь перебивает запах кофе? — Не рада, что тебя тянет проверять это как ищейку, — Люмьер вяло улыбается, стараясь перебить это сонное состояние ещё несколькими глотками дешёвого кофе. — Завидую выдержке Сяо Вэня — ходишь же за ним от самых дверей ванной, чтобы вкусить аромат его чистого тела. Люмьер просто озвучила свою маленькую, шаловливую фантазию — которую её коллега воспринял как догадку. Совершенно точную догадку. — Он никогда не высказывал мне претензий на этот счёт, — равнодушно сообщает он. После прозвучавшей неожиданности Люмьер шумно откашливается от угодившего в лёгкие напитка — переводит шокированный взгляд на знакомого. — Погоди, ты действительно ходишь за ним после... Люмьер едва вошла в середину своего третьего десятка; мысли о красивых, обнажённых парнях идут в её ежедневном расписании со старшей школы. Тем не менее, нынешние такие с утра больше мешают, нежели дают повод отвлечься от грузивших голову рабочих планов. Невольную визуализацию данной сцены прерывает главное исключение из её правил: правил привлекательных мужчин и приятных коллег. Хороший собой, рыжеволосый «засранец», о котором не хотелось лишний раз вспоминать. — Утречка перерабатывающим! — приветственно вскидывает руку Чейз Тартен и с приторной улыбкой обращается к ней: — Детектив Люмьер, могу попросить Вас не загораживать доступ к кофеварке своим прекрасным станом? Чейз — ещё один человек в отношениях в их отделе. Но, в отличие от того же Алана, — не ограничивает себя в заигрываниях и комплиментах в сторону противоположного пола. — Не знала, что полицейским, которые прикрываются вызовами гражданских для обоснования прогулов, тоже необходимо бодриться с утра, — уходя с пути личного раздражителя, иронично напоминает она. Рабочая этика — она не только про взаимоуважение коллег, но и про закрытие глаз на их возможные ухищрения с распорядком дня. Какими бы «засранцами» те не были. — Личная жизнь — не такая уж обременяющая штука, Энн, — бросает ей Чейз, наполняя взятый из стопки пластиковый стаканчик. Сокращением от её имени «Анна» к ней обращались все знакомые в отделе. — Любому из нас нужен человек, которому можно пожаловаться на задолбавшую работу и... ну, знаешь — с которым можно «забыться». Имел в виду Тартен алкоголь, секс или что-то запрещённое, Люмьер не принципиально: её жизнь — её дело, в которое никто не имел право лезть. До тех пор, пока она сама того не захочет. — Спасибо за заботу, Чейз, но валиться лицом в подушку мне пока предпочтительнее, чем на чьё-либо плечо, — без напрашивающихся резкостей отвечает Люмьер. Более того — предпринимает попытку перевести беседу в более нейтральную плоскость. — А моё молчание, к твоему сведению, стоит всего лишь одну плитку шоколада. Выражение лица при этом — серьёзное (и всё ещё сонное). Чтобы Тартен не думал, что она будет прикрывать его зад по умолчанию. — Понял, ожидай на своём столе после обеда, — соглашается на её условия и наконец сообщает новость, ради которой в принципе подошёл: — Видали, кого занесло в наши края? ФБР. «Как необычно», — молча иронизирует Люмьер, выбрасывая смятый стаканчик с осадком в урну. Визиты агентов ведомства в полицейские участки стали рутиной, которой не удивишь как зрителей криминальных драм с кабельных телеканалов, так и настоящих сотрудников департамента. — Опять? — Даже Алан реагирует на новость привычно, без «вау-эффекта». — Что на этот раз заберут под свою юрисдикцию? Все в участке понимали, что Бюро наведывалось к полицейским не для распития чаёв за радушными беседами — все ведомства гнались за высокими показателями отчётности. Выходящие из ряда вон дела федералы старались выхватить из рук убойного отдела ещё в зачатке — вроде того, над которым работали Люмьер с Аланом. И ради которого она побила трёх наркоманов в туалете метро. — Не знаю, тебе, наверно, виднее, — Тартен пожимает плечами, прислоняясь к столу, от которого пару минут назад отогнал Анну. — Один у них — молодой, под два метра, азиатской наружности, с запредельным уровнем неразговорчивости — дважды не ответил мне на приветствие. — И снова, с хитрой ухмылкой, поворачивается к ней: — Смотри, чтобы не принял твою макушку за подставку для