При себе

      Под ногами Чунь Юня стремительно поползла изморозь, и пылающие цветки, напоследок вспыхнув, печально опустили тусклые головы. Их было много, таких потухших, небольшая густая поляна. Чунь Юню она не нравилась, казалась подозрительной. Сян Лин, хихикая, хотела, было подойти, но перед ней встрял Гоба, перебирая мохнатыми лапами и увиваясь вокруг ног как кошка, не желая пускать. Чунь Юнь разделял его беспокойство.       — Ну, Гоба, не путайся! Я же упаду!       Сян Лин пыталась переступить через медвежонка, но тот ещё настырнее упирался.       — Может, прислушаешься к нему? Мне тоже здесь не нравится, — с робостью поддержал Чунь Юнь молчаливый протест Гобы.       В ответ Сян Лин только подняла медвежонка и вручила Чунь Юню.       — Посидите-ка тут вместе, трусишки. Мы же уже ходили за такими цветами, и что? Живые да здоровёхонькие! Тем более, — её тон стал каким-то заискивающим, отчего Чунь Юню стало немного не по себе. — Ты же со мной. Ничего страшного не случится.       Чунь Юнь возражать не стал — привык уже. Сян Лин всегда старалась держать его при себе, когда дело заходило о таких походах за ингредиентами для кулинарных изысков, которые поняты не будут. «Ты незаменим, прямо как Гоба!» — сказала она ему прямо, это была небольшая экспедиция в Гуюнь, давшаяся непросто. Слаймы, хилличурлы, попрыгуньи… особенно крио-попрыгуньи, караулящие у прибойной линии. Они были ужаснее огромного лавачурла, об чей панцирь был сломан прошлый меч, — как плюнут морозом, так проберёт до сердца. Сян Лин замёрзла бы насмерть, если бы не проклятие Чунь Юня. После этого приключения она стала звать его с собой постоянно, а он из раза в раз не мог сослаться на другие, более важные дела. Но Чунь Юнь кривил бы душой, если бы сказал, что ему это всё неприятно. Вовсе нет, Сян Лин — хорошая спутница, заботливая, у неё всегда наготове фляжка прохладной водой и бутонами цинсинь и сотня идей для походного пикника.       Незаменимый Гоба на его руках поспешил вырваться, не желая мириться с наказанием хозяйки.       — Он волнуется. Может, всё же прислушаешься?       Сян Лин отмахнулась, увлечённая бутонами. Она заходила всё глубже и глубже в цветы, росшие ковром.       Внутри наконец-то похолодело от дурного предчувствия.       — Ты порой бываешь неимоверно безнадёжной, — тихо заметил он, отпуская Гобу.       Тот стремглав помчался в ковёр цветов и обогнал возмущённо эйкнувшую Сян Лин, остановился в трёх шагах от неё и ударил мягкими лапами по земле. Та вспыхнула, разверзлась, разбросав горящие комья, и пламенные цветы оживлённо подняли вспыхнувшие головы один за одним, а из-под земли выросла рыжая попрыгунья. Её лепестки зло раздувались, а белые маленькие глазки бегали по фигуре Сян Лин. Пламя вспыхнуло ещё ярче. Сян Лин отбросила корзинку и схватилась за копьё, Гоба встал перед ней, выпятив грудь.       — Не двигайтесь! Я сам!       В два прыжка Чунь Юнь оказался на середине вспыхнувшей полянки, изморозь под его ногами не успевала схватываться, тая. Под ногами противно захлюпало, в воздух поднялся пар. Чунь Юнь нацелил тяжёлый меч на попрыгунью, но та в миг отпрыгнула к концу пылающей полянки, увлекая на свою территорию. Он безрассудно бросился за ней, занося меч, глаз бога на поясе необузданно жужжал. Он целился в голову. Та закрылась лепестками, разрубить которые так просто не получилось — лезвие сместилось, утягивая Чунь Юня в сторону, но тот смог удержаться на ногах. Было горячо, шёл пар — не то от него, не успевающего покрыться изморозью, не то от травы под его ногами, не успевавшей ни замёрзнуть, не оттаять. Жар набирался вокруг спрятавшей голову в бутон попрыгуньи, та раскачивалась в разные стороны, отверстие там, где должно быть темечко, пылало как в кузнице. Собиралась стрелять, шельма.       