A Woman of Independent Means/Самодостаточная женщина

Лондон, 1851 год.

Камердинер закашлялся, поднося ко рту носовой платок. — Боже милостивый, воздух сегодня такой сырой! — Действительно. — Может, мне пойти вместо Вас, Ваша Светлость? Драко Малфой, граф Уилтширский, наследник титула маркиза Винчестера, нахмурился, глядя на полированную деревянную коробку, стоящую рядом с ним в экипаже. — Спасибо, Робертс. Но, к сожалению, мое присутствие необходимо при… — он нахмурился. — Распаковке, милорд? — Именно. И поскольку мой отец в весьма недвусмысленных выражениях озвучил свою незаинтересованность в этом вопросе, ответственность, видимо, лежит на мне. От ведущегося вокруг строительства на дорогу вечно стекала грязь. После недельной непогоды Грейт-Рассел-стрит превратилась в реку грязи. Лошади пробирались по соседним переулкам, шагая по щиколотку в жиже, стряхивая дождевые капли с грив, фыркая и выдыхая завитки пара в не по сезону апрельский холодный воздух. Кучер графа подхлестнул лошадей. Колеса кареты сначала безрезультатно завертелись на месте, качнулись назад, а затем покатились вперед. Густой серо-зеленый туман, подкрашенный угольной пылью и приправленный пикантными ароматами испарений, исходящих от Темзы, пропитал город. Он делал фигуры, движущиеся по переполненным тротуарам, тусклыми, размывал очертания фасадов зданий из красного кирпича и мягко «обезглавливал» дома вдоль линии крыш. Можно было вообразить, что плывешь по течению в грустном сказочном сне, если бы не настойчивый запах лошадиного навоза и не маленький дерзкий газетчик-кокни, выкрикивающий на углу новости «Таймс». — Вот мы и на месте, сэр. Робертс выскочил из дверцы кареты, когда та остановилась, перешагнул через выделяющую пар навозную кучу конского «депозита» и начал прощупывать почву носком ботинка. — Вот здесь хорошо и твердо, сэр. Драко сунул коробку под мышку, прижал носовой платок к носу и рту и вышел из экипажа. Тротуар встретил его ботинок вульгарным хлюпаньем. Рабочий впустил Драко через железные ворота, и, сквозь туман и грязь внешнего двора он прошествовал к стройным белым ионическим колоннам Британского музея. Сеть строительных лесов оплетала южный портик. Самая верхняя платформа доходила до лицевой стороны фронтона, где из-под завесы строительного полотна доносились приглушенные ругательства и методичное металлическое позвякивание. Двое строителей в рабочих комбинезонах сидели на краю платформы, зажав трубки в зубах. — Эй! Поосторожнее там, Ваша Светлость! Драко, спотыкаясь, сделал два шага назад, когда мимо пролетела тлеющая пробка из набитого в трубку прессованного табака и рассыпалась дождем искр у его ног. — Мои искренние извинения, шеф, — крикнул один из мужчин. — Если бы я видел, что Вы там, я бы повременил с вытряхиванием своей трубки. Драко нахмурился и отряхнул свой жилет идеально чистой серой перчаткой из телячьей кожи. — Мы здесь работаем над Прогрессом Цивилизации, — крикнул второй мужчина. — Пожалуйста, проинформируйте лорда Рассела, что c этой возвышенной обзорной точки видно, как Цивилизация продвинулась настолько высоко, что в ясный день мы можем созерцать газы от нечистот с реки. Драко коснулся полей своей шляпы и пошел дальше, остановившись лишь для того, чтобы счистить грязь с ботинок о край бетонной ступеньки. Лондон перерождался, а вместе с ним перерождался и музей. Слышащиеся в отдалении удары молотка эхом отдавались в фойе, где порошки с сосновым ароматом и запахи растворителя перебивали зловоние тумана снаружи. Рабочие толпились во внутреннем дворе, перемещая банки с краской, передвигая пильных козлов и укладывая стопки досок. Пока Драко стоял, молча держа свою коробку и не зная, куда идти, раздался тяжелый удар топора по дереву, и послышались крики. — Осторожнее, Джерри, ты чуть не отрубил мою гребаную ногу! Драко поджал губы, раздумывая о необходимости вечерней ванны. — Лорд Малфой! Добрый день. Ничем не примечательный мужчина в тусклом сером костюме резво сбежал по лестнице в западном конце фойе, держа в руке