Покой

      Поздняя весна - хмурая и холодная - напоминала Игорю юную девушку. Серые глаза недавно вскрывшихся озёр и рек, нежно-белая кожа, подобная лепесткам первоцветов, румянец рассветного солнца, золото волос в облаке цветущих верб. В это время года его всегда тянуло на что-то лиричное, что он не мог выразить словами.       Ограду недавно покрасили, и чувствительный игорев нос хорошо различал запах масляной краски. Железная калитка жалобно скрипнула, пропуская его. Прошлогодние трава, листва и хвоя пружинили под ногами. Ветер гулял высоко, задевая макушки деревьев, и вздыхал, словно человек.       За прошедшие годы кладбище превратилось в настоящий лес. Сосны, яблони, рябины и сирень разрослись, почти скрыв от глаз надгробия. Старые – синие и серебристые пирамидки с облупленными красными звездами на вершинах и новые – плиты из серого и чёрного гранита.       Овалы лиц с фотографий смотрели на единственного посетителя кто равнодушно, кто настороженно, кто безрадостно. Просто металл и краска. Куда реальнее были те, что склонились над своими могилами, будто искали что-то. Когда он проходил мимо, они поднимали головы и провожали немигающими взглядами застывших глаз. Недавно умершие ещё сохранили цвета и походили на бледные акварельные рисунки. Старожилы вылиняли в потоке времени до белизны.       Он видел их всегда, сколько себя помнил. В детстве Игорь не мог отличить их от живых и часто попадал впросак, пытаясь заговорить с ними. Призраки шарахались от него, но те, кто не успел растерять остатки разума, умоляли проводить. Их голоса звучали тоскливыми криками ночных птиц и скрежетом когтей по стеклу, выдували всё тепло из души.       Тогда он не знал, как им помочь, и только годы спустя нашёл путь к Реке. Водоёмы – мелкие речушки, пруды, озёра, болота – все вели к ней. Нужно было лишь видеть путь.       Переходы отнимали силы. Мертвецы тянулись к нему, словно чувствовали, что он именно тот, кто может отвести на другую сторону. Игорь пытался избегать их всеми возможными способами. Алкоголь и скипидар затуманивали разум, и он переставал видеть и слышать их. В такие моменты Игорь чувствовал себя почти нормальным.       Он обнаружил это в седьмом классе, когда впервые по-настоящему напился. Был чей-то день рождения – Игорь уже и не помнил, чей именно – который они отмечали на даче именинника. На него, Захара и Водолаза приходилась одна бутылка водки и два солёных огурца. Выпитое подействовало по-разному. Захар, как сидел на бревне, так и упал назад, только мелькнули ступни в драных кедах. Водолаз разом сделался буйным и полез в драку с захаровым братцем Гришкой. А Игорь вдруг понял, что высохший до костей дед, стоящий за забором, исчез. Потом он всё чаще и чаще прибегал к этому способу, пока, в какой-то момент не смог жить без него.       Но вот уже восьмой день, как он был отвратительно трезвым. Его мутило, язык превратился в наждачку, а в голову словно насыпали битого стекла. Худшее похмелье, что у него когда-либо было. Хотя, на это раз можно и потерпеть.       Бурые прошлогодние яблоки лопались, когда он наступал на них, и вскоре Игорь, весь будто пропитался их кислым забродившим ароматом. Каждый год он ходил именно этим путём, мимо старых яблонь, между кривыми ветвями которых белела церковь. На фоне стен едва различимой тенью маячила старуха. Весь её цвет остался лишь в пронзительно-чёрных глазах. Завидев Игоря, она, как обычно, начала плеваться и шипеть раздражённой кошкой, неразборчиво произнося не то молитвы, не то проклятия. Он ответил ей пионерским салютом и двинулся дальше.       Старая ведьма Вишневская не пугала и в какой-то мере он даже понимал её. Десятилетиями она берегла грань меж двух миров, проходящую по окрестным болотам. Игорь был живым напоминанием того, что она не справилась.       Мать он увидел ещё издали. За прошедший год она сильнее выцвела и стала похожа на засвеченный фотоснимок. Черты лица смазались, глаза запали, кожа посерела. Только пышные тёмные волосы всё так же волнами ниспадали по плечам и даже как будто блестели на солнце.       Всегда молчаливая, всегда печальная. Они никогда не встречались при жизни, но она часто снилась ему. Во снах она смеялась и пела. Проснувшись, он почти помнил прикосновение её тёплых рук.       Игорь уселся прямо на землю. Меж сухой травой пробивалась свежая, распускала листья дикая земляника. С самого детства он постоянно ощущал, что был лишён чего-то крайне важного. Слово «мама» пахло для него свежевзрыхленной землёй и имело металлический привкус болотной воды. Неправильно. Несправедливо.       Он перевозил усопших на ту сторону, когда приходило их время и, самое главное, когда они сами того хотели. Игорь чувствовал, что мать тоже желала освободиться, уйти, но в эгоистичном порыве не мог сделать этого. Она мучилась и таяла, как масло на раскалённой сковороде, но он упорно цеплялся за неё, точно утопающий за крошащуюся кромку льда. Год за годом, каждую весну он приходил к ней – сначала с отцом, потом один. Мать не обвиняла, но совесть острыми зубами грызла душу.       Хватит. Время пришло. Он был слишком жесток, она такого не заслужила. Наверное, нужно было сказать что-то, но он никогда не был хорош в красивых речах. Это лишнее. Она и так всё понимала.       Игорь поднялся, протянул руку и коснулся полупрозрачных пальцев. Мать вздрогнула – словно рябь пробежала по поверхности воды – взглянула на него и будто узнала.       Кладбище осталось позади.       Блеснула серебристой чешуёй извилистая река. Игорь замер на берегу, ощущая за спиной присутствие матери. Она принесла с собой запахи смолы и забродивших яблок, казалось, вся была соткана из них.       Он шагнул в воду – она шагнула следом. Он провалился на дно, она ушла вместе с ним.       Нездешнее солнце ослепило его, когда он вынырнул на поверхность. У берега, в зарослях рогоза и камыша ждал верный плот. Игорь, отфыркиваясь, забрался на него и тогда услышал её.       Сны не лгали. Мать пела, и её голос – журчащий и переливчатый, как ручей – расплывался в небесной сини, в тёмных водах, в нём самом. Глаза заволокло дымкой слёз, в голове сами собой родились слова. Они казались ему глупыми и пустыми, но он всё равно хотел, чтобы она услышала их.       Игорь обернулся – но рядом уже никого не было. Мать ушла, растворилась туманной дымкой поутру. Голова всё ещё была дурной, но в груди внезапно стало легко и светло.       Он улыбнулся. Они оба, наконец, обрели покой.