Good Things Do Happen

Этот галстук. Он больше не лежал задом наперёд на груди ангела; привычка, столь же старая, как и его благодать. Он повертел кобальтовую ткань бледными, израненными пальцами, прежде чем потянулся к узлу. * Кастиэль стоял в бункере, опираясь на стоящий рядом стул. Это не успокаивало боль, ноющую в сердце, но он не обращал внимания. Казалось, что к этой боли он уже привык. Ангел снял свой плащ, испачканный и помятый, и осторожно положил его на стол. Дин неподвижно сидел на стуле рядом, прижимая тряпку к ране на бицепсе. Он неплохо изранился, пока вытаскивал себя и Каса из Пустоты. Они едва спаслись, но Дин сделал то, из-за чего чуть не покончил с собой. Он вернул своего ангела домой. Своего ангела. Ему понравилось это словосочетание, и он решил заполнить безмолвные минуты, прокрутив его в голове. Никто из них не вспоминал о прощальных словах Кастиэля. В процессе спасения времени было не особо много, и ни один из них не проронил ни слова с тех пор, как ступил на порог бункера. Дин сразу же отделился от Каса, но пространство, оставшееся между ними, не могло стереть того, как он держал своего ангела, когда они мчались к разлому. Никакая тишина не могла заглушить срывающиеся на крик воззвания к Касу. Эти крики никогда не выйдут из головы Кастиэля. Он никогда не сможет забыть, что Дин — его Дин — сорвал свои голосовые связки, крича его имя. Когда Дин нашёл его в пустоте, охотник выглядел так, словно был на грани срыва. Окровавленный, плачущий; челюсть сжата так сильно, будто может разлететься на куски. Кастиэль стоял на земле, и его глаза расширились от недоверия, когда он проследил за тем, как изношенные ботинки приблизились к нему. — Давай, чувак, нам нужно сматываться отсюда, — раздалось из потрескавшихся губ. Губ Дина. Кас не мог сделать ничего, кроме как принять протянутую руку и позволить охотнику взять на себя его вес. Кас не смог произнести ни слова, даже если бы попытался: его мысли были сосредоточены только на руке Дина, лежащей на его бедре. Дин положил руку ангела себе на плечи; ладонь Каса была рядом с тем местом, где когда-то обосновалась его метка. Метка Праведника. Человека, которого он воскресил, вытащил из ада годы назад. Теперь Дин отплатил ему тем же, прижимаясь к Касу, словно тот снова уйдёт, словно они никогда не смогут закончить свою историю. Дин никогда бы не признался в этом, но с каждым тяжёлым шагом его разум кричал всё громче: Я. Люблю. Тебя. Тоже. На его губах появилась лишь лёгкая ухмылка, когда ему представился повод обнять своего ангела; момент, когда они могли быть близки так, что это выходило за рамки любых отношений. Мужчины, оба солдаты по собственной воле, привыкли лечить свои раны самостоятельно. Кастиэль был слишком слаб, чтобы исцелить Дина, к обоюдному невысказанному разочарованию. Нет оправдания тому, чтобы провести рукой по его руке, нет причин, чтобы хоть на мгновение прикоснуться к ней. Дин перевернул тряпку, заменив окровавленную сторону на ненамного более чистую. Его глаза следили за ангелом, улавливая каждый изгиб, каждую тень на его лице. Это был взгляд восхищения, но охотник объяснил бы это тем, что Кастиэль снова восстал из мёртвых. Однако это было не ново. Он уже не раз так смотрел на Каса. Однако сейчас всё было по-другому. Дин смотрел на ангела так, как Кастиэль смотрел на него всегда, сколько он себя помнил. Взгляд, который, как он теперь знал, был взглядом любви, тоски, голода. Дин нарушил молчание. — Эй, чувак, я знаю, что тебе сейчас не до разговоров, но я рад, что ты дома. Правда, — надломленно произнес он. Ему хотелось кричать, хотелось схватить ангела и зашипеть ему в лицо слова, которые он вынашивал месяцами. Ты оставил меня. Ты оставил меня, даже не попросив желаемого. Ты мог бы получить это, Кас, ты мог бы получить меня, конечно, ты мог бы получить меня. Но он этого не сделал. Он дал Касу пространство, которого никто из них не хотел. — Спасибо, Дин. Приятно