Resurrection/Воскрешение

Лилит никогда особо не заботилась о своих волосах. Сколько она себя помнила, это не имело значения ни для неё, ни для окружающих. Когда она присоединилась к OCS, когда начала освещать это, она не чувствовала ни потери, ни внутреннего конфликта. Она почти не обращала на это внимания — какое ей дело, увидят это другие или нет? Волосы не имели значения, внешность не имела значения. Не столько, сколько сила, интеллект, координация. Не столько, сколько обязанность. Не так много, как наследие. Теперь она не могла перестать смотреть в зеркало. Её отражение посмотрело на неё, но всё, что она увидела, было незнакомо. Она не знала эту девушку с седыми волосами и трусливыми глазами. Она не знала этого тела с собственным разумом и историей, которую оно отказывалось рассказывать. Человек, которого она видела, умер на том складе, и его замена была второсортной. Недостойной занять её место. Не подлежит ремонту. — Эй, Круэлла ДеВиль, ты уже не любуешься собой? Или нам всем придётся искать другую ванную в этом богом забытом месте? — Голос Мэри прервал ход её мыслей, и Лилит наблюдала в зеркале, как она подошла к ней сзади.  Что-то внутри неё сжалось от этого зрелища, от того, что каждая часть её внешности осталась знакомой. Несмотря на всё, что произошло, на всё, что она потеряла, Мэри не позволила этому изменить себя. Она была достаточно сильна, чтобы сохранять постоянство. — Не говори так, — услышала она голос Камилы, прежде чем увидела, как её голова мелькнула в отражении за другим плечом. Казалось, гостиничные номера, в которых им удалось спрятаться после битвы, не оставляли места для уединения. Либо её соседи по комнате просто не понимали эту концепцию, либо не заботились о ней настолько, чтобы уважать её. — Я думаю, что это выглядит красиво. — О, это определённо круто. В этом нет никаких сомнений. Я просто говорю, надень шубу, немного подкорректируй цвет… — У неё волосы красивее, чем у того глупого мультфильма. И знаешь, я думаю, что серый цвет сейчас в моде. -Она провела по нему пальцами, и Лилит хватило всего, чтобы не вздрогнуть от прикосновения. — Многие люди проводили бы часы в салоне, чтобы попытаться получить такой цвет. — Да, теперь ты настоящий законодатель моды, — рассмеялась Мэри, и Лилит захотелось посмеяться вместе с ними, хотела язвительно ответить, хотела сделать всё, что было бы на её месте, но она не могла.  Эта женщина была мертва. И ни чудо, ни Ореол уже не могли её вернуть. Она скорее увидела, чем почувствовала руку Мэри на своём плече.  — Эй, — сказала она, её голос мгновенно стал мягким и серьёзным. — Что не так? Лилит не знала, почему спрашивает, пока не перевела взгляд и не увидела слёзы, медленно катящиеся по её щекам. Она не могла найти в себе достаточно заботы, чтобы стереть их.  — Я не знаю, кто это, — прошептала она. — Ты не знаешь, кто это? — нерешительно спросила Камила. — Ты… видишь кого-нибудь? Лилит покачала головой. Слова никогда не были её предпочтительным методом самовыражения, но тем не менее она искала объяснение.  — Я смотрю в зеркало и вижу себя, но это не я. Не совсем. — Неважно, как выглядят твои волосы. Ты такая же Лилит, какой всегда была. — Мы с тобой обе знаем, что это неправда, Мэри, — прошептала она. — Что-то случилось со мной. Что-то не так. И я не знаю, что это такое. Как это исправить. Можно ли это вообще исправить. С минуту никто не говорил. Между побегом и отчаянными поисками места для перегруппировки у них не было времени обсудить её недавнее воскрешение или какие-либо сложности, связанные с этим. Часть её задавалась вопросом, была бы она всё ещё здесь, если бы они были. Было так много раз, когда она могла извиниться перед Эйвой за попытку убить её, и если она не могла доверять себе, как она могла ожидать, что другие сделают то же самое? — Возможно, — сказала Камила, — это не должно быть исправлено. — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду, ты должна была быть мертва, но это не так. Никто никогда не возвращался так, как ты. Это должно быть хорошо. — Какую часть этого можно считать хорошей? — отрезала она. — Я не помню, что со мной случилось. Я продолжаю терять моменты, теряю контроль. И когда я это делаю, я причиняю людям боль. — Мне казалось, что это не так, когда мы сражались с Адриэлем. — Это потому, что тебя не было в могиле. Я напала на Эйву. Воевала против нас. Я почти всё испортила. Брови Мэри нахмурились.  — А ты? Воспоминания о том, как её сдерживали, держали вместе, эхом отозвались в её сознании.  — Ты знаешь, что я это сделала, — тихо сказала она, и стыд закрался в её голос без её разрешения. — Ты была там. Мэри покачала головой.  — Нет, я имею в виду, мы думали, что ты на нас нападаешь. Но это потому, что мы думали, что Эйве нужно попасть в гробницу. Ты была единственной, кто знал, что идти туда было плохой идеей. Что это подвергнет всех нас опасности. Она попыталась вспомнить. Она помнила драку, но всё было размыто. Словно наблюдала за собой сверху. Как будто не она была у руля. Это чувство не исчезло до тех пор, пока она не почувствовала, как руки Мэри обвились вокруг неё, её слова стали якорем, возвращающим её на поверхность. — Не знаю, — сказала она. — Я не знаю, почему я это сделала. Я не знаю, как я знала. Как будто кто-то другой использовал моё тело — я просто была рядом. — Это было похоже на голос в твоей голове? — Нет. Это было больше похоже на… чувство. Как будто я действовала инстинктивно. Только я не знаю, чьи инстинкты. — Ну, — сказала Мэри, — не знаю, как у тебя, но в следующий раз, когда у тебя возникнет такое чувство, мы позволим ему проявиться. — Да, — сказала Камила. — Всё, что мы думали, что знали, было неверным. Может быть, куда бы ты ни пошла, пытаешься нам помочь. Может быть, оно отправило тебя обратно, потому что знало, что ты нам понадобишься. — Нужно мне? Ты даже не можешь доверять мне. Я даже не могу доверять себе. — Эй, — Мэри схватила её за плечи, повернула так, чтобы они оказались лицом к лицу. — Ты ничего не можешь сделать, чтобы я не доверяла тебе. Ты самый благородный человек, которого я знаю, я пойду за тобой куда угодно. — Я пыталась вытащить Ореол из Эйвы. И это было до Тараска. — Кратковременная ошибка в суждении не стирает того, что я знаю, что это правда. И это то, что ты всегда будешь пытаться поступать правильно, даже если это убьёт тебя. Так что, если что-то попутало с тобой на обратном пути оттуда, куда тебя забрал этот Тараск, может быть, нам стоит дать ему шанс. — Ты можешь быть ключом, — сказала Камила, и она не могла её видеть, но могла слышать улыбку в её голосе. — Ты можешь быть тем, кто спасёт нас всех. — Я просто… — она повернулась, посмотрела на своё отражение, ожидая, что что-то изменится. — Я этого не вижу. Камила ахнула.  — Я знаю, что тебе нужно! — воскликнула она, прежде чем развернуться и выбежать за дверь. Мэри вздохнула.  — Я люблю эту девушку до смерти, но я в шаге от того, чтобы отправить её в комнату Эйвы и Биатрис. Её слова почти вызвали улыбку на её лице, но это чувство длилось недолго.  — Мэри, — тихо сказала она, — я знаю, ты хочешь верить, что всё, что со мной случилось, к лучшему. — Мы не знаем, что это не так. Лилит только кивнула.  — Но если это не так, если…если я когда-нибудь зайду слишком далеко, если я слишком потеряюсь, мне нужно, чтобы ты пообещала мне… — Нет, Лилит, я… — Обещай мне, что спасёшь их. Обещай, что остановишь меня. Чего бы это ни стоило. Мэри покачала головой.  — Найди кого-нибудь другого, кто исполнит твоё желание умереть. Я не буду этого делать. — Я не могу просить кого-то ещё. Камила слишком нежна, чтобы обидеть друга. После этого Биатрис не сможет жить с собой. И Эйва слишком важна, чтобы другие отвернулись от неё за то, что я ей сказала. Это должна быть ты, Мэри. — Что, и ты думаешь, я была бы совершенно не против убить тебя? — Нет, но… — Как ты думаешь, насколько я бессердечна? Слова ударили её, как нож в живот, взгляд, который она бросила на неё, скрутил её так, что боль стала почти невыносимой. Лилит заставила себя говорить через это.  — Я спрашиваю не потому, что считаю тебя бессердечной. Ты самый сильный человек, которого я знаю. Я доверяю тебе больше, чем себе. Я не хочу тебя спрашивать, но я также не хочу причинять тебе боль. Вот почему мне нужно, чтобы ты пообещала мне, что не позволишь мне. Мэри колебалась.  — В этом есть нечто большее, не так ли? Лилит кивнула, заставив себя смотреть в глаза, притворяясь, что у неё всё ещё есть храбрость, к которой она привыкла.  — Другие верят в божественное вмешательство; мы с тобой обе знаем, что бы ни случилось со мной, скорее наоборот. — Мы ещё ничего не знаем, Лилит. — Пожалуйста, Мэри, — умоляла она, и она знала, что слёзы вернулись, но снова позволила им быть. — Если я причиню тебе боль, если я причиню вред кому-нибудь из них, я… — Эй, — Мэри притянула её ближе, и она позволила ей положить голову на плечо.  С любым другим она бы сбежала, ей пришлось бы бороться с дискомфортом, но у Мэри был способ заставить её чувствовать себя в безопасности так, как никто другой. — Я доверяю тебе на 100 процентов. И я обещаю, что позабочусь о том, чтобы ты никому не причинила вреда, если когда-нибудь потеряешь контроль. Но я не убью тебя, Лилит. — Мэри… — Мне не понадобится. В любом случае, я всегда была лучшим бойцом. Одержимая или нет, я выхожу победителем. Она усмехнулась. Предоставила Мэри возможность превратить момент своей сердечной уязвимости в соревнование, хотя ей пришлось потрудиться, чтобы подавить улыбку, которая угрожала появиться, несмотря на слёзы.  — Может быть, я должна была спросить Биатрис — по крайней мере, у неё был бы шанс победить меня. Если ей повезёт. — О, это так, да? Ты отправишься на другую сторону и забудешь о том, что я надрала тебе задницу на пирсе? — Один бой не перевешивает годы побед. — Да, если это то, что тебе нужно сказать себе, чтобы спать по ночам, вперёд. — Мэри рассмеялась, и Лилит задумалась, что она сделала, чтобы ей так повезло, что кто-то вроде неё остаётся рядом после всего, что она сделала.  Она не была уверена, что когда-нибудь сможет сделать достаточно, чтобы заслужить её. — Понятно! — Они обернулись и увидели, что Камила бежит обратно в комнату с ножницами над головой. — О, абсолютно нет. — Это код девушки 101, Мэри! Когда случается что-то плохое, ты подстригаешь волосы. — Это за то, что тебя отвергла твоя любовь, а не зарезала… — Всё равно получится! Поверьте мне, все журналы говорят, что когда вам нужно начать всё сначала, вы должны изменить свой внешний вид. А так как Тараск покрасил за нас… — она несколько раз открывала и закрывала ножницы, и Лилит подумала, не стоит ли ей нервничать. — Да, нет. Я заберу Биатрис. — Возьми и Эйву! — Она позвала Мэри, когда она вышла за дверь. — Она согласится со мной! Дверь закрылась за ней. Лилит ощущала своё отсутствие как тяжесть, тяжёлую и твёрдую, которую невозможно было игнорировать. Она знала Мэри дольше всех, доросла до того, что нашла в ней всё, что было знакомо ей, но Камила всё ещё была немного неизвестной. Единственное значимое время, которое они провели вместе наедине, было в лаборатории; теперь Камила подкралась к ней, положила ножницы и без колебаний потянулась к её волосам. Лилит не дрогнула, не отпрянула, даже когда её разум умолял её бежать. Что-то удерживало её на месте, что-то сильнее, чем логика и привычка. Она не могла назвать это чувство. — Я не буду этого делать, если ты не хочешь, — сказала Камила, собирая все выбившиеся седые пряди, — но я думаю, может быть, твоя проблема в том, что ты пытаешься найти прошлое в своём отражении. Ты можешь попробовать всё, что хочешь, но зеркало не может показать тебе это. Так что, может быть, — она собрала волосы так, чтобы они выглядели так, будто они свисают чуть выше плеч, — тебе будет легче отпустить ситуацию, если вместо этого ты сможешь контролировать то, как выглядит настоящее. Лилит не могла отвести взгляд. Она знала, что это пока нереально, но было в этом что-то такое, что казалось… лучше. Она поймала взгляд Камилы в зеркале.  — Как ты стала такой мудрой? Камила подмигнула.  — Ты многого обо мне не знаешь. Они посмотрели друг на друга, и Лилит подумала, что, возможно, она недооценила её, увидела улыбку и блестящую поверхность и не смогла заглянуть глубже. Она решила, что не совершит эту ошибку во второй раз. — Хорошо, — вздохнула она. — Сделай это. Она закрыла глаза, чувствуя, как Камила опускает волосы ей на спину. Она думала обо всём, что привело её сюда. Жизнь, которую она прожила, будущее, которое она себе представляла. Это казалось таким далёким, таким неуместным по сравнению со всем, что произошло с тех пор, как она отдала свою жизнь за Эйву. Лилит, которая мечтала об этом будущем, больше не существовало, но, возможно, это было нормально. Может быть, тот, кто заменит её, лучше подойдёт для войны, которая обязательно грядёт. Может, это, что бы там ни было, всё-таки её судьба. Она услышала порезы, услышала шаги и вздохи других сразу после этого. Она ещё секунду держала глаза закрытыми, пытаясь ощутить лёгкость, которую внезапно ощутила, как будто Камила избавила её от нескольких дюймов волос. Когда она, наконец, посмотрела, то увидела кого-то совершенно нового. Кто-то свободен. — Красиво, — сказала Биатрис и посмотрела, как Камила сияет на них через зеркало. — Я же говорила тебе, что это сработает! — Что ты думаешь, Л? — спросила Мэри, и она не смотрела в зеркало, а смотрела прямо на неё.  Лилит повернулась и посмотрела в ответ, пытаясь передать миллион вещей, для которых у неё никогда не было слов. — Мило. — Будет лучше, когда я подчищу края, — сказала ей Камила, и когда все они начали переговариваться друг с другом, каждый аргументируя, почему именно они должны закончить трансформацию, Лилит отвела взгляд к зеркалу.  Она смотрела, как они ссорились, в их словах не было злого умысла, их настроение каким-то образом поднималось, несмотря на ужасы, которые они все видели. Они позволяют себе находить счастье в тихих моментах — возможно, она тоже могла бы. Она перестала пытаться бороться с улыбкой и обнаружила, что позволяет ей чувствовать себя более естественно, чем стоицизм.