***
К следующему вечеру Кэйя готовится как следует. В ход идут лучшие брюки и корсет, припасённый для особых случаев — даже пришлось немного напрячь Ноэлль с глажкой и подшивом (прости, милая, это правда очень важно). Не обошлось без удобных сапог. В какой-то момент Кэйя даже думал надеть галстук, но потом решил, что скорее всего это будет уже слишком. Дилюка и так удар хватит. Кэйе хотелось бы, чтобы хватил. Он забирает у Ноэлль аккуратный короткий фартук и, повязав его, направляется в «Долю ангелов». Как и завещал дорогой хозяин заведения, Кэйя «разберётся с этим сам» в самом прямом смысле. Пусть потом дважды думает над своими словами. В сладком предвкушении Кэйя распахивает дверь таверны. Пятница, семь вечера — все желающие выпить уже здесь, но ещё не надрались достаточно и в состоянии оценить великолепный внешний вид капитана кавалерии, соизволившего по доброте душевной поработать сегодня официантом. На пару мгновений и впрямь становится тише. Посетители будто не знают, куда им смотреть, и Кэйя их в этом не винит. Посреди зала застывает Дилюк. Его огненно-рыжие, почти красные волосы собраны в высокий хвост, стройная фигура больше не скрыта расшитым пальто — теперь-то всем видно обтянутые чёрной рубашкой плечи и неприлично узкую в сравнении с ними талию. Белые жилет и брюки подчёркивают всё что нужно и даже чуточку то, что не. Кэйя от него взгляд отвести не может. Мысленно выцеловывает преступно открытую шею, спускается ниже, по рельефной груди и прессу, пока не останавливается на одной маленькой детали. Фартуке. — Что будете заказывать? — с улыбкой спрашивает Кэйя у посетителя, оттеснив Дилюка бедром. — Ты что творишь? — шипят меж тем ему на ухо. Архонты, Дилюк так сексуально злится. Даже жаль, что Кэйя распробовал это так поздно. — Могу спросить у тебя то же самое, — цедит он сквозь зубы, — ты же сам сказал, что никаких официанток, так с какой Бездны на тебе фартук? — Я — хозяин, если ты не забыл. Не официант. А вот ты почему в таком виде — действительно вопрос. — Ты сам сказал мне «разобраться» — вот я и разобрался! — А мой заказ примут? — Одну минуту! — отвечают они в один голос и прожигают друг друга взглядами. Точнее, это Дилюк прожигает. Кэйя не может этого сделать по ряду причин. — Так, левая половина зала — твоя, правая — моя, — предлагает тот, с чем Дилюк, как всегда, не согласен: — Тебе напомнить, кто тут главный? — Хорошо, мастер, твоё предложение? — Сделаем так, как ты сказал. За работу. Вот поэтому Кэйя его ненавидит. Поэтому и обожает. По-прежнему любит, несмотря на всё, что они друг другу сказали и сделали. Заказов и впрямь много. Они вдвоём едва успевают бегать от стола к столу, однако всё равно пялятся друг на друга при любой возможности. Кэйя не скрывает, а взгляд Дилюка он ощущает на себе почти физически. Физически же на что-то столь пламенное отвечает то, чему сейчас не время и не место. Зачем Дилюку вообще такой тесный жилет? Он в нём хоть дышит? Кэйя в корсете почти нет, поэтому расстёгивает ещё одну пуговицу рубашки. По ложбинке грудных мышц стекает капля пота — принять бы душ, однако посетителей меньше не становится. Сюда завалилась, наверное, половина города: даже сотня человек не в состоянии выпить столько, сколько кружек Кэйя уже разнёс. Или же ему так кажется с непривычки. Дилюк там вообще как, справляется? Ох, и ещё как. Ему, похоже, тоже жарко: тонкого галстука уже нет и в помине, только прекрасный вид на аккуратную ямочку между ключиц. Рукава рубашки закатаны до локтей, несмотря на то, что тонкие чёрные перчатки до сих пор на нём. Это