Победитель

— Энакин… Он — победитель. Она падает на землю, что вот-вот зальёт лавой. Тратит последние силы, что бы не прикрыть глаза. Меч скатывается: она не отрывает взгляда от его фигуры, кажущейся ей в этот момент, невероятно могущественной. Её победитель ухмыляется. Чувствует, как она молча признаёт своё поражение. *** После похорон Квай-Гона, Оби-Ван настояла на том, что бы сразу перейти к обучению Энакина. Они быстро покинули Корусант и уединились на маленькой, почти безлюдной планетке. В первый день, Оби-Ван мягко просила быть аккуратнее, делать фокус на концентрации. Но Энакин хотел практики, действий: сдвигать валуны в первый же день, разбивать палатки, одной силой мысли. Кеноби улыбалась его нетерпению и обещала, что в конце каждой медитации! будет учить его пользоваться своим световым мечом. И не врала. Энакин схватывал жадно: ему хотелось поглотить всё и в один миг. Оби-Ван этого не замечала. Хотя, она и отвечала на вопросы Энакина очень точно и показывала ему формы боя, падаван чувствовал, что его мастер находится далеко отсюда. Тем не менее, они разбили палатку, и она пожелала ему спокойной ночи. И в первую же ночь плакала. Энакин же, вспомнил маму. Иногда, она плакала также, прижимая его к себе, и просила у него прощения за такую жизнь. Падаван неуверенно, скромно вошёл в её палатку. Она сжалась всем телом, явно пытаясь подавить всхлипы. Сейчас она была такой беззащитной и слабой, что даже не верилось, что эта девушка — рыцарь-джедай, его мастер, первый джедай, победивший ситха, после стольких лет. Энакин лёг рядом и обнял её. Она повернулась, и, вытирая слёзы, с трудом произнесла: — Эни… Почему ты не спишь? Он уткнулся ей в пояс. — Не хочу. Она погладила его по затылку, и, обняв, уснула. И Энакин пообещал себе, что всегда будет оберегать её. *** Когда ему исполнилось одиннадцать, она перестала называть его Эни. И в целом, стала более строгой к тренировкам и субординации. И Энакин подозревал, что дело в совете. Во время ужина, за день до двенадцатилетия, он спросил, как они его отметят. Учитель лишь сухо ответила, что джедаи не справляют дни рождения. И Энакин обиделся. Столь же отстранённо, не желая отдаваться тренировкам полностью, он провёл свой день рождения, затаив обиду на учителя. Ночью, он даже не удостоил её «спокойной ночи», уеденившись в палатке. Однако, слышал, как к нему заходили. Она оставила какой-то пакет и поцеловала его в лоб. В пакете была новая джедайская роба, о которой всё время мечтал падаван. — Это не подарок, Энакин. Ты просто вырос из старой робы. Но уголки её губ дрогнули, когда он сказал, что ему понравилось. *** — Оби-Ван, думаю, твой падаван достаточно взрослый, что бы пойти на задание самостоятельно. Рыцарь чувствовала, что Луминаре не нравятся их с падаваном отношения. Но Энакин не из тех, кого можно обучать без чувств: за всё это время, она поняла, что её падавану важно иметь рядом близкого человека, который бы, мягко и непринужденно, наставлял на путь. Хотя, даже так, у Оби-Ван мало что получалось. И вместо помощи, она получала лишь осуждение, будто никто не понимал, что Энакин не обычный мальчик, который будет молча следовать за своим учителем. Энакин — это буря эмоций и чувств, не утихающие почти никогда. Эту бурю необходимо приручить, и Оби-Ван боялась себе признаться, что никогда не сможет с этим справиться. — Я тоже так думаю, мастер Луминара. Оби-Ван злится, нервничает и боится. Она не хочет отпускать Энакина одного, хотя, тот и лучится своей, самой, красивой улыбкой. — Всё будет в порядке, учитель, — он целует её в