Приснившийся

      Нет ничего ужасней холодного и мрачного зимнего утра. Ты просыпаешься в темени и идёшь на кухню, машинально завариваешь себе крепкий и не сладкий кофе и смотришь в окно, в котором всё остаётся таким же не изменным. Все постоянно куда-то спешат и лишь твоя жизнь остановилась на месте, и ты не решаешься сделать шаг, в попытках что-то менять, хотя рутина уже изрядно надоела. Пейзаж всю зиму серый и белые цвета совсем не спасают, или это ты сам не воспринимаешь другие краски в своей жизни. Ты невольно задумываешься, а стоило ли это всех усилий, надо ли было что-то менять ещё тогда? Пустота. Она сжирает медленно и мучительно, затаскивая тебя в свое чрево. Ты не выберешься. Оно сильне тебя, какой бы сильный дух у тебя ни был, ты падёшь пред её ногами, моля о прощении. А тишина, верная подруга пустоты, давит тебе на голову, оставляя в ушах противный белый шум.       В последние дни Майки очень плохо спал, ему постоянно снился один и тот же кошмар, который повторялся каждый раз, стоило ему лишь закрыть глаза и провалиться в царствие Морфея. Много-много крови, труп его друга около ног, стеклянные кукольные глаза, которые уставились на него, моля о любви и ласке, и лишь две верные подруги тишина и темнота, которые царили вокруг, устраивая свой порядок. Он потерял всех близких людей. И мозг из раза в раз напоминал об этом моменте, играя с парнем в злые шутки.       Позади раздались лёгкие, еле слышные шаги, который всё больше приближались к нему. Манджиро не стал оборачиваться, он точно знал, что вместе с ним проснулся и Такемичи, который с самого дня его смерти молча ходил тенью следом, был ли это туалет или собрание его банды. Майки уже успел к нему привыкнуть, парень часто разговаривал с ним, объяснял какие-то вещи или делился размышлениями, а Мичи лишь молчал и смотрел на него, словно впитывая в себя каждое слово, которое доносилось с уст друга. Однажды это заметил Санзу, но на все его расспросы Майки отвечал односложно и нехотя. Его дорогого друга видел только он сам и никто больше не должен о нём узнать.  — Доброе утро, Такемучи. Ты сегодня снова молчишь или я наконец услышу от тебя хоть что-то? — наконец обернувшись, спросил Майки, но ответа не последовало. — Я так и думал.        Мичи выглядел слишком изувечено, казалось, словно на нём отразились все раны, которые он получал за все свои жизни. Лицо было еле-еле узнаваемо, лишь светло-пшеничные волосы, небрежно падающие на лицо и синие, когда-то горящие жизнью, глаза, которые сейчас были потухшими, и были больше похожи на непроглядную бездну, напоминая о когда-то живом и солнечном пареньке с яркой улыбкой. Пустой взгляд пристально наблюдал за действиями Майки, проводя глазами за каждым движением его руки. — Ты так внимательно смотришь за мной… Боишься, что я сделаю с собой что-то или с другими? — спросил Майки, снова пытаясь разговорить парня.        Такемичи резко отвернулся и быстро пошёл к выходу. Манджиро пошёл следом, еле-еле успев схватить куртку и натянуть быстро обувь, ведь парень редко отходил от него слишком далеко, а тут он сам ринулся в путь, лишь иногда поглядывая идет ли за ним Майки, и если он отставал, светловолосый останавливался и ждал. Они вышли с дома и Мичи направился вперёд. Зимняя прохлада заставляла поёжиться и уткнутся носом в куртку в тщетных попытках себя согреть. По телу вновь пробежала дрожь. Такемичи же был одет так же, как в последний день жизни. Лёгкая форма второго поколения токийской свастики с белой лентой, которая обвивала плечи и завязывалась на спине чуть выше поясницы. Вся она была заляпана каплями крови. Однако, глюку же не может быть холодно, верно? Кто знает… Даже если Майки спросит об этом, он всё равно не услышит ответа.              Расстилающиеся вокруг места всё больше и больше становились слишком знакомыми. Точно, это же тот самый стадион, на котором когда-то, три года назад, Киёмаса проводил битвы со ставками, здесь Мичи доказал свою стойкость и именно здесь произошло их знакомство. Грудь сдавило неприятное ощущение горечи и грусти, а в горле появился ком. Это место когда-то стало подобием святыни для них двоих.  — Ты так и не пришёл на мои похороны, даже могилу ни разу не навестил за столь долгое время. Хотя тебя звали. Тебя ждали. — резко сказал Такемичи, прервав долгую тишину. — Прости, я не могу осилить это. Я не могу больше смотреть на ваши надгробные плиты. — тихо ответил Майки. — Шиничиро, Баджи, Эмма, Изана, Дракен и ты. Шесть человек. Шесть дорогих мне людей, которые навечно погребены под землю.       