быть дома, — ответил Кас, звуча слишком заученно, как ему показалось. Ангел снял пиджак и положил его рядом с плащом. Он встал во весь рост, несмотря на то, что всё ещё опирался на стул, и перевёл дух. Он посидел так с минуту и украдкой взглянул на охотника. Дин ничего не заметил, вместо этого он рассматривал ссадины на своей икре. Сердце Каса учащённо забилось; ничего не произошло, но даже секунды присутствия Дина было достаточно, чтобы хорошо знакомая боль всколыхнулась, разгорелась вновь. Дин смотрел на лучшего друга, не понимая, что только что пропустил взгляд, который так любил. Дыхание перехватило в горле, когда Кас потянулся к шее, его руки приблизились к показательному элементу. Этот галстук. Он больше не лежал задом наперёд на груди ангела; привычка, такая же старая, как и его благодать. Он повертел кобальтовую ткань бледными, израненными пальцами, прежде чем потянулся к узлу. Горло охотника сжалось, но он не мог заставить себя отвести взгляд. Ничто не могло заставить его остановиться. Он старался оставаться незаметным, поглядывая на Каса, опустив голову так, чтобы смотреть на него. Руки Дина больше не держали тряпку, а застыли по бокам. Что я делаю, пронеслось у него в голове, что, чёрт возьми, я делаю? Он повторял это снова и снова, как будто слова ответят ему, если он попросит достаточно сильно. Он мечтал вернуть своего ангела. Он рыдал и воззывал на полу в бункере. Сэм заставлял его встать, поесть и выпить что-нибудь кроме виски: — Дин, пожалуйста, ты должен остановиться. Ты должен позаботиться о себе, — Это выводило Дина из себя. В течение нескольких часов слова Каса заглушали его чувства. — Глядя на тебя, я стал заботиться. Я заботился о тебе. Я заботился о Сэме. Заботился о Джеке. Я заботился обо всём мире благодаря тебе. Ты изменил меня, Дин. Эти слова в тот момент ощущались как раскалённый нож. Горячий, словно его только что раскалили, и в то же время острый, словно их уже разделили; лезвие разрывало их на части. Эти слова звучали в голове Дина несколько дней, даже недель. Он слышал их, когда смотрел телевизор, слышал их, когда готовил завтрак, слышал их, когда топил себя в виски. Больше всего он слышал их, когда спал, и только во сне он мог их вернуть. Он рассказал Касу всё, что обещал себе не рассказывать. Он задыхался от слов, вырывавшихся из его рта. Он перечислял все случаи, когда понимал, что любит ангела, все моменты, когда смотрел на него, все чувства, которые испытывал. Каждый раз, когда ему хотелось протянуть ладонь и взять ангела за руку. Каждую секунду, когда его глаза стекленели, пока он представлял, как прижимает Каса к стене и наконец добивается того, чего они оба хотели. Эти слова глубоко ранили его и вылечивали заново столько раз, что он не мог сосчитать. Но они никогда не сравнятся с тем, что он почувствовал, когда Кас окончательно подтвердил его подозрения. Жжение, разрыв души, той самой души, которую ангел восстановил много лет назад. Слова впились когтями в горло, солёные слёзы прочертили дорожки по его лицу, а голова стала похожа на пламенные угли в его руках. Эти слова разбили его вдребезги. Но это были не те слова. Не те, что потрясли Дина до глубины души тогда, не те, что сотрясали его каждый миг с тех пор, и даже в этот момент, даже сейчас, когда он смотрел на своего ангела и знал, что он дома. Я люблю тебя. Дин повторял эти слова в своей голове бесчисленное количество раз. Эти слова стали его кровью. Эти слова подпитывали те самые действия, которые вернули его ангела домой. Он повторял их и сейчас, в своей голове, достаточно громко, чтобы поверить в них, но тихо, чтобы ангел не услышал. Я тоже люблю тебя, ангел. В этот момент Кас изменил всё. Он не то чтобы услышал Дина, но почувствовал его. Он ничего не сказал, он едва двигался. Он не двигался никак — только поднял глаза, чтобы посмотреть на Дина. Он поймал взгляд охотника, и на этот раз он не отводил взгляда. Дин