кофе, Энн. Чейз знал, что это больная для неё тема. В особенности, когда её поднимал он — парень ростом за сто восемьдесят. — Хм-м... — Метнув в Тартена невидимые молнии, Анна активирует режим «милого берсерка», аккурат в момент, когда мимо них проходит начальница. — О, доброе утро, мисс Ганн! Разрешите обсудить с Вами вопрос рабочего характера? Есть сведения о нерациональном использовании рабочего времени одним из сотрудников нашего отдела. Не проходит и секунды, как пожалевший о своём развязном языке Чейз повисает на плечах у блещущей от злорадства Люмьер. — Две, — умоляюще шепчет ей на ухо. — Две плитки шоколада. Швейцарского. «Уже лучше», — отмечает, еле сдерживая самодовольную улыбку, всё ещё под внимательным взором начальницы. «Но кое-чего не хватает...» — И молочный коктейль, — решает поторговаться в выгодном для себя ключе. — Со взбитыми сливками. — Да хоть при тебе моими руками! — огрызается Тартен, чем лишь веселит Люмьер, над которой он вздумал едко подшутить. Но, к счастью для обоих, Нэнси Ганн было не до внутренних разборок подопечных. — Обсудим позже, детектив, — отмахивается, направляясь к своему кабинету, у которого её уже ожидали. — Сегодня у меня что-то вроде дня открытых дверей. И подходит к «именной» своей — в рутинном приветствии кивая двум мужчинам, лениво поднявшимся со стульев в зоне ожидания и так же буднично поприветствовавших её в ответ. — Начальница явно не в духе, — выносит очевидный вердикт Алан. — Ну, главное, что не из-за меня. Да, Энн? — Чейз в пассивной агрессии смотрит на потенциальную коллегу-доносчицу (которой, впрочем, дал повод таковой стать), и возвращается к поднятой им теме, обращаясь к Алану: — Так считаешь, китаёза-ФБРовец заявился, чтобы отжать наши дела? Ещё одно качество, что било по выдержке Люмьер в компании с Чейзом — парень был горазд подытоживать факты, оборачивая их в довольно грубые формулировки. — Да ты расист, Тартен, — ставит она в укор коллеге, неосознанно провожая взглядом спину обозначенного иностранца в кабинет Нэнси Ганн. — Может, он из Кореи. — Да хоть с Вьетнама! — вспыхивает тот, лишь больше обнажая свои предубеждения в отношение иностранцев. — Как азиата допустили к работе в американской спецслужбе? Там же все, кроме Японии и Южной Кореи, под колпаком у Китая. «Тайвань забыл», — замечает относительно осведомлённая (из-за нередко оставляемого включённым телевизора) Люмьер, но промытого актуальной повесткой коллегу не поправляет. Вместо этого — предлагает тому слезть с иглы вечерних аналитических передач: — Чейз, мой тебе совет: реже засыпай возле телика со включённым Fox News. Несмотря на очевидное желание образумить, «пациент» огрызается и решает закончить их беседу, снова сведя всё к личной жизни: — К твоему сведению, я засыпаю в компании более приятной, чем ангажированные или продажные журналисты. Махнув рукой, Тартен покидает Люмьер с Аланом — позволяя наконец им приступить к рабочему процессу. — И как Лана с ним уживается? — фыркает Анна в сторону неприятного коллеги, прислоняясь к рабочему столу — чувствует, что сейчас ей не было смысла садиться. — Такой даже аппетит перед завтраком испортит. Недостаток Алана как собеседника для Люмьер — парень не поддерживал её тягу к сплетням. — Нам бы делом заняться, Энн, вместо обсуждения чужих отношений, — берёт папку со свеженанесённым номером и поднимает глаза на Люмьер: — Что у нас по самоубийству Моргана Тёрли? «Какая разница, если ФБР дело либо заберёт, либо к нему присоединится?» — Анна раздражённо вздыхает, не желая работать с незнакомыми, наверняка ещё более заносчивыми, чем Чейз, людьми и начинает издалека: — Выведала кое-что у группки дилеров «малиновых ядер», — на недоумённый взгляд напарника, занимавшегося другой сферой расследования, Люмьер поясняет: — Галлюциноген, что криминалисты нашли в крови и подпольном сейфе этого жено- и самоубийцы. Человек, отвечающий за распространение — может, даже за ввоз и транспортировку — готов заметать следы, давая наводку на собственных распространителей. Прослушав и обработав в голове информацию, Алан тут же задаётся вопросом: — Которые не сдадут его или кого-нибудь из его группы, потому что?.. «Хм-м... А