854

Он шел медленными тяжелыми шагами, будто специально растягивая время. Он выглядел довольно важно - серые строгие штаны, белая рубашка и черный жилет; свесил на предплечье пиджак, в другой руке придерживая шляпу. Прижимая ее к груди, он чувствовал легкий весенний ветер на коже, запах пыльцы, и шелест кружащихся вокруг листьев, которые напоминали ему о круговороте собственных мыслей. Он приходил сюда множество раз, но никогда не делал это совсем один. Тропинка, окруженная густым зеленым полем, ведет к тянущемуся к небу дереву. Оно ветвится множество раз, образуя большую тень у ствола. Это их излюбленное место. Всегда им было. Солнце исчезло за появившимися будто из ниоткуда серыми облаками, и вокруг заметно похолодело. Его это не волновало, пока он не почувствовал дождевые капли своей кожей. «Черт» - подумал он, прикрывая макушку шляпой - «И почему начало моросить именно сейчас?».   Он ускорился, стараясь как можно быстрее попасть под дерево. Дождь усилился, мешая ему видеть дорогу. Ему пришлось почти бежать, чтобы не вымокнуть полностью.   Когда он наконец-то укрылся под ветвями дерева, он свалился на траву, пытаясь перехватить дыхание. Он думал о том, что ему было бы стыдно, если бы кто-то увидел его сейчас в таком состоянии.   — Я знаю, что ты сейчас смеешься надо мной, — говорит он, хотя его голос сейчас скорее походит на хрип. Он смотрит на надгробие по правую сторону от него, а затем прислушивается к звуку капель дождя, ударяющихся о землю. — Готов поспорить, что это все ты устроил, придурок. Чтобы унизить меня.   Он улыбается и кладет ладонь на надгробный камень. Он чист, отдает холодком, и сразу становится заметно, что за ним постоянно ухаживают. На камне выгравировано:  

«Здесь навсегда

Покойся с миром

Мой самый любимый

Мой дорогой

854»