зеленый сосуд с позолоченными ручками. — Мистер Картрайт, я полагаю, — сказал Драко. — Да! Приветствую! Сегодня на улице довольно хмуро, — ответил Картрайт. Он шмыгнул заложенным носом, переместил вазу в другую руку и указал на коробку Драко. — Это и есть завещательный дар? — Да. Драко протянул ему коробку. На краткий милосердный миг ему показалось, что дневное мероприятие завершено, и он сможет заглянуть к Бруксу пообедать и выпить бокал портвейна. — Превосходно! — Картрайт достал носовой платок и высморкался со звуком трубящей фанфары. — Ваш адвокат сказал мне, что для наследственного фонда требуется подробная расписка. — Да, — сказал Драко. — Все верно. Черт возьми! — Хорошо! Давайте пойдем и занесем ваши сокровища в каталог, после чего вы будете свободны. Звуки ударов молотка стихли, когда Картрайт провел Драко через дверь, вниз по лестничному пролету и по казавшемуся бесконечным лабиринту коридоров. Все было современным и новым: с бетонными полами и выкрашенными в зеленый цвет стенами, все еще выделяющими запахи льняного масла и скипидара. Они миновали более дюжины дверей со сверкающими латунными ручками и, наконец, остановились перед кабинетом в конце узкого и тускло освещенного коридора. — Вот мы и пришли. Картрайт постучал в дверь. От улыбки, которую он нацепил, набриолиненные штыки его усов изогнулись к ушам. Ничего не произошло, поэтому он постучал снова. По прошествии целой безмолвной минуты казалось, что ответа не последует. Его усы опустились вниз. — Интересно, если… ой! Дверь распахнулась с силой, достаточной, чтобы создать порыв ветра. Драко и Картрайт вздрогнули, и последний дополнил свое удивление легким: — Ах! В дверях стояла молодая женщина, изогнув бровь в безмолвном вопросе. Первой мыслью Драко было то, что это одна из уборщиц музея. Но выражение ее лица было таким откровенно нетерпеливым и совершенно лишенным какого-либо намека на то, что она распознала его социальное положение, не говоря уже о выказывании ему почтения, что он был вынужден пересмотреть свое мнение. Она была одета как старшая экономка в Малфой-мэноре: в простое темно-синее льняное платье и жесткий белый фартук. К поясу фартука была пристегнута простая серебряная цепочка. Ее застежка была выполнена в виде свирепой львиной головы. А на брелоках цепочки висели часы, острые ножницы, связка маленьких ключей, сумочка из серебряной сетки и различные практичные инструменты. Швея? Возможно. Глубоко в недрах Британского музея? Хм. Пока Драко наблюдал за ней, из ее прически выбился локон и упал на один глаз. Она дважды помотала головой, но, не в силах убрать локон таким образом, поджала свои дерзкие розовые губки и дунула на него. Наконец она убрала его к виску тыльной стороной запястья. Локон дерзко занял свою прежнюю позицию. Похоже, не дочь джентльмена. Она была ни высокой, ни миниатюрной, ни темнокожей, но и не бледной. В ней не было ничего примечательного. Ни в изгибе ее носа, ни в пухлости губ, ни в густоте ресниц, ни в блеске ее кожи, ни в любом другом признаке женской красоты, которые Драко привык наблюдать. Чего у нее явно было в избытке, так это светившегося в ее темных глазах ума и угрожающего мятежа вьющихся каштановых волос. Они окружали ее голову как катастрофический ореол, подсвечивающийся лампой, стоящей в комнате, и выбивались из тщетно сооруженного пучка. Очаровательная россыпь веснушек украшала ее нос. — Добрый день, мистер Картрайт, — поприветствовала она. Драко отметил, что ее голос был по-деловому резким и решительным. — Приношу свои извинения, — продолжала она. — Я была занята козлами. Заметив сосуд в руке Картрайта, она ахнула. — Ах! Это французская ваза? Она протянула руку, и Картрайт передал ей вазу за одну из позолоченных ручек. — А Вы, должно быть, мистер Малфой, — сказала она, поворачиваясь к Драко. — Я — Гермиона Грейнджер. Она протянула ему свободную руку для рукопожатия. Драко воззрился на нее. Поскольку к нему обратились неподобающим образом, он вообще ничего не собирался говорить, но был сам себе