преступление — иметь предплечья настолько белые, контрастные на чёрных одеждах и алом всполохе волос, когда Дилюк подтягивает хвост. Преступление иметь такие руки в принципе — Кэйя даже сейчас заводится, вспоминая, как легко эти руки обрушивают на врагов тяжёлый двуручный меч, объятый пламенем. И уж тем более преступление — не обнимать такими руками Кэйю. Конкретно это — особо тяжкое. Как рыцарь Ордо Фавониус, Кэйя бы кинул Дилюка за решётку, подальше ото всех, эгоистично не позволяя никому любоваться подобным сокровищем, но, увы, сейчас он официант. Хоть он старается держать это в голове, грех не наклониться сильнее положенного или отставить бедро, когда Дилюк проходит мимо. Не одному же Кэйе страдать. Только Дилюк, похоже, не страдает. Продолжает приветливо улыбаться, несмотря на лёгкую испарину, и вызывающе складывает эти бессовестные руки под грудью, когда Кэйя останавливается рядом забрать пустые кружки. Сволочь. — Упс? — не особенно виновато улыбается тот, прижавшись к Дилюку почти всем телом. — Тут так тесно, и я такой неловкий… Кэйя уже говорил, что Дилюк безумно сексуально злится? Его хватают за ворот рубашки. Сгореть в пламени взгляда не страшно — так было уже сотни раз. Страшна неизвестность, ведь Кэйя не знает, что Дилюк намерен сделать: ударить или поцеловать. Возможно, всё сразу. Он был бы не против. — За мной, — почти хрипит Дилюк в его губы. — Сейчас же. Чего Кэйя никогда не делал, так это не спорил с начальством. Даже если оно временное. Дилюку не нужен поводок, чтобы Кэйя шёл за ним. Сквозь пьяную толпу, на другой континент, хоть на край света — Кэйя отправился бы за ним куда угодно, если бы тот попросил. Он промолчал. Тогда промолчал. Но он просит сейчас, и Кэйя подчиняется, будто у него совсем нет гордости. Может, так и есть. У них обоих тогда, впрочем, и это по-своему восхитительно. За чудовищно длинный вечер они наконец-то дают себе волю в винном погребе, аккурат возле кленовых бочек. Пока Кэйя делает то, что давно хотел — целует белоснежную шею — Дилюк стягивает чужую рубашку с плеч на локти. Она и без того была почти расстёгнута. — Что же ты со мной делаешь, — причитает Кэйя, продолжая касаться чувствительной кожи губами. — Полагаю, то же, что и ты со мной. — Учитывая нашу одетость, мы с тобой не очень-то стараемся. Даже удивительно, что Дилюк с ним соглашается. Не вслух, конечно. Не разрывая поцелуй, тянет тугую шнуровку корсета и ловит губами благодарный выдох. Да, так и правда куда лучше. Корсет, хоть и ослаблен, всё ещё на Кэйе. Как и остальная одежда. Неужели?.. — Ты так из-за моего костюма завёлся? — предполагает он, пока Дилюк занят выцеловыванием плеч. Приятно до безумия, оттого хочется наслаждаться этим дольше. Судя по тому, как тот замирает на долгое мгновение, Кэйя угадал. — Надо же, не знал, что ты так любишь ролевые игры. Хочешь, в следующий раз надену кружевную повязку для волос и юбку? Ещё мне будут нужны длинные сапоги и, м, как насчёт чулок в сетку? Могу одолжить пару у Розарии… Дилюк разворачивает Кэйю к себе спиной. Держит ладонь на шее, не то считая пульс, не то желая придушить. С ним никогда не угадаешь. Кэйя соврёт, сказав, что его это не заводит. Хриплый голос Дилюка проникает под кожу. Заставляет её гореть, заставляет Кэйю таять, заставляет подчиняться. В их бесконечной борьбе нет победителей и никогда не было, однако они оба разыгрывают друг перед другом поражение. Сегодня, похоже, очередь Кэйи. — Не смей, — почти рычит Дилюк, сжимая руку у шеи чуть сильнее. — Не смей думать о других, когда ты со мной. В задницу вжимается