Вдоль берега

— Эй, Томми, — окликнул довольно высокий мужской голос, — Что думаешь насчёт небольшой прогулки вдоль берега? — Ничего против не имею. Волны, пенными шапками лезущие на тёплый песок, накрывали худые ступни двух парней, освещённые, будто даже благословленные бледно-белым нежным светом полной Луны. Вода прохладная. Остров, на котором они обосновались, был довольно живописным местечком, пусть и не очень большим в сравнении с покинутым континентом. Он был больше Глэйда, безусловно, и на том спасибо. Здесь росли дикие пальмы, берег был усыпан белым песком, закатное солнце пылало алым в назначенные часы. Природа была действительно живописна. Но особенно Томас любил океан. Этот бескрайний, перекрываемый лишь виднеющейся вдали фигурой гигантского корабля, горизонт внушал что-то вроде надежды. Вдруг кто-то смог спастись? — А что если нам попробовать сплавать на другие острова? Возможно там тоже кто-нибудь укрылся? Не можем же мы быть совсем одни, — Томас оглядел лагерь, подсвеченный жёлтыми огоньками лампочек. Не слишком-то много людей собралось, чтоб назвать их «человечеством». — Томми, ты реально чокнутый. Предлагаю не думать сейчас об этом, мы приплыли три дня назад. Глаза Ньюта были бездонной ямой. Стоит один раз взглянуть — провалишься в бесконечность и уже не сможешь без них. Казалось, они всегда наблюдают. Оберегают. Прикрывают.  Одобряют или сомневаются. А потом захватывают. Подчиняют. Вовлекают. Опьяняют. И пульс неровно бьется, и дыхание сбивается к чертям. Ньют — сраный наркотик, без которого Томас уже не может. — О чём ты предлагаешь подумать? Худые руки обвили шею брюнета. Запрещённый ход, которым Ньют постоянно выигрывал. По привычке — свои руки на его талию, даже чуть ниже, облокотить на бедренную кость, почти-торчащую из-под бархатной белоснежной кожи. Лоб ко лбу. Кончики носов едва соприкасаются. — Я предлагаю не думать вовсе. Обжигающий воздух между двумя слишком близко расположенными друг к другу лицами, шум морских волн, тёплый ветерок, треплющий волосы, бледное сияние далёких звёзд… Парни бы всё отдали, лишь бы остаться здесь навечно. Только вдвоём. Наплевав на катастрофы и вспышки, на испепеляющее солнце и косые взгляды. Они прекрасно понимали, что спокойной жизни им не достичь, поэтому довольствовались лишь одним мгновением этой ночи. Они нашли исцеление друг в друге давным давно, но не растеряли с тех пор ни крупицы. — Пообещай, что никогда меня не бросишь, — несвойственное голосу Томаса звучание разрезало тишину. Он нечасто заводил такие разговоры, нечасто говорил Ньюту, как сильно в нём нуждается, — Я без тебя не смогу. — Клянусь, мы будем вместе навсегда. До самого конца. — Я люблю тебя. Ньют был в шоке. На секунду он растерялся. Правда растерялся. Его снова выдавали бездонные глаза. Томас был весьма скуп на проявление чувств, точнее на их озвучивание, он скорее действиями показывал, как блондин дорог ему, и этого было достаточно, по крайней мере для Ньюта. Так вот, он слышал эту фразу впервые в жизни, впервые от человека, в которого до беспамятства влюбился, стоило ему подняться в железном лифте, стоило их глазам пересечься. Щёки обоих налились багровым румянцем, хорошо, что в тусклом неярком свете были видны лишь очертания лиц. — Я тоже тебя люблю. А в голове только одна мысль: «поцелуй меня». Фибрами уловив мольбу, Томас сомкнул небольшой промежуток, в который помещался лишь воздух, и коснулся губами обветренных губ Ньюта. — И всегда буду любить только тебя.