Мичи, который до этого момента стоявший к Манджиро спиной, повернулся и быстро подошёл к парню. Он стоял приблизившись вплотную к самому лицу. Майки даже на секунду почувствовал мёртвоё холодное дыхание на своих щеках. Такемичи положил ладонь на щеку парня, ласково проводя по ней большим пальцем. — Ты убиваешь себя своими же мыслями. Я же вижу тебя насквозь, и я вижу ходячего трупа, а не живого человека. Мне даже теперь интересно, кто из нас точно мёртв, а кто притворяется. Кажется, что я больше похож на живого, нежели чем ты. — с лёгкой ухмылкой сказал Мичи.             Манджиро отстранился и опустил голову. Смотреть в пустые очи друга было невыносимо больно, даже если он и улыбался. Всё это время, пока Ханагаки тихонько был рядом, парень совсем не смотрел ему в глаза или на лицо, даже рассказывая что-то ну очень увлекательное или вспоминая прошлое, Майки смотрел либо в окно, либо на свои руки, которые часто предательски дрожали, показывая все чувства, что таились внутри.  — Ну же, Майки, посмотри на меня как тогда. Посмотри на то кем я стал. Смотри на то, что ты сделал. Ты же помнишь каким я был? Ты сравнивал меня с братом, а я хранил твой маленький и такой хрупкий и безцветный мир. — тихо прошептал Такемичи, заставляя Майки поднять удивлённый взгляд.        Чувства накрывали с головой. В них хотелось просто захлебнуться и остаться здесь лежать на белом и мягком снегу, закопавшись в него как в домик, спрятавшись от проблем. Воспоминания побежали перед глазами, словно старая киноплёнка, принуждая закрыть глаза и поднять голову к небу, в попытках удержать набегающие слёзы. Столько радости и счастья, которые в один момент сменились на вечную скорбь и отчаяние. В этом мире нет больше ничего, чтобы его держало, но он продолжал жить и продолжал страдать, с каждым днём всё больше погружаясь во тьму, которая с радостью принимала его в свои объятия.  — Такемучи, ты же столько раз умирал, бегая от последствий к итогу. Скажи, в который раз уже провал и зачем ты вернулся снова? Я же просил и тебя не раз предупреждали. — спросил Майки, положив руки на плечи Такемичи.       Даже если он был лишь плодом его больного разума, то это было лучше что мог бы сотворить человеческий мозг. Мичи был слишком реален. Майки чувствовал его тело под своими замёрзшими и покалывающими пальцами, чувствовал ледяные руки, которые с невиданной лаской покрывали его ладони. — Я пообещал, что буду возвращаться до тех пор, пока все не будут счастливы, но видно не судьба всем нам заполучить что-то столь желанное. Хина до сих пор по ночам плачет, а Чифую закрылся в себе, он потерял двух лучших друзей. Да и остальные свастоны подавлены. Мы выиграли… — Такемичи не успел договорить. — Да, но напомни, какой ценой?.. Правильно, разменной монетой стала твоя жизнь. Опять. — перебил парня Майки, опустив руки и скрестив их в замок.  — Зато в тот момент, я увидел, что ты задумался, и для меня это стало большим достижением за всё время. В меня же выстрелил не ты и даже не твой импульс…как в тот раз — глаза Такемичи не хорошо сверкнули в утренних сумерках. — А твой верный пёс Санзу. Ты не смог бы пустить пулю мне в тело, а он это сделал за тебя. Думаю, если бы я прожил чуть подольше, мне удалось бы хоть немного вправить тебе мозги. — уже ласково произнёс парень.       Ханагаки словно издевался над Майки, меняя свой голос с приторно ласкового, на язвительный, а с него уже на издевательский и так по кругу. Голова сильно кружилась и болела, больше всего в висках, отдаваясь по всему телу неприятными импульсами. Манджиро уже пожалел, что пошёл следом, но ведь иного выбора не было. Парень просто не хотел оставаться один и Мичи становился гарантом его не одиночества.       Сколько бы Харучиё не пытался, но он никогда не заменит ему Дракена или Такемичи. Будучи даже в компании глав своей группировки, Майки чувствовал себя отстранённо. Все люди, что его окружают, были едва ему знакомы и сильного доверия он к ним не питал, но делать было нечего. Звать к себе бывших свастонов было бы безрассудно. Да и они бы вряд ли согласились. — Я уже однажды видел, как ты сошёл с ума, но теперь я хочу сам довести тебя до этого состояния. Я жажду мести за свои смерти и потерянные мечты. Хочу лицезреть, как проходят твои последние минуты в страшной и мучительной агонии. Хочу, чтобы ты почувствовал то, что чувствовал я все эти годы. — прорычал Мичи сквозь зубы.        