действительно, почему?» — Люмьер ещё не успела прокрутить в голове этот момент. «Да, если не его самого — так людей выше тех шестёрок по иерархии. Потом — дальше, по цепочке. Обычный процесс. Неужели с бегунками не работают лично? Через письма, сообщения или звонки на одноразовые телефоны?» — Не знают о нём ни черта? — озвучивает костяк своей версии она, тут же развёртывая. — В принципе ничего о доверенных ему людях. Иметь дело с бегунками напрямую — подвергать риску раскрытия всю сформированную за годы структуру. Алан согласно кивает. Но, судя по задумчивому взгляду — рассчитывает в будущем выйти на босса именно с такой тактикой. — Не все звенья у цепей бывают надёжными. Слом одной у важной может нанести непоправимый урон всей конструкции. — Из отвлечённых образов Коулман переходит к конкретике: — Я побеседовал со знакомой из УБН. В подробности вдаваться не стала — служебная тайна, но поделилась взглядом на ситуацию: «Стой за малиновыми ядрами человек, не аффилированный с правоохранительными органами — с хорошей репутацией или за крупную финансовую помощь — департамент расправился бы с этой заразой за полгода». — Коррупция в рядах наркоуправления? Весело. Хотя как будто это и так не было понятно, — саркастично хмыкнув, Люмьер кивает на взятую Аланом выписку из частной клиники, которую некогда посещал теперешний мертвец — из-за заботы о своём здоровье. — Что по медкарточке Тёрли? — Курит, пьёт, ведёт беспорядочную половую жизнь, — вкратце описывает свободное времяпровождение банкира Коулман. Оба ловят себя на мысли, что данные характеристики больше подходили рок-звезде, нежели человеку финансов. — Такие вот члены совета директоров крупных банков. И как у него только возникали мысли о работе в этом круговороте гедонизма? — Люмьер поднимает отвлечённый взгляд на потрескавшийся потолок, размышляя, что на один день была бы не прочь окунуться во что-то похожее на досуг Тёрли. — Признаки натянутых отношений с супругой? — на основе этой характеристики следует дальше по списку возможных грехов, что могли навести на мотивы суицида банкира. — Таких, чтобы довели бы до ссоры с летальным исходом? — Алан вертит головой. — Ни одного. Странички в соцсетях, показания знакомых — «вполне нормальные отношения». «Удивительно, при таком количестве любовниц и визитов к проституткам», — считает Люмьер и выходит с Аланом на последний напрашивающийся вариант. — Тогда остаётся... — начинает она, а заканчивает он: — Инсценировка в результате конфликта интересов? Проще говоря, «самоубийство» без приставки «само-»: для кричащих новостных заголовков — одно, но по факту — иное. Выставить смерть неугодного банкира не как успешное покушение, а как суицид на фоне принятия наркотика — дабы не порождать слухи о вероятном конфликте в высших финансовых кругах. — Поедем наводить справки о всех рабочих контактах Тёрли? — делает вывод Анна, с очевидным намёком на нежелание наносить визит обладателям большинства имён из телефонной книги жертвы. Которое, впрочем, Коулман с ней разделял: — Ограничимся наиболее активными, за последние пару месяцев. Кто-нибудь наверняка наведёт нас на тех, кому наш «клиент» мог переступить дорогу. Приятно иметь напарника с мозгами, что не клюёт носом с утра, — хмыкнув, отмечает Люмьер. — В отличие от некоторых дам, сидящих допоздна в закрытых, анонимных чатах... Поглощавшие с головой, мысли об одиночестве она решает отложить на потом. — Разумная идея, — Анна отстраняется от стола. Расправив закатанные рукава рубашки и застегнув пуговицы на манжетах — кивает напарнику. — Давай собираться. Раньше начнём — раньше закончим. Но, как бы они этого не хотели, в их планы вносит коррективы тот самый «федерал», которого они обсуждали недавно. Направившийся к ним сразу после выхода из кабинета Нэнси Ганн. — Доброго утра, детективы, — приветствует Люмьер с Аланом, демонстрируя явный акцент. — Позвольте вас задержать. Она уже готова пренебрежительно бросить «извините, мы спешим», но понимает, что это настойчивая просьба — с ударением на слово «настойчивая». — Федеральное бюро расследований, спецагент Чжэн Ли Хан, — представляется, поднимая руку с раскрытым удостоверением. Остановив