напряжённый член, и Кэйя готов кончить от чужого возбуждения. Архонты, он с ума сейчас сойдёт. — Или я недостаточно завладел твоим вниманием? Попытку притереться плотнее Дилюк останавливает второй рукой, жёстко удерживая бедро на месте. Нечестно. Иначе у них и не бывает. Только, в отличие от Дилюка, Кэйя умеет уступать. Правда, только тогда, когда ему это выгодно. — Н-нет, прости, — сбивчиво говорит он, едва помня, как дышать, — я весь твой. — Знаю. Кэйя не видит, но чувствует, как Дилюк прячет улыбку в очередном прикосновении губ к плечу. Прикусывает щёку изнутри, надеясь унять болью взбесившихся в животе хрустальных бабочек, и это не помогает. Меж тем Дилюк толкает его вперёд — заставляет упереться руками о стоящую перед ним бочку и целует возле сведённых лопаток. Рука в перчатке ныряет к животу, наконец-то, проходится по краю корсета, скользит к пряжкам. Во всём Мондштадте Дилюк один из немногих, кто знает, как совладать с ремнями Кэйи. Это либо талант, либо практика. Может, всё вместе. — С юбкой точно было бы проще, — ворчит Дилюк, стягивая чужие брюки до колен. — Значит, идея тебе всё же понравилась? — бросает Кэйя через плечо и ахает, когда на задницу капает холодное масло. — Обсудим в другой раз. Жаль, что ему не видно, как Дилюк снимает перчатку. Судя по тому, что вторая рука покоится на бедре Кэйи, он делает это зубами. Остаётся представлять, как зубы сжимают край чёрной ткани у самых кончиков пальцев, как она обнажает белую кисть — чуть угловатую, покрытую бледными розовыми полосами шрамов и ожогов, и всё равно восхитительную. Чистое полотно открытой шеи, когда Дилюк срывает перчатку, и Кэйе как никогда хочется оставить на нём свою подпись. В другой раз. В другой раз обязательно. Несмотря на пылкость, Дилюк по обыкновению нежен. Растягивает его до сумасшествия долго, и Кэйя вновь не знает, что это — забота или издевательство. Может, хочет заставить его просить? Если так, то у него получается. — Люк, — произносит Кэйя, надеясь поторопить, но звучит наверняка жалко. Обдумать это не выходит, потому что пальцы сменяет горячий член. — Потише, — просит Дилюк, продолжая в нём двигаться, — наверху… посетители. Кэйя сжимает губы, хоть и не видит в этом смысла. Шлепки бёдер об его задницу настолько громкие, что их наверняка слышно у Собора. Лучше бы Дилюк сейчас так нежничал, чем как в прелюдии. Хотя, нет. Сейчас всё так, как должно быть. Жёстко, быстро, и когда Дилюк сжимает руки на талии Кэйи — идеально. Ладонь опускается на плечо, заставляя чуть приподняться. Под таким углом становится ещё лучше. Дилюк точно хочет, чтобы Кэйя молчал? Разве можно, когда его трахают так? Когда ноющий член обхватывает грубоватая ладонь, шрамы которой Кэйя помнит наизусть, и двигает по всей длине в такт толчкам? Когда собственное имя срывается с чужих губ таким сладким шёпотом? Становится не до соревнований. Становится хорошо, и он пачкает семенем белоснежную руку. Кажется, Дилюк кончает следом — Кэйя слишком вымотан работой и сексом, чтобы заметить сразу. Будь они на винокурне или где-нибудь ещё с кроватью, он бы, наверное, сразу отключился. Увы, место не располагает. Пока Кэйя восстанавливает дыхание, слышит, как скользит молния ширинки. Затем — как Дилюк бродит по винному погребу, как шуршит чем-то тканевым, как возвращается к нему. — Порядок? — спрашивает он, касаясь губами виска. — Ммм, почти. Кэйя заводит руку назад и демонстрирует Дилюку перепачканные маслом и семенем пальцы. Охнув, тот находит для него полотенце. Всегда такой услужливый, когда хорошенько его оттрахает. Мило. — А