Чунь Юню становилось плохо, кружилась голова, цветы горели вокруг него вместе с попрыгуньей. Ему казалось, что начинался бред, и себя он не может ощутить, глубоко в груди горело. Руки дали слабину. В ушах трещало пламя.       — Поколдуй! — закричала Сян Лин где-то вдалеке.       И он послушался, призвал в ладонь мороз — тот пошёл по лезвию, — в мареве нашёл бутон попрыгуньи и со всей силы вонзил меч припал, к нему всем телом, стиснул зубы. Самоцвет на поясе почти зазвенел, ударил холодом под ноги, и попрыгунья упала, замертво распустившись цветком, её голова, круглая как детский мяч, лопнула, выпустив мерцающий нектар. Повисла морозная завеса, в ней пламенные цветы снова опустили головы. Еле стоящий на ногах Чунь Юнь выпрямился, кое-как достал меч и провёл над попрыгуньей двумя пальцами в жесте экзорциста, пожелав упокоиться с миром и не возвращаться. Внутри всё горело, повисший в воздухе морозец едва мог помочь.       Подбежавшая к нему Сян Лин скоро затараторила, осыпая не то похвалой и восхищениями, не то извинениями — голова у него продолжала кружиться, пусть уже не так сильно кипела, как возле пылающего цветка. Он рассеяно принял прохладную фляжку, под его пальцами вовсе покрывшуюся ледком, уселся в траву — та мёрзло и приятно хрустела, — и шумно осушил большими глотками половину.       — Ну, ну! — Сян Лин застучала ему по спине. — Не торопись, не отберут!       Он угукнул, утирая рот, и припал обратно. Становилось лучше, пылающее внутри проклятье приутихло, дышать стало легче. Беспокойная Сян Лин не прекращала тарахтеть где-то над ним, только коленки в тумане и мелькали. Она собирала цветы. Ему под ладонь ткнулся мокрый нос. Чунь Юнь легонько улыбнулся, потрепал виновато переступающего с лапы на лапу Гобу по макушке и разрешил устроиться на коленках. Гоба был тёплый, но в сравнении с жаром попрыгуньи и поляны это тепло не шло ни в какое сравнение.       — Ну и крупная же тварь попалась! Ух, а нектару-то сколько!       Сян Лин достала баночку, набрала нектара, сколько смогла, достала ножик и отрезала несколько потухших листьев. Как назло, Чунь Юнь видел её пылающие азартом глаза, и ему становилось от этого хуже. Будто бы ей совсем не жаль, что она втравила его в такую авантюру в очередной раз. Проклятье внутри заворочалось, закипело, и лоб покрылся испариной, пальцы сжали макушку медвежонка слишком сильно, отчего тот, обычно молчаливый, издал непонятный звук и поспешил отстраниться от погорячевшей ладони.       — Надеюсь, тебе это поможет придумать что-то сносное, — сквозь зубы процедил Чунь Юнь.       Сян Лин отвлеклась, её личико озадаченно вытянулось. Она упала на землю рядом с ним и приложила ладонь ко лбу.       — Перегрелся.       — Без тебя знаю! — Он грубо оттолкнул её.       — Извини. Я правда не думала, что всё вот так обернётся. Да, нам уже встречались попрыгуньи, но раз на раз не приходится! Их и в мяте найти можно, сам же знаешь. Наверное, надо было послушать тебя и Гобу. Но ведь всё хорошо, верно?       Чунь Юнь прикрыл глаза, выдыхая.       — Да как бы так сказать…       — Ну, почти хорошо. Вот что: я клянусь, что буду прислушиваться к тебе, и если ты скажешь, что мы куда-то не пойдём, мы пойдём в другое место! О, и к тебе, Гоба, я тоже буду прислушиваться! Мой хороший, мудрый Гоба!       Она взяла Гобу на руки и принялась тискать его, обнимая и бодаясь лбом. Медвежонок в ответ согласно щурился и вылизывал щёки, обнимал мягкими, будто плюшевыми, лапами за шею.       — А как вернёмся домой, с меня много-много мороженного!       — И со скидкой?       — И задаром!       Проклятье немного отступило обратно, в глубину груди, и Чунь Юнь усмехнулся: много ли у него различий с тюфяком Гобой, которому хватило пары тёплых слов, чтобы простить хозяйку? В конце концов Сян Лин их обоих держит при себе.