Его лицо начало искажаться, а кожа медленно сходила, оставляя на виду лишь голый окровавленный череп, с кучей трещин от ударов по голове. Костлявые пальцы потянулись к лицу Майки, пытаясь схватить. Парень в ужасе сделал несколько шагов назад, но запнувшись о свою же ногу, он повалился на землю. Тело охватил животный страх, сковывая движения и заставляя Манджиро застыть на месте. В животе образовался ком, принося жуткий и противный дискомфорт. Пред ним уже стоял скелет, с повисшей, как на вешалке, формой.  — Я заберу тебя с собой в ад! — крикнул Такемичи.       Майки резко проснулся, отрывисто дыша и испуганно глядя на свои ноги. Сидящий неподалёку Харучиё, подскочил к своему королю и сел рядом, положив руку на плечо парня. Это был лишь сон, но он был таким реалистичным, что от одного воспоминания бросало в сильную дрожь. Голос Санзу казался слишком далёким, чтобы понять, что он вообще говорил, однако он казался взволнованным.  — Санзу, сегодня мы навестим могилу Ханагаки. — резко, дрожащим голосом произнёс Майки. — Хорошо, мой король, но зачем? Вы ведь сказали… — Санзу не успел договорить. — Да уже не важно, что я там когда-то говорил. Мне нужно туда! Сейчас же! — воскликнул Манджиро. — Есть. Я буду ждать вас внизу. — сказал Харучиё.              Розоволосый быстро встал и вышел с комнаты.  Майки огляделся. Та же комната, что и во сне, та же погода и то же паршивое настроение. Хоть Санзу и вышел, но чувство чьего-то присутствия оставалось.       Достаточно быстро собравшись, Манджиро спустился к Харучиё и сел в машину. Кладбище было на другом конце города и ехать до него нужно было около часа. Всё это время Майки чувствовал жуткий дискомфорт, который нарастал всё больше по приближению к угнетающему месту. Парень давно не навещал родных. Ему было стыдно появляться у них на глазах. Но они же мертвы. Разве им есть дело до ещё пока что живих? Возможно, но сейчас это не имело значение. Майки умудрился переступить через страх и отправиться туда, куда не хватало духа прийти до сих пор.       Стоя у самого входа, Манджиро долго смотрел на распластавшуюся даль, усыпанную надгробиями, но ноги сами двинулись вперёд, а глаза машинально искали заветное имя.  И вот она, стоит полная цветов и мягких игрушек, а рядом красуется форма свастонов, очищенная от крови и подшитая.  — Прости, Такемучи, я так долго шёл к тебе, но ты мне приснился и вот я тут. — тихо сказал парень осторожно коснувшись белой плиты. — Снись мне, пожалуйста, почаще, но прошу, не так жестоко. Я знаю о своей вине, и я донесу её до конца не смотря ни на что.        Парень упал на колени, сжав в кулаке холодный снег с крупицами льда, которые больно впивались в бледную кожу, а из глаз покапали солёные слезы, скатываясь по подбородку, оставляя быстро высыхающие дорожки и падая на землю. С души словно свалился большой и тяжёлый груз, наконец дав дышать полной грудью. Захотелось кричать, но голос был словно скован льдом, поэтому Майки лишь жалобно замычал, прикусив нижнюю губу.       Только сейчас, стоя на коленях у могилы, Манджиро понял, как дорог стал ему этот плакса, который совсем не умел драться, схватывая на себе все удары опонента, часто запинался, если на него давили, но его дух поражал. Он был сильнее всех и каждого, он готов был умереть ради друзей, готов был отдать последнее ради их счастья. Этот паренёк убивал себя, проходя через смерти друзей, видя их из раза в раз. Майки вспомнил тот момент, когда после смерти Эммы, Хината рассказала им о способности Мичи, как его сердце забилось быстрее, от осознания ответственности, которая легла на плечи Ханагаки и что он нёс это всё в одиночку. Не смотря ни на что, Мичи продолжал идти гордо подняв голову, а Майки загонял себя в рамки, в которых продолжал жить. Сейчас, Манджиро чувствовал себя отвратно. Он бросил всех своих друзей, в попытках скрыться и оставить в памяти прошлое, но это время угнетало и лишь напоминало о боли, но теперь, он не видел своего счастливого будущего без Кенчика и Такемучи. Его эго оставило его в полном одиночестве.  — Спасибо, что открыл мне глаза, Мичи. — с улыбкой на губах сказал Майки, вставая на ноги.  — Мы можем возвращаться в штаб, босс? — спросил Санзу, низко поклонившись.  — Да. — спокойно ответил Манджиро. — Скажи всем, что Свастоны-Канто распускаются.  — Есть, босс… — удивленно ответил Харучиё.