Северянка

Тихо накрапывал дождь. Врезаясь в стекло, капли стекали вниз и пропадали в стенах из белого кирпича. Обои в этой комнате давно слезли и теперь вид бетона и серого протекающего потолка оставлял желать лучшего. Именно здесь каждую ночь я ждала его. Закрывая глаза, ощущая мурашки, бегущие по коже, я засыпала не в его объятиях. Каждый раз. По кругу. Есть неизменные вещи в этом мире. И в моей жизни тоже. Днём я существовала, оживая ночью. Не чувствуя себя фарфоровой куклой, скрываясь в темноте, я оживала. Те эмоции, что обычно были заперты в глубине души, вырывались наружу. С каждым ударом грома, шорохом половиц, я вздрагивала, ожидая, что вот-вот со скрипом откроется дверь. И снова впадала в состояние апатии. Он был недоступен для меня днём, поэтому мы виделись ночью. Я кусала его губы, требовательно, настойчиво углубляя поцелуи. Он сжимал мои ягодицы, грубо прижимая к стене. Порой это происходило быстро. Я ощущала боль, не только физическую, но и душевную. Она разрывала, заставляя меня глубоко вдыхать этот пропахший сыростью воздух. Кожа на его ладонях совсем не мягкая, кое-где даже есть мозоли. Неудивительно. Столько времени он уделял тренировкам. Тренировки. Он глухо стонет. Я вспоминаю, как ласково этот мужчина улыбается сыну. Целует жену. На глаза наворачиваются слёзы. Кусая собственные губы, позволяю его рукам исследовать моё тело. Он знает его наизусть, как выученный стих. Как прочитанную в детстве книгу со сказками. Но это не сказки, а реальность. Каждый раз я вспоминаю об этом, когда его безымянный палец проникает внутрь. Внутренне сжимаясь в комок, я чувствую это чёртово обручальное кольцо. Он разворачивает меня к себе, прижимая к собственную телу. Я сбивчиво шепчу его имя, стараясь быстрее расстегнуть пуговицы на промокшей насквозь рубашке. Влага пропитывает мою футболку. Близость становится невыносимой. Разум уплывает, оставляя лишь неутолимое желание. Он улыбается, подхватывая моё лицо за подбородок, и тянет вверх, заставляя смотреть в глаза. Этот чёрствый взгляд пронизывает насквозь. Жестокость, злость, похоть - вот что я вижу. Хочется выть. Спазмы сжимают горло. Пытаюсь вырваться, но он впивается в мои губы, покусывая их. Саднит. Мелкие ранки, оставленные его зубами, немного кровоточат. Я вскрикиваю, когда он властно приподнимает меня за бёдра, прижимаясь плотнее. Обвивая обнажёнными ногами его торс, я чувствую, как неожиданная тёплая волна проходит по телу. Это не первый раз. Совсем не мой первый. Мы столько раз виделись здесь, что пора бы перестать вести счёт. Ко всему привыкаешь. И я привыкла. Привыкла к его обжигающему дыханию, привыкла к настойчивости и грубости. Просто привыкла. А он и не собирался ничего менять. Его всё устраивало. А мне было всё равно. Уже всё равно. Знакомая пелена застилает глаза. Я запрокидываю голову назад, позволяя ему коснуться языком мочки уха. Он шумно выдыхает. Мелкие мурашки бегут по коже. Он целует шею, языком проводит дорожку до разреза на моей кофточке. Я опускаю голову, легко касаясь носом его волос. Они всегда пахли одинаково. В темноте этой проклятой комнаты цвет их казался почти чёрным. Порывистый вздох. Он отпускает меня. Голые ступни касаются холодного пола. Но мне жарко… Протягиваю свои руки к нему и обхватываю лицо ладонями. Он ухмыляется, вновь прижимаясь ко мне всем телом. Я больше не чувствую сырости его одежды. Расстёгиваю пуговицы, стараясь побороть ощущение дежавю. Тусклый свет от вспышек молний проникает сквозь небольшое окно. Я касаюсь пальцами его груди, проводя вниз. Притягиваю к себе за кожаный ремень. Он за считанные секунды снимает с меня майку. Люблю, когда он меня раздевает. Это по-своему сексуально. Мечтательно улыбаюсь. Но стоит заглянуть в эти жёлтые бездушные глаза, как наваждение проходит само собой. Он вновь целует меня, рукой проводя по внутренней части бедра. Дрожь. Я цепляюсь ноготками за его кожу, наверняка, оставляя там мелкие отметины. Его пальцы касаются трусиков, заставляя вздрогнуть. Пряди волос щекочут шею. Он аккуратно покусывает соски, наблюдая, как они твердеют под ласками, становясь похожими на мелкие камешки. Мои пальцы теребят пряжку его ремня. Он заливисто смеётся, чуть отталкивая меня в сторону. Послушно жду, когда мужчина снимет с себя брюки и бельё. Он подходит ближе. Щурит глаза, вглядываясь в моё тело так, будто видит его впервые. Я давно разучилась краснеть в его присутствии. Как и умолять о ласках. Он слишком сильно хватает меня за запястье и разворачивает лицом к бетонной стене. Проводит указательным пальцем по линии позвоночника. Я выгибаюсь. Он скользит по лопаткам языком, целуя каждый шрам, оставленный им. Покусывает. Уверена, на утро снова по всему телу будут зиять красные отметины, словно клеймо. Он привязывал меня к себе снова и снова. Внизу живота приятно тянуло. Он раздвинул складки половых губ, ненавязчиво, будто даже случайно, касаясь клитора, проник внутрь. Я знала, что он чувствует