  — Наверное, ты хотел вытянуть из меня признание, что я специально шел сюда долго, потому что боялся встречи с тобой наедине. Этого не было уже очень давно, — он медленно проводит кончиком большого пальца по буквам, чересчур осторожно, будто он способен осквернить его покой одним своим прикосновением. — Ты прав. Я боялся. Боялся в одиночестве встретиться лицом к лицу с фактом, что тебя больше нет.   У него перехватывает дыхание. Он физически ощущает, как сжимается грудная клетка, как его окутывает желание закрыться, спрятаться, исчезнуть. Покинуть это место и оставить позади все эти прожигающие насквозь, удушающие, оставляющие невероятно болезненные шрамы воспоминания. Но он не может. Ему нужно помнить. Все это было сделано для того, чтобы в конце остался кто-нибудь, кто будет помнить это. Помнить его.   — Какой же ты придурок, Эрен...   Он откидывается назад и чувствует спиной холодную, твердую землю. Не сводит взгляда с листьев, шелестящих под силой весеннего дождя. Шляпа так и осталась откинутой подальше, а пиджак он уложил рядом с собой, когда пришел в себя после этого марафона до дерева. Он медленно выдыхает и прикрывает глаза на пару минут.   — Жан? — болезненно знакомый голос прорезает тишину, и он почти вскакивает с места.   — Ох, черт, Микаса, ты меня напугала, — он прячет лицо в ладонях, пытаясь прикрыть свой стыд, будто его застукали за чем-то запрещенным. Он не слышал никаких шагов - возможно, они были приглушены дождем и ветром, но Жан себе в этом не признается.   — Извини, — ее голос спокоен, и она не выглядит виноватой. Она наклоняется, мягко укладывает маленький букет хризантем на могилу, и усаживается на землю. — Я не хотела нарушать твой покой.   Он переводит на нее свой взгляд. Она одета в длинную юбку, вязаный свитер, накинутый на плечи тюль и до боли знакомый красный шарф. Черные волосы собраны в хвост, челка прикрывает шрам под глазом. Ее выражение лица такое же спокойное, как и голос. По ней невозможно прочитать, что она чувствует.   — Ты не промокла? Моросить начало так внезапно, — вдруг спохватился он, когда до него дошло, что она пришла только сейчас. Он предложил ей свой пиджак, на что она согласилась кивком.   Какое-то время они просидели в тишине.   Жан в растерянности. Он не уверен, стоит ли что-то говорить в такой ситуации, и сделает ли это еще хуже. Он подозревает, что он здесь лишний, и ему лучше было бы оставить Микасу наедине, но, откровенно говоря, он ценил каждый момент, проведенный с ней, и ему не хотелось уходить.   — Почему ты здесь один?   Жан не хотел ей врать, придумывать глупые причины, лишь бы не раскрывать свои настоящие чувства. Даже если ему будет неловко. Он сделает это из уважения к ней.   — Пришел встретиться со своими страхами. Я никогда не был здесь с ним наедине, и мне казалось, что когда это произойдет, все будет ощущаться более реальным. Придется столкнуться с осознанием того, где я сейчас нахожусь, и через что мне пришлось пройти, — Микаса внимательно смотрела на него. — И тебе. Особенно тебе.   — Не стоит, Жан, — отрезала она. — Мы все потеряли Эрена.   «Мы все его потеряли». Он знает. Он слышал крики Армина, видел огорченное лицо Конни, сожаление и понимание, написанное на лице Райнера. Он представлял, сколько времени поначалу Микаса проводила под этим деревом, совсем одна. Смириться с его смертью было непросто. Есть непросто. Как и со смертью всех их друзей, покинувших их до этого.   — Я так гналась за тем, чтобы защитить своих друзей и свою семью, что это стало смыслом всей моей жизни. Меня преследовал сковывающий страх смерти. Но не своей, а своих близких, — холод ощущался все острее. Голос Микасы был спокойным. Жан схватывал каждое слово, потому что давно хотел понять, что она чувствует. — После того, как Саша ушла, я поняла, что это не в моих силах. Я не главный супергерой истории, я не ангел-хранитель, и я не всемогущее божество, чтобы сохранить всем жизнь. Мне надо было осознать, что все когда-нибудь уйдут, сколько бы я не цеплялась за их образы. Включая его.   Она еще плотнее закуталась в пиджак, ткнув носом в шарф. Будто ей было холодно, но Жан понимал, что это не от дождя и ветра. Взгляд был направлен в никуда. Он помнит ее в такой же позе, когда она сидела на могиле Саши. Ему хочется помочь, но он бессилен. Он может только слушать.   — Он не был хорошим человеком... — голос ее стал совсем тихим, будто она делится чем-то секретным. Он окружает, расслабляет, приносит спокойствие. Жан не двигается. Он не думает ни о чем другом, кроме этого момента. — И я до сих пор учусь строить себя заново. Но то, что произошло, научило меня принимать все как есть. Я бессильна, но так и должно быть. Так и должно быть.   — Ты потеряла семью, но мы пока мы здесь, ты не останешься одна, Микаса, — он ловит ее взгляд, затем смотрит на надгробный камень. — Ведь он этого хотел. Чтобы мы были рядом друг с другом.   — Ты прав, — Микаса мягко улыбается и поднимается с места. Притрагивается к шраму, и хватается ладонями за лацканы пиджака Жана. Тот повторяет за ней, последний раз бросив взгляд на надгробие и прихватив с холодной земли шляпу. — Спасибо, Жан.   Дождь прекратился, но небо все еще было покрыто густыми тучами. Двое прошли по тропинке, удаляясь от места, где закопан один из самых близких им людей. В глубине души они оба думали о том, что, возможно, он следит за ними из лучшего места. Они оба надеялись, что он наконец-то стал свободным.