тоже. Это было правильно — возвращение к старым обычаям. Но что-то изменилось. Дин сглотнул, медленно поднял голову, не отрывая взгляда от голубых глаз. Боже, глаза Каса. Дин мог бы смотреть в них вечно. Он жаждал подойти достаточно близко, чтобы рассмотреть все оттенки, посмотреть, как зрачки его ангела расширяются от желания. Он мог бы плавать в этих океанах вечно. Он остановился, внезапно осознав, что прошло уже слишком много времени для того, что можно было бы посчитать чисто платоническим. Кастиэль уже полностью снял галстук, наслаждаясь осознанием того, что его охотник следит за каждым его движением. Когда он повернулся, чтобы положить его на стол, чужая рука остановила его. Дин пронёсся через всю комнату и оказался рядом с Касом. Он даже не успел ничего понять. Он посмотрел вниз, на ладонь ангела в своей. На этот раз не было никаких оправданий, но никто из них и не просил их. Дин затаил дыхание, когда его взгляд устремился вверх, зацепившись за губы, находившиеся всего в нескольких дюймах от его собственных. Ещё несколько сантиметров, и он нашёл эти глаза. Глаза, смотревшие только на него. — Дин, — начал ангел. — что ты… Дин прервал его. — Я не знаю. Я не знаю, Кас. Но мне уже всё равно. На этот раз у Каса перехватило дыхание. Происходило ли это на самом деле? Он всё ещё был в Пустоте? Нет. Это был Дин. Человек, ради которого он восстал, ради которого он отдал всё. Человек, из-за которого он додумался до свободы воли. После этого Кас не стал сопротивляться. Дин провёл рукой по предплечью ангела, медленно и дрожаще, словно боялся, что его прикосновение может обжечь. Глаза ангела слишком внимательно следили за его рукой, чтобы заметить, что Дин стал ближе, чем они когда-либо осмеливались быть раньше. Рука Дина легла на плечо Каса, слегка притягивая ангела к своей груди. Кастиэль почувствовал это и подчинился. — Кас, — наконец заговорил Дин. — я несколько месяцев ломал голову над тем, что тебе сказать. Я знаю, что это необходимо, но я постоянно спотыкался о то, что я хотел сказать… как я хотел это сказать, — Его глаза начали блестеть от слёз, и Кастиэль почувствовал, как его рука дрожит на его плече. — Кас, дру… Кастиэль. Он больше мне не дружище, подумал Дин. — Кас, я никогда не знал, что такое дом. У меня был Сэмми, у меня была Детка, но у меня никогда не было дома. Ты вытащил меня из ада и стал семьёй, — Его голос звенел в воздухе. — Ты стал частью единственного дома, который у меня был, Кас. Ты увидел меня и восстал ради меня. Ты влюбился в меня — буквально, — Кас растянул губы в улыбке и протянул руку, чтобы стереть слезу со щеки Дина. — С того момента, как ты увидел меня, ты решил, что меня стоит спасти. Ты мучился годами, веря, что не сможешь заполучить меня, — Дин был близок к рыданиям, когда наконец сказал то, чего так долго ждал. — Ты оставил меня. Ты оставил меня, даже не попросив желаемого. Ты мог получить это, Кас, ты мог получить меня, конечно, ты мог получить меня. — Он прислонил лоб ко лбу ангела, говоря свою правду: — Я был твоим. Я всегда был твоим. Я видел тебя, и всё, что я знал — вся та херня, которую вдалбливал в меня отец, — не имело значения. Я хотел, чтобы ты был рядом со мной, хотел, чтобы ты остался, но я не мог сказать тебе об этом. Я думал, что ты хочешь уйти, что я просто очередная небесная миссия. Ангел положил руку на шею Дина, пытаясь утешить сломленного человека, удержать его, морщась от самой мысли о том, что его человек был всего лишь работой. — Ты был частью меня, Кас. Ты и сейчас ей являешься, и я всегда буду хотеть, чтобы ты ей был. Кас, ты — семья. Но ты не просто семья, ты мой ангел. Мой ангел, — Его руки сжались в кулаки на рубашке Кастиэля, дыхание сбилось, когда он вдохнул, готовясь перейти эту черту. — Я люблю тебя, Кас. Конечно, я люблю тебя, — Он наконец-то позволил стенам рухнуть. Слёзы хлынули из его глаз; его грудь сотрясалась, пока он пытался дышать. Теперь он был полностью