удивлен, произнеся: — У нас в поместье есть ваза, почти идентичная этой. В глубине шкафа. Все трое воззрились на вазу. Сцена, нарисованная на видимой им стороне, изображала молодую пару, занятую довольно экстравагантным выражением эроса. — Точно такая же, как эта? — с сомнением спросил Картрайт. — Эм. — Он кашлянул в кулак, отчего его усы задрожали. — Мисс Грейнджер, — пылко продолжил он. — Лорд Малфой привез коллекцию своего дедушки. — Первую часть из его коллекции, — добавил Драко. — Насколько я был осведомлен, есть и еще. Не пожатая рука мисс Грейнджер висела в воздухе так долго, что на ее лице отразилась буря раздражения. Драко практически мог видеть крошечные молнии, сверкающие в районе ее висков. Она опустила руку, затем вытерла ее о фартук. — Ну хорошо, — сказала она. — Заходите, и мы начнем. Она развернулась на каблуках, на что цепочка откликнулась звоном, и махнула им рукой следовать за ней в комнату. — Ну, — сказал Картрайт. — Не стесняйтесь посылать за мной, если у вас будет такая нужда. Но, — он промокнул носовым платком под носом. — Вы в очень умелых руках, Ваша Светлость! — Прошу прощения? — Драко подавил необъяснимую волну паники, возникшую при мысли о том, что его оставят наедине с этой пышноволосой Астрапой, богиней молний в платье экономки. — Вы уходите? Но Картрайт уже спешно прошел по коридору и свернул за угол. Драко повернулся, чтобы посмотреть на мисс Грейнджер через открытую дверь. Каждое уверенное и энергичное её движение говорило о том, что комната принадлежит ей. Какое дерзкое непочтительное создание. Она суетилась рядом с выстроившимися вдоль стен высокими шкафами c бесконечными ящиками и стеклянными дверцами. Каждая латунная ручка и табличка были промаркированы аккуратным почерком. Поставив вазу на полку, рядом с полудюжиной других фарфоровых предметов, она достала из ящика тонкие белые хлопчатобумажные перчатки, натянула их на руки и стала убирать металлические фигурки со стола, расположенного в центре комнаты. Драко смотрел, как она убирает маленького медного козла. Его огромные рога почти касались спины, и у него была пара огромных… Драко резко отвел взгляд. Какой бы раздражающей ни казалась эта женщина, разрешение обращаться с подобными артефактами в отсутствие квалифицированного специалиста свидетельствовало об огромном доверии со стороны музея. Это, без сомнения, выставляло ее в очень лестном свете. Потребуется некоторое перевоспитание — для начала снизить уровень агрессии, если она сможет с этим справиться, конечно… В то же время он задумался, сможет ли щедрая заработная плата, которая предлагается в Мэноре, убедить ее присоединиться к штату его сотрудников. Она сложила каждую медную фигурку в широкий неглубокий ящик. Как только со стола было убрано, она энергично подмела его ручной метелкой, а затем вытерла поверхность влажной тряпкой, пахнущей уксусом. Типичное поведение экономки. Драко опустил плечи и расслабился. Какой бы начинающий куратор ни был назначен для оценки завещательного дара его деда, он мог появиться в любой момент. — Прошу простить меня за беспорядок, — сказала мисс Грейнджер. — Утро выдалось очень напряженным. — Ничего страшного. Могу ли я ожидать появления куратора в ближайшее время? Я намеревался отобедать в клубе. Она остановилась и посмотрела на него. — Я буду принимать Ваши предметы, мистер Малфой. Он вытянул шею вперед, как если бы не расслышал ее слова как следует. — Что Вы сказали? — Я и есть куратор, который будет описывать Ваши предметы. Я уже почти готова начать, если Вы дадите мне минутку. И я абсолютно уверена, что Вы сможете отправиться в свой клуб в течение часа с описью на руках. — Вы наняты… — Драко абсолютно не сумел скрыть своего недоверия. — Чтобы работать непосредственно с артефактами? Мисс Грейнджер дернула за ручку ящика стола, выдвигая его. — Да, — ответила она. — Боюсь, что так и есть. — Тысяча извинений, мисс Грейнджер. Должен ли я понимать, что Вы и есть тот человек, которому поручено принять завещательный дар моего дедушки? — Так и есть, мистер