Holy father

Лука тихо сжимает в руке записку – вокруг темно и единственный источник освещения в помещении это несколько факелов. Бальса присматривается и с дрожью замечает на держателях выгравированных кошек. Церковь, в которую он пришел, не была обычным местом с самого начала – она служила местом сбора странного культа и Лука, честно, до последнего не хотел ввязываться в это. Но когда душу с каждым днем невидимые руки сжимают все сильнее, оставляя рваные царапины – иного выхода у него нет. Сколько раз он пробовал прийти в церковь для исповеди – ему отказывали – даже для самых опущенных грешников он был слишком грязным. Наверное, он не должен был рождаться вовсе. Лука сглатывает невидимые слезы обиды – он пришел просить прощения слепо веря в то, что ему помогут отпустить грехи хотя бы здесь. В помещении холодно – стекол в окнах нет, скамейки то тут, то там сломаны, на полу валяются принесенные ветром листья – помещение в целом выглядит неживым. Бальса ежится и сильнее кутается в плащ – тонкая ткань от осенней прохлады не спасает вообще. Он шагает ближе к центру, к алтарю – пусть на улице и поздняя ночь, священник должен прийти сюда рано утром для проповеди – если это место еще не полностью заброшено. Сглатывает вязкую слюну – ему мерещится постоянно, что сотни глаз за ним наблюдают с отвращением, – он убийца, преступник, и он не может иметь даже надежды на искупление – хотя он знает, это всего лишь кошки. Бальса подходит ближе, приближается к алтарю и проводит пальцами по пыльной поверхности с грустной улыбкой на лице – его мать страстно мечтала о том, чтобы однажды увидеть сына в качестве жениха тут же. Вот только сын вырос сплошным разочарованием семьи. Лука оглядывается, внимательно всматриваясь в темноту пустого помещения – и на что он только надеялся? Церковь выглядит так, словно о ней не вспоминали лет сто. Бальса тихо выдыхает, нащупывая в кармане коробочку с таблетками – труп внезапно пропавшего преступника никто даже искать не потрудится. — Мой мальчик, что Вас сюда привело? – тихий голос с легкой хрипотцой пронзает морозный воздух иглами и Лука вздрагивает, резко разворачиваясь на источник звука. По коридору медленными, размеренными шагами идёт человек – судя по одежде, священник – в руках у него деревянная трость, гораздо выше его самого. Бальса едва сдерживает сдавленный истерический смех, но ничего не отвечает. Мужчина подходит ближе и теперь его лицо освещается ближайшим факелом – Лука может рассмотреть острые черты лица и огромный шрам на левом глазу. Красиво. — Я хотел просить прощения. – фраза выходит комканная, но мужчина задумчиво кивает и жестом предлагает следовать за собой. Бальса послушно идет. Священник – насколько применимо этот титул к человеку, имеющему связь с таким странным местом, что даже на церковь не похоже – ведет Луку за собой по темному коридору. Тут факелы вообще не горят и Бальса хочет схватить мужчину за руку, но вовремя одергивает себя – он грешник и не имеет права прикасаться к тому, кто имеет священную связь с самим Богом. — Что это за место? – спрашивает тихо, боясь разрушить хрупкую тишину. Ему страшно, в этом месте совсем нет привычных икон и он теперь точно уверен в том, что это все – странный культ. Держит его здесь лишь слепая вера в то, что именно тут ему смогут помочь. Священник ничего не отвечает, лишь молча продолжает вести за собой. Бальса не обижается – он понимает, насколько грязен по сравнению с обителью Бога и его верным слугой. Мужчина останавливается у кирпичной стены, поворачивает золотой ключ в двери и та с противным скрипом отворяется. Священник жестом предлагает войти. В комнате зажигается лампадка и Лука, наконец, может рассмотреть мужчину полностью. Темные одежды, скрытые под тканью бинты, выцветший плащ – он действительно выглядит как слуга Бога, только непривычного человечеству. — Это место – храм поклонения Нашему Божеству. В нем мы молимся за искупление наших смертных грехов и надежду на счастливую жизнь. Бальса лишь кивает – ему все равно что это за место, он пришел лишь попросить прощения у того, кто сможет его выслушать. Священник кивает, а Лука, сильнее кутаясь в плащ, не может понять, с чего начать. — Кто Вы такой? Откуда Вы пришли, мой мальчик? – мужчина начинает первым и Бальса слабо выдыхает – просто отвечать на вопросы дейтсвительно легче. — Я... убийца. Недавно вернулся из тюрьмы... – Лука поднимает загнанный взгляд на священника, ожидает криков или ругани – так поступали все, кому Бальса хотел доверить тайну своей жизни и перед кем он хотел раскаяться. Мужчина ничего не делает, лишь молча смотрит, складывая руки в замок под подбородком – смотрит ласково, даже не пытается застыдить его за собственные грехи. Понимает. Лука шумно выдыхает. — Что с Вами произошло, мой мальчик? — Я... убил человека... не помню кого... – священник удивленно смотрит в ответ, но ничего не говорит. Относится с пониманием и от этого Бальса хочет разрыдаться – если Бог существует, почему только здесь ему согласились помочь? Несколько слезинок, кажется, все таки скатываются по его лицу, потому что он чувствует холодные пальцы – словно прикосновение самой Смерти – на своей щеке. Мужчина молча стирает слезинки с лица юноши, после протягивая белоснежный платок. Бальса, наконец, дает волю эмоциям, захлебываясь в собственном горе и слезах. — Убийство дейтсвительно тяжелый грех. Знаете, Вы могли бы остаться здесь, чтобы посвятить свою жизнь молитве – уверен, наш Бог Вас простит. Разумеется, только если вы сами готовы забыть свою прошлую жизнь и оставить себя для молитв. Бальса кивает и верит каждому слову незнакомца, хотя ему уже все равно – он готов пойти на все, лишь бы избавится от сковывающего ощущения пустоты и одиночества в груди. Сейчас ему уже все равно. Если Бог так хочет – он сделает.

