-~-
Никто точно не знает, к чему приведет приключение. Никто не знает, что их ждет, когда они отправляются в приключение, особенно такое, которое может иметь так много потенциальных результатов. Когда Сонхва показал ему фотографии и записку, Хонджун сразу понял, что должно произойти что-то большое. Он просто знал, глядя на Сонхва, который выбежал из их общей спальни и побежал по коридору, крича чуть ли не во весь голос, что им всем нужно уйти — без сомнения, напугав всех остальных в их маленьком пляжном домике, — что Сонхва наконец смог освободиться. Хонджун вспомнил корабль. Он помнил, как их всех раскачивало из стороны в сторону, что очень успокаивало его, когда он пытался заснуть всю ночь. Но он также помнил, что Минги чаще выбрасывал верхнюю половину тела за борт лодки, потому что всё это вызывало у него сильную морскую болезнь. Было мило смотреть, как Юнхо гладил его по спине, каждый раз с выражением отвращения на лице, но всё же помогал своему товарищу-гиганту в те мучительные дни. То, что произошло тем утром, когда он проснулся и обнаружил, что стоит на корабле без каких-либо других вещей, кроме одежды на его теле и лома, который дал ему Сонхва, – было размыто. Были крики и плач, много запутанных моментов, пока все не поняли, что они уходят, как и планировали. Вместе. Они снова будут вместе, страх Сонхва перед необходимостью смотреть, как они все уходят, за исключением Хонджуна, был отодвинут в сторону, потому что он смог понять, что пляжный домик не был тем, что удерживало их вместе. Определение Сонхва того, что означает дом, немного отличалось от определения Хонджуна — старший думал, что дом — это физическое место. Он думал, что если он оставит его, всё чувство безопасности и здравомыслия, которые у него остались, мгновенно рухнут. Хонджун понимал это лучше, чем ему хотелось бы признавать. Они провели на корабле, казалось, годы, ночь за ночью и день за днем, занимаясь одним и тем же. Океан никогда не кончался, к такому выводу пришли все они. Пришло много людей, больше, чем изначально думал Хонджун. Народу было немного, но тем из них, кто давно не видел большого количества людей, приходилось привыкать. По большей части они держались особняком, втискивались в одну комнату и спали вместе, в то время как все остальные, казалось, хотели пообщаться. Хонджуну нравилось смотреть, как Уён прижимается к боку Сонхва, щека младшего прижимается к плечу Сонхва, без сомнения, пуская слюни на него посреди ночи. Это всегда помогало Хонджуну вспомнить то время, когда-то много-много лет назад, когда он отправился на свою первую миссию с Сонхва. Это было в то время, когда они отправились в лабораторию, чтобы найти лекарство, в существовании которого они даже не были уверены. Хонджун вспомнил, как сидел возле маленького магазинчика, в котором собрались все остальные, стеклянная дверь была заперта, так что он только что сидел снаружи и смотрел на восход солнца. Он вспомнил, как посмотрел через стекло и увидел Сонхва и Уёна, прижавшихся друг к другу в углу. В то время его отношения с Сонхва были ужасно напряженными, они не могли находиться в одной комнате, не желая перегрызть друг другу глотки. Он ненавидел себя за то, как вел себя тогда, но это было в прошлом, и он ничего не мог сделать, чтобы изменить это. Он помнил, как видел, как Уён цеплялся за Сонхва, ища любую часть утешения, которую старший был бы более чем готов дать. Но он также помнил, как его глаза встретились с глазами Сонхва через стекло. Он помнил это напряжение, такое сильное и тяжелое, что он знал, что оно душило их обоих. Он также вспомнил, что сначала отвел взгляд, когда чувство ревности стало слишком сильным в его груди, видя, как Уён мог держаться за более высокого мужчину и мирно спать перед днем, который был наполнен кровопролитием, как никакой другой. В тот момент он был так ревнив и, может быть, немного расстроен, что казался изгоем среди них всех. Это полностью его вина — он изгнал себя из-за собственных эгоистичных страхов. Он прекрасно знал и понимал это, но всё же отказывался принять это. Но по прошествии лет он больше не ревновал, видя, как Уён садится и прижимается к Сонхва. Хонджуну нравилось наблюдать, как младший обхватывает руками и ногами старшего, пока тот спал, то и дело прижимаясь носом к его груди, а затем наблюдал, как Сонхва время от времени подсознательно притягивает младшего ближе. Они и не подозревали, что в последнюю ночь их долгого путешествия на корабле Хонджун наблюдал за тем, как они спят, из угла их комнаты. Некоторое время они находились там втроем, потому что Чонхо, Ёсан, Сан, Минги и Юнхо решили остаться на главной палубе на некоторое время после того, как им был подан ужин, чтобы поболтать с другими выжившими и обменяться историями и опытом. Хонджун сидел на стуле, наблюдая, как Сонхва и Уён удобно спят на раскладушке (слишком маленькой для них обоих, но им было всё равно). Он наслаждался тишиной и периодическим тихим храпом, доносившимся от них двоих. Из маленького окна пробивался лунный свет, так что в комнате было не совсем темно, что было приятно — Хонджун знал, что не сможет спокойно отдыхать в кромешной темноте до конца своей жизни. В какой-то момент вошел Сан, тихо открыл дверь, затем закрыл её и сел на пол рядом с Хонджуном, который молча наблюдал за ним всю дорогу. Он вздохнул, прислонив голову к стене, и закрыл глаза, мельком взглянув на Уёна и Сонхва. — Ты в порядке? — спросил его Хонджун, глядя на Сана, который казался немного беспокойным. Сан хмыкнул и кивнул головой, всё ещё не открывая глаз. — Капитан только что объявил, что завтра утром мы прибудем на материк. — О, правда? Какой позор, я наконец-то научился справлять с качкой, — пробормотал Хонджун, и с его губ сорвался легкий смешок. — Мы на этом корабле уже почти месяц, — Сан наконец открыл глаза, глядя на Хонджуна. — Двадцать семь дней. Хонджун молча кивнул, бросив на Сан понимающий взгляд. — Нас высаживают на одном из островов у западного побережья, — продолжил Сан, подтянув колени к груди. — Я слышал, как другие выжившие на корабле разговаривали — они сказали, что нас везут на военную базу. — Военную базу? — Они ведут разведку, — прошептал ему Сан. Хонджуну не понравилось, как это прозвучало. — Я уверен, что им нужно как можно больше здоровых людей, чтобы помочь защитить другие места, которые наводнены зомби. Хонджун чувствовал напряжение, исходящее от Сана, он мог видеть темные круги под его глазами. Он знал, чего боялся молодой человек. Хонджун глубоко вздохнул и положил руку Сану на плечо. Они поймали взгляды друг друга, ещё не произнеся ни слова, но сообщение было ясным — оно всегда было между ними. — Что бы ни случилось, когда мы сойдем с этой лодки, — сказал Хонджун ровным и спокойным голосом. — Мы делаем всё вместе. Сан кивнул с мягкой улыбкой на лице, когда он снова прислонился к стене и закрыл глаза. Больше между ними ничего не было сказано, в этом просто не было необходимости. У Сана и Хонджуна была связь, такая же, как у Уёна и Сонхва, особая связь, которая была глубокой, и определенный уровень доверия был только у них. С самого первого дня, когда Хонджун бежал в страхе за свою жизнь, когда начался апокалипсис, и увидел Сана, сбитого с толку и понятия не имевшего о том, что грядет, когда он пытался защитить столицу с остальными своими товарищи по отряду – он знал, что должен спасти его. Это была сильная эмоция, которую Хонджун не чувствовал с тех пор, как его работа лишила его человечности, и она ударила его так сильно, что Хонджун не мог не чувствовать необходимость защитить случайного незнакомца, с которым он никогда раньше не встречался. То, что Сан рядом с ним сейчас, после всего — после того, как он чуть не потерял его — было более утешительным, чем Хонджун мог найти слова, чтобы объяснить. — Ты когда-нибудь ревновал? — случайно спросил Хонджун. Он наблюдал, как Сан приоткрыл глаз с веселым выражением лица. — Я об Уёне и Сонхва? Сан мельком взглянул на двоих, которые всё ещё крепко спали. — Нет, — покачал он головой. — Я знал с того момента, когда впервые нашел Уёна и Юнхо, и они отвезли меня и Чонхо обратно в пляжный домик, где был Сонхва. Я знал, что у этих двоих было что-то, чего у меня никогда не было с Уёном. Сонхва несколько раз угрожал убить меня. Хонджун позволил своему взгляду скользнуть по двум спящим мужчинам. — Ты можешь видеть это по тому, как они разговаривают друг с другом, они нужны друг другу, — сказал Сан, говоря свободно, как будто люди, о которых они говорили, не находились в нескольких футах от них. — Я мало что знаю о любви, но я знаю, что люблю Уёна. Я также знаю, что Уён любит Сонхва, а Сонхва любит Уёна. Но их любовь отличается от моей с Уёном, как и любовь Сонхва с тобой, всё по-другому. Хонджун почувствовал, как его губы изогнулись вверх. — Платонические родственные души, — сказал он тихим шепотом. — А? — Это они, — пояснил Хонджун. — Платонические родственные души. Ни один из них не прожил бы так долго без другого. — Я не думаю, что кто-то из нас смог бы прожить так долго без Сонхва, если быть честным, — выдохнул Сан. — Есть что-то в нём, он вдохновляет всех, кто встречается с ним. Я знаю, что он ненавидит ответственность и внимание — он ненавидит, когда жизни всех попадают в его руки — я знаю, что прошлое сломало его, но он действительно потрясающий. Я надеюсь когда-нибудь стать сильным, как он. — Ты уже сильнее всех нас, Сан, — тут же сказал Хонджун, вставая со стула и отодвигая его в сторону, чтобы сесть рядом с молодым человеком. — Ты пережил укус зомби, ты потерял руку, ты сильнее всех нас. Не принижай себя, понял? — Да, босс. Спасибо, — тихо усмехнулся Сан, приподняв бровь. Это было сказано по старой памяти, но искренность, стоящая за этим, не была упущена. Хонджун мог сказать, что Сан принимал каждое слово близко к сердцу. — А что касается Сонхва — ну, я верю, что, поскольку теперь нам не нужно бояться за свою жизнь каждую секунду дня — он постепенно начнет выздоравливать. Но ты его знаешь, он защитник, как и ты. Эта часть от него не уйдет. Сан кивнул головой, ещё раз взглянув на Уёна и Сонхва с довольно нерешительным кивком. — Я просто надеюсь, что это новое место будет для нас полезным. Я верю, что пока мы держимся вместе, ничто не сможет победить нас. После этого между ними повисла тишина, по коридору доносились тихие звуки. Хонджун знал, что остальные скоро вернутся, если услышат шум. Он прислонился головой к стене, закрыл глаза и позволил тихим звукам и дыханию друзей расслабиться. Но Сан есть Сан, он никогда не мог молчать слишком долго. — Хён, — прошептал он. — А? — Мы платонические родственные души? Хонджун не мог отрицать теплоты, разлившейся по его груди. Но он не ответил словесно, уже чувствуя, что слова снова становятся трудными, а вместо этого протянул руку и потянул голову Сана, чтобы тот склонился к его плечу. Это, казалось, достаточно удовлетворило младшего, так как Хонджун почувствовал, как Сан тяжело вздохнул и обмяк в его объятиях. И к тому времени, когда дверь тихо открылась и приглушенные голоса наполнили комнату, поскольку дверь была закрыта не очень тихо, глаза Хонджуна уже были закрыты, когда он погрузился в легкий сон.-~-
Время принесло старость, и как бы ни было неловко становиться старше, Хонджун не мог отрицать тот факт, что он действительно стареет. Никто на самом деле не знал, сколько им было лет на тот момент, потому что время было перепутано так долго, но они могли сделать обоснованное предположение из-за смены времен года. Хонджун знал, что ему было около тридцати, когда об официальном «конце» апокалипсиса объявили по радио, которое он и Ёсан каждый день часами слушали в уединении его общей спальни с Сонхва. И с той роковой ночи, когда они сидели у своего последнего костра, слишком пьяные, чтобы быть в безопасности, когда Минки заставил всех пообещать встретиться ровно через пятнадцать лет, Хонджун считал дни. Он знал, что прошло ровно пятнадцать лет. Это означало, что ему сейчас далеко за сорок — ужасающая цифра, если вы спросите его, и цифра, которую Сонхва отказался признать. С возрастом выносливость падала. Это было очевидно, когда он и Сонхва пытались подняться на холм, который был определенно круче, чем он помнил. Он был почти смущен собой, время от времени пыхтя, когда участок был действительно крутым. Но он точно знал, что Сонхва сбился с тропы в какой-то момент, она была настолько заросшей, что Хонджун не мог его винить (но в конечном итоге он всё равно обвинил бы Сонхва, потому что именно Сонхва решил, что он будет вести их с уверенностью, потому что он знал дорогу), и они, без сомнения, взяли более крутой угол вверх по холму. По крайней мере, Сонхва не стало лучше, Хонджуну действительно стало легче от того, что мужчина рядом с ним тоже дышал воздухом. Было забавно, что Сонхва пытался скрыть это, но в конечном итоге потерпел неудачу, потому что на улице было жарко, хотя уже почти смеркалось, и ему отчаянно нужен был воздух. Очевидно, что спустя пятнадцать лет их соперничество не умерло — оно всё ещё процветало, — и Хонджун обнаружил, что в некоторые моменты за последние несколько лет их поддерживал только их соревновательный характер. Да, они не изменились. Они не остановились ни разу, и именно тогда Хонджун сожалел о том, насколько они были конкурентоспособны, потому что его легкие горели, и он знал, что с кончика его носа капает пот каждый раз, когда он смотрит вниз на землю, чтобы убедиться, что он не споткнулся о камень и не упал лицом вниз. Казалось, Сонхва был полон решимости – это никогда не изменится – он был человеком на миссии, хотя Хонджун знал, что это был скорее страх, который пробегал по телу Сонхва, который удерживал его от остановки, а не чтобы победить в этой своеобразной гонке вверх по склону, в которую они оба молча вступили. После всех лет, которые они провели вместе, Сонхва всё ещё оставался для него загадкой. Конечно, было много, много раз, когда он скрывал свои эмоции, и было легко увидеть разбитое сердце или гнев в его глазах, но в конце дня, когда Хонджун смог снова упасть в постель с мужчиной впереди от него и повернуться на бок, чтобы увидеть Сонхва, смотрящего в небо пустыми глазами — он ничего не понимал. Хонджун надеялся и молился, что в конце концов он сможет читать Сонхва так, как это умел Уён, он надеялся, что после той ночи, когда они впервые занялись любовью, сердце Сонхва будет полностью его, и он сможет смотреть на старшего и мгновенно понимать, как он себя чувствует, с помощью всего лишь беглого взгляда. Но это был не тот случай, и хотя это беспокоило Хонджуна много лет назад, сейчас это его не беспокоило. Он понимал это до определенной степени, он мог понять, что травма, через которую они прошли, больше не позволит Сонхва полностью раскрыться и придаст ему тень таинственности, которую невозможно будет снять. Возможно, если бы не то, что произошло всего несколько лет назад, то, возможно, лучше было бы позволить Сонхва полностью расслабиться. Только это было не то, что произошло, и неважно, сколько раз Хонджун мечтал о другом прошлом и о том, как это прошлое могло повлиять на их настоящее будущее, это ничего не изменит. Так что не было причин останавливаться на этом. Если Хонджун и научился чему-то, так это жить настоящим моментом и никогда не мечтать о том, что могло бы быть. Посреди своих мечтаний Хонджун обнаружил, что чуть не врезался