Малфой. — Лорд Малфой. — Что? С его первых шагов няньки следили, чтобы он держался прямо — как подобает джентльмену. Но сейчас он придал своей и без того чопорной осанке предельную прямоту и вздернул подбородок. — Надлежащая форма обращения при разговоре с графом — Лорд, — Драко прибег к великодушному разговорному тону. Не было необходимости говорить с ней резко. Ему всего лишь требовалось исправить невежественную оплошность. — На нашем уровне знакомства Вы можете обращаться ко мне лорд Малфой, или милорд, или Ваша Светлость. Она моргнула три раза. Он посчитал. — Примите мои извинения, Ваша Светлость, — ответила она. Драко впервые в жизни узнал, каково это — быть оскорбленным манерой произнесения почтительного обращения к себе. Глубоко вздохнув, она достала блокнот и перьевую ручку, положила на стол прямоугольный лоскут гладкого черного бархата и начала аккуратно раскладывать медные инструменты вдоль края стола. Наконец она остановилась и скрестила руки на груди перед собой. — Не хотите ли поставить свою коробку на стол, лорд Малфой? — Должно быть, здесь какая-то ошибка, — Драко не двинулся дальше в комнату ни на шаг. На его спине выступила испарина. — В своем завещании мой дедушка указал, что содержимое этой коробки… деликатного характера. — Я прекрасно это осознаю, мистер … лорд Малфой. И снова Драко поморщился от того, как глубоко неуважительно она произнесла свое обращение. — Я думаю, что вы сочтете мои нравственные качества и интеллектуальные способности удовлетворительными, чтобы выдержать содержимое этой или любой другой коробки, которую вы способны предъявить, — сказала она. Она со щелчком открыла крышку часов, висевших у нее на поясе, посмотрела на циферблат дольше, чем казалось необходимым, затем захлопнула крышку. Безмолвно и совершенно ясно она дала понять, что он отнимает ее ценное время. Что за невыносимая маленькая экономка, черт возьми. Драко чопорно вошел в комнату и разместил коробку на столе, рядом с бархатной тряпкой. Затем сделал шаг назад и повертел шляпу в руках. Он, действительно, не знал содержимого коробки. Но, если судить по нескольким предметам, которые его дед считал приличными для выставления на всеобщее обозрение в Мэноре, все содержимое, которое, по мнению деда, должно было оставаться спрятанным в деревянной коробке, безусловно, было непристойным для обозрения двумя не… Была ли она замужем? Он попытался разглядеть очертания кольца под ее перчатками. — Мисс Грейнджер, вы сказали? — Все верно. Значит, не замужем. Хорошо, подумал он. Нет, совсем не хорошо. Маленький латунный зажим удерживал шкатулку закрытой. Она открыла его, потом подняла крышку, и комнату наполнил характерный сладкий аромат пчелиного воска. Со своего места Драко смог видеть гнездо из бумаги, которой коробка была набита до краев. Она — незамужняя швея-куратор в мрачном подвале музея, с ясными глазами, непокорными волосами, ящиками, полными щедро одаренных природой козлами, и вызывающими опасение острыми ножницами под рукой — начала распаковывать то, что было внутри. Он затаил дыхание. Как представитель рода Малфоев Драко ставил приличия превыше почти всех остальных ценностей. С малых лет ему твердили, что благопристойность и соблюдение норм приличия ограждают влиятельных мужчин от острых языков высшего общества, от нравственного падения и, что особенно важно, от потери титулов и собственности в пользу недостойных этого других наследников. Быть вынужденным пожертвовать своей честью и честью этой незамужней экономки ради своего глубочайшего чувства долга было отвратительным. В то же время он был непреложно связан родственным долгом со своим дедом и более корыстным обязательством со своим кошельком. Абраксас пожелал, чтобы его завещательный дар был передан музею без риска кражи или ущерба. Это желание было столь ярым, что его завещание предписывало немыслимый набор условий. Один из наследников Абраксаса (Люциус или Драко) требовался в качестве свидетеля при передаче полудюжины ящиков со скрытыми в них артефактами. После