Неприкаянная

      Сколько себя помнила, Кырчичек всегда слушалась его. Не только потому, что в столь раннем возрасте осталась без матери и какого-либо довереннего лица из её окружения, которому было бы по силам взять роль попечителя юной принцессы. Будь это так, отец вряд ли бы сам занимался маленькой дочерью (если бы вообще вспомнил о её существовании). Ведь Баламир всегда так поглощён заботами и мыслями о троне, что, влоть до своей скоропостижной кончины, нянчилась с их общим чадом одна лишь супруга. Он снова просто-напросто забыл бы о своих родительских обязанностях, забери у него это право кто-то другой. Несмотря на всю привязанность и некую (хоть и своеобразную) даже любовь к жене, брат Алпагу хана почему-то не сразу столь же горячо прикипел к новорождённой наследнице. Возможно потому, что пока Кырчичек оставалась всего лишь неразумным дитём, не представлялось возможным использовать её в своих интересах: для политических интриг уж слишком мала. К тому же его первому и единственному ребёнку не суждено было родиться мальчиком, следовательно и нужды не было даже беспокоиться насчёт будущей борьбы за власть против ещё одного потомка огузов. А иных интересов, окромя завоевания трона Небесного ханства, у Баламира на тот момент не водилось.       Когда Кырчичек только-только достигла восьмого года своей беззаботной, и, не знающей до сей поры горестей, жизни, единственный близкий ей человек ушёл навсегда. Мама была смертельна больна, и ни один из посещавших тогда её семью лекарей не смог найти исцеление, сколькими бы угрозами и золотыми сундуками их не закидывал Баламир Бек. Все были огорчены несправедливой судьбой ещё молодой женщины с таким мягким и добродушным нравом, но тяжелее всех приходилось, конечно же, Кырчичек. В весьма малом возрасте она вдруг испытала его раз, и отпечаталось оно глубоко внутри маленькой девочки на всю оставшуюся жизнь: чувство, что теперь она совершенно одна. Всепоглощающее одиночество, которое будет преследовать дочь Бека до конца дней, во многом определило дальнейшую череду её поступков и решений, повлекших за собой роковые для Кырчичек и окружающих её людей последствия.       Через некоторое время после похорон кто-то всё же напомнил Баламиру об оставленной матерью девочке. Взор его пал на ребяческую копию покойной жены, и в голове промелькнула мысль: по сути всё, что он знал о дочери, это её имя. И факт недавнего полусиротства. Можно было бы несказанно удивиться и этим знаниям, но имя он помнил потому только, что они выбрали его вместе с покойницей. Смерть же мало кто бы мог не заметить. И хоть Кырчичек была поразительно похожа на свою мать будучи ещё только ребёнком, волосы и глаза её — Баламира: такие же чёрные, словно бездонная глубина какого-нибудь подземного мира, куда не дотягиваются лучи солнца. Да, ни с кем не спутаешь. Одного взгляда будет достаточно, чтобы понять, чья это дочь. Такая одинаковость внешних черт не могла не потешить самолюбие Бека, и он остался доволен первым впечатлением. Вот только выражение глаз, столь схожих с его собственными, перетягивало всё внимание на себя. Не по-детски выказанная напряжённость, подозрительность на фоне неприкрытой доли высокомерия, которое часто встречается у подобных родовитых семей. Однако не эта мнительность в двух чёрных глазницах девочки цепляла больше всего. Главное, чему было не укрыться под горделивым взглядом — невыносимая простому человеку тоска, которую можно сначала даже не заметить. Но стоит приглянуться, и вот уже появляется не обычная тоска, не имеющая смысла, а глубокая грусть. Грусть от потери частички личного, незаметного и совершенно неважного для других, но такого ценного для беспечного ребёнка, мирка. Лишь родная мама со своей тёплой заботой и бесконечной любовью занимала практически весь её микроскопический мир, поэтому ни одна утрата не оказалась бы для Кырчичек более ощутимой и болезненной, чем ощущение вечного отсутствия собственной матери.       Разумеется, Баламир Бек не мог в полной мере осознать и прочувствовать всё, что испытывала сейчас его дочь. Хотя и он (сам того не ведая) лишился чего-то значимого со смертью любимой женщины помимо неё самой. Возможно, вместе с ней умерли остатки его доброты и сострадания к людям, которых и так было слишком ничтожное количество. Она забрала с собой последние крупицы сомнительной человечности мужа, позволяя заполнить пустоту в душе упоительной, более рьяной погоне за властью, отчаянной жестокости и стремительно разрастающемуся внутри день ото дня мраку. Чувства Баламира и Кырчичек были похожи, несмотря на отличные друг от друга причины этих ощущений. Оба потерянные, оставленные наедине с собственной безнадобной опустошённостью. Каждый из них, по-своему осиротевший, нуждался в каком-то заполнении этой бездонной дыры, образовавшейся с уходом любимого члена их самобытной семьи.       Нужно было что-то решать относительно будущего Кырчичек. Он мог, конечно, просто поручить кому-нибудь из приближенных найти ей человека, который сможет достойно воспитать и обучить её всему необходимому. Но вдруг снова в голове Баламира не просто мелькнула, а вспыхнула молнией доселе почему-то не посещавшая его разум мысль: собственноручно взяться за воспитание дочери, при этом взращивая себе преданного сообщника в борьбе за власть над Небесным ханством. Со всех сторон поджидают враги, и в такой неустойчивой ситуации нельзя ожидать бесконечной преданности от абсолютного большинства его сторонников. Любой может предать в самый неподходящий для трусливого побега момент. Но не собственная дочь, не родная кровь. Если правильно её вырастить, точнее заложить в крохотный, но податливый и гибкий ум ребёнка нужное для достижения цели основание, она будет подсознательно действовать относительно этого заложенного с малолетства «фундамента» и всегда оставаться верной её наставнику-отцу. Примерно так полагал Баламир. Задуманное, возможно, и свершилось бы, будь он чуть менее самоуверен в своих выводах, и более внимателен к Кырчичек в определенное время. Но эгоистичный и слишком уж честолюбивый отец не счёл нужным вдаваться в подробности внутренней душевной организации дочери, из-за чего в будущем ему придется весьма дорого расплачиваться.