Друг Шпака

— Рявкни на них, — прошептал на ухо Милославский. — Вон! — басисто крикнул Бунша и солдаты вылетели из царских палат. Лжецарь и лжекнязь остались в комнате одни. Когда за стенами дворца зазвучала солдатская походная песня, обманщики выдохнули: их план сработал. Им удалось вывести войско подальше от дворца. Милославский с интересом выглянул из окна. Алые ряды боевого похода двигались в такт звучащей песни. Кони поблескивали сбруей в солнечном свете, ведомые боевым настроем, солдаты радостно голосили. — Перекур, — присел на подоконник Жорж и достал из-под кафтана пачку «Мальборо». — Курить, между прочем, вредно, — нравоучительно произнес Иван, пытаясь казаться мудрее за счет этого высказывания. — Каюсь, Ваше Царское Высочество, но ничего не могу с собой поделать, — не скрывая усмешки, Жорж закурил сигарету. Иван вновь хотел возмутиться, но замолк, поняв, что его не воспримут всерьез. Хотелось уйти, но деваться было некуда, и он стоял возле Милославского, недовольно на него поглядывая. Тот не торопясь, курил, стряхивая пепел в окно. Его взгляд блуждал по покоям с каким-то профессиональным расчетом. «Какой умный вид из себя состроил», — возмущенно подумал Иван. Он и сам не мог понять, почему его выводило из себя поведение Жоржа. То ли от этой несвойственной ему манерности, то ли от того, что у Милославского слишком хорошо был подвешен язык. Он представился как человек высокой культуры, друг Шпака и актер театра. Но было в нем еще что-то такое, что это «что-то» Иван бы назвал непотребным. И эта непотребность раздражала. Раньше он сразу мог раскусить человека. Стоило ему взглянуть кому-то в глаза, и становилось ясно, кто порядочный гражданин, а кто хулиган и алкоголик. Опираясь на эти качества, он и стал управляющим дома, в котором жил, и с ответственностью приводил жителей дома к культурному облику. А тут он столкнулся с человеком, которого он не мог определить ни в одну из двух имеющихся категорий. Он вновь взглянул на Милославского, стараясь при этом держать серьезное лицо. Тот сидел расслабленно, закинув одну ногу на подоконник. «Так культурные люди не сидят». В его пальцах дымила сигарета. «Культурные люди так не держат сигарету». Жорж неожиданно посмотрел на Ивана. Взгляд у него был проникновенный, от которого ничего нельзя был скрыть. «Безобразие». Серьезная маска Ивана сразу треснула. — Повторюсь, на мне узоров нет и цветы не растут, — Жорж усмехнулся так, что Иван заметил пару нижних золотых зуба, — некультурно так долго пялиться на людей. «Кто бы говорил!» — И я повторюсь, — задетый замечанием Бунша пытался этого не показывать, — что меня терзают смутные сомнения касательно вашей персоны. — И что же вас смущает? — Милославский вновь перешел на «вы», но от этого Ивана лишь передернуло. От Жоржа это звучало как издевка, хотя Иван не мог понять, как такое вообще возможно. Опять ничего оскорбительного, ничего непотребного. Но так и хотелось в ответ нагрубить и высказать все, что он о его персоне думает. Раньше он бы так и поступил, как делал с соседом Александром Сергеевичем. Этот ученый своими бесконечными опытами подрывал статистику и покой граждан, проживающих в доме. Несомненно, он заслуживал всех упреков и замечаний, которые семья Бунши при первой возможности ему высказывала. Но сейчас Иван понимал, как будут необоснованно звучать его замечания в адрес Милославского, и поэтому решил пойти другим путем. — То, что вы слишком много себе позволяете, — про внешность хотелось высказаться тоже, но Бунша терпел. — Сначала разгуливали в квартире у Шпака с его вещами. Затем подхватили сумасшедшие идеи Александра Сергеевича с исчезновением стен. И этот план с царской одеждой: прикинуться теми, кем не являемся. Все это слишком подозрительно. Пока на Милославского сыпались обвинения, он докурил сигарету и затушил окурок о подошву сапога. Конечно, все это звучало смешно из уст Бунши, но Милославский привык искоренять любые подозрения в свою сторону. — Ты на что намекаешь? — Я намекаю на то, что в соседней квартире вы оказались не просто так, и все эти вещи вам не принадлежат! Уверен, что Шпак подтвердит мои слова! — набирал обороты Иван. — Да ты знаешь, что за такие обвинения делают в…- тут Милославский замолк на секунду, подбирая слова, — в больших и малых театрах! Извинись немедленно! С лица Милославского исчезло всякое дружелюбие, а серьезность в голосе мужчины немного осадила Бунши. Но он был слишком гордым, чтобы извиняться за сказанное. — Ни за что, — упрямо