получения подробных расписок за каждый из них, подписанных присутствующим наследником и ответственным сотрудником музея, поместье должно было выделить каждому по пять тысяч фунтов стерлингов. По меркам поместья Малфоев это были карманные деньги, но они обеспечили бы Драко комфортом гаванских сигар, виски бочковой выдержки и игрой в карты время от времени. — И что именно вы делаете для музея, мисс Грейнджер? Наедине с женщиной и коробкой Абраксаса, ее профессиональный статус как никогда казался важным. — Моя основная область специализации — римские артефакты, — она вынимала бумагу, сверток за свертком, тщательно следя, чтобы каждый из них был пустым, прежде чем отложить его в сторону. — Но они определили меня сюда, вниз, принимать, каталогизировать и складировать всевозможные виды артефактов. Шумерские, скандинавские, японские, французские. — Она кивнула головой в сторону зеленой вазы. — Если какой-то предмет вызывает недовольство в другом отделе, он попадет в мой кабинет, чтобы быть забытым. Вынув треть содержимого коробки, она, наконец, извлекла более увесистый сверток, упакованный с заметной бережностью. — Ну, привет! — сказала она свертку. Тот был длинным и узким, больше половины длины предплечья мисс Грейнджер, и расширенным с одного конца. Она положила сверток на свою бархатную подстилку и отогнула край бумаги. Легкими как перышко прикосновениями она разворачивала упаковку — одно внимательное движение за другим. В тот момент, когда предмет показался на свет, она ахнула. — Что это? — спросил Драко. Медленно и благоговейно она подняла предмет. Позже Драко подумает (выгнав Тео из своего любимого кресла в клубе и проведя полчаса с бокалом портвейна двадцать седьмого года в руке и посасывая сигару для успокоения), что бывают моменты, когда наступает настоящий кризис духа. Сейчас был один из таких моментов. Драко не был девственником. Это был непреложный факт. И, если только у кого-то не было особых склонностей, которых у него точно не было, акт любви совершался приватно. И, в его случае, только вслучае крайней нужды и с немалой степенью угрызений совести — с непостоянными актрисами, похотливыми вдовами и с горящими желанием привлекательными служанками среднего возраста в туалетных комнатах в загородных поместьях других мужчин. Его собственные скромные похождения заставляли Драко, в половине случаев, красться в церковь в поисках отпущения грехов. Предаваться разврату с женщиной, подходящей под критерии невинной, в уборной, гостиной, спальне или любой другой комнате было просто неприемлимым. Даже намека на нарушение приличий в отношении не подходящей для этого женщины было достаточным, чтобы все тело покрылось испариной. Но, чтобы гарантировать, что мужчина не предпринимает неподобающих действий в отношении не подходящей для этого женщины, необходимо было определить, с какого типа женщиной он идет на контакт. Внезапно у Драко возникла острая необходимость это знать, потому что… Мисс Грейнджер держала в руке пенис. Она с большой осторожностью вынула фаллос из бумажной упаковки и положила его на стол. Затем достала из коробки второй сверток и тоже развернула его. В нем был еще один фаллос, но поменьше. Она положила его рядом с первым, прежде чем профессионально и нежно похлопать по каждому из них в знак одобрения. Вылепленные из бледно-желтого пчелиного воска, они были изящными и полыми внутри, но выполненные с такими подробными деталями, что Драко поймал себя на том, что визуально прослеживает толстую вену, идущую от тяжелой восковой мошонки одного из членов до его полностью раскрытой головки. Мисс Грейнджер разговаривала, и, по-видимому, с ним. — …никогда не видела таких прекрасно сохранившихся образцов. — Что? — прохрипел Драко. У него пересохло во рту. Она проигнорировала его и продолжила разворачивать пенисы его дедушки. Они лежали в ряд на ее ткани, словно тела праздных людей, нежившихся под солнцем на берегу. На одном конце ряда лежал плотный маленький приятель, дремавший в своей крайней плоти. А на другом — последний из, в общей сложности, пяти пенисов. Это был титан с глянцевой маслянисто-белой поверхностью, с воинственной колоколообразной головкой, выпиравшей из препуциального мешка, и огромными яйцами, которые легко могли бы породить половину населения Помпеи. — Во имя всего святого, что это такое? — спросил он. — Вы вообще меня слушали? Голова Драко была занята кошмарными картинами того, как он попал бы в дорожно-транспортное происшествие, сидя рядом с коробкой, полной пенисов. Его лошади убежали бы, экипаж разбился вдребезги, а его труп лежал бы в дорожной грязи с открытыми к Господу глазами, окруженный рассеянной вокруг армией восковых членов всех форм и размеров. Каждый увидел бы это, а затем прокомментировал данное событие. Об этом говорили бы в каждом бальном зале, гостиной и бильярдной Лондона, и ничего, что он когда-либо сделал в жизни, больше не имело бы значения. Он бы превратился в «того парня, что разъезжал по Лондону со своей коробкой пенисов». — Вотивные дары, мистер Малфой, — сказала она. — Богу плодородия Приапу. Ваш дедушка оставил пояснительную записку. Она подняла письмо, написанное рукой его деда. — Приапу, — эхом отозвался Драко. — Да. Она начала измерять члены и делать пометки в своей книге. — Десять целых, семьдесят четыре сотых сантиметра, — бормотала она себе под нос, работая. Она даже высунула кончик розового язычка, чтобы увлажнить уголок своей довольно пухлой нижней губы. Успешно определив длину крошечного дружка, она переключилась на набор штангенциркулей. — Ширина… — она что-то нацарапала ручкой. Драко невольно вспомнилась французская кокетка с маленькой грудью, с которой он познакомился во время своего Гранд-тура. Она была натурщицей художника и кормила Драко пралине, поила горячим вином и пьяно говорила, что он напоминает ей Орфея. Но не могла привести никаких доказательств в поддержку своего сравнения. Она была с художниками и принцами, торговцами и мастерами. Драко был изрядно расстроен, когда, вместо него, она выбрала лечь в постель с Тео. Анна-Сюзетта, судя по всему, была способна на поразительные свершения. Но ни одно ее действие не смогло бы шокировать его больше, чем зрелище в лице мисс Грейнджер, измеряющей тканевым сантиметром огромный антикварный пенис, слегка отдающий ароматом лавандового меда. — Двадцать три целых, шестьдесят две сотых сантиметра. Драко не был обладателем члена длинной в двадцать три целых, шестьдесят две сотых сантиметра. И, глядя на него, Драко был абсолютно уверен, что не хочет такой. Зато у обескураживающей мисс Грейнджер он был. Держа пенис на свету, восхищаясь внушительной длиной и зажимая ствол своим латунным штангенциркулем, чтобы измерить ширину, она заявила: — Шесть целых, двадцать пять сотых сантиметра. Это был чертовски огромный член. — Как так вышло, что Вы стали штатным экспертом по фаллосам? Драко чуть было не оглядел комнату в поисках человека, который это произнес. Несмотря на то, что почувствовал и услышал, как слова вырвались из его собственных уст. Она взглянула на него своими блестящими темными глазами, а затем прищурила их, выказывая недовольство. — Я не эксперт по фаллосам. Я одна из нескольких экспертов по римской античности, одна из двух сотрудников, заинтересованных в правильной каталогизации коллекции музея, и единственная, кто не жаловался, когда меня просили хранить предметы спорного характера в своем офисе. Зажимая устрашающий ствол в одной руке, кончики пальцев которой не сходились по окружности, она начала измерять размеры яичек. Драко смущенно заерзал. О милостивый Боже. Она помечала размеры яичек в своей книге, а ее губы приоткрылись от сосредоточения. Драко прикрыл шляпой перед брюк и немного их одернул. — Как случилось, что вы стали экспертом по римской античности? — спросил он. Следующим пунктом были бирки. Она склонилась над стопкой маленьких карточек, подписывая ярлыки своим красивым почерком. Дар Приапу №1. Дар Приапу №2. Еще одна прядь непослушных волос выбилась из ее пучка, на этот раз на затылке. Локон скользнул вниз