Особые отметины

      Хибики давно перестала утверждать, что не разбирается в тонкостях человеческих отношений, поэтому мысленно приказывает перестать врать в первую очередь самой себе и признать — что-то между Эллен и Оджи изменилось.       Возможно, ей именно что нужно было хорошо знать их обоих, чтобы это заметить.       Эллен, не делающая тайны из своей тактильности, к личному пространству Оджи относилась всегда (не считая начальных этапов, о которых предпочитает лишний раз не вспоминать) с уважением, а он оставался неизменным в своих редких контактах даже с близкими ему людьми — детство не так давно было, чтобы Хибики забыла, как её тогда ещё новый друг жутко смущался от таких простых жестов, казалось бы, как похлопывание по плечу или спине. Изменилось с тех пор мало — ко всем проявлениям дружелюбия со стороны Хибики Оджи относился радушно или по меньшей мере спокойно, но сам себе не позволил бы даже её руки коснуться, не получив на это разрешения.       От того очень странно было наблюдать, как в ранее крайне сдержанных на людях Эллен и Оджи словно озорство заискрилось.       Они едва ли себе позволяли в чужом присутствии за руки держаться в течение практически всего почти-года, что прошёл с тех пор, как они начали встречаться, и только в последние дни факт их отношений стал, наконец, заметен.       Разумеется, Хибики знала, что наличие любых — необязательно романтических — близких отношений подразумевает и наличие моментов, предназначенных только для двоих — взять хотя бы то, как слаженно работали в паре они с Канаде, без слов понимая, что нужно делать.       Однако в те моменты, когда Эллен — сначала лишь до ступора робевшая, а после придерживавшаяся преимущественно тактики «завлечь-поиграть и отбежать» — беззастенчиво, по-хозяйски уверенно берёт Оджи за руку, чтобы пойти рядом или повести за собой, украдкой обнимает со спины или наклоняется к самому уху, а всегда казавшийся на её фоне оплотом приземлённости Оджи возвращает возлюбленной почти что зеркальное отражение только им двоим понятного взгляда хитро прищуренных глаз и едва заметной довольной усмешки, у Хибики нет-нет да начнёт внутри что-то покалывать от неловкости.       Можно назвать это всего лишь закономерным развитием, но Хибики уверена — должно быть, случилось что-то значимое.       Настолько значимое, чтобы близкие контакты перестали быть чем-то из ряда вон выходящим.       Свои домыслы она держит при себе, ибо слишком непостоянна ситуация — вот проходит несколько дней, и возвращается словно бы всё на круги своя, а потом снова перещёлкивает где-то что-то ей не известное, и возобновляются чересчур личные переглядки и всё им сопутствующее.       По школе ползут приглушённые шепотки, мол, смотрите-ка, встречаются, и Хибики, слушая, всегда невольно ухмыляется: и от того, что давно знает (потому что помогала), и от того, что самих обсуждаемых это не волнует — слишком друг другом заняты во всех смыслах.       Хибики искренне рада — особенно за Эллен, прямо-таки поднявшуюся на новый уровень жизнерадостности, но периодически так и тянет её прямо, без обиняков спросить: и чем же это вы там занимаетесь?       Но спрашивать приходится не у неё: вынужденная однажды идти в школу одна, без приболевшей Канаде, Хибики к немалому удивлению замечает издали одиноко идущего по улице Оджи — редкая удача, его ведь теперь без своей подружки едва ли когда можно застать.       Хибики шустро равняется с другом.       — Привет, семпай.       Парень, будто само её присутствие не сразу осознавший, кивает, буднично поздоровавшись, и Хибики прекрасно видит, что мыслями он очень далёк и от утра, и от всего, что вообще вокруг происходит.       — Чего грустный такой? — решает прибегнуть она к всегда выручавшему её в таких ситуациях вопросу, в обычном порядке хлопнув друга ладонью по спине чуть выше лопатки, и от неожиданности едва не подпрыгивает, когда Оджи резко съёживается и глухо шипит сквозь зубы словно от боли.       Прежде, чем кинуться извиняться, Хибики с торопливым испугом осматривает свою ладонь, но крови на ней нет.       Оджи, слушая её несколько сбивчивые оправдания, между делом заново выпрямляется и, заглядывая за плечо, разве что ушибленное место осторожно потирает, и примирительно качает головой ещё до того, как Хибики заканчивает говорить.       Немного успокоившись, Хибики складывает за спиной руки и сочувственно кивает на его плечо.       — Ты где так умудрился?       Отняв ладонь от многострадального плеча и снова взявшись за лямку школьной сумки, Оджи как следует разгибается, бросив на Хибики быстрый взгляд и тянет едва заметную ироничную усмешку прежде, чем ответить:       — Кошка покусала.       Хибики снисходительно улыбается, скрещивая на груди руки — ну в самом деле, если уж хотел пошутить, мог бы и получше что-нибудь придумать.       — Ага, конечно. Большая, злая и страшная кошка.       — Почему сразу страшная? — с напускной обидой спрашивает Оджи, явно заметивший, что она ему не верит. — И не злая она уже давно.       У Хибики на обдумывание дальнейших своих слов останется не больше трёх секунд прежде, чем она непонятливо нахмурится и требовательно обернётся к нескрываемо довольному её смятением парню.       — Не поняла. Ты хочешь сказать, что?..       — Я не «хочу». Я уже всё сказал, — спокойно поправляет Оджи, спешно оглядываясь по сторонам.       Убедившись, что никого кроме них на улице нет, парень расстёгивает пару верхних пуговиц на пиджаке и совсем ненадолго оттягивает его и рубашку с того самого плеча, и Хибики этого достаточно, чтобы рассмотреть на якобы ушибленном месте ещё достаточно глубокий и свежий круглый след зубов.       Хибики, попросту неспособная свои искренние реакции утаивать, высоко поднимает брови, сжимает губы, и Оджи терпеливо ждёт, пока откровенно недоумевающее выражение в её округлившихся глазах станет хотя бы немного мягче.       — Тебе же было интересно, — без следа неловкости произносит парень, успевший застегнуть пиджак, и поправляет сумку, готовясь продолжить путь.       — Было, но такого я уж точно не ожидала, — прокашлявшись в кулак, с трудом вновь начинает шевелиться Хибики и быстро мотает головой. — Даёте вы, конечно.       — Между прочим, ты настаивала, — Хибики недовольно косится на Оджи, нарочито вложившему в свои слова тон, который должен был её пристыдить, и выглядит парень почти до раздражающего удовлетворённым. — Так что теперь не жалуйся.       После небольшого замешательства Хибики берёт себя в руки, решительно нагоняет успевшего несколько от неё удалиться друга и нарочито громко заявляет:       — Я, вообще-то, и не жаловалась, — шагнув к парню вплотную, она доверительно кладёт ему на плечо ладонь и, понизив голос почти до полушёпота, советует:       — А вот ты будь поаккуратнее. Сейчас укусила, а потом возьмёт да съест, кто её знает.       Оджи, ничего не ответив, лишь хмыкает неопределённо и кивает, а Хибики, аккуратно подтолкнув его вперёд, продолжает идти чуть позади и думает, что если и раньше заслуживала право хоть чем-то отплачивать друзьям за все моменты, вгоняющие её в краску, то теперь оно просто неоспоримо.       И пусть только Эллен ей попробует что-то против сказать.