Яблочный

– Эпель, милый, у тебя такие красивые волосы, ты точно уверен? Перезрелый закат лился в окно сквозь полупрозрачные бледные занавески яблочным сиропом. Обрисовал силуэт большого шкафа с книгами, посудой, кучей закрытых дверец и другой мелочевкой у левой стены, бликовал на плакатах с какими-то мультяшными героями, развешанными сбоку, вел споры с тенями под тумбочкой. Эпель скосил взгляд в сторону, где на диване, закинув длинные ноги в домашних шортах на спинку, рубился в какую-то мобилку Дьюс. Фемиа не видел его лица - только растрёпанную макушку. Он гостил в Королевстве Роз. – Конечно, миссис Спейд. Эпель вернулся в прямое положение, мазнув носом по воздуху. В зеркало он смотрел на себя – улыбающегося мягко, с сияющим пронзительным взглядом и вздернутым подбородком – и женщину сорока пяти лет. Ее отличали синева локонов, собранных в пучок, мимические морщинки на ухоженном тонком лице и ласковые руки, с предельной нежностью перебирающие его пряди. Эпелю она понравилась сразу, хоть и чувствовал себя он в ее обществе крайне неуютно. Смущающе. Ощущение заставило парня дёрнуть плечами, так что зашуршал пеньюар. – Если бы я не был уверен, то не обратился бы к вам, миссис Спейд. – Ой, может лучше в парикмахерскую? Я бы правда не хотела случайно побрить тебя налысо. В бирюзовых глазах женщины плясали смешинки. – Дьюс сказал, что вы всегда его стригли, поэтому вверяю всего себя вам. – Мама лучше любых парикмахеров, – поддакнул с дивана Дьюс. С его стороны то и дело доносилось беспорядочное "тык-тык", будто кто-то хаотично колотил по экрану всеми пальцами. Эпель порывался было повернуться поглядеть, как его уши накрыли мягкие руки, от которых еле уловимо пахло кокосовым кремом. – Тогда не вертись, милый, – пожурили его в ответ. Пришлось смириться. В тот момент, когда по комнате разнесся негромкий шум заработавшей машинки, Эпель зажал между пальцами края футболки и закрыл глаза. Миссис Спейд глубоко вздохнула и начала работу. Густые пряди падали с его головы целыми локонами, неприятно щекоча шею. Почему-то Фемиа чувствовал облегчение. Дьюс в последний раз громко стукнул по экрану – даже жужжание бритвы не смогло перебить громкость его разочарования от слитой партии. – Вот блин... Эпель словно наяву видел, как Дьюс хмуро пялился в экран, как вытянул руки, отдаляя его от себя, и как с трудом удерживался желание разбить технику об стену. В конце концов, он был хулиганом – и даже спустя два курса на самом дисциплинированном факультете всего Колледжа Ночного Ворона оставался запальчивым и несдержанным. – Дорогой, раз ты освободился, то пойди проверь как там суп, – подала голос миссис Спейд, колдуя над его ушами. Машинка шумела около правого. Ему выбривали область вокруг виска. – Ла-а-адно, – протянул Дьюс. Эпель услышал, как он скатился с дивана и пошлепал босыми ногами из комнаты. Под ступнями его пружинили и ныли половицы. Фемиа живо представил его понурую фигуру, что двигалась по тонущему в яблочном сиропе коридору. Не долговязую, но крупную. За прошедшие два года успел Дьюс подрасти ещё на пять сантиметров и стать заместителем старосты Хартслабьюля. Изменилось многое. Эпелю хотелось думать, что он изменился тоже. Роста в нем самом не прибавилось ни на дюйм, феминные черты лица чуть заострились да и только, – с виду он все так же оставался только поступившим в нелюбимое общежитие первокурсником, слишком сильно смахивающим на девушку. Не удивительно, что порой другие ученики путали его с первогодкой. Хотя, конечно, Эпель это понимал, он уже на третьем. На том же курсе, на каком был Вил, когда он только-только пришел в колледж и подпортил ему настроение и