по ее плечу и повис в воздухе, бойко отпружинив. — Так же, как и большинство людей, — ответила она. — Путешествия по Италии. Чтение и учеба. Она оставалась краткой и отрывистой в своих ответах. Драко даже отчасти пожалел, что не пожал ей руку. Ее цепочка зазвенела, словно назойливые колокольчики, когда она повернулась за какой-то бечевкой. Далее в поле зрения появились устрашающие ножницы, чтобы нарезать бечевку на отрезки. Затем она привязала бирки к каждому члену в том месте, где ствол соединялся с яичками, завершив действо аккуратными бантиками. — Правильно ли я понимаю, что Вы получаете зарплату за эту работу, мисс Грейнджер? Склонившись над блокнотом с ручкой в руке, она фыркнула. — Всё верно, Ваша Светлость. — А Ваши родители не возражают? — Мои родители? — она подняла глаза и пригвоздила его взглядом. Драко осознал, что ее волосы пронизаны невидимым электричеством присущего ей взрывного характера. Боже, как он хотел вывести ее из себя. Он хотел увидеть, как она будто искрится, опаляет всё вокруг и сияющей электрической дугой освещает жизнь. — Именно. Я не думаю, что чьи-либо отец и мать одобрили бы, чтобы их образованные дочери обращались с предметами непристойного характера. — Только их необразованные дочери? Драко рассердился. — Я не имел в виду… — Нет, конечно, Вы не имели этого в виду. В любом случае мои родители сейчас в Австралии. И, прежде чем Вы спросите, нет. Они не преступники. — Тогда, без сомнения, Ваш опекун должен возражать? Он чувствовал крайнее раздражение, что тот, на ком лежала ответственность за эту женщину, проявил такую небрежность в ограждении ее от крайне неподобающего занятия. Если бы она была под его покровительством — конечно, не в качестве жены — это было невозможно, даже смехотворно, а как его подопечная, например, — она была бы занята благонравными приятными увлечениями. С ножницами или без, ей, вероятно, не пришлось бы по душе рукоделие. Ее руки казались немного маленькими для игры на фортепиано. Возможно, верховая езда. Несомненно, он бы сопровождал ее на лекции и концерты. Время, проведенное за совместным чтением, было бы блаженством. Она могла бы сидеть у него на коленях, пока он читал вслух. Содействие его собственным научным исследованиям стало бы безопасным способом интеллектуальной стимуляции, если бы она в этом нуждалась. Да-да, именно так. Драко как наяву мог видеть ее, склонившуюся над его рабочим столом в библиотеке, оглядывающуюся через плечо и умоляющую его с милой женской почтительностью придержать ее руку, пока она наливает чернила из баночки. Очевидно, что больше не было бы дискуссий о фаллицизме и генеративных принципах античности. Но если бы она находилась под его покровительством, он бы посоветовал ей подходящего брачного партнера. И, конечно же, ни один достойный мужчина не помешал бы ей свободно овладевать искусством плотских утех, как только она оказалась бы в безопасности брачного ложа. — У меня нет опекуна, — она обошла вокруг стола, позвякивая цепочкой, и резко протянула ему листок бумаги. — Вот, пожалуйста. — Что Вы имеете в виду, говоря, что у Вас нет опекуна? — Боюсь, что я полностью в своей власти, милорд. Оплачиваемая работа, по-видимому, была неизбежна в тех стесненных обстоятельствах, в которых она оказалась. Но то, что она была брошена одна в мире, будучи вынужденной за зарплату держать в руках тысячу членов Приапа перед любым мужчиной, который входил в комнату, было возмутительно. Драко внезапно захотелось придушить своего собственного мертвого развратного дедушку. В тот самый момент он принял решение. Он принесет в жертву столько обедов у Брукса, сколько потребуется. Ни при каких обстоятельствах Люциус не станет свидетелем унижения этой несчастной девушки непристойностями из поместья Малфоев. Она помахала перед ним листком бумаги. Это была его расписка. — Возможно, Вы захотите найти Картрайта и тоже попросить его расписаться, на случай, если тот, кто потребует расписку, предпочтет не узнавать мою подпись, — она протянула ему ручку. — Вот, держите, если