о вишневых сигаретах, переживаниях и доверии.

Стоя между высокими кустами, высаженных на заднем дворе, где её точно никто не заметит, дрожащими от волнения длинными пальчиками, светловолосая девушка аккуратно достала сигарету из помятой пачки, лежавшей в кармане её чёрного пиджака, и, чиркнув колёсиком несколько пошарпанной зажигалки девчачьего розового цвета, подожгла сигарету. С первой затяжкой Алиса выпустила в воздух свой гнев, со второй — смирение. Дорожки от слёз на щеках уже высохли, оставляя не самые приятные ощущения на коже. Взгляд устремился куда-то вдаль, сфокусировавшись на одной точке. Процесс курения был доведён до автоматизма спустя несколько лет, что позволило ловко и аккуратно стряхивать пепел куда-то под ноги, даже не смотря на него. Курение стало для Алисы своего рода медитацией, в которой светловолосая легко выпускала свои эмоции. Докурив сигарету и потушив её носком лакированной туфли, она от безысходности присела на корточки, спрятав лицо в ладонях. Мысли хаотично кружились в голове, не давая ей покоя с самого утра, чему не помогали даже излюбленные вишневые сигареты. Её никто не мог увидеть здесь, не то что найти. Никто, кроме него. Услышав шелест сухой травы перед собой, она убрала руки от лица и наткнулась на внезапно появившиеся перед ней начищенные замшевые лоферы. Взгляд голубо-зелёных глаз поднялся выше, словно осматривая их обладателя в первый раз. Белая рубашка, заправленная в брюки песочного цвета, подчеркивала все мышцы его подкаченного тела, а новенький кожаный ремень блестел даже в облачную погоду. Кирилл как всегда идеален, в отличие от Алисы, чья юбка-карандаш, являющаяся частью обязательной школьной формы, уже успела перекрутиться, а на светлой майке красовалась пара еле заметных линий от ручки. Сглотнув, девушка все же осмелилась задать свой вопрос: — Что тебе ещё нужно? — в ответ брюнет беззлобно хмыкнул и ухмыльнулся, отводя взгляд в сторону, и усиленно делал вид, будто не знает ответ. — Ничего, — он нагнулся к девушке, обхватив своими руками её тоненькие запястья и поставив её на ноги, — абсолютно ничего. Шёпот, которым Кирилл произнёс конец своей фразы, обжигающе прошёлся по шее светловолосой, к которой он склонился чересчур близко. Они стояли, буквально прилипнув друг к другу, ощущая тяжелое дыхание и биение сердец друг друга, что было чертовски неправильно и непозволительно для их социального статуса. Алиса отстранилась первой, но крепкая хватка парня не позволила сделать это на то расстояние, на которое она рассчитывала, — сейчас они могли видеть только лица друг друга, но и этого было достаточно. — Скажи правду, не мучай ни себя, ни меня, — она всматривалась в его тёмные глаза, в которых отчетливо мелькал какой-то огонёк и азарт, но Кирилл продолжал молчать и насмешливо качать головой из стороны в сторону. Алисе так и хотелось стереть ластиком эту действующую на нервы ухмылку, залезть в его мысли и узнать о чём же он, блять, постоянно думает, и, сука, почему не может в этом признаться. — А ты меньше притворяйся, не мучай нас. Это не были эмоциональные качели, но он играл. Играл, совершенно не вкладывая в это злобы, мести или ещё чего хуже — просто таким образом он вносил в их взаимоотношения немного остроты. А она это знала, поэтому подыгрывала его дурацким выходкам от скуки. Только сейчас скука сменилась на простую усталость, и Алиса дала волю эмоциям. Несколько обветренные пухлые губы вновь предательски задрожали, а глаза начала застилать пелена слёз. Девушка сделала резкий взмах головой и высвободилась из уже ослабшей оковы мужских рук, идя в дом и наигранно сурово стуча каблуками по идеально выложенной плитке на участке, что вызвало у него лишь улыбку. «Глупышка». Зайдя в дом через заднюю дверь, Алиса направилась к мраморной лестнице с коваными перилами, коих в этом доме не сосчитать по пальцам одной руки, но тут звонкий стук её брендовых лодочек словно растворялся среди других и вовсе не был до такой степени слышимым, чтобы обратить на девушку внимание. В этом доме всегда было шумно — будь то светские мероприятия, съезды акционеров, классическая музыка, обязательно игравшая на пластинках, и прочие причуды богатых. В этом доме постоянно были какие-то люди, начиная от обслуживающего персонала, чьих лиц и имён никто не мог запомнить, заканчивая гостями, журналистами и ещё не пойми кем. В этом доме хозяевам было все равно на моральное состояние — ведь гораздо важнее материальное, — в том числе, собственных детей. В этом доме был важен статус. Переживания и проблемы могли касаться только выбора цвета сумочки к новым сережкам её мачехи или отсутствия запонок её отца на их привычном месте в деревянной коробочке на пятой полке в шкафу слева от двери гардеробной. Всё остальное — ничего. Пустой звук. Завалила контрольную — перепишешь. Порвалось любимое платье — боже, купишь новое. Рассталась с парнем — найдёшь лучше. И её сводный брат испытывал абсолютно то же самое по отношению к себе всю жизнь, но теперь к родной матери добавился отчим. Они были своего рода каменными стенами без каких-либо чувств, идеально друг друга стоящими во всех смыслах. Проиграли на соревнованиях между факультетами — в следующий раз одержите победу. Подрался — ничего, заживёт. Отказала девчонка в свидании — ну и ду… найдёшь лучше. В этих стенах никогда не было и не будет никакой поддержки между всеми членами семьи, лишь выученные когда-то давно пустые фразы, без толики сопереживания, и пачки зелёных и красных купюр различных валют в качестве знака внимания. Единственными живыми людьми в этом доме были они. Сводные брат и сестра, одинаково ненавидящие родителей и так же одинаково проникшиеся друг к другу. Предсказуемая неприязнь с течением времени сменилась на понимание между ними. Она засыпала в его объятиях, размеренно дыша и спокойно видя сны, в то время как он наслаждался её тёплом, запахом и обычным присутствием в его жизни. Он вытаскивал её из апатии, а она каждый раз подбадривала его перед футбольным матчем и делала массаж шеи после, помогая расслабиться. Они были друг для друга спасательными кругами. Но ещё они друг другу доверяли. Они друг друга искренне поддерживали. Они друг друга по-человечески любили. Поэтому сейчас Кирилл стоял в её комнате, аккуратно вытирая большим пальцем капельки слёз на щеках Алисы, а затем прижимал к себе, утыкаясь в макушку, вдыхая её аромат и шепча многочисленное «прости». Но она и не обижалась — она делала вид, что прощает. А он это прекрасно знал.