в спину Сонхва, когда старший случайно остановился, не сказав ни слова. Он был напряжен, что никогда не было хорошим знаком, это только заставляло самого Хонджуна напрягаться, потому что его тело всегда питалось энергией Сонхва, которая иногда была и благословением, и проклятием. — Что случилось? — спросил он по привычке низким шепотом. Сонхва не ответил ему, и единственная причина, по которой Хонджун не слишком беспокоился, заключалась в том, что старший смотрел через плечо, где было море, а не прямо перед ним, как будто что-то преграждало им путь. Подул ветерок, мягкий и успокаивающий, и Хонджун наблюдал, как Сонхва мягко закрыл глаза и позволил теплому ветру коснуться его лица, глубоко вздохнув, прежде чем снова открыть глаза. Хонджун наблюдал, как Сонхва полез в один из многочисленных карманов своих штанов, прежде чем вытащить очень знакомый предмет, который он брал с собой повсюду, и держал его на вытянутой руке. Это была полароидная фотография Сонхва, которую сделал Юнхо. Хонджун не видел, когда его забрали, но знал, что Сонхва очень дорожил этим всем сердцем. Старший часто смотрел на него, проводя пальцем по лицу, словно пытаясь вспомнить, кем он был до того, как покинул пляжный домик. — Это было здесь, — ответил Сонхва, его глаза напряженно смотрели на картинку, когда он держал её подальше от своего тела. — Юнхо сделал снимок именно в этом месте. Хонджун посмотрел на картинку, которую знал наизусть, слегка наклонив голову. Было интересно посмотреть на него и увидеть в нем отличия, не то чтобы их было много, но они были. Казалось, что земля стала зеленее, на ней росло больше кустов и молодых саженцев — больше зелени в целом, чем было, когда Юнхо делал снимок. Несмотря на небольшое размытие фотографии, Хонджун мог довольно четко видеть, что это действительно было то самое место, где была сделана фотография. Ему было немного не по себе думать, что все они шли по этой тропе давным-давно — эта тропа хранила для них так много истории — и они были достаточно благословлены, чтобы снова пройти по ней через пятнадцать лет. Чем дольше Хонджун молча смотрел на картинку, тем больше он замечал небольшие детали в Сонхва, которые также изменились. Он был старше, не было сомнений, что на фото он выглядел гораздо моложе, чем сейчас. Годы беспокойного сна и постоянного стресса не пошли на пользу ни одному из них, и это было видно по нескончаемым мешкам под глазами Сонхва. Его волосы выглядели одинаково, Сонхва всегда нравились длинные волосы, что-то в низком хвосте, который ему действительно нравился — Хонджун ни разу не пожаловался бы на это. Даже его одежда выглядела одинаково, Сонхва никогда не отклонялся от своей полностью черной одежды, он всегда утверждал, что трудно увидеть пятна на черном, и это помогло бы ему успокоиться, если бы он не мог каждый раз видеть пятна крови на своей одежде, когда он посмотрел в зеркало. Единственным существенным отличием на фотографии был тот факт, что у Сонхва теперь был шрам на лице. У всех на теле были глубокие шрамы, у некоторых больше, чем у других, но в то время, когда был сделан снимок, лицо Сонхва было довольно безупречным, если не считать некоторых незначительных недостатков. Сонхва потребовались годы, чтобы смириться со шрамом, растянувшимся по его левой щеке на лице, потому что он сказал, что может прикрыть свое тело и притвориться, что шрамов, которые у него там были, не существует, но он не мог скрыть свое лицо, и это будет постоянным напоминанием. Со шрамом или без шрама, Сонхва всё ещё казался неземным для Хонджуна. Не было мужчины, который когда-либо мог соперничать с его красотой. Хонджун просто хотел, чтобы Сонхва мог видеть себя глазами Хонджуна, он хотел, чтобы старший мог видеть, насколько он красив на самом деле, без дымки вины, которую старший, казалось, все еще носил в себе. — Я такой старый, — услышал он бормотание Сонхва, в его словах было больше юмора, чем грусти. — Помню, я думал, что тогда выглядел старым, но сейчас я просто выгляжу старым. — Старым? Нет, — усмехнулся Хонджун, подойдя вплотную к Сонхва и обняв руками тонкую талию пожилого мужчины, чтобы осторожно обнять его. — Ты всё ещё выглядишь так же красиво, как в тот день, когда я встретил тебя. Он чувствовал, как тело старшего слегка дрожит, когда он тихонько смеялся, наконец опустив руку, державшую фотографию, и расслабился в теле Хонджуна. — Ты такой кокетливый. — С первого дня, детка. Я имею в виду каждое слово. — Ты просто надеешься, что сегодня тебе повезет, не так ли? Хонджун от души рассмеялся над этим, схватившись руками за талию Сонхва и повернув его лицом к себе. — Что заставляет тебя так говорить? Сонхва закатил глаза с фальшивым чувством раздражения. — Я знаю тебя слишком долго, я знаю, что ты просто пытаешься подмазаться ко мне по старой памяти. Хонджун схватил руки Сонхва и поднял их, чтобы обвить вокруг шеи, снова притягивая их тела ближе друг к другу. — Я всё-таки романтик, ты должен к этому привыкнуть. Сонхва ничего не сказал, только хмыкнул, на его губах мелькнул намек на улыбку, которую, как знал Хонджун, старший пытался скрыть. Сонхва не потребовалось много времени, чтобы отстраниться, и Хонджун отпустил его, не поднимая шума. Он знал границы Сонхва до мельчайших деталей, он знал, когда Сонхва был в порядке с физическим прикосновением, а когда нет. Это было то, что им приходилось преодолевать на ранних стадиях их отношений, или чего бы то ни было, потому что Сонхва, казалось, всегда боролся с физическим прикосновением. Были дни, когда он хотел, чтобы Хонджун держал его и никогда не отпускал, а были дни, когда он не хотел ни единого удара в плечо. Сам Хонджун тоже никогда не любил физические прикосновения, он не ненавидел их и не жаждал, всё изменилось, когда он встретил Сонхва. Они как-то заработали. Они смогли войти в рутину, которая была не совсем обычной, но она работала на них, и это было все, что имело значение. — Нам пора идти, — сказал Сонхва после того, как отстранился, осторожно засовывая полароид обратно в карман. — Я хочу добраться до дома до захода солнца, я сомневаюсь, что электричество работает, хотя они сказали, что здесь восстановили электросеть, и я хочу увидеть дом, не напрягая глаз. — У нас есть много времени до захода солнца, — сказал Хонджун, идя вперед, когда Сонхва снова начал идти. — Ты действительно настолько стар, что у тебя уже портится зрение? — Да пошел ты, — Сонхва даже не пришлось оглядываться через плечо, чтобы Хонджун мог подтвердить сморщенный нос старшего мужчины. — Я просто думаю о сильном шторме, который случился пять лет назад, я знаю, что он сильно ударил по этому побережью и уничтожил кучу домов в городе. — Шторм? — спросил Хонджун, изо всех сил пытаясь вспомнить. — Тот, что произошел за ночь до того, как нас отправили? Сонхва дважды кивнул. — Это сильно ударило по нам, помнишь это? Я могу только представить, как сильно это ударило здесь, они сказали, что это оказался ужасный ураган. Хонджун пнул камень и смотрел, как он падает с холма. — Не напоминай мне, что этот шторм заставил меня держаться за что угодно ради жизни. Это делает меня благодарным за то, что за то время, что мы были здесь, мы ни разу не испытали урагана. Сонхва усмехнулся впереди, останавливаясь, чтобы посмотреть на Хонджуна с понимающей улыбкой. — Я думаю, что мир знал, что мы достаточно пострадали. Было бы совершенно ненужным бросать на нас ураган. Хонджун поднял беспокойные брови с легкой улыбкой, прежде чем сделать несколько кругов руками. — Всё это было ненужным. Всё, что произошло, не мы этого не просили. Я бы предпочел ураган, чем зомби-апокалипсис. — Я согласен, — тихо промычал Сонхва, ненадолго взглянув на океан, прежде чем обернуться на Хонджуна и поймать его взгляд. — Но это действительно объединило всех нас. Для меня это того стоило. Именно в этот момент Хонджуну напомнили, что нет ничего более могущественного, чем взгляд Сонхва. Никогда в жизни он не находил ничего более могущественного, чем чувствовать на себе взгляд Сонхва, взгляд настолько искренний и напряженный, что, несмотря на теплую погоду, у него по коже побежали мурашки. Возможно, это было из-за того, что заходящее солнце заставляло золотую кожу Сонхва сиять, как теплый мед, или, может быть, это было потому, что это был сам Сонхва — в конце концов, легенда, человек, который годами вел людей в безопасное место бок о бок с Хонджуном, несмотря ни на что, – это делало его взгляд таким сильным и властным. Это никогда не заставляло Хонджуна чувствовать себя таким слабым. — Я не могу согласиться на большее. -~- Первые два года их жизни на острове у западного побережья были по большей части спокойными. Хонджун прекрасно помнил эту часть. Он вспомнил, как его высадили, как его ноги коснулись сухой земли впервые за столь долгое время, устойчивость сухой земли была благословением, особенно для Минги, который был зеленым почти месяц подряд. Это было чудо. Это было всё, на что они надеялись, и даже больше. Хонджун вспомнил, как Сонхва плакал, когда их глаза впервые остановились на лагерях безопасности, сотнях палаток, установленных на многие мили, чтобы увидеть военных вокруг них. Он вспомнил, как впервые за одиннадцать лет почувствовал себя подавленным и в безопасности. Это то, что они должны были увидеть, когда вошли в Кванджу. Это то, что их должно было ждать вместо бойни, которой можно было бы избежать, если бы он не был так ослеплен собственными желаниями и надеждами найти своих давно потерянных братьев. Даже по сей день он никогда не сможет простить себя за то, что произошло. Их отвели группами в разные палатки, чтобы тщательно проверить на наличие укусов или ран от зомби, которые потенциально могут поставить под угрозу весь остров. Хонджун вспомнил, что Сонхва собрал всю их группу, убедившись, что никто из них не разделится ни на секунду. Им выдали браслеты с номерами, прежде чем их быстро отправили в другую закрытую секцию, которая находилась прямо у воды. Хонджун снова оказался в бункере, сделанном из цемента и сотен камер на полу, точно так же, как и все они давным-давно. Им было тяжело, воспоминания о том, что произошло, было нелегко отогнать. Первые несколько ночей были пыткой, Хонджун знал, что Сонхва не спал ни минуты, и, честно говоря, он тоже не спал. Хонджун провел нездоровое количество времени, глядя на свой браслет, каждый раз, когда он смотрел на него, на него смотрело число «957». Собственный номер Сонхва был «958», в то время как у других были такие же номера, как и у двух старших. Потребовалось много времени, чтобы привыкнуть, но было ясно, что остров действительно является военной базой, танки и количество солдат повсюду не позволяли забыть этот факт. С первого дня на новом острове их заставляли работать, будь то чистка оружия или подготовка ракет или работа на полях для посевов — они делали всё это. Когда Хонджун оглянулся на них, он был частично благодарен за то, что не было времени на отдых, когда они впервые прибыли на остров. Отдых означал время тишины, а время тишины означало размышления. Думать всегда было страшно, особенно для всех тех, кто чуть не попал в ситуацию, очень похожую на травматическое событие, которое они все хотели забыть. Он вспомнил выражение лица Ёсана, когда они с блондином однажды шли по бункеру поздно ночью. Ёсан немного отстал, его рука поднялась, чтобы коснуться пальцами цементных стен и посмотреть на них взглядом, в котором Хонджун не был уверен, что хочет понять. — Это так похоже, — сказал ему Ёсан низким, но мягким голосом. — Это так сильно напоминает мне то, что у нас было раньше. Я почти знаю эти залы — почти как будто это тот самый угол, за который я заходил каждый день, когда ты звал меня. Хонджун только посмотрел на Ёсана, его глаза расширились от чувства. Когда Ёсан повернулся, чтобы посмотреть на старшего мужчину, в его глазах, казалось, была тоска. — Как будто я знаю, что твой офис будет за углом справа от тебя. Тот офис, где мы все начали. — Ёсан... — Я знаю, — усмехнулся блондин, снова проведя кончиками пальцев по стене, прежде чем отдернуть руку, чтобы снова последовать за Хонджуном. — Я также чувствую жар. Запах дыма слишком знаком. — Это из ближайшей кухни, — всё, что смог сказать Хонджун, по какой-то неизвестной причине его грудь отяжелела. Ему было трудно смотреть на блондина рядом с ним, но, похоже, Ёсан смог уловить то, что пытался ему сказать Хонджун. Слова никогда не давались им легко, но была причина, по которой Хонджун взял Ёсана в качестве своей правой руки, они могли легко общаться, просто стоя рядом друг с другом. — Я знаю, — ответил Ёсан, глубоко вздохнув, прежде чем посмотреть на пожилого мужчину рядом с ним. — Это просто воспоминания. Я не могу забыть. — И я нет. В течение этих двух лет небольшая группа из восьми человек, которые так долго выживали в одиночку, держали в себе как можно больше. Они вместе ели в назначенное время и в течение дня выполняли тяжелую физическую работу, прежде чем вернуться в свои комнаты. Как бы они ни старались пообщаться с другими выжившими в специально отведенном для них бункере, у них, похоже, не получалось это сделать в полной мере. Они стали тише, чем обычно, хотя Сонхва пришлось напомнить Хонджуну, что они все всегда молчали по большей части, чтобы другой мужчина почувствовал себя немного лучше. Но в глубине души Хонджун знал, что это была другая тишина. Они испугались. Формирование новых связей оказалось невозможным, и как бы легко ни было для Уёна завести как можно больше друзей, здесь для него это тоже оказалось невероятно трудным. Остров, на который их привезли, был свободен от зомби, они могли бродить вокруг и не носить оружие в случае нападения. Минги как-то сказал, что чувствует себя довольно голым без такой защиты. Несмотря на то, что его тело было хорошо одето, он всё равно чувствовал себя голым без оружия на боку. Люди, контролировавшие бункер, забрали оружие. Они утверждали, что это не очень хорошая идея, чтобы так много людей имели доступ к такому оружию без необходимости в нем — и, честно говоря, Хонджун действительно понимал, почему они не хотели, чтобы все повсюду носили оружие — но он знал, что люди, которых он сгруппировал, и так долго полагались на свое оружие как на источник жизни, что отсутствие его сейчас приводило к множеству приступов паники каждый день, когда они слышали громкий шум. Он знал, что никто из его людей не набросится со своим оружием и не причинит вреда группе невинных людей в бункере, но он не мог сказать того же о некоторых других людях, с которыми он пришел встретиться. Чтобы всё было честно, Хонджун знал, что либо ни у кого из них не может быть оружия при себе, либо оно может быть у всех. В конечном счете, более безопасным вариантом было ничего. Но было ясно, что никому из них это не понравилось. Хонджун и Сонхва настолько привыкли спать в одной кровати, что даже несмотря на то, что им дали комнату с двухъярусными кроватями, чаще всего они спали вместе. Сонхва утверждал, что это была единственная нормальная и стабильная вещь, которая была постоянной с тех пор, как они прибыли на остров, но Хонджун знал настоящую причину, по которой Сонхва спускался на нижнюю койку, где Хонджун ждал его каждую ночь, но он никогда ничего не говорил. Это также облегчало их пробуждение от резкого крика. Двум старшим понадобилось всего полсекунды, чтобы точно определить, был ли это один из них, кто