в объятиях своего ангела, обхватив его за шею. Кас прижимал его к себе. Ни один из них не произнёс ни слова. Кас не смог бы дышать, даже если бы ему это было нужно. Он провёл руками по спине охотника, впитывая чувства, которые Дин изливал ему несколько минут назад. Через несколько минут Дин стих, и он отстранился, чтобы посмотреть на своего ангела. Лицо Каса было омыто слезами, и только тогда Дин понял, что его рубашка на плече промокла насквозь. Кастиэль тяжело вздохнул и снова притянул Дина к себе. — Дин. Если пожелаешь, я твой, — Он пытался вдыхать, глядя в глаза Дину. Глаза, в которые он смотрел более десяти лет назад, глаза, которые он видел. Знал, что они принадлежат совсем другому человеку. Глаза, которые, он знал, доставят бед. — Всё, чего я хотел, это иметь тебя, пернатый. Я молился о том, чтобы ты стал моим и чтобы ты назвал этот бункер своим домом, — Охотник заглянул глубоко в голубые озёра перед собой, достаточно близко, чтобы видеть кончики чужих ресниц. — Этот бункер — не мой дом, Дин. Мой дом — твоя душа и глаза, которыми я смотрю на неё, — Ангел отвернулся. Это выбило Дина из колеи. Никогда ещё никому не был нужен только он. Не его тело, не его кровь, не его жизнь. Ангел Господень, существо, созданное только для того, чтобы следовать плану Бога, обученное быть солдатом и не испытывать никаких эмоций. Ангел Господень, которого учили не проявлять милосердия, небесное воплощение слепой веры, спалил всё это ради него. Кастиэль испытывал чувства благодаря Дину. Кастиэль бунтовал ради Дина. Кастиэль отдал свою жизнь за Дина. Кастиэль, Ангел Четверга, хотел его. Простой человек для большинства, но целый мир для кого-то. Кого-то, кто видел, как создавался мир, но не задумывался о нём, пока по его земле не прошёл человек, названный Винчестером. Они отчаянно обнялись, и оба держали друг друга так крепко, что ни один не мог вырваться. Ни один из них не хотел этого, но, конечно, они никогда не могли сделать это без страха. Руки Дина обвились вокруг поясницы Каса, а его голова покоилась на шее ангела. Кастиэль обхватил Дина руками, наклонив голову к человеку на своём плече. — Дин… — начал Кастиэль, но это было всё, что он успел сказать, прежде чем снова почувствовал на себе взгляд этих глаз. Дин медленно поднял голову, почти мучительно, по мнению Каса, так, что оказался лицом к лицу со своим ангелом. Он поднял руки к его шее, и их дыхание стало неровным, но при этом следовало друг за другом. Не было нужды в словах, и они не могли испортить этот момент, потому что оба были довольны. Это было соревнование, кто быстрее прикоснётся, но в мгновение ока губы встретились в поцелуе, таком страстном, таком голодном, поцелуе, которого ждали слишком долго. Руки тянули друг друга ближе, стремясь стать единым целым, словно души сливались воедино. Кастиэль провёл одной рукой по волосам Дина, а другой притянул охотника ближе к себе за талию. Дин подчинился притяжению и придвинулся ближе, ладонями огибая лицо своего ангела. Поцелуй превратился в великое множество поцелуев, которые продолжались несколько минут подряд. Теперь губы солдат встречались мягче, переходя от отчаяния к признательности. Оба променяли желание на любовь, и их поцелуи последовали этому примеру. Каждый раз, когда их губы встречались, за веками проскакивали искры, как на складе много лет назад. В этот момент Дин понял, что у него есть дом. Что у него всегда был дом, если бы он только позволил себе признать это. В ту же секунду Кас понял, что это то, ради чего он бросил всё. Он убедил себя в том, что он тиран, тот, кто никогда не сможет получить то, что хочет, то, что заслуживает. В этот момент они обменяли себя друг на друга. Они стали одним целым. Праведник и Ангел Господень. Пророчества разрушены, жизни потеряны, жертвы принесены, и всё это для того, чтобы два сломленных существа могли обнять друг друга и узнать, что такое мир. В конце концов, чудеса случаются.