вы сами хотите расписаться, прежде чем уйдете. Его рука одеревенела, когда он взял у нее бумагу, а ноги самовольно прошаркали к столу. Драко машинально поставил свою подпись внизу страницы, затем сложил бумагу и сунул ее в карман пиджака. Он сделал шаг назад и посмотрел на мисс Грейнджер. — Их пять, — сказал Драко. — Пять чего? — Пять ящиков. И я понятия не имею, что в них. — Хорошо, — ответила она. — Если их содержание будет иметь схожий характер, я уверена, что их исследование будет в моей зоне ответственности. — Угу. — Тогда хорошего дня, Ваша Светлость, — мисс Грейнджер ни на мгновенье не переставала искриться и потрескивать от этой особенной бурлящей энергии. — Приятного Вам обеда. — Благодарю. Он вдохнул, взглянул на «сокровища», все еще лежавшие на столе, и с тревогой осознал, что, вероятно, проведет остаток своей жизни, возбуждаясь от запаха пчелиного воска. — Нужно ли мне проводить Вас? — спросила она. Драко в этом не нуждался, но все равно ответил утвердительно. Они повторно прошли по лабиринту коридоров. Он следовал за ее шелестящими прагматичными юбками, ее позвякивающими ножницами и часами и ее совершенно невообразимыми волосами, пока они не дошли до Картрайта, поднимающегося по лестнице. — Ну, как? Все прошло хорошо? — спросил тот, ставя свою подпись поперек расписки. Драко, свежепосвященный в культ непристойных предметов, отметил, что Картрайт не спросил, что было внутри коробки. — Думаю, да. Благодаря мисс Грейнджер и ее умелым… Драко собирался пожать ей руку перед уходом, но, повернувшись, увидел, что мисс Грейнджер стремительно уносилась прочь через дверь, ведущую на цокольный этаж, даже не попрощавшись. — Будет ли она принимать все экспонаты моего дедушки? — спросил Драко Картрайта, пока они шли к парадным дверям. — Мисс Грейнджер? — его усы поникли. — Я полагаю, что да. Это не будет для Вас проблемой? Драко открыл дверь в надвигающийся снаружи туман. — Нет, — ответил он. — Это будет вполне приемлемо. Он, спотыкаясь, пробрался через грязный двор и обнаружил Робертса, спящего в экипаже. — Ох! Прошу прощения, милорд, — пробормотал тот. — Чертовы пары немного утомляют. Покончили с коробкой? — Да, слава Богу. Больше никакого риска умереть на улице, среди приапических руин. Драко схватился за край сиденья, когда карета тронулась с места. — Робертс, — позвал он. — Вы знали, что они нанимают женщин для работы с экспонатами в музее? Робертс зевнул, когда карета забуксовала, а затем скользнула в левый поворот на Блумсбери-стрит. — Я полагаю, вы обнаружите, что женщины заняты в самых разных профессиях, Ваша Светлость. — Да, но...— Драко наклонился вперед и, делая акцент на своих словах, развел руками. — С козлами, понимаешь. И с вазами. — Я не уверен, что разбираюсь в козлах и вазах, милорд. Драко откинулся на сиденье и забарабанил пальцами по коленям. — Это шокирует. — Звучит так. Сырой и пахнущий плесенью город проплывал за окном. Драко позволил своим глазам закрыться, и перед его внутренним взором нарисовалось видение. Он увидел тосканский берег и профиль босоногой девушки на его фоне. Позади нее яркое мраморное Средиземное море сливалось с безоблачным небом. Только она была не одной из множества безликих bella signorinas, проходящих мимо как элементы декораций в его Гранд-туре, а была дерзкой уверенной в себе мисс Грейнджер. Ее глаза сияли, а волосы, локон за локоном, выбивались из пучка, пока вся их темная масса не упала и не была откинута на сверкающее плечо. Драко услышал эхо ее голоса. Путешествия по Италии. Чтение и учеба. В этом сне наяву она не была той деловой сосредоточенной женщиной, которую он видел в музее. Она выглядела загорелой и свободной, ее щеки раскраснелись от вина, а плечи были расслаблены. Он вложил ей в руку книгу, и его грудь наполнилась ленивым спокойным теплом. Послышался далекий звон, похожий на колокольчики или цепочку на поясе для ключей, а затем она повернулась к нему и улыбнулась. — Робертс? — позвал Драко, не открывая глаз. — Да, милорд? — Мне нужно принять ванну.