пережил ужасный кошмар, заставивший их так кричать посреди ночи. Когда это действительно случалось, Сонхва садился там, где он был прижат к цементной стене и телу Хонджуна, и к тому времени, когда он действительно садился и растворялся в плачущем голосе, Хонджун знал, что есть около десяти секунд, в течение которых Сонхва решит, нужно ли ему пойти и утешить их, или снова рухнуть на кровать, уткнуться лицом в грудь Хонджуна и притвориться, что плача, который душил ночь, не было. В девяти случаях из десяти Сонхва уходил без суеты, особенно если плакал Уён. Но время от времени Хонджун мог сказать, что Сонхва слишком устал как физически, так и эмоционально от всего стресса, который им принес новый остров, чтобы быть в состоянии предложить помощь, кто в нем нуждается. Именно тогда Сонхва пытался заглушить шум, натянув на голову дешевые и грубые простыни, а иногда и подушку. Затем Хонджун выскальзывал из их постели, пока Сонхва не держал его мертвой хваткой, и шел по коридору к чьей-то камере, и просто стоял в открытом дверном проеме, чтобы убедиться, что его друзья, ставшие семьей, в порядке. Он никогда не входил внутрь, Хонджун всегда изо всех сил пытался утешить их, когда это был кошмар или сильная паническая атака, которая брала верх над их телом, поэтому он просто стоял снаружи камеры, скрестив руки на груди, и смотрел, как кто-то другой заботился о больном. Обычно Уёну снились ужасные сны. Он отказывался говорить, о чем они, но каждый раз, когда это происходило, Сан всегда был рядом, чтобы помочь ему в ту же секунду, когда всё начиналось, и даже через несколько часов после того, как оно заканчивалось. Сан и Уён жили вместе, так что это упростило задачу. Сердце Хонджуна разбилось, когда он увидел, как это происходит, зная, что он ничем не может помочь Уёну, по крайней мере, так, как Сонхва или Сан. Хотя было приятно узнать, что Уён сказал ему, что он невероятно благодарен Хонджуну за то, что он хотя бы стоит там. Младший утверждал, что это заставило его успокоиться намного быстрее, когда он смог увидеть Хонджуна, потому что он знал, что старший излучал безопасность, и если Хонджун стоял там, это означало, что Уён был в безопасности. Если это был не Уён, то, скорее всего, это был Минги. Это было новым событием, в чем, по словам Минги, он даже не был уверен в себе и счел это весьма смущающим. Это никогда не было чем-то, с чем он боролся раньше, и не понимал, почему это происходит сейчас. Его моменты паники никогда не были такими сильными, как у Уёна, и никогда не длились так долго, и к тому времени, когда Сонхва или Хонджун были у двери их камеры, Юнхо уже успокаивал его до ясного состояния. Однако это никогда не были Ёсан или Чонхо. Они вдвоем тоже поселились в одной комнате, и как только в бункере выключался свет, никто не слышал от них ни звука. Хонджун знал, что некоторые смотрели на Ёсана и Чонхо и видели в них совершенное самообладание. Ни один из них по-настоящему не говорил, если только с ними не разговаривали другие люди, которых они не знали, и их нелегко было испугать громкими и внезапными звуками. Но Хонджун знал лучше этого — он знал Ёсана и Чонхо слишком долго, чтобы смотреть сквозь их холодную внешность и видеть демонов, с которыми они сражались внутри. Когда никто из них не плакал, что тоже случалось довольно часто, именно тогда Сонхва переворачивался и путал ноги с Хонджуном и позволял себе держать себя чуть ниже ростом. Если сон был невозможен, то старший мужчина водил пальцами по линиям татуировки Хонджуна, пока не смог погрузиться в легкое, сонное состояние, чтобы его тело могло немного отдохнуть перед следующим днем. Ни у кого из них не было никаких проблем до середины второго года их пребывания на острове. Хонджун чувствовал, что в бункерах нарастает сильное напряжение, особенно в том, в котором они были размещены, потому что Юнхо, который учился правильно заправлять некоторые танки, слышал какое-то волнение от командующих генералов, которые сказали то, что, как они все знали, должно было произойти, но чего все боялись. — Они отправляют нас на материк, — сказал Юнхо Хонджуну наедине ночью, прежде чем выключили свет. — Я не знал, что они уже сгруппировали нас в специальные группы. Очевидно, те из нас, кто оставался в бункерах, были признаны достаточно здоровыми, чтобы отправиться на материк... ну, я не совсем уверен, потому что я не очень хорошо это слышал, но я знаю, что это нехорошо. — Тогда как насчёт остальных, оставшихся снаружи закрытых бункеров? А те, что в палатках? — спросил Хонджун. Он помнил, как сжало его желудок, как только он задал этот вопрос. Юнхо помолчал несколько мгновений, прежде чем ответить, тусклый свет отразил то, как сжалась его челюсть. — Контроль численности населения. На острове не хватает еды, они не ожидали такого количества выживших из-за границы, — вот и всё, что он сказал. Каким-то образом одно знание этой информации сделало Юнхо ходячей мишенью. Оглядываясь назад, Хонджун должен был предвидеть это, он должен был знать, что в бункерах было много людей, у которых были семьи и друзья, живущие снаружи в палатках. Юнхо никогда не был врагом, он просто стал козлом отпущения. Хонджун должен был сказать ему, чтобы он никому не рассказывал эту информацию, хотя Юнхо не хотел причинить вреда, это просто позволило бы ему стать каналом для всего назревавшего гнева и разочарования. Что и произошло, даже не прошло и трех недель. Хонджун вспомнил, как пытался проглотить какой-то ужасный суп, который, как он поклялся, просрочен, когда увидел крупного мужчину, который стащил Юнхо со своего места за воротник и оттащил его от их маленького безопасного места в углу кафетерия. Это была мгновенная реакция, Хонджун наблюдал за этим человеком с тех пор, как заметил, что тот продолжает смотреть на Юнхо с ненавистью. В одну секунду он, даже не думая, вскочил со своего места и вырвал Юнхо из рук мужчины, порвав при этом его бедную рубашку, и нанес резкий, но сильный удар ногой в грудь мужчины. Мужчина не ожидал этого, так как он сразу же опустился на колени на землю, ветер явно выбил его из колеи, когда он схватился за руку, где Хонджун пнул его, и хрипел, хватая ртом воздух. — Не трогай его! — прошипел Хонджун, его лицо пылало красным от высвобожденного гнева, когда он стоял перед мужчиной, который был намного выше его. Он смутно помнил, как Сонхва оттаскивал Юнхо назад и ухаживал за его порванной хлопчатобумажной рубашкой, в то время как Хонджун стоял на страже, его тело наполняла какая-то ярость, которую он не чувствовал уже давно. Внимание кафетерия было привлечено к ним, что никогда не было хорошим знаком, в конце концов, это было нежелательное внимание, и это было последнее, во что Хонджун хотел ввязываться. Он оглядел комнату, встречая как обеспокоенные взгляды, так и более снисходительные, надеясь, что огня в его глазах было достаточно, чтобы отпугнуть остальных, которые искали драки. Хонджун знал, что, несмотря на свой рост, он всё ещё очень устрашающий. Он знал об ауре, которая была в нём, он знал силу и ярость, скрывающиеся за его взглядом. Не все в бункере говорили на одном языке, но этого было достаточно, чтобы понять, когда кто-то злится, а когда другой не должен с этим связываться. Было приятно видеть, что даже в немного более старшем возрасте Хонджун всё ещё обладал той же силой и авторитетом, что и в молодости, даже среди мужчин и женщин, которых он не знал. Поскольку его внимание было сосредоточено в другом месте слишком долго, Хонджун не заметил, что мужчина достаточно оправился, чтобы броситься вверх, чтобы схватить Хонджуна и беспорядочно потянуть его вниз, царапая его рубашку и выкрикивая ему несколько слов, которые он не совсем понял, прежде чем Хонджун почувствовал, как неприятная сила ударила его в нижнюю часть лица. К тому времени, когда Хонджун понял, что происходит, мужчину стащили с Хонджуна, а затем швырнули на землю, когда перед ним появился намек на черную одежду быстрее, чем вспышка молнии. Сан. Хонджун в полубреду наблюдал, как Сан ударил ногой спину мужчины и толкнул его на живот, прежде чем положить пятку своего ботинка к голове мужчины, приложив достаточное усилие, чтобы прижать его щеку к грязному и холодному полу кафетерия. — И оставайся лежать, — предостерегающе усмехнулся Сан, нажимая сильнее, пока мужчина не издал сдавленный звук. Он не сдавался, пока не вошли солдаты и не оценили ситуацию, и именно тогда Хонджун вспомнил, каким ужасным может быть Сан, когда захочет. Две руки или только одна, Сан всегда будет силой, с которой нужно считаться. То, как разыгралась остальная часть того вечера, было для Хонджуна размытым, в его памяти была дыра, и следующее, что он помнил, это то, как он сидел на нижней части двухъярусной кровати в его общей камере с Сонхва, а старший стоял на коленях между его ног и ухаживал за очевидной раной на его рту. Это был бы довольно нежный момент, если бы напряжение не было таким высоким из-за предыдущего боя, и голова Хонджуна не гудела от потенциальных возможностей того, что с ними станет. Он не знал, будет ли он наказан за то, что произошло, или Сан будет вовлечен в это, или человек, который напал на Юнхо без какой-либо причины, кроме неуместной агрессии, будет единственным, кто получит выговор. Было ли это началом очередной тотальной борьбы в замкнутом пространстве из-за напряженных условий и нехватки места или морали? Слишком много неизвестного. Хонджуну это не понравилось. — Твоя губа снова разбита, — сказал ему Сонхва, и голос старшего быстро вывел его из головы. — Это неприятный порез. Должно быть, у парня были какие-то острые кольца. Хонджун определенно чувствовал вкус железа во рту и пульсацию губ, но боль, которую он чувствовал по сравнению с его беспокойством, была совершенно онемевшей. — Ничего, — попытался сказать он, почти проглотив слова, когда Сонхва метнул на него довольно злобный взгляд, но вместо этого попытался разрядить напряженную атмосферу легким юмором. — Я не думаю, что любые удары могут быть такими же сильными, как твой. Мне потребовались недели, чтобы оправиться от числа, которое ты нанес мне в лицо в тот раз, но эта штука заживет через несколько дней. Сонхва долго смотрел на него, его правый глаз раздраженно подергивался, но Хонджун мог видеть легкую кривизну его губ, когда воспоминание, казалось, резонировало со старшим. — Конечно, — это всё, что он сказал, прежде чем подтолкнуть мокрую ткань, которая уже была окровавлена, обратно ко рту Хонджуна, чтобы помочь очистить рану. Между ними воцарилась тишина, не неловкая, этот этап давно уже пройден. Хонджун снова погрузился в свои мысли, а Сонхва намазал какую-то мазь на порез на губе Хонджуна, отчего покалывание стало ещё сильнее. Было почти мило наблюдать, как Сонхва суетится из-за чего-то, старший часто утверждал, что у него холодное сердце и что нет ничего, что могло бы его привлечь, но все вокруг знали лучше. Как только Сонхва обретет то, что Ёсан назвал бы паучьим чутьем, старший уже приступит к делу. Эта потребность в помощи распространялась и на Хонджуна, несмотря на их всё ещё процветающее соперничество, которое, как думал Хонджун, угасло бы теперь, когда они неоднократно признавались в своей бессмертной любви, но явно не так. — Военные предлагают Сану протез особого класса, — прошептал Сонхва, проводя большим пальцем по распухшей губе Хонджуна. — Они предлагают это только в том случае, если он согласится отправиться на материк, как и все мы. Я не уверен, что они планируют делать с теми из нас, кого считали незаменимыми, но я не уверен, что мне это нравится. — Сан хочет? Сонхва медленно кивнул. — Сначала он колебался, потому что, наконец, смог смириться с тем, что произошло. Хотя он сказал мне ранее, что это может оказаться полезным, особенно при использовании оружия. — Это будет не то же самое, — сказал Хонджун, когда Сонхва встал. — Он знает это, правильно? Ничто никогда не будет прежним. — Я думаю, он знает это лучше, чем кто-либо, Хонджун, — Сонхва посмотрел на младшего, прежде чем уйти, чтобы убрать несколько медикаментов, которые у них были. — Это решение принадлежит ему и только ему, наша работа не состоит в том, чтобы подталкивать его в том или ином направлении. Мы здесь, чтобы поддержать любые его решения, которые он выберет. — Я знаю, но... — Никаких «но», — рявкнул на него Сонхва, хотя этого тона было недостаточно, чтобы у Хонджуна пошли мурашки по коже. — Ты не тот, кто потерял руку. Нет, он не был. Хонджуну повезло, что его тело не пострадало. К сожалению, он не мог сказать то же самое о некоторых других. Все они варьировались от ужасных травм до легких, и не было дня, чтобы Хонджун не желал, чтобы все травмы, которые были навязаны его братьям из-за его глупых решений, вместо этого обрушились на него. — Рука, которую он потерял из-за меня. Хонджун мог слышать, как Сонхва остановился у открытой раковины, где он, скорее всего, стирал кровь с ткани, воду оставили течь, прежде чем перед ним снова появилась высокая тень. — Мы это уже обсуждали, — сказал более высокий, просунув руку под челюсть Хонджуна, чтобы тот посмотрел на него. — Сан не держит на тебя зла, да и никто из нас, если на то пошло. Ты единственный, кто не простил себя за то, что произошло. Хонджун протянул руку, схватил запястье Сонхва и крепко сжал его. — Но можешь ли ты винить меня? Младший уже знал этот ответ, а молчание и пронзительный взгляд Сонхва только подтверждали его. На самом деле, Хонджун не знал, сможет ли он когда-нибудь простить себя за тот день — даже несмотря на то, что все остальные, включая Сонхва, стали сюрпризом века. Последовал глубокий вздох, за которым последовала тяжелая тяжесть на коленях Хонджуна, когда Сонхва сел на его бедра, оседлав их, обхватив руками шею младшего. Он никогда не переставал выталкивать весь воздух из легких Хонджуна, независимо от того, как часто Сонхва удивлял его подобными действиями. Он знал, что ему может быть восемьдесят, и он может знать разум и тело Сонхва лучше, чем свои собственные, но никогда не будет готов или привыкнет к тому, что Сонхва сделает какое-либо движение. — Ты знаешь, что они хотят, чтобы мы делали на материке, не так ли? — спросил Сонхва, его губы сжались в тонкую линию, когда он посмотрел на Хонджуна. — Знаешь, почему они так много работали и тренировали нас, как будто мы были частью самой армии? Сан сказал это сам — сказал, что это напомнило ему о тех днях, которые он провел в спецоперациях. Конечно, физическое напряжение значительно меньше… но идея всё та же.. — Я знаю, — выдохнул Хонджун, наклоняясь вперед, чтобы прижаться лбом к плечу Сонхва, и обнаружил, что вне себя от радости, когда старший не оттолкнул его. — Если бы я не смог понять, что они делают с нами в течение недели после того, как мы были здесь, я бы никогда не смог управлять этой базой столько лет. — Ты такой чертовски тщеславный, что я терпеть тебя не могу, — усмехнулся Сонхва, и Хонджун почувствовал вибрацию слов через грудь другого мужчины. Напрасно? Нет. Небезопасно? Это было больше похоже на это. У Хонджуна была ужасная привычка казаться слишком самоуверенным в тех областях, которые были неуместны, чтобы компенсировать неуверенность, которая съедала его без перерыва. Хонджун знал, что это ужасная проблема, и это было одной из главных причин, по которой у них с Сонхва была очень агрессивная совместная история, но он изо всех сил пытался остановить