Чулки

— Ты не представляешь, что мой спиногрыз сегодня учудил!.. — Миша без всякого приветствия начал разговор, как только Святогор взял трубку. А тот уже привык к подобному бесцеремонному поведению своего любимого, поэтому ничего не сказал. — Потерял я, значит, свою синюю папку — ну, ты понимаешь, ту самую… — не дожидаясь какой-либо реакции, продолжил Москва. — И пошёл я, значит, в комнату к Даниле… Всё в его бардаке позолоченном перерыл — не нашёл! Эк запропастилась! Зато… — Папа, замолчи! — отчаянный крик Химок, ворвавшегося в комнату, прервал обстоятельный рассказ Миши. Святогор нахмурился. Москва часто жаловался на своих детей в подобном тоне, но произошедшее только что выходило из ряда вон. — Раньше стесняться надо было! — спокойно осадил его Москва и, как ни в чём не бывало, продолжил. — Шлюх в дом начал водить, представляешь? — Это неправда! — закричал Данила и топнул ногой от бессилия. — А что такого? — одновременно с этим спокойно спросил Святогор. — Он у тебя уже большой… — Что такого?! — въедливо переспросил Москва. — Я, между прочим, так никогда не делал! — Конечно, ты по мальчикам, зачем тебе шлюхи? И вообще, с чего ты взял? — в серьёзном голосе Святогора, тем не менее, чувствовалась улыбка и та снисходительность, которая всегда бесила Мишу. Но с которой он ничего не мог поделать. — Ну ты и молодишься, конечно… А лучше бы бороду сбрил, — Москва не упускал случая упомянуть об этом. Святогор ничего не сказал. Его мысли в этот момент уже целиком и полностью занимали отношения Михаила со своим сыном. Хотя Великий Новгород и Москва договорились никогда не касаться этой темы, но сложно было не думать о ней, постоянно слушая жалобы на поведение какого-нибудь из несчастных ребят, которым так часто доставалась от своего отца. Или, наоборот, не доставалось. Например, простых человеческих заботы и внимания. Святогор понимал, что это им было впору жаловаться на такого никудышного папашу. Только жаловаться на столицу было почти некому. Да и страшно. В такие моменты у Великого Новгорода руки так и чесались порой надрать задницу этому Москве. И не в том смысле, который они обыкновенно вкладывали в это словосочетание. Пока Святогор был погружён в такие мысли, он на приглушённо слышал разговор на повышенных тонах, больше напоминавший детский обмен оскорблениями и обвинениями. Только они были не по-детски серьёзными. Потом он прекратился, и его сменило обоюдное недовольное сопение. У обоих сторон закончились все аргументы. Даже неконструктивные. Святогор в очередной раз подумал, что Москва сам порой ведёт себя как избалованный и сложный ребёнок. — И всё-таки, почему ты так решил? — своим громогласным голосом спросил Святогор, чтобы попытаться сбить Мишу с его конька и, возможно, привлечь внимание его сына. Химки, скорее всего, и так догадывался, с кем разговаривает его отец. Данила знал об отношениях Москвы и думал по этому поводу ровно столько же, сколько в обычный день Михаил обращал внимание на своих детей. То есть, не думал вообще. — Нашёл у него белые чулки! С рюшечками! Очень даже понятного назначения, — уверенно сказал Московский-старший. — Да не шлюх это, папа! — Сколько раз я уже это слышал, ты не представляешь! — пространно сказал Миша таким тоном, будто весь умаялся в заботе о детях. — А кого тогда?.. — всё так же громко спросил Святогор. Такого вопроса Данила и ждал всё это время, а потому с грустным облегчением выдохнул. Пускай не родной отец, но хотя бы кто-то им поинтересовался. — Мои… — протянул Химки уверенным голосом. — Твои?! — тут же вскрикнул Москва. Святогор некоторое время помолчал, и серьёзно спросил: — А зачем они тебе?.. — Чтобы танцевать перед Магнитогорском стриптиз! — отчеканил Данила. Миша опять срегировал мгновенно: — Чего, блять? Не пори чушь! Мог бы и получше оправдание придумать, а не говорить эту ерунду… — как-то даже разочарованно произнес он. — Это не ерунда! — с этим надрывным восклицанием вся уверенность и нахальная серьёзность Данилы сменились настоящей бессильной яростью, которой не суждено было пробить стену безразличия Москвы. — Мы давно с ним вместе! Я его люблю! И он меня любит! — Любит? — скептически переспросил Миша, совершенно не веря словам сына. — Да, любит! Любит, когда я на полном серьёзе спрашиваю, кто такая степуха и почему все её ждут! Любит, когда рассказываю ему о загранице! Любит, когда я танцую перед ним в белых чулках с такими же белыми рюшечками! Он постоянно ржёт надо мной и говорит как быдло, но любит меня! Единственный на всём белом свете по-настоящему любит меня! Если бы не эта искренняя надрывность в крике Данилы, Святогор тоже подумал бы, что это — очередная его злая шутка. Очередная безрезультатная попытка привлечь к себе внимание отца. — Интересно, — протянул Михаил, — а что скажут его образцовые папаши, когда узнают, с кем встречается их сын? — гадко закончил Москва, прекрасно знавший отношение остальных городов к Химкам. — Они уже знают! Давно! И ты бы знал, если бы хотя бы капельку интересовался мной! — Ну и иди нахуй тогда к своему Ма-гни-то-гор-ску! — последнее слово Москва специально едко протянул по слогам. Его очень задело такое прямое замечание. Он сыну и так деньги без разбора даёт, остальным городам такие суммы на «карманные расходы» и не снились, а тот ещё и недоволен! — И с радостью!.. И с радостью ходил бы по несколько раз в день!.. — совсем охрипшим голосом выкрикнул Химки и, захлопнув дверь, выбежал из комнаты. Михаил не придал никакого значения этому жесту. — А как у тебя дела? — как ни в чём ни бывало поинтересовался он у Святогора, который уже долгое время просто висел на телефоне, с многозначительным молчанием слушая тот разговор на повышенных тонах. — Да, вот, всё хорошо, потихоньку-помаленьку… — рассеянно и как-то дежурно протянул Святогор, погруженный в свои мысли. За услышанный разговор он окончательно понял, что отношения Михаила со своими детьми точно не удастся наладить. Пускай Великий Новгород давно знал, что Москва — совсем не подарок, узнавать подобное о любимом человеке было неприятно. Но делать было нечего. «Главное, — думал Святогор, — чтобы Москве это потом не аукнулось…» — Ты сегодня какой-то неразговорчивый, однако, — с еле заметным задумчивым беспокойством протянул Михаил. — Ну, а что я могу сказать? — Святогор хотел потянуть время этим вопросом. Однако быстро нашёлся, зацепившись за деталь как раз из предыдущего разговора. — Мне для полного счастья не хватает только одного… — Ммм, и чего же?.. — Тебя в тех чулках. Тем более, Святогор даже не соврал…