* * *

Лука сидит перед алтарем на коленях, сложив руки в молитвенном жесте. Альва, – так представился таинственный священник – стоит напротив с закрытыми глазами, читает молитву. Бальсе по правилам необходимо тоже, но он не может сдержать себя – ловит каждый момент и смотрит на мужчину при любой удобной возможности – Альва при свете луны за спиной выглядит как настоящее Божество. На алтаре лежит труп – единственное, что не нравится Луке в этой картине, но он не смеет сказать ничего против. Кровь стекает по гладкому камню, но никто из двух мужчин внимания даже не обращает – Святой Отец сказал, что эта жертва нужна была для искупления греха Луки. Бог Бальсы никогда не врет. Губы у священника обветренные, с трещинками, они шепчут слова заученной наизусть молитвы, а от легкой хрипотцы в голосе у Бальсы что-то трепетно в сердце сжимается. — Лука, ты снова отвлекаешься? – голос звучит слегка раздраженно и устало – сколько раз Бальса отвлекался во время молитв и сколько раз Альве приходилось возвращать его с небес на землю? — Прошу прощения, Святой Отец. – просит прощения, пусть и не искренне, снова закрывает глаза с осознанием того, что совсем скоро будет опять смотреть только на священника, но во второй раз ослушаться не может. — Это уже не в первый раз, мой мальчик. Что-то случилось? – голос заботливый – Бальса за время своего пребывания в старой церкви был единственным кроме кошек, с кем Альва мог поговорить, и сейчас, вероятнее всего, он лишь слегка беспокоился за него. Ничего больше. Лука не хочет об этом думать – он грешник и не заслуживает даже думать о чистейшем человеке в этом мире в принципе. — Я просто думаю, что молитвы перестают помогать... – голос неуверенный, Бальса просто хочет избавится от повисшей между ними неловкости – стыдно принимать заботу от священника без надлежащих для этого причин. — Снова болит голова? Тебе стоит молится старательнее и наши просьбы будут услышаны. Ты ведь хочешь помочь себе? Лука быстро кивает, соглашаясь. Сколько раз они приходили к этому разговору и сколько раз были сказаны эти фразы теперь уже не важно. Что действительно важно, так это то, что священник раздраженно выдыхает, потирая пальцами переносицу – во время чтения молитв он стоял неподвижно, разговаривал и того реже, значит сейчас она была закончена. — Мой мальчик, если Вы и дальше продолжите так отвлекаться – боюсь, ваши молитвы не дадут никаких результатов. – Альва склоняет голову в бок, с легким сочувствием глядя на Бальсу, а тому становится стыдно за то, что так подставил единственного человека, который смог принять его таким, какой он есть, со всеми его грехами. Мужчина подходит ближе, пальцами касается подбородка, заставляя Луку вздрогнуть и поднять глаза наверх. Бальса ценит каждый такой момент – их отношения давно вышли за грань нормального, но оставались слишком простыми для того, чтобы Лука желал большего – Альва оставался священником и не мог порочить самого себя, только не в обители своего Бога. А Бальса был слишком грязным для такого ангела, как он. Священник мягко отпускает его, усмехаясь. Знает, что Лука до дрожи в коленях хочет большего, хочет раскаяться, но в это же время другие грехи влекут его куда больше. Это было его своеобразной игрой – пока Бальса полностью не отдаст себя Богу, он не получит то, чего так желает. Лука провожает его взглядом не в силах подняться с коленей, смотрит преданно – зачем ему неизвестное Божество, когда он может встать на колени перед Альвой? Ему ничего не отвечают, но факелы тухнут. Чтение молитв было завершено, но он не спешит подниматься, ждет разрешения. — Оставайся здесь и хорошо помолись. Ты сегодня много отвлекался. Лука разочарованно выдыхает, с отчаянием глядя на спину удаляющегося священника – он мог молиться лишь тогда, когда он был рядом. Сейчас же это не имело ровно никакого смысла. Но ему не дали право выбора, поэтому Бальса вновь складывает руки и прикрывает глаза, отдавая всего себя молитве. Не замечает усмехающихся из темноты коридора глаз.