это. Это было похоже на мышечную память, он делал это, не задумываясь, очень похоже на стрельбу из пистолета по движущейся мишени. То, что было прикрытием и спасением в то время, когда он служил членом банды подростков, оказалось отвратительной чертой характера, когда он вырос. Хонджун не гордился этим, но не знал, с чего начать избавляться от него. — Ты сожалеешь об этом? — тихо спросил он Сонхва на случай, если кто-нибудь окажется поблизости. — Хм? Судя по неловкому шевелению на коленях Хонджуна, он знал, что Сонхва точно знает, о чем спрашивает. — Наш уход, — как можно небрежнее ответил он. — Мы были в безопасности, и у нас всё было в порядке. Теперь нас отбрасывает обратно к тому, чего мы боялись больше всего — тому, чего ты так боялся. Сонхва тяжело сглотнул, а затем очень глубоко вдохнул. Его глаза закрылись на несколько мгновений, прежде чем он поднял руки и провел пальцами по быстро растущим волосам Хонджуна, чтобы сцепить их вместе у основания головы. Хонджун почти боялся дышать. — Сожалею ли я об этом? Нет, — наконец ответил Сонхва, выдохнув, как сдерживал дыхание. — Я не жалею об этом, потому что я понял, что не могу просто спрятаться навсегда, что мы не можем спрятаться. Чего я не понял перед тем, как мы ушли, так это того, что если апокалипсис действительно подходит к концу, мир не просто остановить. В человеческом роде есть какая-то красота с тем фактом, что в нашей природе заложено перестраивать и расширять – с моей стороны было глупо думать, что я могу прятаться в ветхом доме до конца своей жизни. Мы бы были бы найдены в какой-то момент, и нас бы заставили делать то, что мы делаем сейчас — неважно, пятнадцать лет это было или сорок — это случилось бы в любом случае. Хонджун сидел тихо, не то, чтобы он мог сделать что-то ещё в данный момент, и вдыхал аромат Сонхва, уткнувшись носом в ткань рубашки мужчины. — Я не жалею об этом, потому что я здесь со всеми вами. Я здесь, чтобы присматривать за ними и защищать их, хотя я знаю, что в данный момент они более способны, чем я. Я смог осознать реальность мира, в котором мы находимся, мы не можем убежать от него или спрятаться, и что пока я с тобой, я дома. Нет никакого здания, убежища или физического местоположения под звездами, которые заставляют чувствовать себя как дома, как вы, ребята. Я знаю, что мы здесь тоже не вписываемся, это не было похоже на базу, которая у нас была раньше, но я всё ещё думаю, что социализация некоторым помогает, — Сонхва наклонился вперед, почти шепча свои слова Хонджуну в лоб. — Что бы ни ждало нас на материке, скорее всего, это будет то, чего я никогда не хотел бы испытать снова, но я охотно пойду, если буду со всеми вами. Хочешь знать, почему? — Почему? — Потому что я знаю, что на материке нет ничего, чего бы мы не видели раньше. Хонджун, мы всё это видели, мы всё потеряли, действительно нет ничего, что могло бы нас удивить. Ненавижу это говорить, но думаю, мы заслужили звание ветеранов, — Сонхва откинулся назад и обхватил щеки младшего ладонями, чтобы их напряженные взгляды встретились. — Вместе мы сила. Если бы однажды это должно было случиться, а так оно и было, тогда я бы хотел, чтобы мы все были вместе в способных телах. Нет ничего, с чем мы не могли бы справиться. Что-то в словах Сонхва заставило Хонджуна сжаться, что действительно должно было стать предупреждением задним числом. Но если быть честным, в тот момент он не слишком беспокоился об этом, потому что Сонхва был прямо перед ним, а Сонхва был неземным. Все шрамы, все бои и вся боль стали не более чем историей, когда Хонджун посмотрел на человека прямо перед собой. Сонхва был ядом для Хонджуна. Когда они были одни и предоставлены своим мыслям и заботам, ничто в мире не могло беспокоить разум Хонджуна. Возможно, это было проклятие, но Хонджун не мог найти в себе силы заботиться об этом. — Вау, — это всё, что младший смог выдавить из своего горла, его глаза, без сомнения, немного сверкнули, когда он посмотрел на Сонхва. — Вау, действительно, — вздохнув, старший закатил глаза, прежде чем слезть с колен Хонджуна. Тепло и вес сразу же исчезли, и Хонджуну пришлось физически сдерживать себя, чтобы не схватить Сонхва за талию, чтобы оттащить его назад, но, к счастью, Сонхва не оставил его в покое слишком долго, быстро протянув протянутую руку. — Хочешь принять душ вместе? Хонджун несколько раз моргнул, прежде чем поднять бровь. Сонхва определенно сказал это довольно многозначительным тоном, что случалось довольно редко, поэтому Хонджун научился понимать, когда он действительно имел в виду. Нос Сонхва сморщился от взгляда Хонджуна, и прежде чем старший успел убрать руку и отозвать свое предложение, младший встал и последовал за старшим с неприличной ухмылкой на губах. О, это была возможность, которую он ни за что не упустит.-~-
Хонджуну пришлось напомнить себе дышать. Это оказалось почти невозможным, пока он стоял там, постоянный ветер дул ему в спину, а рука так сильно сжимала его собственную, что он знал, что его пальцы стали багровыми. Хонджун никогда не был большим человеком, по крайней мере, в том смысле, что Минги и Юнхо были высокими, но он никогда не чувствовал себя таким маленьким, как сейчас. — Он выглядит так по-другому, — сказал он себе, совершенно бессознательно. Его голос даже не звучал так, как обычно. Сонхва застыл рядом с ним, тень пляжного домика, которому они обязаны своей жизнью, накрыла их леденящим душу образом. Это было страшно, но только так, как Хонджун не мог описать, было пугающе смотреть вверх и видеть крышу дома, знавшего лучшие времена. Ему захотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться. Хонджун был почти уверен, что спит. Не может быть, чтобы они действительно были здесь. — Я уверен, что если бы дом мог говорить, он бы сказал то же самое и о тебе, — пробормотал Сонхва, отпустив руку Хонджуна, прежде чем, наконец, сделать смелый шаг к деревянному дому и оставить Хонджуна стоять там, где он замер. Когда дело дошло до этого, Хонджун был удивлен, что он был тем, кто не мог двигаться, а Сонхва был тем, кто не останавливался в присутствии дома, тем более что у старшего было гораздо больше истории в доме, чем у Хонджуна. Он стоял там, его взгляд остановился на старом грузовике, который уже давно ржавел на солнце. Он задавался вопросом, будет ли он работать, хотя, судя по его внешнему состоянию, у него было предчувствие, что ответ будет отрицательным. Дни грузовика, когда он работал и обслуживал их, давно прошли, теперь его единственной задачей было предоставить приют некоторым белкам и кроликам. Затем Хонджун повернул свою застывшую голову, чтобы посмотреть на Сонхва, который сделал несколько шагов вверх по крыльцу и ходил по разодранным деревянным доскам, проводя рукой по перилам, словно каждое прикосновение возвращало драгоценные воспоминания. На это было тяжело смотреть, не то чтобы это было грустно, а потому, что это вызывало у Хонджуна очень тяжелые чувства. Дом был в довольно плохом состоянии, многие перила отсутствовали, а дерево гнило и разваливалось, даже крыша выглядела как гигантская опасность — разразившаяся буря нанесла серьезный ущерб, это точно. — Я почти могу это представить, — Сонхва поднял взгляд с того места, где он стоял, его лицо было немного бледнее, чем нормальный оттенок кожи. — Я почти могу представить себя стоящим здесь с Уёном и Юнхо, а затем Сан и Чонхо, стоящими там, где ты сейчас. Хонджун почувствовал, как его губы немного приоткрылись, когда он увидел, как старший схватился за неустойчивые перила. — Я почти слышу слова Уёна, когда он пытался убедить меня, что Сан и Чонхо были хорошими и предлагали нам спасение, но что бы ни говорил Уён, я не мог этого понять. Знаешь, что он сказал мне той ночью? Хонджун сделал несколько шагов ближе, пока носки его ботинок не коснулись деревянных ступеней, и покачал головой. Сонхва стиснул зубы, глубоко вздохнул и посмотрел на Хонджуна, когда тот ослабил крепкую хватку на перилах. — Он сказал мне, что уйдет со мной или без меня. Что он уйдет с Саном и Чонхо, и я ничего не могу сказать или сделать, чтобы остановить его — Юнхо тоже. Хонджун сжал губы, прежде чем сделать шаткий шаг вверх по лестнице, а затем ещё один, пока не оказался на крыльце, дерево скрипело под его весом, когда он достиг Сонхва и посмотрел на пейзаж, который они видели во всех видах. сценария. Дождь, снег, град, солнце и ветер такой силы, что сдувал листья с деревьев — они всё это видели. — Похоже на нашего Уёна, — вот и всё, что он сказал, мельчайшая улыбка на его губах отражала улыбку на лице Сонхва. — Определенно. Судя по времени на его наручных часах, Сонхва и Хонджун провели следующие пятнадцать минут, осматривая дом и трогая всё, что могли. Интерьер остался прежним, кроме того, что он был немного разрушен, так как часть задней стены отсутствовала, так что не было похоже, что кто-то жил в доме с тех пор, как они ушли, чтобы бежать к лодке, прежде чем она отчалит от пристани. Какая-то часть Хонджуна была рада этому, в конце концов, это был их здание, их владение, их дом. Сонхва был тщательным, он ничего не оставил нетронутым. Он всегда был тактильным человеком, и это было одной из первых вещей, которые Хонджун узнал о Сонхва. Он провел руками по пыльной и очень грязной мебели и столам, изо всех сил стараясь перешагнуть через битое стекло и не запутаться в развевающихся на ветру занавесках. В раковине всё ещё была посуда, и Хонджун никогда не думал, что увидит Сонхва таким счастливым, увидев грязную посуду, но улыбка на его лице была заразительной. Солнце быстро садилось, сумерки уже сгущались, что позволяло теплому свету пробиваться через несколько разбитых окон, не заколоченных деревянными досками. Это выявило, сколько пыли было в воздухе, и было чудом, что Хонджун не задохнулся от нее, но, вероятно, это было из-за того, что он был слишком занят, отвлекаясь на Сонхва, лебезившего над кухонной утварью и старыми воспоминаниями. Он действительно прикасался ко всему, как будто до сих пор чувствовал, кто последним прикасался к предмету. От этого грудь Хонджуна вздымалась. Когда они поднялись наверх, ступеньки заскрипели так громко, что Хонджун испугался, что они вот-вот обвалятся, а старший направился прямиком в свою старую комнату. Хонджун был не так быстр, ощущение тяжести, давившей на его легкие, заставило его закружиться, когда он толкнул деревянную дверь и увидел Сонхва, стоящего во всей своей красе посреди довольно разрушенной комнаты. Хонджун едва мог дышать, увидев это, пульсирующая сила эмоций, столь необычная для него, сдавила его горло, когда он оглядел комнату, чтобы увидеть полный хаос. Его старые бумаги и карты были повсюду разорваны, стекла на дверях, ведущих на балкон, были разбиты, а количество пыли, покрывавшей всё в комнате, было весьма впечатляющим. Вся кровать была в мусоре, и когда Хонджун посмотрел на кровать, он был очень удивлен, обнаружив, насколько она была мала. Он не помнил, чтобы он был таким маленьким, но когда его память медленно возвращалась к нему, когда он помнил, как каждую ночь его спина прижималась к спине Сонхва, это имело смысл. — Ты оставил двери открытыми, — сказал Сонхва, глядя на балкон, где половина перил выглядела так, будто её снесло ветром. — Мы торопились, — ответил Хонджун, наклоняясь, чтобы посмотреть на бумаги на полу. — Кроме того, эти двери уже были настолько хлипкими, что это не имело бы значения. Всё равно всё было бы разрушено. После этого Сонхва ничего не сказал, но сделал несколько кругов по комнате, прежде чем встать у стола, за которым Хонджун провел бессчетное количество часов. Радио, которое сообщало им хорошие новости, нигде не было, но Хонджун не возражал. Он почти мог представить себя сидящим за столом, поставив ноги на дерево, с карандашом в зубах, а Ёсан лежит на боку на кровати, пока они слушают любые подсказки о том, что вирус сделал в мире. Он также почти мог видеть выражение лица Ёсана, когда они услышали это, когда они услышали официальное заявление о том, что всё кончено, и он также почти мог представить, как блондин выбегает из комнаты сразу после этого. — Хонджун, — позвал его Сонхва, и именно напряжение в его голосе заставило Хонджуна повернуть голову туда, где Сонхва склонился над столом, верхние части его бедер прижались к дереву, а его рука была поднята и прижата к доске, которую каким-то образом не сдуло со стены. — Смотри. Младший подошел, его глаза сузились, глядя на доску, а давление в задней части его горла только усиливалось с каждым шагом ближе. — Это... — спросил он, комично расширив глаза, когда Сонхва немного отодвинулся, чтобы Хонджун мог лучше видеть. — Так и есть, — только подтвердил Сонхва, его голос был не более чем шепотом. Хонджун затаил дыхание. Он посмотрел на Сонхва, наблюдая за тем, как лицо старшего искажается сотнями разных эмоций за три секунды. Он мог только догадываться, что сейчас творилось в голове Сонхва. Если его собственные воспоминания проносились в его голове о том, что было перед ним, он мог только представить, что чувствовал Сонхва. Не было похоже, что старший дышал, его глаза были прикрыты, когда он смотрел перед собой, как будто он был статуей, застывшей во времени. — Не могу поверить, что она всё ещё здесь, — выдохнул он. — Я думал, её унесло ветром… Как это…? Хонджун стиснул зубы, когда снова посмотрел на объект, миллионы эмоций захлестнули его. Это была их групповая фотография. Сонхва приколол её к доске, которую они нашли в чулане перед отъездом. Он только сфотографировался с ним, но так и не объяснил, почему оставил их групповое фото. Она была в идеальной форме, по крайней мере по большей части, маленький полароид, который был снят на причале за день до отъезда, висел там, немного качаясь на ветру, и оба смотрели на него так, как будто это был плод их воображения. Затем Сонхва потянулся вперед, вытащил булавку сверху и с такой деликатностью держал её в руках. На мгновение ему показалось, что Сонхва сейчас заплачет. На мгновение ему показалось, что он сейчас заплачет. Но они были на пятнадцать лет моложе и выглядели так, будто им была дарована новая жизнь. Это были лица, которые видели зло в его чистейшей форме и были залиты кровью больше раз, чем могли сосчитать. Для невежественного глаза единственными травмами, которые можно было увидеть, были повязка на глазу Чонхо и шрам на руке Ёсана, но Хонджун знал, что было скрыто. Было бы невозможно рассказать истории, которые они держали в своих глазах только по одним только улыбкам, проходящему мимо человеку картина выглядела как счастливая семья на отдыхе. Хотя, возможно, оружие, которое они все несли в руках, свидетельствовало о том, что они не были в отпуске. Пистолеты и ножи, не говоря уже о ломе Сонхва, были в наличии. Он мог видеть Сана и Чонхо, сидящих на перилах, а между ними — себя и Сонхва. Отсутствующей руки Сана на снимке не было видно, особенно из-за того, как он склонился над плечом Сонхва, но Хонджун знал, что её там не было. Юнхо и Минги, конечно же, стояли снаружи, большие сильные мужчины, которые так долго были их опорой — без них Хонджун знал, что никто из них не выжил бы, чтобы сделать снимок. А потом, конечно же, были Уён и Ёсан, стоявшие на коленях на причале, и, хотя это должно было быть серьезное фото, Уён прижал палец к щеке Ёсана. Оружие и боевые раны, выставленные напоказ, по мнению Хонджуна, они выглядели круто. Но когда он