взгляд на фотографии оттуда и сравнив с лицом перед ней, Люмьер задаётся вопросом, способен ли этот человек к выражению естественной доброжелательности. — Анна Люмьер и Алан Коулман, я полагаю? Чжэн выше их на пару голов, с нехарактерной для агента ФБР причёской — волосами, собранными в короткий хвост до плеч — и глазами насыщенного оранжевого оттенка, под стать цвету ценного минерала. — Ну полагайте, — показательно фыркает Люмьер, не скрывая раздражённости ни самим агентом, которому поручено изучить (если не отобрать у них) дело Тёрли, ни фактом их задерживания. — Благодарю, — Чжэн учтиво склоняет голову, игнорируя акт неприязни в свою сторону. — Мисс Ганн направила меня к Вам как к сотрудникам, которые занимаются делом Моргана Тёрли. ФБР поручено вести его совместно с департаментом полиции Нью-Йорка. Ага, то есть у нас его не отбирают? — Люмьер облегчённо вздыхает, но не расслабляется: она не привыкла ни работать, ни в принципе доверять людям со стороны. В связи с чем — ожидала от приставленного к ним агента Чжэна скорых проблем. — С каких пор ФБР привлекают к расследованию случаев семейных конфликтов? — скрестив руки у груди, пытается выставить из себя детектива, неосведомлённого в тонкостях дела, веря, что иностранец-федерал ещё мог принять решение о работе в одиночку. — Как только они приобрели систематический характер в нескольких штатах накануне выборов в Конгресс, — поясняет Чжэн. Люмьер ловит себя на мысли, что увлеченный политикой Чейз вполне мог найти в этом «азиате» хорошего собеседника на свою излюбленную тему. — В отношение членов совета директоров банков, финансирующих политиков разных рангов и взглядов. Ваш черёд. Он, очевидно, не поверил, будто Анна не в курсе двойного дна убийства Тёрли. Но, как минимум, дал прекрасную наводку, на основе которой им с Коулманом можно было начать сегодняшнюю поездку. Финансирование политиков частными банками? — Люмьер не то чтобы удивлена. Просто предпочла бы не лезть в одну из самых грязных сфер в теперешнем мире. — Тёрли хотел пролоббировать своего человека по ходу избирательных кампаний в Конгресс? А от этого «иностранного агента» есть толк. Тяжело вздохнув, она соглашается озвучить в ответ свои сведения и соображения: — Человек, стоящий за поставками «малиновых ядер» — как минимум, за поставками — имеет хорошие отношения с УБН. Сдаёт им своих же людей, чтобы, вероятно, выглядеть «борцом за справедливость» — будучи уверенным, что попавшиеся не смогут дать на него никакой инфы. Зачем это ему — пока не знаем. Предположу — чтобы на него не пали подозрения Управления. Прямо как в той поговорке... — начинает вспоминать она, но тут же слышит от Чжэна именно её: — «Держи друзей близко, а врагов — ещё ближе», — произносит, задумчиво потирая подбородок. Что-то в этом «ушедшем в себя» виде агента вынуждает Люмьер, по крайней мере, не слать его куда подальше. «Может, у нас и выйдет с ним поладить...» — В таком случае необходимо нанести визит Управлению и расспросить, по каким каналам к ним за последнее время поступала информация о дилерах галлюциногена. Этим займусь я, а вас попрошу... А-а, нет, нихрена не «выйдет», — Анна берёт свои зачатки симпатии назад, стоит только агенту ФБР продемонстрировать своё стремление к руководству над их делом. — Попросите что? — вновь проскальзывает язвительность в её тоне. — Кто вы такой, чтобы диктовать нам ход работы? Наша босс — лейтенант Нэнси Ганн, не вы. Мы готовы к взаимному обмену информацией по этому делу, вот мои контакты. — Люмьер подбирает со стола визитку и выставляет её перед грудью Чжэна. Алан, следом, молча передаёт тому свою. — Но мы не станем следовать вашим указаниям до тех пор, пока мисс Ганн не подпишет соответствующий документ, заверенный её подписью и печатью. До скорых встреч, мистер Ли. Развернувшись с жестом прощания, Люмьер кивает Алану следовать за ней, берёт из закрытого ящика стола свои значок и кобуру с пистолетом и, набросив кожаное пальто, идёт к выходу из участка. Мельком бросая взгляд через плечо на «много себе позволяющего» агента Чжэна — ловя себя на мысли, что, возможно, неправильно поступает, вынуждая его разбираться с этим делом обособленно.