причёску. Тогда Вил казался ему непомерно взрослым и, несмотря на весь свой скверный характер, чертовски умным. Сам себя взрослым и умным Эпель на третьем курсе не чувствовал. И не уверен был, почувствует ли: время не давало пауз и давило на плечи неуемным ходом. Второй курс, короткие свидания на межобщажной территории, первый в жизни поцелуй и выпуск старых знакомых пролетели слишком быстро. Фемиа не знал, как ему реагировать на этот круговорот. Кто-то аккуратно стал смахивать волосы с его шеи. Потом потянулся развязывать узел пеньюара. Эпель понял, что это знак открывать глаза. В отражении на него смотрел паренёк семнадцати лет с подстриженным под единицу ёжиком волос. Чужеродная прическа вытянула лицо яйцом, выделила голубые провалы радужек на лице. Свежий ветерок со стороны раздувающихся занавесок заставил кожу его зайтись мурашками. Без привычной защиты лиловой копны он теперь даже чувствовал все по-другому. – Большое спасибо, миссис Спейд, – разомкнул губы Эпель. Кадык его дернулся под нежным взглядом женщины. – Иди хоть Дьюсу покажись, – сказала она, собираясь уже окликнуть сына, как Эпель помотал головой. Он как-то скомкано поднялся с места, сжимая в руках край фиолетовой оверсайз футболки с аляпистым рисунком. Миссис Спейд узнала её – видела в шкафу у Дьюса пару раз. – Ладно, я пока все тут уберу. Будь добр, подай совок и веник, они за дверью, да-да, вот здесь, именно эти, спасибо, милый. Эпель на автомате передал женщине нужное и выскочил в коридор. В висках у него билась мысль, которую он не успевал обдумать до конца. У мысли было дрянное начало "а что если...". Фемиа не хотелось развивать ее дальше. Дьюс стоял у плиты, помешивая ложкой суп. Его затылок был наклонен вперёд, будто парень что-то тщательно высматривал на дне кастрюли. Эпелю не хотелось видеть выражение его лица, поэтому он порывисто прильнул к его спине и заключил в объятия. Спейд от неожиданности ёкнул. Ложка жалобно звякнула по краям кастрюли. Парень потушил газ и замер. Эпель замер тоже. Горячая грудная клетка под его ладонями поднималась и опускалась в такт вдохам-выдохам. Сердце билось размерено, ровно. К тому моменту, как он нашел в себе смелость поднять глаза с чужих лопаток, Дьюс уже вовсю высматривал его через плечо. Как только же Спейд заметил, что его наглые подглядывания раскусили, тут же повернулся обратно и притворился, что ничего не сделал. Эпель почувствовал, как тепло поднимается у него из живота и рвется наружу хихиканьем. – Ну как тебе? – спросил он нарочито непринужденно, все ещё не разжимая рук. – Ты не дал мне ничего рассмотреть, – буркнули ему в ответ. Губы не удержали короткий смешок. – А вот и не верю. – Да, блин, я правду говорю! Ничегошеньки не увидел! – Прям вообще ничего? – Ну... Да! Вообще-вообще ничего-ничего! На то, чтобы повернуться, Дьюсу понадобилось меньше секунды – Эпель так увлекся пререканием, что ослабил стальной захват. Через окно кухни бил перезрелый закат. В его свете ёжик лавандовых волос отливал оранжевым. Вид у Эпеля был непривычным, Дьюс не мог это не признать. А ещё Дьюс не мог не признать, что ему слишком сильно хотелось сейчас его поцеловать. – Что думаешь? – прошептал Эпель. Дьюс пожал плечами и наклонил голову, кладя щеку на его макушку, как любил делать в моменты глубокого раздумья. Да и просто – любил. – Думаю что ты колючий. Как бы не перепутать тебя с ёжиком. – Прям настолько колючий? Эпель почувствовал, как сердце сделало кульбит, когда Дьюс потерся щекой. Тепло залило ему лицо цветом. Он сделал глубокий вдох и спрятал выдох в ямке чужой шеи. – Ага. Мне нравится. Яблочный сироп проигрывал теням и утекал сквозь половицы.