* * *

Лука сидит на холодном мраморном полу молча, пальцем вырисовывает на алтаре невидимые узоры – приступ головной боли случился снова. Раньше Святой Отец всегда приходил к нему в такие моменты: ласково гладил по голове, шептал утешающие слова на ухо, а после не уходил – оставался рядом, ухаживал, пока Бальса полностью не отходил. Сейчас же Альва ненадолго покинул церковь – ему необходимо было забрать что-то в ближайшей деревне, а Лука остался один. Боль за несколько часов стихла, но подняться на ноги не было сил. Бальса слышит знакомый стук деревянной палки о пол и поднимает измученный взгляд. Священник смотрит на него пристально. — Снова приступ? – присаживается рядом, гладит по голове тонкими пальцами перебирая спутанные пряди. Лука прикрывает глаза. — Да. — Тебе нужно молиться больше. – голос строгий и Бальса едва не стонет обреченно. Как он, этот священник, не понимает – дело вовсе не в молитвах! — Они не помогают. – отвечает быстро, словно не задумываясь о том, что говорит посланнику самого Бога. Он устал, он хочет спать, а молитвы могут подождать. — А что, по-твоему может тебе помочь? Лука хмурится, притворно надув губы. Он знает ответ на вопрос. — Вы. Избавьте меня от грехов, Святой Отец. Прошу. Альва секунду смотрит на него в размышлениях. Прекрасно понимает, чего от него хотят, но словно думает, соглашаться ли на сделку. Помогает подняться и с легкостью усаживает прямо на алтарь. Бледные худые руки опираются по обе стороны от Луки, не давая возможности сбежать. Бальса не боится. Ничуть. — Мы оскверняем священное место… – говорит едва слышно, неуверенно, словно ему не все равно. Словно боится, что одно неловкое слово – и весь мир вокруг рассыпется на кусочки, а священник исчезнет вместе с церковью. Это то, чего Бальса так не хочет. Альва лишь усмехается в ответ. Ему все равно – Бога нет, а этот храм место куда хуже чем тюрьма, откуда вышел сам Лука. Бога не существует, и он это прекрасно понимает, но продолжает молиться. Все это место осквернено и испорчено с самого начала. — Ты действительно думаешь, что Бог существует? – почти рычит это ему в зубы. Бальса перед ним не 25-летний парень – юноша, мальчишка, совсем недавно познавший все прелести греха. И как бы он не хотел от этого избавиться – он хочет принять его полностью, насладится грехопадением. Альва ему в этом поможет. Лука упирается руками в его грудь, смотрит с удивлением. Бог есть. Бог прямо перед ним. Альва наклоняет голову, опускается и зубами впивается в нежную кожу на шее. Бальса стонет – настоящий грех оказался таким сладким, вот только совершает преступление здесь совсем не он. Священник вылизывает соленую кожу, ту, что не скрыта под тканью бинтов и думает, что Лука то самое адамово яблоко, ради которого он согрешил бы снова и снова. Руки священника опускаются ниже, стягивают ненужный сейчас плащ. Разрывают пуговицы на рубашке. Бальса подается ближе – слишком хорошо для того, чтобы он мог так просто сбежать. Холод царапает кожу лезвиями – Лука единственный из них полностью обнаженный, лежит прямо на алтаре и ему ничуть не противна давно засохшая кровь. Стонет, раздвигая ноги чуть шире – он хочет принадлежать своему Богу целиком и без остатка, но не хочет быть тем, кто осквернит его. Альве все равно – он ненавидит то, что люди называют верой – всю свою жизнь он прожил один и это не изменится. Он просто хочет наконец согрешить, показать этому самому Богу свое истинное лицо. Он хочет осквернить его обитель. Лука дрожит то ли от оргазма, то ли от холода, полностью теряет координацию в пространстве – все, что он может чувствовать это легкие толчки внутри и тепло тела сверху. Поверхность под ним твердая – ему все равно, все, что сейчас важно, это Бог, который принял его многочисленные молитвы и принял его самого как ценное подношение самому себе. Альва накидывает на дрожащие плечи Луки его же плащ – толщины ткани явно недостаточно для того, чтобы согреть измученное тело. Священнику все равно – он согрешил, осквернил алтарь, осквернил Бога и теперь ему нечего здесь делать. Мужчина подбирает с земли свою трость – он даже не разделся – и медленными шагами покидает помещение. Он, возможно, еще вернется сюда для того, чтобы посмотреть на очередную отчаявшуюся душу, что так страстно хочет искупить грехи. Лука затуманенным взглядом смотрит на своего удаляющегося Бога с глупой улыбкой. Его Бог принял его как подарок, принял и присвоил себе – чего еще может желать такой грешник, как он? Бальса лишь крепче кутается в плащ – да, холодно, но он чувствует себя лучше всех. Сейчас ему кажется, что, будь зал полон людей – он бы не стал отказываться от того, что произошло. Он сейчас здесь, лежит на алтаре своего Бога и ему больше нечего желать. А в голове продолжает крутится навязчивая молитва, пока увядающее сознание не затухает полностью. Последнее, что слышит Бальса – тихий стук деревянной трости по полу.