отчеканил Иван и сразу пожалел. Милославский вскочил на ноги. Бунша неуверенно поднял кулаки. — Не подходи, — неуверенно предупредил Иван, пятясь назад. — А то что? — Жорж не отставал ни на шаг. — Я буду драться! Милославский воспринял это как вызов и двинулся на Ивана. Не ожидая такой реакции, Бунша, зажмурившись, ударил наугад, но Жорж легко увернулся от удара, поднырнув под руку и, перехватив поперек тело соперника, повалил его на пол. В нос Ивана сразу ударил горький запах сигарет и дорогого одеколона. Милославский, разгоряченный победой в драке, возвышался над ним. В отличие от Ивана, он даже дыхание не сбил. Его руки крепко прижали к телу, исключая всякую возможность вырваться. Бунша был повержен и уязвим. Милославский это видел в растерянных глазах и победно улыбался, поблескивая золотыми зубами. — Эт-это безобразие, отпустите меня немедленно! — в голосе было больше страха, чем возмущения. — Сначала проучу одну царскую рожу, — сказал Жорж и потянул руки к лицу мужчины. Иван почувствовал, как с него снимают «царскую шапку» вместе с повязкой, и дернулся всем телом. Хватка Миславского была крепкой и немного болезненной. «Не вырвусь», — осознал Иван, готовясь к тому что будет дальше. Точно он не мог представить, что будет делать Жорж, но чужие пальцы в его волосах вызывали самые страшные мысли. Его лицо оказалось в чужих руках, которые не давали отвернуться. Милославский наклонился ближе, и Иван вдруг понял, что задыхается. Он попытался дышать, но все вокруг будто пропиталось запахом одеколона и выкуренной сигареты. — Даю тебе последний шанс, чтобы извиниться. Бунши вдруг охватило волнение и совсем иного рода страх. Будто от его ответа зависит больше, чем кажется. Но волнение было мимолетным и быстро растворилось в вихре возмущения и непонятной обиды. — Это тебе надо извиняться, — Иван сам не понял, как перешел на «ты». Он был слишком растерян и зол, чтобы это заметить. — Если бы ты не оказался в квартире Шпака и не лез в чужие дела, то ничего бы не произошло, — хотелось отвернуться, но чужие руки не давали. — Это из-за тебя мы оказались здесь. Из-за тебя мне приходится притворяться царем. Из-за тебя меня жена убьет за исчезновение. И из-за тебя я сейчас валяюсь на полу, — выдал на одном дыхании Иван и зажмурился, не в состоянии больше выносить взгляда напротив. Но перед глазами все равно стояло лицо Милославского, который внимательно слушал его тираду. В его взгляде не было ни стыда, ни жалости, ни упрека, с каким обычно на него смотрели другие люди. Бунша чувствовал, что может быть откровенным, не думая о том, насколько порядочно будут выглядеть его слова. — Прошу прощения, — ласковый голос прервал все мысли. Иван почувствовал теплое дыхание на своем лице. Распахнув глаза, он столкнулся с чужим взглядом. Милославский наклонился еще ближе и сразу поймал чужие губы. Иван лежал, парализованный чувствами. Милославский был везде: нежные губы, горящие глаза, теплые руки, тяжесть тела, горечь сигарет. Он позволял себя целовать, пока от него не отстранились. — Ну-ну, ты будто впервые целуешься, — с издевкой произнес Милославский, проводя большим пальцем по раскрытым губам. — Мы с моей женой часто целуемся, — обиженно произнес Бунша, пытаясь словесно доказать свою опытность. — Тогда мне стоит за это извиниться, — вновь приблизившись, Милославский опалял горячим дыханием. В порыве страсти Иван первый потянулся к Жоржу и неуклюже прижался к чужим губам. И замер. То, что он часто целовал свою жену, он не соврал. Но все эти поцелуи оставались на руках и щеках его жены, а до губ особо никогда не доходило. А когда доходило, то они были мимолетными, несравнимыми с тем, как его целовал Милославский. И сейчас, когда он решил проявить инициативу, то понял, что все это время целовал не он, а его. Растерявшись от осознания, Бунша уже был готов отстраниться. Как вдруг почувствовал своими губами чужую улыбку. Милославский улыбался ему в поцелуй, а в глазах его плясали черти. Поймав зрительный контакт, его рука несильно сжала челюсть Бунши, и тот покорно открыл рот, позволяя себя целовать. Чувственный поцелуй опьянил и лишил всяких мыслей Ивана. Поцелуй за поцелуем ложились на губы, щеки и шею. Он нежился в ловких руках и принимал все, что щедро дарил ему Милославский. Они могли лежать так еще долго, но их отвлек неожиданный стук в дверь. — Не вели казнить, царь-батюшка! — раздался голос Федьки по ту сторону двери, — Иностранный посол прибыл во дворец, просит срочно его принять.