влагу на своей руке, знала, что хочу принять его опять. Принять всего целиком. Он не особо старается доставить удовольствие мне, скорее, дразнит, оттягивая момент. - Рен, - прошу его я, больше не в силах это терпеть. Терпеть не только возбуждение, которое переливалось в покалывание и боль неудовлетворённости, но и затекающую руку, заломанную назад. Я не вижу, но знаю, что его губы растягиваются в привычной жестокой улыбке. Которая, как по мне, больше походит на насмешку. – Пожалуйста. - Если ты так хочешь, - хрипло шепчет он мне на ухо, прижимаясь своим обнажённым телом к моему. Я чувствую, как его член касается поясницы и ягодиц. Мужчина рукой раздвигает мои ноги чуть шире и входит. Резко, без дальнейших прелюдий. Я вскрикиваю от неожиданности и боли. Слишком мало он дал мне и слишком много взял себе. И так было всегда. Ускоряя темп, он не отпускал затекшего запястья. Часто дыша, я ощущала вставший в горле ком. Вся пелена рассеялась. Голова кружилась, но вовсе не из-за страсти. Он замедлился и через несколько движений вышел. Я знаю, чего от меня хотят. Чего хочет он. Всегда знаю. Поворачиваюсь лицом к такому близкому и такому далёкому одновременно. Рен проводит пальцем по ключице. Я заставляю себя стоять на месте. Короткое прикосновение ладоней к плечам. Он рывком ставит меня на колени. Я провожу языком по всей длине, ощущая, насколько мужчина возбуждён. Целую головку и беру целиком. Он зарывается пальцами мне в волосы и оттягивает голову чуть вверх, заставляя заглотить больше. Сам задаёт темп. Я задыхаюсь, но сопротивления не оказываю. Не потому что не хочу, потому что не могу. Движения учащаются, член проникает в горло, вызывая рвотный рефлекс. Но я терплю. Так же за волосы оттаскивает в сторону. Кашляю, стараясь восстановить дыхание. Он бросает меня на пол и садится рядом, за ноги притягивая обратно. Обнажённой спиной я чувствую, как мелкие деревянные щепки впиваются глубоко в кожу. Морщусь. Он раздвигает мои ноги и нависает сверху. Но не спешит снова входить. Целует губы, шею, маленькую ямочку на щеке, покусывает соски. Рукой очерчивает изгибы моей талии. Я слишком маленькая для него. Хрупкая. Наверное, поэтому он обращается со мной, как с куклой. Не имеющей души игрушкой. Тиски сжимают сердце. Я вскрикиваю от неожиданности, когда два пальца беспрепятственно проникают во влагалище. Он опускается ниже. Волосы щекочут кожу, заставляя елозить по полу, бередя занозы. Старые доски издают жалобный скрип, когда он перемещается в сторону. Целует низ живота, пупок и проводит языком по половым губам. Я выгибаюсь, пытаясь получить больше. Но он не даст. И никогда не давал. Цепляясь пальцами за мои бёдра, он вторгается в меня. Твёрдый член легко входит. Рывками двигаясь, мужчина глухо стонет. Ещё несколько раз. И он кончает. Рен никогда не заботится о том, куда он это делает. Видимо, ему всё равно, если у меня будет ребёнок. Сжимаю челюсти, предупреждая рвущиеся наружу рыдания. Он некоторое время неподвижно лежит сверху. Приятная тяжесть чужого тела… Потом быстро встаёт, собирает одежду и уходит. И только скрип сломанной двери напоминает мне о скором приходе утра. Зачем я это делаю? Для чего? У него есть жена и ребёнок, есть семейный очаг, в который он и возвращался после удачно проведённой ночи. Ногти впиваются в кожу на ладонях. Так сильно, что оставляют мелкие порезы. Но я не чувствую боли. Или она намного слабее, чем душевные терзания. Оглядываясь в прошлое, я понимаю, что любила его. Любила, осознавая всю безнадёжность ситуации. Осознавая, что он никогда не будет моим. Как бы близко мы ни были к друг другу ночью, он никогда даже не называл меня по имени. «Моя маленькая северянка», - тихий томный голос, наполненный желанием. О, как он нежен был тогда. Как обходителен. А чем это стало теперь? Она ощутила накатывающую волнами истерику, но уже не могла остановиться и разрыдалась, обхватив колени руками. На запястье вырисовывался чёткий синяк. Светло-голубые волосы разметались по полу. Небесные глаза потухли и напоминали собой два огромных зеркала. Она будто сделана из льда. Днём девушка не выходила из депрессивно-апатичного состояния. Сколько бы Трей не спрашивал у неё причину, Пирика всегда говорила, что всё в порядке. Рен приходил к ним домой, общался с её братом, улыбался. Она знала, что эти улыбки были адресованы ей. И только она понимала их значение. Не нужно было думать… только прийти сюда снова. В их комнату, где всё было пропитано сыростью. И он знал - этой ночью «маленькая северянка» снова будет стонать в его объятиях, выкрикивая его имя. Он всего-то хотел обладать ею, но выбрал неправильный путь. Она всего-то хотела быть счастливой, но не понимала его желаний. И никто не обратил внимания, что её кожа, волосы и одежда давно потеряли свой собственный запах. Она целиком пропахла его парфюмом. Целиком и безраздельно принадлежала ему. Эта маленькая беззащитная северянка с разбитой на мелкие осколки душой.