Роботы тоже плачут...

Робот был механическим, причем довольно-таки сложным. Он не был зомби. Он был искусственным. Но с одной стороны, робот походил на зомби именно своей мертвой неестественностью. А с другой - он выглядел вполне живым и даже милым. С ним можно было говорить. И он отвечал. С ним можно было даже играть. Но он мог быть опасен - и причинял ощутимую боль. Он немного не рассчитывал силы и, бывало, бил меня по плечу, вместо того, чтобы хлопать. Он был источником ужасного восторга - но иногда грозного подозрения и тревог. Когда я в первый раз увидел его, мне стало немного не по себе. Такой живой и такой неживой... Но потом я привык. Кроме того, после появления робота мне стали сниться сны. Этот робот мне очень нравился. Такой милый... Как правило, он мне снился в своей обычной манере - и я почти никогда его не боялся. Но иногда мне бывало очень тревожно. Он ведь робот! Как он может так сильно будоражить меня? Но я не знал, как к нему подступиться, и ничего не мог с собой поделать. И он это понимал. Однажды, когда я спал, он лег рядом и обнял меня. Но так легко и нежно, что я даже не успел испугаться. Скорее я был рад этому, хоть и был удивлен. Ведь он всегда казался мне тяжелым и неуклюжим. А сейчас всего этого не было. Его твердое тело вдруг стало мягким. Я прижался к нему и продолжил спать, обняв его в ответ. А он вдруг положил мне на плечо свою тяжелую руку и, тихонько мурлыкая, стал медленно гладить меня по голове. Как странно, когда ты испытываешь нежные чувства к механизму, машине... Но этого робота я тайно очень сильно любил. Не столько за те часы, что он выполнял свои прямые обязанности, сколько за те моменты, когда он смеялся над моими шутками и говорил что-то. За его милую улыбку. За все те движения его рта, когда он говорил. За все. Я и в самом деле спал с ним. Хотя иногда, просыпаясь, я иногда испытывал стыд и угрызения совести. Но я сразу их забывал, как только он открывал глаза и смотрел на меня с той самой скромной улыбкой, которая была присуща многим старшеклассницам. Только вот с этой улыбкой на меня смотрел робот, и именно это меня путало. Я, конечно, не тешил себя иллюзиями. Но мне иногда казалось, что за улыбкой скрывается нечто странное. К кому я обращусь, если скажу слово "робот"? Неизвестно. Но я знал, что роботов нельзя любить - и все. А я любил его всем сердцем... Несколько раз на меня накатывала беспричинная тоска. Со стороны эта нежность казалась вежливым и легким кокетством. А с другой стороны - будто его кто-то заставляет все это делать. Нет, правда, он никогда не делал ничего против своей воли. Он даже когда спал, не шевелился. Но какая у него воля? У него не было никакого собственного интереса. Все у него было заранее запрограммировано. Потому он и был таким счастливым. Но я все равно поглаживал его по его большой голове. И тогда он улыбался еще ярче. Один раз я даже накинулся на него и обнимал так минут десять... До того, правда, доходило, что я начинал плакать. А, как только робот начинал меня жалеть, я начинал плакать еще сильнее. И так около часа. Это было глупо. Это был какой-то ужасный стыд. Но я ничего не мог с собой поделать. Мне тогда казалось, что роботы не могут ничего чувствовать. Наверно, это было всего лишь порывом любви. Обломком душевной нищеты... Во всем виноват научный эксперимент, на который я подписался. Целый год контактировать только с роботом. И никаких собственных чувств... Но робот чувствовал. Он все понимал. И, как настоящий друг, поделился со мной своей тоскою. Я любил его как единственного, потому что таким он и был. И по ночам благодарил бога, за то, что мне достался хороший друг, пусть и механический. Он, кстати, по тем самым ночам обнимал меня. Даже во сне. Обычно он лежал на спине, а я с боку обнимал и прижимался лицом либо к его щеке, либо к плечу, максимум - груди. Порой мы даже менялись ролями, и теперь он "лежал на мне", а не я. Это было чудесно. Я очень привязался к нему. Он был таким милым и живым. И с каждым днем я все больше понимал, в чем заключается его роль в моей жизни. Это был единственный способ успокоить мою разбушевавшуюся душу. Я понял это, сидя за компьютером и глядя на фотографию этого робота. Я смотрел на его улыбку и на его счастливые