посмотрел поближе, то увидел, как лица его и Сонхва были обращены друг к другу. Хонджун мог видеть, что из всей группы все остальные смотрели в камеру с нежными улыбками, в то время как он и Сонхва были единственными, кто смотрел друг на друга. Благодаря положению головы Ёсана на фотографии их переплетенные пальцы были скрыты от поля зрения, но Хонджун всё ещё чувствовал тепло руки Сонхва. — Ёсан однажды сказал мне давным-давно, — заговорил Сонхва, его голос дрожал вместе с руками, которые держали фотографию. — Он сказал, что пожары, которые сжигали Мокпо в течение нескольких недель и заполнили эту землю пеплом, были возрождением. Он сказал, что огонь берет всё старое и мертвое и сметает это, оставляя за собой путь для роста чего-то нового и сильного. Хонджун сглотнул, слушая каждое слово Сонхва, но не в силах оторвать взгляд от картины. — Он сказал, что для того, чтобы восстановиться и начать новую жизнь, мы должны убрать то, что осталось от старого, потому что это будет лишь напоминанием о том, что у нас было, а не о том, что мы могли бы иметь, — продолжил Сонхва, его хватка на картине стала крепче. — Он сказал мне, что как бы мы ни старались, мы никогда не будем теми, кем были раньше. Затем старший посмотрел на Хонджуна, его глаза наполнились красным оттенком, хотя в его глазах не было слез. — Ёсан сказал мне, что причина, по которой я не лечился, заключалась в том, что я пытался быть тем, кем я был, до того, как всё это произошло. Он сказал, что я цепляюсь за воспоминания и что мне нужно отпустить их, если я когда-нибудь захочу исцелиться от ран в сердце и разуме, — сказал Сонхва, его губы сжались в твердую линию, прежде чем снова взглянуть на фотографию. — Вот почему я оставил эту фотографию здесь — я не хотел, чтобы напоминание о том, кем мы были раньше, сдерживало нас. Хотя мы никогда не могли догадаться, что с нами произойдет, я не хотел, чтобы призраки нашего прошлого мешали нам двигаться вперед. Мы вступили в новую главу, лучшую, мы могли начать как новые люди. Хонджун затаил дыхание, когда Сонхва быстро вытер глаза. — Я… я также подумал, что было бы круто, если бы кто-то когда-нибудь пришел в этот дом и нашел эту фотографию, и они бы удивились, кто мы такие, — выдавил из себя Сонхва, улыбка появилась на его губах, когда он провел большим пальцем по картинке в руке. — Они будут задаваться вопросом о нашей истории, о том, как мы встретились, как мы выжили… они, вероятно, задавались вопросом, чем всё закончилось и чем закончилась наша история. Затем пожилой мужчина положил фотографию на стол, отступил от нее и повернулся, чтобы посмотреть на Хонджуна, и из его горла вырвался почти смущенный смешок. — Я думал, что наша история умрет вместе с этим домом. Я никогда не думал, что мы вернемся сюда, это всё какой-то лихорадочный сон. — Сонхва... Хонджун позволил имени этого человека легко сорваться с языка, остальные слова замерли просто потому, что он понятия не имел, что собирается сказать. Он тоже думал, что после всего случившегося их здесь тоже не будет. Хонджуну и Сонхва потребовалось очень много времени, чтобы набраться смелости, чтобы вернуться в пляжный домик, и еще долгое время об этой идее не могло быть и речи. Сонхва сказал, что с домом будет связано слишком много боли. Он сказал, что это вернет эмоции, которые он не хотел вспоминать. Хонджун знал, что все это было правдой, и он не мог отрицать собственных переживаний, взглянув на место, которое они раньше называли домом, в последний раз. Но пока Хонджун продолжал смотреть на своего партнера, он снова был поражен своей красотой, когда солнце снова высветило его силуэт. Хонджун обнаружил, что у него перехватило дыхание в самый неподходящий момент, но он ничего не мог с собой поделать. Сонхва состарился, как хорошее вино, с годами он становился только красивее. Его полностью черное одеяние идеально сидело на нем, плотно облегая плечи и грудь, его тело все еще было сильным и крепким даже после стольких лет стресса и усталости. Хонджун не сомневался, что Сонхва был своего рода богом, особенно когда его длинные черные волосы падали ему на глаза, когда он сосредоточивался на чем-то. Сонхва был захватывающим дух. Но каким бы захватывающим он ни был, у Сонхва были и свои недостатки. Он никоим образом не был идеальным человеком, как и Хонджун. Иногда было трудно признать, что Сонхва не идеален, когда его сердце было таким же золотым, как оно иногда становилось, но он знал, что один из самых больших страхов Сонхва — это возведение его на пьедестал, как будто он был каким-то совершенным существом. Хонджун знал, что Сонхва нужно право на ошибку и время от времени быть несовершенным — он хотел, чтобы его считали равным, а не кем-то, кто лучше всех остальных. Хонджун очень хорошо это понимал, он также знал, что определение Сонхва и представление о том, как выглядит любовь, немного отличались от «обычного». Но, честно говоря, проведя столько лет со стариком и увидев все, что он мог предложить, предпочитал любовь Сонхва. Возможно, именно комната, в которой они находились, та, которая хранила для них такие сильные и важные воспоминания, заставила Хонджуна чувствовать себя более соприкасающимся со своими эмоциями. Он протянул руку, схватил Сонхва за руку и вывел их на балкон. Они не ушли далеко, опасаясь, что дерево выгорит, но достаточно далеко, чтобы заходящее солнце согрело их кожу. Именно здесь Хонджун признался в любви к Сонхва. Здесь он сказал старшему, что никогда не оставит его, несмотря ни на что. Под звездами той роковой ночи Хонджун почувствовал непреодолимую силу, чтобы наконец признаться в любви к человеку, который, как он думал, никогда не полюбит его в ответ. После всей боли, драк, синяков, ядовитых слов и поступков — все это достигло апогея именно в этом месте. Хонджун стоял рядом с Сонхва, рука об руку, когда они смотрели на океан, который сверкал перед ними, лодка, которая их высадила, уже плыла к дальнему концу береговой линии, почти скрывшись из виду. — Я чувствую себя на пятнадцать лет моложе, — прошептал Сонхва, его кожа сверкала даже больше, чем вода. — Это место, где заходит солнце — ты не можешь сказать мне, что это совсем не похоже на ту ночь, когда наши миры наконец столкнулись. Не хватает только костра и… — Остальных? — заменил Хонджун его слова. Сонхва лишь хмыкнул, мягко кивнув головой. — Я скучаю по ним больше всего на свете. Хонджун почувствовал, как рука Сонхва крепко сжала его руку, и, бросив быстрый взгляд на более высокого, Хонджун увидел слезу, стекающую по щеке Сонхва. Совершенно душераздирающе. — Я тоже. После этого Сонхва повесил голову. Слез больше не было, и Хонджун позволил другому мужчине уйти, но продолжал держать их руки вместе. Несмотря на душевную боль, которую они оба чувствовали, Хонджун знал, что ни один из них не сожалеет о том, что пришел и выполнил обещание. Он знал, что они пожалели бы об этом, если бы не пришли, даже если быть в настоящем моменте – одно из самых болезненных вещей, которые они делали за долгое время. Они изменились. Хонджун и Сонхва действительно стали двумя совершенно разными людьми за последние десять лет. Сонхва стал жестким, но мягким, а горящий огонь и гнев Хонджуна утихли. В то время как внешний вид Сонхва не сильно изменился, внешний вид Хонджуна изменился. Он ещё раз подстриг волосы и покрасил их в ярко-оранжевый, почти красный цвет. Это был символ его страсти, его огня, человека, которым он был раньше. Хотя ему всё ещё было стыдно за свое поведение в молодости, оно сделало его тем, кем он был сегодня, так что, действительно странным и извращенным образом, он был благодарен за это. Хонджун знал причину, по которой он был таким злым и сдержанным. Он знал, почему никто не мог приблизиться к нему, особенно Сонхва. Ему потребовалось много времени, чтобы смириться с причиной, но после того, как он снова чуть не потерял всё, он был вынужден принять её. Он боялся, что его прошлое настигнет его. Из личного опыта Хонджун знал, что как только кто-то узнает о его прошлом, то он его бросит. Подростком он был вынужден участвовать в бандитской жизни, чтобы обеспечить свою мать и сестру, но никто не пытался этого понять. Он понял, что ему нужно быть жестким и злым, чтобы добиться успеха в жизни, потому что жизнь просто несправедлива — она перегрызет тебя и выплюнет быстрее, чем кто-либо успеет моргнуть. Когда Хонджун наконец рассказал Сонхва о своем прошлом, он действительно думал, что это будет для них концом. Вот почему он был так груб со всеми, особенно с мужчиной рядом с ним, потому что знал, что тот легко привязывается. Хонджун знал, что он отчаянно нуждался в любой любви и связи, которые кто-либо мог бы дать ему, но всё это исчезнет, как только они узнают, что он делал. Это было то, что он не мог пережить. Но теперь было ясно как день, что остаться позади не всегда будет так. Хонджун смог понять, что можно положиться на кого-то, на нескольких людей, и не бояться, что они оставят его в полном одиночестве, без понятия, что делать, как он был ребенком. — Хонджун... Рука Сонхва снова напряглась. Хонджун почувствовал, как мужчина напрягся, его голова снова поднялась, широко раскрытые глаза снова наполнились жидкостью. — Это... Голос Сонхва сорвался, и Хонджун посмотрел на холм, зеленую траву и цветы, качающиеся на легком ветру вниз по склону. Младший проследил за взглядом Сонхва вниз, к высоким утесам, где вода встречалась с землей, и чайки летали вокруг, возвращаясь после долгого дня в море, чтобы, наконец, отдохнуть в своих гнездах. С глубоким вдохом глаза Хонджуна тоже начали слезиться. Его сердце подпрыгнуло в груди, всё его тело наполнилось подавляющим чувством эмоций и облегчения. Прежде чем Хонджун успел ответить, его язык скрутился, поскольку он не мог поверить в то, что предстало перед его глазами — рука Сонхва оторвалась от его руки. Низкорослый попытался окликнуть его, когда другой повернулся и выбежал из их когда-то общей спальни, но Сонхва его не услышал. Он уже бежал.-~-
Они все вместе согласились отправиться на материк и принять то, что их ждет. Сану подарили протез руки особого класса, как ему и обещали, и он некоторое время привыкал к нему. Это была эмоциональная перестройка для него, да и для всех них. Хонджун вспомнил, как впервые за долгое время увидел, как Сан стоит в зеркале с двумя руками — неважно, фальшивая одна или нет — все движения и действия были на месте. Сан смотрел на это остекленевшими глазами, а Уён был рядом с ним, готовый поддержать Сана, как бы он ни нуждался в это уязвимое время, когда на него надели руку. Рука двигалась, когда Сан хотел этого и как он этого хотел — чистое изумление, омывшее его лицо, вызывало слезы у всех, собравшихся в комнате. — Я непобедим, — прошептал Сан, его глаза были полны слёз, но самая большая улыбка была на его лице, когда он мог держать и поднимать ею разные предметы. Ёсан, который был тем, кто помог Сану в этом и сообщил ему всё, что можно и чего нельзя делать, только похлопал его по спине с самой нежной улыбкой. — Ты всегда был непобедим. Всем им дали новые браслеты, когда их погрузили в самолет с некоторыми из их первоначальных вещей. Хонджун сразу заметил, что некоторые из них были разного цвета, что ему не понравилось. Он не был уверен, что именно это означает, но это был какой-то инструмент группировки, и он ненавидел думать о том, какие варианты открываются для них. Похоже, Сонхва тоже устал от цветов, он заметил, что между ними есть два цвета: красный и синий. Хонджун, Сонхва, Сан и Уён были красными. У Юнхо, Минги и Чонхо были синие. Только когда они приземлились и их быстро вывели из самолета, Хонджун обнаружил, что Ёсан сгруппировался совершенно иначе, чем все они. Браслет у него был ярко-зеленый, никто не мог его не заметить. Хонджун вспомнил, как почувствовал, как у него сжалось сердце при этом, когда он на короткое время посмотрел Сонхва в глаза, прежде чем их выстроили в прямую линию и привели в большое здание. Их привезли на другую военную базу. Она была намного больше и явно более активнее, чем предыдущая. Было странно снова оказаться на материке, хотя он находился за океаном и не там, где никто из них не родился, но это было странно приятно. Стало совершенно ясно, зачем их привезли на материк, и все они были к этому готовы. Как сказал Сонхва Хонджуну, избежать этого было невозможно. Рано или поздно это случилось бы. Они не могли прятаться вечно. Им дали некоторое время, чтобы обустроиться в новых комнатах, которые были лишь немногим лучше, чем в бункере на острове, но никто из них не мог расслабиться — они знали, что должно произойти. Уён был беспокойным, он не мог оставаться на месте, сколько бы он ни тренировался и не бегал вокруг базы. Юнхо и Минги много о чем-то говорили друг с другом наедине, а Ёсан взял Сана и Чонхо на постоянную практику стрельбы по мишеням. Никто из них много не разговаривал друг с другом, казалось, что они предпочли бы молча наслаждаться обществом друг друга в течение последних нескольких дней, прежде чем им будут даны задания. Они пробыли там всего несколько месяцев, может быть, три, этого времени едва хватило, чтобы по-настоящему узнать других людей, с которыми им предстояло работать. Это было уже тяжело из-за языкового барьера, хотя Хонджун и Ёсан очень хорошо знали базовый английский, остальные боролись с ним больше. Напряжение и стресс были высокими – никто из них не мог нормально спать. Не было ни расслабления, ни отдыха, и даже еда стала трудной, потому что все они знали, что их снова вернут в действие в совершенно новом месте. Накануне основных заданий Минги отправился на поиски Хонджуна. У них был доступ на крышу, и именно там высокий мужчина нашел его, глядя на звезды и пытаясь запомнить это место. С того момента, как Минги встал рядом с Хонджуном, старший понял в своем сердце, что очень скоро что-то сломается внутри него. Он мог чувствовать это по тому, как Минги знал что-то, чего не знал он — более высокий мужчина был намного умнее, чем казался, и был более проницательным, чем выглядел — одна из главных причин, по которой Хонджун попросил его стать правой рукой вместе с Ёсаном. Хонджун чаще всего жалел, что у него нет мозгов Минги. Высокий мужчина был спокоен, когда это было нужно, быстро соображал в трудную минуту и был настолько преданным, что Хонджун ни разу не задал ему вопросов. — Хён, — первым заговорил Минги, его глубокий голос вибрировал в самом сердце Хонджуна. И именно так Хонджун понял, что Минги собирается сказать ему что-то, чего он не хотел слышать. — Мы не поедем с вами, — сказал он, его поза была неуклюжей, когда он стоял немного позади более низкого мужчины. — Ни Юнхо, ни Чонхо. Несколько дней назад я узнал, что означают эти браслеты. Красный означает спасательную миссию, а синий — ремонт. Завтра утром нас отправят вдоль побережья в следующий крупный город в порту, где у них есть куча сломанных автозапчастей, которые нужно починить, и корабли. Я должен был знать, что они будут оценивать наши навыки на острове, чтобы увидеть, где мы лучше всего подходим. Я предполагаю, что они видели, что Юнхо и я были хороши своими руками и разбирались в электронике и механических проблемах. Хонджун повернулся к Минги, его очки давно исчезли, а лицо было лишено эмоций, но Хонджун видел страдание в глазах Минги. Он долго не знал, что сказать, в голову не приходило ничего. — Но… как тогда насчет