щёку и запрыгивает в крейсер, — Обещаю долго не возиться. Они обсуждали подобные поцелуи, но Энакин продолжал это делать. Хорошо, что Луминара не видела. *** Голубое лезвие меча, едва касалось её подбородка. — Вот и всё, учитель. Она дрожит и волнуется как тогда, только не за себя. Продолжает смотреть в его поглощённые тьмой глаза, в надежде, что он всё равно увидит её, увидит свет, их общий свет, и вернётся. Только, его глаза поглощены вовсе не тьмой. *** Энакин впервые выпил, по-настоящему крепкий алкоголь. Ощущение ему понравилось: казалось, что жгучий напиток растворял оковы, которые накладывал на него Кодекс джедаев. Растворялось все, абсолютно все, кроме одного, единственного, желанного лица. — О, Сила, Энакин, — она смеялась и трепала его по волосам. К сожалению, номера лучше, чем грязную комнату в кабаке, они получить не смогли, — Ты совершенно не умеешь пить. Он улыбается, не отрывая взгляда от её лица. Она никак не реагирует на его приближение, спокойно продолжая смеяться, глядя ему в глаза. Энакин считает это знаком, или просто ничего не считая, целует её, мягко и плавно, пытаясь впечатлить. Наверное, она тоже не умеет пить, раз оторвалась не сразу. Немного поддавшись, в какой-то миг забыв вместе с ним обо всём, она отвечает на поцелуй, где-то в глубине души желая, чтобы он запомнил его на долго. Но рассудок всё же вырывается вперёд. — Ложись спать. Завтра у нас ещё много дел. Она предпочитает свалить всё на пьянство, нежели серьёзно поговорить о его поведении. *** Когда появляется Падме, Оби-Ван становится легче. Кажется, Энакин полностью переключает на неё своё внимание, порой, может, чересчур. Он становится рассеянее, глупее, и в целом превращается в мальчишку даже больше, чем был до этого. Оби-Ван не злится, разве что, обидно за зря проделанную этими годами, работу. Падме очень красива, и джедаям такая красота запрещена, разве что, Эйла использует свою, как дополнительное оружие. Оби-Ван невольно сравнивает, когда взгляд Энакина скользит по сенатору. Кожа сенатора безупречно нежная, кожа джедая грубая, всегда покрыта ожогами, царапинами и ссадинами; волосы Падме мягкие, аккуратно уложенные, у Оби-Ван на голове гнездо, которое ей некогда причёсывать. И, в конце концов, Падме девушка, излучающая нежность, а оттого и соблазн. Оби-Ван не девушка, а джедай. Нежность ей запрещена сама собой. *** Когда Оби-Ван срезает ему косичку, Энакин улыбается. Так и должно быть, только Оби-Ван видит в этой улыбке больший символизм, чем ей стоило бы. После церемонии, Оби-Ван спешит в комнату, потому что навалившихся дел слишком много. Перед комнатой, её ждёт Энакин, который, ситх знает как так быстро добрался до её спальни. — Учитель… — Можешь больше не называть меня так, Эни. — она улыбнулась. Энакин улыбнулся в ответ. — Я хотел поблагодарить вас… За всё. Он обнимает её, и Оби-Ван отвечает. А затем он целует её в волосы. — Учиться под вашим руководством было лучшим, что происходило в моей жизни. Он хочет уйти, но она останавливает. Слова явно не хотят выходить. — Прости, Энакин. Я могла бы быть лучшим учителем. Надеюсь, ты будешь лучше меня. — Вы были лучшим учителем, мастер. Они некоторое время смотрят друг другу в глаза, после чего, он уходит. А Оби-Ван чувствует себя, излишне пусто. *** — Никогда бы не подумал, что тебя интересуют такие, как Крайз. Оби-Ван не понимает, как Энакин успевает болтать и рубить дроидов одновременно. — Герцог Крайз, Энакин. К тому же, это было очень давно. Скайуокер вырубает сразу несколько дроидов. — И что в нём такого, не понимаю… «А что такого в