теперь? — всё не унимается он даже после того, как Кэйя натягивает брюки обратно. — Люк, я не настолько хрупкий. Тот прикасается пальцами к его шее. Наверное, задевает оставленную в порыве отметину — Кэйя шипит, тут же ловя голодный взгляд. Этот парень вообще когда-нибудь устаёт? — Тебе нельзя обратно, — говорит Дилюк слишком уж серьёзно. — Оу, беспокоишься о моей репутации? — Не хочу, чтобы кто-то кроме меня видел тебя таким. Нет, он и правда когда-нибудь Кэйю убьёт. И наверняка не так, как многие ожидают. Прежде чем отпустить восвояси, Дилюк подхватывает его у задницы и сажает на облюбованную ранее бочку. Целует, стоя меж разведённых ног. В сравнении с тем, что было, до боли нежно, и Кэйя в очередной раз тает перед ним. Отстранившись, Дилюк проводит по чужим распухшим губам большим пальцем. — Нет, точно нельзя. Выйдешь через секретный ход. — Вау, прямо как Полуночный герой? Ай! — щипают его у бедра. Ещё и прижигают взглядом. — Иди уже, — неубедительно изображая раздражение, вздыхает Дилюк и добавляет уже тише: — Постараюсь закрыться пораньше. Намёк Кэйя понимает.***
Утро следующей пятницы Кэйя встречает на работе. На щеке наверняка отпечатались чернила отчётов для Джинн, плечи и шея затекли от сна за столом. С последней наконец-то сошли отметины небезызвестного в городе мастера, а, значит, сегодня самое время наведаться в таверну за новыми. Надо будет только заскочить домой принять ванну. За мыслями об этом протекает первая половина дня. Во второй к нему в кабинет вваливается рыцарь — из новеньких, Джеймс, кажется. Бормочет что-то, путаясь в словах, и Кэйе приходится осадить его жестом. — В чём дело? — Т-тень. Налетела, большая такая — среди бела дня, представляете? — и оставила. — Что «оставила»? — К-коробку. Сказала передать её вам и пуф! — изображает он руками, — исчезла. — Тень, значит. — Кэйя прикрывает рот рукой, чтобы не рассмеяться вслух. Нужно держать себя в руках. — И где сейчас эта коробка? — У ворот. Мне её выбросить или?.. — Нет. Неси сюда. — Но что если там что-то… страшное? — Что бы там ни было, я с этим справлюсь. Неси. Или хочешь, чтобы кто-то случайно её нашёл и, если там правда что-то страшное, пострадал? — Никак нет, сэр, я-я сейчас! Джеймс возвращается через десяток минут, весь мокрый и запыхавшийся. В его руках большая чёрная коробка, перевязанная алой лентой. Кэйя чудом удерживает лицо — и что за маскарад, спрашивается. С таким эффектным появлением и обёрткой мог бы просто оставить визитку, «мастер Дилюк Рагнвиндр собственной персоной». Либо этот Джеймс хорошо отыгрывает, либо и правда такой тупица. — Благодарю. А теперь вернись на свой пост. — Джеймс не сходит с места. — О «Тени» никому больше не сообщай: не будем поднимать панику. Я разберусь с ней сам и лично доложу магистру Джинн. Ступай. Или хочешь узнать, что внутри? Несчастный рыцарь тут же исчезает. Наконец-то отсмеявшись, Кэйя тянет концы ленты. Это должно быть что-то интересное, если Люк затеял подобное представл… Ладно, Джеймс был прав. Это и впрямь страшная вещь. Страшно-сексуальная, стоит признать. Кэйя проводит ладонью по гладкой ткани короткой формы официантки, перебирает кружева пышной юбки. Повязка на голову, сапоги и даже чулки прилагаются. Тестовый образец, — значится в приложенном письме. — Надеюсь, что вы, капитан Кэйя, окажете мне честь, побыв моделью. Зайду к вам в семь вечера. Если у вас есть другие планы, пожалуйста, сообщите почтой. Адрес вы знаете. Уняв возбуждение, Кэйя убирает всё обратно в коробку и направляется прямиком в кабинет Джинн. Сегодня ему нужно уйти пораньше.