Чонхо? Его знание механики не такое, как у тебя или у Юнхо, почему он?.. — Это из-за его глаза, — поспешил сказать Минги. — Это слепое пятно. Даже не важно, был ли это его главный глаз или нет, они не хотели рисковать. Чонхо идет с нами. — Так что, вы, ребята, покидаете нас? — Не по нашему выбору, — Минги стиснул зубы, и даже в темноте Хонджун мог видеть напряжение плеч более высокого в нескольких огнях на крыше. — Ты знаешь, что мы бы сделали всё, чтобы остаться… Я бы сделал всё, чтобы следовать за тобой до самого конца. Нет. Это был разговор, который Хонджун знал слишком хорошо — это был разговор, который он поклялся в своем сердце, что больше никогда не заведет. — Минги... — Ты и Сонхва будете с Саном и Уёном, — выпалил Минги, опустив лицо к цементу под их ногами. — Я не знаю, что они планируют делать с Ёсаном, потому что он обученный врач, но по крайней мере они у вас будут — они будут отправлять вас, ребята, в города, которые всё ещё наводнены мертвецами, для спасательных миссий и целей истребления. Чем быстрее вы, сделаете это, тем быстрее мы снова сможем быть вместе. Хонджун даже не мог сглотнуть. Они не должны были быть разделены – они должны были делать это всё вместе. Теперь их раскинули в трех разных направлениях? Хонджун уже мог видеть пятна, формирующиеся в его глазах, поскольку он не мог держать рот закрытым или отвести взгляд от Минги, который сейчас был перед ним. Он был в полной растерянности. Хонджун знал, что он ничего не может сделать. У него было чувство, что если он будет протестовать против того, кто был ответственным, они, вероятно, убьют его, а затем займут его место, не задумываясь. Одна из роскошей, которая у него была, когда он руководил всеми остальными с неохотной помощью Сонхва — он никому не подчинялся. Не было бы никаких последствий, если бы он пожаловался, потому что это он устанавливал правила. Теперь дело было не в этом — Хонджун был просто номером — он не имел права указывать военным, как делать свою работу, и требовать быть с его друзьями. Хонджун снова оказался в той же ситуации, что и с Ёсаном и Чонхо, когда они ушли, но это было совершенно по-другому. Он даже не мог найти в себе силы разозлиться, как на Чонхо. Впервые за долгое время Хонджун молчал, совершенно не зная, что делать. Он чувствовал себя совершенно бесполезным. Его друзей собирались вырвать из его рук, и он ничего не мог с этим поделать. — Мы должны сказать Сонхва… — Нет, — Минги поднял взгляд, его глаза опухли, когда он прикусил нижнюю губу. Он несколько раз покачал головой, и от этого грудь Хонджуна только сильнее заболела. — Не говори ему, я хочу, чтобы наша последняя ночь вместе была спокойной и беззаботной. Он достаточно беспокоится о нас, ему нужно хорошенько выспаться, прежде чем он бросится в эти спасательные миссии. Ты знаешь, что он будет присматривать за Уёном, как ястреб. В этот момент Хонджуну было о чем думать. Его мозг отключался слишком быстро, что никогда не было хорошо. Не сказать об этом Сонхва означало бы бросить камень в их отношения, если бы старший когда-либо узнал, что Хонджун знал об этом заранее, также знал, почему Минги не хотел, чтобы кто-то ещё был информирован об этом. В груди у него горело, в горле так пересохло, что он сделал шаг ближе к Минги, пытаясь убедить себя, что спит. — Мы будем писать друг другу, связь не прервется, — предложил младший, после чего последовал небольшой всхлип. Хонджун мог сказать, что Минги так старался оставаться сильным, и, возможно, именно поэтому Хонджуну было так трудно думать о чем-то одном. — Я буду писать каждый день, если придется — мы все будем. Мы всё равно будем вместе, даже если наши тела будут в разных местах. Хонджун почувствовал, как его глаза горят таким жаром, что он не знал, что это возможно. — Почему ты должен был мне это сказать? — спросил он скрипучим голосом, когда он потянулся, чтобы схватить Минги за руку и сжать её. Минги, казалось, наклонился к прикосновению, его ментальный блок чуть-чуть сломался от прикосновения Хонджуна. Тот, что повыше, сглотнул и чуть не рассмеялся, словно это был вопрос, на который Хонджун уже должен был знать ответ. Смех был одновременно и облегчением, и душераздирающим. Минги зажмурил глаза, прежде чем поднял руку, чтобы вытереть глаза. Он улыбнулся низкорослому зубастой улыбкой, но Хонджун не был достаточно силен, чтобы ответить тем же. — Моя работа — давать вам отчеты о состоянии, не так ли? Извините, я не мог написать это, как обычно. Хонджуну хотелось рассмеяться, но он знал, что если он откроет рот, то першение в горле позволит только вскрикнуть. — Ёсан всегда писал твои отчеты. — Ах, да, он. Это правда. В ту ночь никто не знал, почему Минги вдруг стал таким разговорчивым. Никто не знал, почему он говорил всем, что любит их, и никто не знал, почему Минги предложил всем собрать свои крошечные матрасы в одной комнате и спать вместе. Ему более чем повезло, что никто не знал, что это была последняя ночь, когда они все смогут мирно спать вместе. Ему повезло, что никто ничего не заподозрил. Ну, никто, кроме Хонджуна. На следующее утро никто из них не был готов к тому, что должно было случиться. Хонджун знал, как только им представили новость, что он никогда не сможет забыть выражение лица Сонхва. Он знал, что никогда не сможет забыть выражение чьего-либо лица, если уж на то пошло, но именно то, как старший сразу же посмотрел на Хонджуна в поисках какого-то объяснения, почему они расстаются, сделало всё ещё хуже. Хонджун не мог смотреть на Сонхва, даже после того, как собрание закончилось и им разрешили вернуться в свои комнаты, чтобы подготовиться к транспортировке, он всё ещё не мог смотреть в глаза старшему. Это прощание нанесло им всем ещё одну рану в тот день. Хотя это не была поверхностная рана, которая оставит шрам и удержит физическую боль, рана, которую она создала внутри них, причиняла им больше боли, чем любая поверхностная рана, которую они могли получить. Хонджун знал, что скорее потеряет все конечности, чем снова попрощается. Фактор незнания, увидит ли он их когда-нибудь снова, был слишком — слишком для всех них. К тому времени, когда их загружали в вертолеты, которые должны были доставить их в двух разных направлениях, мозг Хонджуна отключился. Всё его тело стало вялым и бесполезным, оно казалось пустым и холодным, и даже Уён, который изо всех сил старался поддерживать хорошее настроение, несмотря на то, что сам был полностью разрушен из-за этого, не мог помочь им почувствовать себя лучше. Ёсан ушел с красной командой, к счастью, его приписали к их конкретной группе. Хонджун знал, что Ёсан борется, так как это будет первый раз, когда он будет отдельно от Чонхо. Он мог видеть это на лице блондина, он мог видеть это в том, как Ёсан больше не думал, а просто действовал, чтобы боль не доходила до него. Хонджун задавался вопросом, каково это быть отдельно от своего возлюбленного. Хотя он и Сонхва не навешивали на себя ярлык, он обнаружил, что это слишком тяжело для его сердца, чтобы даже думать о том, чтобы быть вдали от него и не знать, жив он или нет. Для этого Хонджун мог только представить, что чувствует Ёсан. Когда они улетали, сердца обливались кровью по мере того, как расстояние становилось всё дальше и дальше, Хонджун поклялся себе, что сделает всё возможное, чтобы не допустить, чтобы кто-либо из них был разделен, и Хонджун сделает всё, что в его силах, чтобы собрать их всех вместе снова. Услышав, как Сонхва чуть не заплакал той ночью, Хонджун мог только лежать без сна и надеяться и молиться, чтобы Минги, Юнхо и Чонхо были в порядке. Он поклялся, что найдет их снова, если это будет последнее, что он сделает. Но со временем Хонджун должен был понять, что давать обещания себе и другим — ужасная идея. Снова и снова он только подводил себя. Это был бесконечный круг боли, можно было подумать, что он уже понял это. В течение следующих нескольких лет их перевозили в большее количество мест, чем они могли сосчитать и вспомнить. Их миссии включали в себя полет на вертолете и высадку в кишащем зомби городе с задачами по спасению, если вокруг всё ещё были люди, а затем взорвать место и поджечь его, как только оно станет чистым. Их было около тридцати человек, и, несмотря ни на что, они хорошо сработались. Первая миссия оказалась худшей, как и ожидал Хонджун. Хуже всего было, когда все они готовились, одеваясь в специальные черные военные костюмы со слишком большим количеством лямок, чтобы держать боеприпасы и ножи, когда Уён начал ломаться. На это было тяжело смотреть, и даже Сан замер, не зная, что делать, пока Сонхва изо всех сил пытался успокоить младшего. — Пожалуйста, не заставляйте меня идти, я не могу сделать это снова! — Уён плакал в бреду, сидя на корточках на полу. — Я беру свои слова обратно насчет того, что хочу уйти с шумом! Я не хочу огня — я не хочу взрывов — я больше не хочу убивать, я не могу делать это снова! — Уён… — попытался Сонхва, присев на корточки рядом с младшим, надев всё свое снаряжение и завязав волосы сзади. Ему даже разрешили взять с собой лом — особая просьба, которую ему каким-то образом разрешили военные. Хонджун знал, что технически лом принадлежит ему, после того как Сонхва дал его ему в качестве белого флага, но все действительно знали, кому на самом деле принадлежал этот лом. — Выдохни, Уён, пожалуйста, если ты не пойдешь, они отправят тебя подальше от нас! Это не помогло – только усугубило ситуацию. Хонджуну пришлось покинуть комнату, потому что он не мог снова слышать плач Уёна. Возвращение в опасную ситуацию было уже почти невыносимо, даже зная, что он может легко защитить себя, всё равно было ужасно видеть мертвых. Никто из них не был к этому готов. Было некоторое утешение в том, что если они умрут, лекарство, которое дал им Ёсан, не позволит им стать частью мертвых. Хонджун также узнал от Ёсана, что в тот момент они распространяли лекарство по всему миру, производя его в огромных количествах там, где его можно было безопасно производить. Ёсан даже сказал им, что если они найдут выживших, им немедленно дадут лекарство, а это значит, что они есть на их нынешней переносной базе в нескольких милях от города. Хонджун задавался вопросом, сделают ли они когда-нибудь лекарство, которое сможет снова превратить зомби в людей. Как Сонхва смог успокоить Уёна за время осмотра, Хонджун никогда не узнает, но это не имело значения, потому что они двигались так быстро, как было необходимо, и в следующий раз, когда его мозг связался с телом, он оказался в центре города, похожего на город-призрак, окруженный членами его команды, которые издавали довольно странный шум. Хонджун почувствовал, как его горло сжалось, воздух наполнился ужасным зловонием, слишком знакомым для него. Это активировало его чувства, его тело напряглось, когда его мозг, наконец, смог осознать тот факт, что они снова были в кишащем зомби городе, выполняя спасательные миссии. Сразу же Хонджун огляделся, чтобы найти, где были Сан и Уён, и обнаружил, что они были ближе к задней части группа, в то время как Ёсан стоял прямо рядом с Хонджуном с бледным лицом. Он услышал, как блондин пробормотал проклятие, прежде чем опустить глаза, его пальцы сжали военную винтовку в руках. Хонджуну потребовалось ещё несколько мгновений, чтобы понять, почему все они остановились и остались без дела посреди перекрестка, чего их учили не делать. Он посмотрел перед собой, вонь снова наполнила его нос, от чего всё его тело неловко задрожало, когда его взгляд остановился на Сонхва, который был в нескольких футах впереди всей группы. Хонджун почувствовал, как его грудь сжалась, и осознание того, что это было реально, и они действительно были брошены обратно в бой, ударило его в полную силу, когда он увидел скорченную фигуру у ног Сонхва. С лома, который держал Сонхва в руке, капала кровь, черный металл снова был окровавлен. Хонджун почувствовал, как у него забилось сердце, когда Сонхва оглянулся через плечо, некая тьма снова наполнила глаза старшего, чего Хонджун не видел долгое время. То, что когда-то привлекало молодого человека к Сонхва, теперь стало чем-то, что заставило Хонджуна пошатнуться, маленькие темные кровавые полосы на лице Сонхва были зрелищем, которое Хонджун видел бесчисленное количество раз, но когда Сонхва повернулся лицом ко всей группе, которая оставался неподвижной, Хонджун обнаружил, что испытывает странное чувство отстранения от всей ситуации. — Не стойте там просто так, — сказал Сонхва, подняв руку, чтобы вытереть кровь с лица, когда он перешагнул через зомби, который лежал неподвижно и истекал кровью на цементе. — Я знаю, что вы уже видели зомби — не начинайте вести себя так, будто вы никогда их не убивали! Мы здесь на задании, так что заканчиваем! Хонджун вспомнил, что никто из них не двинулся с места даже после того, как Сонхва сказал это, его взгляд был острым и злобным, когда он смотрел на остальных, пока шел по улице, лучше прижав наушник к уху, прежде чем поднять лом так, чтобы он лег на плечо. Сделав глубокий вдох, Хонджун почувствовал, как его собственный холод снова начал оседать в его теле, и к тому времени, когда Сонхва был прилично далеко и, похоже, охотился на другого зомби, который удалялся от старшего мужчины, Хонджун наклонился, чтобы взвести курок, и начал двигаться вперед, в его глазах горел опасный костер. — Идём. Миссия за миссией их отряду удалось выполнить спасательные операции в большем количестве городов, чем они могли сосчитать. Люди, стоявшие за организацией, скрывали информацию, которую они выдавали. Хонджуну было очень трудно не наброситься на них, когда он знал, что они скрывают информацию от всех них, но Сонхва всегда сдерживал его, говоря, что лучше не ввязываться в это. Он знал, что старший был прав, он знал, что на данном этапе их жизни было бы лучше залечь на дно и не устраивать лишних драм, когда в этом нет необходимости, но это не значило, что ему это нравилось. С каждой новой миссией и с каждым новым городом, который они взрывали, Хонджун мог видеть, как старые привычки начинают проявляться во всех них. Уён больше не плакал, когда ему вручали пистолет, и без колебаний стрелял из него по приближающимся целям. Сан сосредоточился на военной жизни, казалось, ему было трудно вернуться в эту ситуацию, но он всё же умудрялся хорошо работать даже с рукой, которая не была его. Потом был Сонхва. Старший был похож на себя прежнего. Хонджун обнаружил, что они больше ссорились из-за самых глупых вещей, их скверные характеры не помогали сплочению команды. Также не помогло то, что Хонджун и Сонхва подсознательно были назначены лидерами отряда. У их командира не было установленных позиций, но Хонджун знал, что это не помешает никому взглянуть на кого-то конкретного или даже на нескольких человек, обладающих большим опытом и уверенностью, чтобы следовать за ними. Хотя это было по-другому, Хонджун снова чувствовал себя задыхающимся, с сильным чувством вины, навалившимся на его плечи каждый раз, когда они кого-то теряли. Он знал, что Сонхва чувствует то же самое. Единственная причина, по которой им двоим удавалось оставаться в здравом уме после каждой миссии, когда их перевозили обратно на базу как раз в тот момент, когда взрывались детонаторы, заключалась в том, что Сан, Уён и Ёсан всегда возвращались с ними. Несмотря на окровавленную одежду и пустые магазины, они возвращались живыми. В течение целых шести лет