Падме?» — раздражённо думает Оби-Ван, но вслух не говорит ничего, лишь устало закрывая глаза, на бурлящую в Энакин злость. Это, к счастью, больше не её проблема. *** Энакин никак не может успокоиться. Ему следовало бы признать, что герцог, гораздо красивее любого из джедаев: мраморная кожа, осанка, шёлковые волосы и ясные, как небо, голубые глаза. Но ведь, Оби-Ван не из тех, кто слепо ведётся на внешность. Её наверняка привлекало что-то другое, незримое. Хотя внутри у герцога, тоже пусто. Он злится, когда она, одетая в самое, скромное платье, которое красило её куда больше, самого вульгарного наряда Падме, идёт с Сатином на второй этаж, а ему - приказывает охранять первый. Благотворительный вечер сорван, и буквально тысяча дозоровцев смерти, сейчас попросту убивают людей. Энакин с Асокой делают всё, что могут, но он чувствует, что нужен на втором этаже. Оставить падавана одну он не может, поэтому, темп следует прибавить. — Я справлюсь, учитель, идите! Он обожает Асоку, но скажет ей об этом, как-нибудь позже. Энакин буквально влетает: сильный дозоровец, крепко сжимает Оби-Ван шею, бластер направлен на герцога, так же, как и Крайз держал бластер против него. — Ну же, Сатин, давайте… Даже ради неё от своих принципов не отступитесь? Рука герцога дрожит. А Энакин злится. Как он смеет колебаться? Секунда — глава дозора смерти мёртв. Может, глава миссии, но это не имеет значения. Особенно, когда Оби-Ван еле дышит. *** Тёплые огни легонько касаются силы, и Оби-Ван слабо понимает, что это означает. Энакин лучится радостью, хотя в нём и чувствуется примесь грусти, когда он смотрит на неё. Она долго не понимает, пока им с Асокой не дают задание приглядеть за сенатором. И в этот момент Оби-Ван понимает. И краснеет. Хотя и не очень понимает, от чего. *** Она со злостью смотрит на Энакина, раздражаясь его опеке, после задания на Мандолоре. Ей не нужна его защита, особенно сейчас, когда он нужен Падме и огоньку, разрастающимся жизнью. Но Энакин упрямо лезет, дерзко затыкая её, чуть ли не каждый раз, когда они отправляются на задания. Она обещает пожаловаться совету, но не делает этого. Иначе и себе проблем нагребёт. *** Когда она подхватывает какую-то болезнь, Энакин упрямо не отходит от неё, и ему плевать, что они могут не успеть закончить задание. А ещё ему плевать, что его жене сейчас, дома, ничуть не легче. — Если вы сейчас же не расслабитесь, учитель, — он едва сдерживает улыбку, — То я лягу на вас, чтобы вы не вставали. Она смеётся тому, как он снова становится ребёнком, хотя для неё, он всегда ребёнок. Просто ловко притворяющийся рыцарем-джедаем. Она засыпает, и последнее, что она чувствует, лёгкий поцелуй в губы. *** Оби-Ван понимает, что у Падме сейчас не лучшие времена, а точнее, не лучшие для тех, кто её окружает. Возможно, поэтому, Энакин и убегает. Он почти не спит, разрываясь между капризами жены и бесконечными заданиями. Он буквально засыпает, когда ведёт корабль на их очередную миссию. И хотя ей очень не хочется пилотировать, она не может оставить его в таком состоянии за штурвалом. — Всё в порядке, Оби-Ван… Оставь меня уже… Ей хочется закатить глаза и действительно оставить, но его сонные, уставшие глаза, просили об обратном. И как всегда, Оби-Ван не смогла отказать. Погладив его по затылку, она тихо прошептала ему на ухо. — Не заставляй меня прибегать к силе, Энакин. Иди и выспись. Он кивает, улыбается, и еле сдерживается от порыва поцеловать её. *** Падме тяжелее. Её живот становится больше, а внимания к ней — меньше. Она злится на всех и на вся, из-за того что её муж — джедай, не уделяющий ей должного внимания. Оби-Ван навещает её чаще, чувствуя в этом, долю своей ответственности. В конце концов, она не смогла стать для Энакина тем примером, которому бы он строго следовал. И Энакин ещё сам ребёнок, что бы быть отцом. Хотя она и сама не очень понимает, что такое дети. Падме плачет, ревнует и жалуется: Энакин только и делает, что говорит об их общих заданиях, но Оби-Ван терпливо и ласково обнимает, спокойно объясняя, что ничего быть не могло и не может, и, в конце концов, бывший падаван выбрал её. Неожиданно, прилетает Энакин. Оби-Ван была уверена, что у него ещё долго будут дела в Храме, но, видимо, ошиблась. Его лицо казалось таким усталым, но таким молодым и красивым, что Оби-Ван стоило признать, что эстетической, Энакин действительно подходил сенатору Амидале. Он смутился, увидев её рядом с женой. И Оби-Ван чувствовала себя, ничуть не лучше. Она хотела уйти, но Падме настояла, что бы она поужинала с ними. Неловкое молчание заполнялось болтовней сенатора: Амидала забывалась в последних новостях, своих идеях и, конечно же, демократии, о которой все всегда забывают. Энакин всё это не слушает, лишь виновато глядит на бывшего учителя. Когда она уходит, он провожает, хотя это не нужно. Она неуверенно садится на крейсер, но его взгляд на себе всё ещё чувствует. — Я сам могу о ней позаботиться. Она в безопасности, не бойся. Оби-Ван устало улыбается. — Я знаю, Энакин… Ей просто… Одиноко. Проводи с ней чаще время. Энакин отвечает кивком, и Оби-Ван улетает. *** Она сдалась. Ему. Он видел в ней страх и покорность, с которой она вверяла свою судьбу. Её жизнь теперь полностью зависела от него, и его очень забавляла мольба, с которой её глаза были обращены к нему. А точнее, опьяняла. Он выключил световой меч и навис над ней, жадно поглощая глазами эту мольбу. Оби-Ван показалось, что жёлтый оттенок стал бледнее. Из последних сил, она коснулась его холодной ладони и приложила к своему животу. И Энакина резко охватил страх. *** Энакин мог провалить все её труды. Хотя, может, ей просто хотелось отдохнуть от него. Он с ней каждое задание. Падме всё чаще зовёт её на совместный ужин. И даже в зале медитаций, Энакин, не медитируя, лишь смотрит на неё, ужасно отвлекая. Ей определённо нужен был отдых. *** Энакин скрипит зубами, когда узнаёт, но больше ничего не говорит. Хотя, все, кого он разрезал на части из-за того, что они отказывались давать информацию, которой у них попросту не было, всё объясняли. И слёзы Падме по голокрону: «он так нервничал, он так кричал, зачем ты так сделала?!», и усталое лицо Асоки, с тихим вздохом: «вам не стоило так поступать». Но так было нужно. Хотя, отдыха, она тоже не почувствовала. Энакин держался, раздражённо-обиженно. Сухо и строго говорил по делу, пока они не сняли комнату в дешёвом кабаке. Где он прижал её к стене практически сразу же. — Как ты могла так со мной поступить?! Плечи Оби-Ван дрогнули: его голос очень громок, а хватка руки на шее слишком сильна. Он всё ещё зол. — Знали все, кроме меня! Как ты посмела! Он вжал её в стену до хруста, но она продолжала выдержанно смотреть ему в глаза. Оби-Ван понимала, что бороться с его эмоциями бесполезно. Только ждала, когда он успокоится. От этого его злость разразилась сильнее. Он поцеловал её. Но не как в детстве. Властно и злобно. Она не сопротивлялась. Когда её одежда, порванная, валялась у его ног, пока сам он справлялся со своей одеждой, она подумала, что это будет лучший способ, немного обуздать его гнев. Казалось, ему не хватало над ней контроля, хотя она отдалась ему