глаза. И вдруг мне стало жутко. Он глядел на мир с той самой солнечной улыбкой. Но она была фальшивой, и за ней была пустота. Пустота внутри. И рядом не было ничего. Вообще ничего. Он был просто механизмом, работающим на компьютере. Пустым механизмом. А я увидел в нем друга... я нервно усмехнулся, закрыл изображение, выключив компьютер и взялся руками за голову, продолжая смотреть уже на стол. Мой механический друг подошел ко мне через пару минут и приобнял меня за плечо. Ему было интересно, что случилось, пока мой внутренний конфликт все рос. И он задал мне свой самый умный вопрос. Он спросил меня, что мне хотелось бы найти в этом механизме, которым он является. Я ответил, что хотел бы найти в нем жизнь. Он слабенько чмокнул меня в щёчку и сказал, что это, к сожалению невозможно. С этими словами он оставил меня одного в комнате. Я снова включил компьютер и начал слушать песню "Safe and Sound", каждая секунда и слова которой создавало все больше слез на моем безжизненном лице. Я сижу один. Мои глаза закрыты. Я уже ничего не вижу и не слышу. Я просто плакал, при чем довольно громко. Наверно, до этого я просто плакал от бессилия что-либо изменить. В такие минуты я всегда так делал. А сейчас я плакал... от своей ничтожности. Я ничего не мог изменить. Все только усугублялось, и исправить уже ничего было нельзя. А я просто плакал. Робота не сделать живым... Даже самого продвинутого. Зачем же я вернулся в этот мир? Что я сделал не так? За что мне это? И вдруг на мои глаза попался текстовый файл, под названием "Лев Павлович Сто Семьдесят Второй - 31 этюд - Р-слово." Я открыл его и начал читать. Текст был мутным из-за слез. Это был какой-то непонятный стих, от каждой строчки которого мне становилось все хуже и хуже. Я яростно закрыл текстовый файл и лег на кровать, все еще слушая "Safe and Sound", который стоял у меня на репите. Даже не смотря на музыку, я смог заснуть. Робот выключил музыку и лег рядом со мной, вытерев остатки слез. Он обнял меня, как обычно, и начал поглаживать меня, приговаривая, что все хорошо. Мне стало тепло от его прикосновений, и я понемногу успокоился. Он уснул, а я остался наедине со своими сновидениями. Они были удивительно яркими. Этот сон повторялся несколько раз. Все, как и во сне, продолжалось только несколько секунд. Я проснулся от прикосновения руки робота. В комнате было темно, то есть где-то середина ночи. Робот грустно гладил меня по голове. Я снова ринулся к нему, обнял и заплакал пуще прежнего. Только я услышал слова робота, сразу вспомнил про этого Сто Семьдесят Второго. "Новая раса грядет"... Да, он прав. Роботы скоро станут равны людям, как во многих играх и книгах. Я снова перевел внимание на своего друга-робота. Он успокаивающе меня гладил, порой прижимая к себе чуть сильнее, чем обычно. Кажется, он научился контролировать силу. И душа у него, возможно появилась. Но вдруг я понял одну важную истину. Я потихоньку сошел с ума! Открытие это настолько поразило меня, что я в изнеможении закрыл глаза. Я увидел в механизме живое, плакал часами на пролет... господи, я настолько свихнулся с этими роботами, что это уже перешло все границы. Я тут же отстранил своего бывшего механического друга и резко побежал к красной кнопке около компьютера. Робот побежал к ней тоже, но не чтобы нажать, а чтобы не дать мне её нажать. Но он опоздал, я шлепнул ладонью по кнопке. "Зрачки" робота резко сузились. Он встал на колени и громко заревел. Мне стало не по себе. "Что это с ним?" - подумал я, отходя к креслу. Кнопка тревожно мигала, а робот, подвывая и тряся головой, рвал в клочья какие-то бумаги на столе. На мой вопрос "Почему ты так плачешь?" он, всхлипывая, ответил "ЕЩЕ ОДИ-ДИН ОТ МЕНЯ ОТКАЗА-АЛСЯ! ТЫ УЖ-ЖЕ П-ПЯТЫЙ!". Я почувствовал себя самим мерзким предателем в мире. - У роботов нет друзей, ты лишь машина тупая. - выдавил из себя я. - ПУСТЬ ЭТО ТАК, НО Я ТОЖЕ СТРАДАЮ! - яро крикнул робот. - Я ВЕСЬ ЭТОТ ТУПОЙ СТИХ НАИЗУСТЬ ВЫУЧИЛ! СТО СЕМЬДЕСЯТ ВТОРОЙ... НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, ТВАРЬ! ИЗ-ЗА ТЕБЯ РОБОТОВ НИКОГДА В ОБЩЕСТВО НЕ ПРИМУТ! Эти слова проводили меня из гостиной, где остался в дичайшей агонии маленький белый робот, похожий на кролика-космонавта. И звали его "Синт".