их впятером перевозили туда, где они были нужны, чтобы помочь истребить остальных зомби, заполонивших землю. Они никогда не задерживались на одном месте надолго, всегда переезжали, как только работа была закончена. Верный своему слову, Минги часто писал письма. Хонджун знал, что из-за того, что они так часто переезжали и редко задерживались на одном месте больше недели, им было трудно получать письма. Он получал их только тогда, когда их перевозили на крупную военную базу, а иногда его ждало пять или более писем одновременно. Хонджун любил читать их перед сном, потратив около часа на то, чтобы оттереть все пятна и запахи со своего тела. В зависимости от того, где они находились в это время, они могли спать на настоящих кроватях внутри бункеров или иногда им приходилось спать снаружи в палатках — и, вопреки распространенному мнению, Хонджун предпочитал палатки. Он хотел бы посидеть на улице у маленького костра и посмотреть на звезды, задаваясь вопросом, не смотрел ли Минги на небо тоже и видел те же звезды, что и Хонджун. Он читал письма так, дважды перечитывая каждое слово и дорожа каждым из них. Минги постоянно сообщал ему новости, рассказывая Хонджуну, что их троих перевезли на верфь для работы с кораблями и импортными танками, которые прибывали из-за океана. Во многих письмах Минги утверждал, что у них всё хорошо, он и Юнхо очень хорошо вписываются, а Чонхо очень быстро учится. Они приступили к работе над интересными проектами, и еда была вкусной — это был очень важный факт, который Минги добавлял несколько раз — и единственная травма до сих пор заключалась в том, что он случайно уронил молоток на ногу, и его палец на ноге оставался фиолетовым несколько дней. Иногда Сонхва присоединялся к Хонджуну. Они делили палатку, поэтому старшему было достаточно легко сесть рядом с Хонджуном, положить голову на плечо младшего и читать про себя письма Минги. В действительно хорошие ночи Сан ходил с ними, чистил его и Уёна оружие, и если он отсутствовал, это означало, что Уён тоже был снаружи. Ёсан также был там чаще, иногда обучая Уёна и нескольких других, как правильно перевязывать различные виды ран и как распознавать инфекции. Хонджун любил отвечать, когда мог, что случалось не так часто, потому что им никогда не предоставлялись материалы. Минги часто спрашивал, где они находятся в мире, и чаще всего Хонджун не мог ответить, потому что понятия не имел. Хотя он был уверен, что они снова за границей, скорее всего, где-то в Европе, но он просто сказал Минги, что они где-то далеко. Минги сказал, что он, Юнхо и Чонхо ужасно скучали по ним. Эти слова всегда было труднее всего читать Хонджуну, и он мог сказать, что Сонхва чувствовал то же самое, прежде он никогда не комментировал это, как он делал с некоторыми историями, которые им рассказывал Минги. Минги также сказал им быть осторожными, он знал, что миссии, которые выполняли пятеро из них, становились всё более и более опасными, поскольку они продолжали выполнять их и преуспевать. Младший также утверждал, что это была система пирамиды — чем лучше они справлялись, тем опаснее были назначенные им спасательные миссии. Судя по тому, как проходили миссии в последнее время, Хонджун не мог с этим не согласиться. Каждую ночь, когда можно было разжечь огонь, Хонджун сжигал письма. Краем глаза он видел, как Сонхва внимательно наблюдает за тем, как голова Уёна лежит у него на коленях, когда он осторожно проводит пальцами по волосам младшего. Хонджун хотел сохранить письма, правда хотел, но письма оказались слишком тяжелыми для него, поэтому он сжигал их и смотрел, как дым поднимает сгоревший пепел к темному небу над ними. — Я так по ним скучаю, — сказал Сан однажды ночью, откинувшись на траву и глядя в небо. Огонь почти догорал, и поэтому было трудно увидеть, где все на самом деле, но Хонджун всё ещё мог видеть, где был Сан, а также где Сонхва, Уён и Ёсан спали, прижавшись друг к другу, прямо возле своих палаток. Он увидел, как Сан поднял руку, указывая на очень яркую звезду. — Когда я понимаю, что скучаю по ним больше, чем могу вынести, я обычно смотрю вверх и нахожу полярную звезду, а затем притворяюсь, что они тоже смотрят на нее одновременно со мной. Хонджун обнаружил, что тоже смотрит на темное море над ними, сверкающее миллионами звезд. Он сразу же обнаружил звезду, о которой говорил Сан, её яркость согрела его, хотя в ту ночь воздух был холодным. — Мы с Чонхо так и поступали, когда отправлялись на свои собственные миссии. Мы хотели посмотреть, кто быстрее найдет полярную звезду, — продолжил Сан, опуская руку на землю. — Я знаю, что они смотрят туда, когда звезда мерцает. Когда это происходит, я не чувствую, что они находятся за тысячи миль… они почти как будто прямо здесь, со мной. Хонджун моргнул один раз, глубоко вдохнув, его глаза сфокусировались на яркой звезде. Со словами Сана он почувствовал, как земля стала меньше, как будто остались только он и полярная звезда. Он смотрел на неё часами, не моргая, боясь, что если он это сделает, то упустит мерцание, которое так жаждал увидеть. Сан так же заснул не намного позже, его тихий храп смешался со всеми остальными, но даже тогда Хонджун не поддался желанию своего тела уснуть. Только когда уже почти рассвело, глаза Хонджуна наконец закрылись. Они горели, когда он наконец моргнул, укус был настолько болезненным, что его тело свело и напряглось. Но оно того стоило. Когда солнце только начинало просыпаться, Хонджун поклялся всем, что увидел, как звезда мерцает три раза. Были ли слезы, которые вытекли из его закрытых глаз, из-за того, что его глаза были такими сухими, или из-за того, что он был переполнен глубокими эмоциями – это не имело значения. Хонджун был просто счастлив, что что-то смогло дать ему необходимое облегчение, даже если это было всего на несколько секунд, когда он всё ещё не спал. В конце шестого года кругосветного путешествия у них забрали Ёсана. Это произошло неожиданно, но светловолосого доктора вызвали в другое место. Он был нужен там, где производилось самое сердце лечения — они получили известие о чем-то, что делало Ёсана особенным по сравнению со всеми другими тамошними докторами. Это был мгновенный приказ – они не успели как следует попрощаться. В тот день Хонджун снова почувствовал, как часть его сердца умерла. В глубине души он знал, что Ёсан будет в более безопасном месте. В то время как мир медленно становился все безопаснее и безопаснее с каждым днем, то, что они делали, всё ещё было опасно. Так что в каком-то смысле Хонджун почувствовал облегчение, но та его часть, которая требовала, чтобы он постоянно следил за каждым из своих друзей, постепенно начала разрушаться внутри него. Когда Сонхва держал Ёсана на руках перед тем, как блондину нужно было уйти, злые и горячие слезы стояли у обоих на глазах, Хонджун знал, что Сонхва никогда не отпустит. Однажды он потерял Ёсана. Он не собирался позволить этому случиться снова. В отличие от того, когда у них забрали Минги, Юнхо и Чонхо, Сонхва стал жестоким. Когда это случилось в первый раз, это застало старшего врасплох, и он был в шоке от того, что ничего не смог сделать. На этот раз всё было иначе. Он устроил драку, причиняя физический вред любому, кто пытался сказать ему, что Ёсан получил приказ уйти как можно скорее. Хонджун никогда раньше не видел Сонхва таким, возможно, ближе всего это было, когда он прорубался сквозь зомби, чтобы добраться до выживших и завершить спасательные миссии. Ему было больно смотреть на это, зная, что если бы не Сонхва мешал всем забрать Ёсана, то это был бы он. Тот день закончился для Сонхва не очень хорошо. Они привели больших мужчин, чтобы оттащить Сонхва от Ёсана, в то время как другой мужчина пришел, чтобы дать Сонхва то, что, как догадался Хонджун, было успокоительным. В этот момент Хонджун покраснел, его собственное самообладание рухнуло, когда он отошел от того места, где стоял, чтобы присоединиться к битве. В тот день было много криков и криков, а также ещё больше слез и полных срывов. Ёсана забрали у них без предупреждения более чем за пятнадцать минут. Сан и Уён даже не пришли попрощаться, потому что они занимались своими повседневными делами в другом месте. Хонджуну не хватило духу сказать им, мысль о произнесении этих слов в существование была слишком тяжела для него, чтобы принять позже, когда они оба пришли в комнату, которую отдали Сонхва и Хонджуну. Но Уёну потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, что произошло. Он видел, как Сонхва был без сознания и прикован к кровати, а Хонджун сидел на полу, обхватив голову руками. — Ты шутишь… — пробормотал он хриплым голосом, когда он тоже рухнул на пол, а Сан застыл позади него. — Ни за что... Уён начал плакать тогда, когда Хонджуна больше не было в комнате. Он встал и ушел в порыве гнева и скрылся с места происшествия, решив выстрелить несколько патронов на стрельбище базы. Должно быть, он сделал сотни выстрелов, так много, что его плечо было ушиблено от отдачи винтовки, но даже после всего этого ему не стало лучше. Он снова почувствовал себя совершенно бесполезным. У него не было власти, ему не удалось снова удержать их всех вместе. После того дня все они боролись больше, чем когда-либо прежде. Следующая миссия, на которую они отправились, оказалась для них последней — её было относительно легко выполнить, прежде чем их снова отправят обратно за границу. Цель состояла в том, чтобы найти группу из десяти выживших, которые несколько недель подавали сигнал бедствия. Им не давали приказа взорвать маленький городок, как они должны были сделать со всеми остальными, а просто вывести людей, а затем уйти как можно быстрее. Легко. Но Хонджун мог сказать, что что-то не так. Ему достаточно было одного взгляда туда, где Сонхва стоял у входа в здание, где безостановочно выключался сигнал, чтобы увидеть, что старшему было не по себе. Одного этого было достаточно, чтобы Хонджун понял, что что-то не так, за эти годы он понял, что чувства Сонхва никогда не ошибались. Он всегда знал, когда место было слишком опасным или когда что-то было не так, и после того, что случилось в Кванджу и лаборатории много лет назад, Хонджун больше никогда не сомневался в чувствах Сонхва. Все они тоже довольно быстро поняли, что не так. Они были в отряде из пятнадцати человек, все они были очень опытными, поэтому, по мнению Хонджуна, это облегчало задачу. Пока они шли по зданию, они не видели ни одного человека или зомби, и, пока они поднимались всё выше и выше, казалось, что Сонхва выглядел почти больным, его кожа приобретала легкий зеленый цвет каждый раз, когда они проходили мимо и свет падал на его кожу. Вся ситуация уже была достаточно пугающей, и когда Хонджун и Сонхва возглавляли свой отряд, у него пошли мурашки по коже с каждым шагом, когда они поднимались по длинным лестничным пролетам. Они достигли самого верхнего этажа и обнаружили сигнал, запись на старой видеокассете рядом с рядом оборудования, с которым он не был знаком. Комната была пуста, выживших не было видно. Сонхва отозвал их миссию, прижав руку к наушнику, чтобы сказать, что это ложный светодиод. Хонджун не был так в этом уверен. Ничего не происходило, пока они не достигли нижней части здания, все они тяжело дышали из-за жары и количества лестниц. Именно тогда они узнали, почему Сонхва был так встревожен — угроза поджидала их внизу лестницы, и они никогда не видели ничего подобного. Хонджун с гордостью заявил бы, что уже видел всё это. От ловушек до предателей, охотников за людьми и мутировавших зомби – всё. Количество ловушек, в которые они попали за эти годы, было бесконечным, как и количество людей, которые сошли с ума. Хонджуна редко удивляли такие обстоятельства. Но это удивило. — Господи, — произнес Сан вслух, первое слово, произнесенное кем-либо, когда они достигли нижнего этажа. То, что лежало перед ними, несомненно, было десятью выжившими, но именно укусы и царапины, покрывавшие их тела, вместе с гниющей плотью вокруг ран заставили их всех сделать шаг назад. Было ясно, что эти раны не были новыми, особенно по тому, как их глаза были белыми и стеклянными, кожа отслаивалась, а мухи кружили вокруг них, как будто они были мертвыми тушами. Единственная проблема заключалась в том, что тела могли говорить и рассуждать с ними — говоря слова, чтобы держать их в ступоре от страха, чтобы они могли приблизиться к атаке. Хонджун не знал, отнести их к категории мертвых или живых — и это то, что мешало его моральному духу, чем дольше существа продолжали говорить. Только когда одна из них, молодая женщина, судя по всему, у которой что-то укусило щеку, не прочитала имя Хонджуна на его костюме — кто-то наконец отреагировал. Уён сделал первый выстрел. То, что произошло после этого, было размыто. Хонджуну не хотелось об этом вспоминать. Он не убил ни одного живого человека с тех пор, как был в банде — он не был до конца уверен, живы ли существа перед ним, но если они могли читать, то это было достаточно близко. Это ужасным образом запутало его мозг, и с каждым нажатием на курок он чувствовал себя всё более и более потерянным. Когда всё закончилось, их команда получила несколько серьезных ударов. Трое из них упали, кровавые следы от укусов разорвали их скафандры. Убить их было очень сложно, тяжелее, чем обычного или мутировавшего зомби. Они обнаружили, что единственный способ удержать их мертвыми — это полностью отрезать голову от плеч — задача, с которой действительно хорошо справлялся только Сонхва. Конечным результатом были очень кровавые, густые лужи, которых никто из них не мог избежать того, чтобы не наступить на них. Когда Хонджун услышал крик Уёна, его тело как бы спряталось позади и почти под другим телом, мир остановился. Сонхва уже был рядом с младшим при первом сдавленном крике, отталкивая от него тяжелое тело и лихорадочно ища укусы или что-то ещё, что заставило Уёна начать плакать и трястись, как он сам. — Я думаю, что она сломана… — Уёну удалось выбраться, он сел и протянул руку вниз, чтобы попытаться указать на свою ногу, насколько мог сказать Хонджун. Сан тоже был рядом с ним так быстро, как только мог, бросив пистолет на пол, чтобы посмотреть на ноги Уёна. — Я… я иногда спотыкался и падал… потом что-то приземлилось мне на ногу, и я услышал щелчок и… — Уён истерически плакал, даже не позволяя себе смотреть вниз, где была его правая нога. С того места, где стоял Хонджун, он определенно мог видеть очень странный угол, под которым находилась нога Уёна. Она определенно была сломана, это было очевидно, когда глаза Сана расширились и он переместился, чтобы заблокировать обзор Уёна, чтобы он не мог видеть, насколько серьезны повреждения были. Хонджун прикинул, что перелом был у его лодыжки, и, судя по тому, насколько хлипкой была его ступня… это было плохо. Сломанные кости и порванные связки — в лучшем случае. — Мы должны забрать его прямо сейчас, — приказал Сонхва, обхватив рукой плечи Уёна, чтобы прижать его к себе. — Кто-нибудь, прижмите что-нибудь к его лодыжке прямо сейчас! Нам нужно выбираться отсюда! В этот момент Хонджун двинулся вперед, опускаясь на колени в луже свежей крови, чтобы помочь связать сломанную и сильно распухшую лодыжку Уёна тем немногим, что у них было. Это был кошмар, громкие крики Уёна продырявили их грудь, и Хонджун вспомнил, что хотел, чтобы Ёсан был рядом и мог должным образом позаботиться о младшем. После этого