полностью: отдалась новому ощущению, которое, вопреки Кодексу, ей понравилось, пусть и немного напугало. В какой-то момент гнев сменился на милость, и Энакин улыбнулся, став нежнее. — Первый, единственный… — тихо борматал он, покрывая её кожу поцелуями. *** Тогда, это сыграло, наверное, даже на руку: отрепье бара поверило, что они супружеская пара, и задание прошло более, чем гладко. Но отделаться от того ощущения, было невозможно. Ей хотелось его повторить, но это скорее было чем-то неопределённым — может, когда война закончится, она позволит себе. Куда более, её волновало то, что сконцентрироваться никак не получалось, из-за чего, зал медитаций она не посещала уже почти неделю. Энакин же, выглядил успокоившимся. Он всё ещё был с ней, почти на каждом задании, но немного повеселевшим. …По крайней мере, в то утро они не искали отговорок. Они — джедаи. А он ещё и женатый. *** Видения пришли неожиданно: мало Оби-Ван, пришедшей из ниоткуда слабости, так ещё и бессонница. Сначала видения были отрывочными. Где-то был крик, где-то эмоция, где-то картинка. Но со временем, всё приходило куда чётче. Смерть джедаев, предательство клонов, маленький Эни, Квай-Гон, жёлтые глаза — она срывается на крик посреди ночи, обуреваемая дрожью. — Оби-Ван! Энакин прижимает её к себе, пока она плачет, потому что успокоится она не может. Лишив и его сна, она виновато утыкается носом в его грудь, и, немного успокоившись от его близости, засыпает. *** — Какие видения тебя так долго мучают? Она не отвечает, лишь качает головой. — Всё в порядке, Энакин. Просто кошмар. Он хмурится. — У джедаев никогда ничего не просто. Это детская формулировка вызывает улыбку. — Всё в порядке, Эни. Не беспокойся. — У меня было тоже самое с мамой. Она проводит ладонью по волосам, и ничего не отвечая, качает головой. Он спрашивает вновь и вновь, злится, обижается, а потом и сам чувствует смуту. Но Оби-Ван не может помочь. У неё просто нет сил. *** Победа над Гривусом, далась ей слишком тяжело. Он проводит ладонью по её животу и растеряно хлопает глазами. Как он не смог понять? Живот может и не сильно, но всё-таки выскочил, к тому же, проблески в силе… Он трясет головой, думая над тем, как побыстрее увести её с Мустафара. И по пути, вспоминает о жене. И какой толк в силе, в какой бы то ни было, если она всё равно не поможет ему справиться со всем этим дерьмом? Он укладывает Падме рядом с Оби-Ван и, пока включает все системы, думает, что ему теперь делать. *** Оби-Ван просыпается и видит Энакина, который, поглаживая её живот, внимательно разглядывал её черты лица. События потихоньку складываются в её голове. — Где Падме? — В безопасности. — раздражённо отвечает он. Она не верит ему. Оби-Ван хочет встать, но он снова укладывает её, не отрывая взгляда от её лица. — Энакин, джедаи… Приказ… Мы должны остановить Палпантина… Твои дети… Он гладит её по волосам, укладывая обратно. — Пообещай. Она удивлённо на него уставляется. — Что? — После того, как Республика будет спасена, ты останешься и забудешь обо всём остальном. Только ты, я, и наш ребёнок. Она смотрит в его глаза, снова карие, снова тёплые, и ни секунды не колеблется. — Обещаю. И снова засыпает. *** Когда она вновь просыпается, он спит рядом. Грязный и уставший, но удивительно спокойный. — Энакин… Он приоткрывает глаза, и утыкается носом в её шею. — Теперь, только мы. С соседней комнаты слышатся детские крики. И взрослые, что пытаются их успокоить. Ну, может и не совсем одни. Но так, наверное, лучше. Он снова засыпает, и она, не выдержав, целует его в губы, крепко прижавшись.