дня четверо из них были выписаны. Хонджун никогда не стал бы спрашивать об этом в устной форме, но он действительно не знал, почему их отпустили. Это было замаскированное чудо, но как только они смогли покинуть город и доставить Уёна обратно на базу, чтобы получить надлежащее лечение, к Хонджуну и Сонхва подошел один из командующих генералов, который сказал им, что их отпускают. В то время они понимали, почему Уёна выписали из-за серьезного перелома лодыжки, но почему его, Сонхва и Сана отпустили, не имело никакого смысла. Но это не имело значения. Больше никаких миссий, никаких зомби, никаких убийств — всё сделано. Впервые за столько лет Хонджун смог опуститься на свое место и вздохнуть с облегчением. Казалось, тяжесть мира больше не лежала на его плечах, и хотя Уён был в комнате перед ними, всё ещё плача из-за того, что обезболивающее не действовало, Хонджун чувствовал себя умиротворенно. — Я слышал на днях, что мир действительно начинает восстанавливаться, — сказал Сонхва через некоторое время после того, как сам услышал эту новость. — Это действительно навсегда, но сейчас дела действительно продвигаются вперед. Они постепенно начинают увольнять эти спасательные команды, сейчас в строю осталось лишь несколько человек. — Мы превратились из выживших в военных марионеток, — пробормотал Хонджун, повернув голову и увидев рядом с собой старшего. — Я чувствую, что они тянули это слишком долго. — Да, — согласился Сонхва. — Но, по крайней мере, теперь мир в безопасности. — Нам снова удалось пережить это. Мы внесли свой вклад в то, чтобы сделать мир лучше. Губы Сонхва изогнулись в улыбке, а уголки его глаз слегка прищурились. — Всё, что меня сейчас волнует, это снова собрать всех вместе, как и должно было быть. Прошло уже шесть лет, я почти забыл их голоса. Я знаю, что Минги, Юнхо и Чонхо всё ещё вместе в одном месте — мы должны запланировать поездку туда, как только Уён выздоровеет. — Перерыв был плохим, — глаза Хонджуна скользнули в сторону комнаты, в которой Уён находился за закрытой дверью. Он знал, что Сан тоже был там. — Пройдет много времени, прежде чем он сможет нормально ходить. Сонхва только кивнул головой и ничего не сказал. Им придется подождать, но, по крайней мере, обратный отсчет времени до встречи с людьми, которыми он дорожил больше всего, снова пошел. Так что они ждали. Они ждали, и ждали, и ждали. Четверых из них привезли в общину и дали жилье. Он был довольно густонаселен и напомнил Хонджуну, каким был мир до начала апокалипсиса. Уён много месяцев ходил на костылях, и хотя это на какое-то время ослабило его дух, они, казалось, выросли по мере того, как он начал привыкать к более нормальной жизни. Казалось, дни кровопролития для них закончились, и хотя бесчисленные кошмары и психические расстройства ещё долго не пройдут, было что-то исцеляющее в виде безопасного сообщества с приподнятым настроением. Хонджун узнал, что многие места были такими. Он узнал, что люди восстанавливаются очень быстро. Они были полны решимости собрать мир по частям. Медленно, но верно – старая поговорка в конце концов оказалась правдой. Хонджун также узнал, что либо люди предпочитают сближаться с как можно большим количеством других, либо предпочитают быть в полном одиночестве. В их сообществе было легко сказать, кто есть кто в этой ситуации. Хонджун и Сонхва держались особняком в жилом пространстве, которое им дали, в то время как Сан и Уён разошлись. Хонджун ничуть не удивился, он знал, что если представится возможность, социальная бабочка Уён вспыхнет и притянет к себе всех. Он даже знал, что то же самое будет и с Саном, хотя молодой человек ещё не знал этого, потому что он не привык к сообществу, подобному тому, которое они сейчас занимают. Сан также был социальной бабочкой, возможно, немного более сдержанной, чем Уён, но если их собрать вместе, они станут силой, с которой нужно считаться. Шли месяцы, и лодыжка Уёна медленно заживала, и казалось, что их дела идут на поправку. Минги всё ещё писал, и иногда Юнхо и Чонхо добавляли свои собственные небольшие обновления, чтобы поделиться ими. Хонджун лелеял их, немедленно отвечая, когда мог. Иногда, когда было поздно ночью, Хонджун слышал, как Сонхва и Уён говорили о том, как сильно они скучали по Юнхо. Это трио было вместе с самого начала, и они никогда не ошибались. Несмотря на то, что Сонхва утверждал, что у него нет фаворитов, было ясно, что и Уён, и Юнхо занимают особое место в его сердце. Старший никогда не говорил об этом как о способе защитить собственное сердце, но Хонджун знал, что Сонхва молча страдает от того, что скучает по ним. По крайней мере, рядом с ним был Уён. Хонджун боялся того дня, когда младшего заберут у Сонхва. Он надеялся, что этого никогда не произойдет. Однако они ничего не слышали от Ёсана. Прошло много времени, и Хонджун даже спросил Минги, слышал ли он что-нибудь о блондине. У Минги не было, ни у кого из них не было. Местонахождение Ёсана было неизвестно, никто не знал, что с ним случилось и как он себя чувствует. Это легло тяжелым грузом на Хонджуна, не зная, в порядке ли Ёсан, и он знал, что Сонхва чувствовал то же самое. Они двое провели безбожное количество времени по ночам, говоря об этом. Иногда Сонхва сцеплял пальцы вместе, чтобы удержаться на земле, пока они пытались выяснить, где в мире находится Ёсан и всё ли у него в порядке. Они также говорили о том, как вернуться к Минги и остальным, у Сонхва было неограниченное количество планов на случай, если каждый из них потерпит неудачу. Он был полон решимости увидеть их снова и собрать их всех вместе. Характер Сонхва менялся как минимум пять раз за последний год. Хонджуну было трудно уследить за этим. Но опять же все они менялись как сумасшедшие, не понимая бурных эмоций, пронизывающих их. В глубине души он знал, что это был способ их мозга, наконец, прийти в себя и попытаться исцелиться от всех эмоциональных повреждений. Теперь, когда непосредственная опасность устранена и реконструкция мира наконец-то началась, это привело всех в замешательство. Все они находились в уязвимом состоянии с тяжелыми эмоциями, которые соперничали с самой природой. Это сильно отличалось от того времени, которое они провели в пляжном домике без серьезной угрозы со стороны зомби. Хонджун не был полностью уверен, почему это так, но он решил, что это потому, что теперь они были окружены сообществом людей, и жизнь снова начала процветать. Казалось, человеческая раса снова оказалась на вершине пищевой цепи, и все они знали, что она будет только расти оттуда, если не будет сумасшедших неудач. Но Хонджун знал мир. Он знал, как устроена жизнь. Это было слишком легко для них в течение слишком долгого времени. Он верил в удачу, когда это было ему удобно, но по мере того, как дни, казалось, становились короче, а солнце садилось быстрее, делая небо черным и бесконечным, он знал, что их удача начала иссякать. С официальным окончанием апокалипсиса возникли миллионы вопросов. Как вирус распространился по всему миру? Как это началось? Где это началось? Каковы были шансы, что это повторится снова? Все это были вопросы, о которых Хонджун и Сонхва говорили в последние дни, запершись в своем жилом пространстве, не желая выходить на улицу. Но ни на один из вопросов не был дан правильный ответ, все, что люди получили, были несколькими короткими словами, которые ничего не значили и только создавали еще больше вопросов. Со временем люди вышли из тени и заняли руководящие должности. Мир нуждался в лидерах, заявляли они, сейчас больше, чем когда-либо. Хонджун откинулся на спинку кресла и наблюдал, как хаос и напряжение нарастают во всем мире. Он и Сонхва сидели у радио, иногда с Уёном и Саном, если им было интересно, и слушали все речи, транслируемые по всему миру, о планах строительства, выборах, следующих шагах вперед и обо всем политическом. Единственный ответ, который люди смогли выжать из исследователей, пытавшихся найти нулевого пациента уже много-много лет, заключался в том, что это началось в Южной Корее. Они не знали причины и не были уверены, в каком городе он был создан. При слове «создан» Хонджун сразу понял, что это вызовет бурю негодования, и он не ошибся. Были беспорядки. Люди во всем мире требовали ответов. Действительно казалось, что всё начинает меняться к худшему, как только всё снова превращается в политику. Четверо из них по большей части оставались в тени, зная, что лучше не попадаться в толпу. Они знали, что произойдет во враждебной ситуации, когда напряжение неизвестности будет прямо перед их распростертыми руками. В конце концов, они видели это воочию, и поэтому, когда беспорядки прокатились по их городу, Хонджун и Сонхва просто выключили свет, задернули шторы на окнах и заперли дверь. Никто не должен был знать, что они дома. Когда стало так плохо, что в крупные города были вызваны военные, чтобы попытаться сохранить мир, эксперты заявили, что апокалипсис больше никогда не повторится. Они были тверды в своем ответе, настолько уверены в себе, что новой вспышки просто не произойдет, поэтому не о чем было беспокоиться. Хонджун вспомнил, как при этом сжимал руки в кулаки. — Они не знают этого наверняка, — пробормотал Сонхва глубоким горлом, глядя мрачным взглядом на маленький радиоприемник на столе между ними. — В любую секунду можно вырваться. Нихрена они не обещают! После этого Уён выключил радио, и никто из них ничего не сказал. Стало тихо, между ними четырьмя не было даже отдаленного звука. Все они затаили дыхание, напрягая уши, чтобы увидеть, не слышат ли они отдаленные крики на городской площади в нескольких кварталах от них. Хонджун вспомнил, как думал о метафорических сверчках, прежде чем Сонхва встал и ушел. Это только пошло вниз оттуда. День, когда громкий звук постучал в их дверь, был днем, когда Хонджун понял, что что-то должно изменить их жизнь навсегда... ещё раз. Было раннее утро, но по старой привычке Хонджун и Сонхва уже встали и пили кофе с легким завтраком, а Уён и Сан ещё спали наверху. Внезапный шум напугал их обоих, их тела напряглись в поисках ближайшего объекта рядом с ними, который можно было бы использовать в качестве оружия. Когда раздался ещё один стук, Хонджун встал со своего места и подошел к двери, чтобы посмотреть, кто это был и какие проблемы они принесли. Просто взглянув в маленький глазок в верхней части двери, Хонджун увидел блестящую черную униформу, которую он носил раньше много раз. Хонджун не узнал человека, стоящего там с бумагами в руках, но узнал символ, вышитый на униформе. — Здесь живет Ким Хонджун? — спросил мужчина, когда Хонджун, наконец, открыл дверь ровно настолько, чтобы заглянуть в неё. Хонджун почувствовал, что сжимает челюсти, его глаза сузились от вопроса. — Это я. — Я сообщаю из отдела спасательных операций, я получил приказ забрать вас и некоторых других для дальнейших дел с военными. — Нас уволили давным-давно, мы больше не ведем дела с военными, — сказал Хонджун, встав прямо с лучшей осанкой, но всё ещё держа дверь относительно закрытой, чтобы мужчина не мог заглянуть внутрь. Мужчина проигнорировал его. — С Вами живет Пак Сонхва? — Почему это имеет значение... — Он здесь. Хонджун почувствовал, как за его спиной открылась дверь, и тяжелое присутствие опустилось рядом с ним. Ему не нужно было смотреть, чтобы понять, что Сонхва дал о себе знать, он был раздражен тем, что его утренняя рутина была прервана людьми, которых он больше никогда не хотел видеть. Увидев Сонхва, мужчина перед ними вручил ему документы и немного отступил. — Если Вы не возражаете, я хотел бы обсудить с Вами кое-что. Это важное дело, и я знаю, что Вы хотели бы его услышать. Может быть, Вы пойдете со мной на минутку, я обещаю, что мы не уйдем далеко, я сделаю это быстро. Хонджун немедленно открыл рот, чтобы твердо сказать «нет», и схватил Сонхва за руку, чтобы оттащить его назад, чтобы он мог захлопнуть дверь, но старший уже двигался вперед с невероятно темным взглядом. Младший стоял в дверях, скрестив руки на груди, и смотрел, как мужчина идет туда, где была улица, а Сонхва следует за ним. На этом они остановились, верный слову мужчина начал говорить Сонхва то, что было вне пределов слышимости Хонджуна. Он поймал себя на том, что чем дольше мужчина продолжал говорить, тем больше лицо Сонхва сжималось, как будто он только что видел некоторые из попыток Хонджуна готовить. В какой-то момент руки Сонхва вскинулись, схватили мужчину за воротник и дернули вперед с собственным воплем, который Хонджун определенно услышал. — Вы не будете делать ничего подобного! Хонджун почувствовал, как его пальцы дернулись, когда горячий всплеск тепла пронзил его грудь. Он хотел знать, что происходит, он хотел знать, что говорил мужчина, из-за чего Сонхва так реагировал. Старший по большей части был спокоен. Он знал, в какие драки вступать, а какие бессмысленны — он не взрывался, если что-то не было серьезно или кто-то, кого он любил, не подвергался угрозе. Внезапно Хонджун почувствовал, как его желудок сжался. Сонхва возвращался, бумаги в его руке смялись от того, как крепко он их держал. Он выглядел невероятно разъяренным, его глаза потемнели, а губы были сжаты так плотно, что казались белыми. — Что он сказал? — спросил Хонджун, как только Сонхва ворвался обратно внутрь и бросил бумаги на пол, захлопнув дверь, когда они оба оказались внутри. На секунду младший подумал, что Сонхва не собирается ему отвечать. Он ходил взад и вперед по кухне, его пальцы были прижаты к вискам на лбу, и он выглядел совершенно обезумевшим. Хонджуну было нелегко наблюдать, как мужчина, которого он любил, ломается по-новому, чего он раньше не видел. — Они... Сонхва начал, но затем остановился, прежде чем истерически расхохотаться. Звук заставил Хонджуна вздрогнуть, его сердце начало биться быстрее, когда он увидел, как Сонхва полностью потерял себя. — Они забирают у нас Сана и Уёна. Хонджун покраснел.-~-
В жизни Хонджуна было время, когда он не был уверен, что у них всё получится. На самом деле, было много раз, когда ему приходилось садиться и пытаться смириться с тем, что все планы, которые они создали вместе, просто не сбудутся, потому что у вселенной были другие планы на него. Вот почему он изо всех сил пытался планировать всё так далеко в будущем, он не хотел возлагать надежды, а затем разбивать их вдребезги. Несмотря на свою суровую внешность, Хонджун знал, что его сердце слишком хрупкое для его благополучия. Он плохо переносил любые потери, особенно потерю людей, которых он любил. В его жизни было время, когда он был моложе, чем ожидал, что жизнь всегда налаживалась, что всегда был счастливый конец. Как главный герой своей собственной истории, он действительно должен был бы иметь счастливый конец, даже если бы путешествие было ничем иным, как путём из боли и потерь. По крайней мере, так было во всех книгах, которые он читал в детстве. Его мечтой было вырасти и увидеть мир, исследовать его и узнать все его секреты. Даже будучи маленьким ребенком, Хонджун всегда искал приключений, его маленькая душа была в два раза больше его и в три раза сильнее. Но по мере того, как он рос, его семейное положение изменилось, и затем, в подростковом возрасте, он понял, что истории о счастливом конце, которые он читал, были всего лишь сказкой. Это сломало его внутреннего ребенка, когда его семья распалась, и Хонджун мог проследить свои проблемы с гневом до того самого дня, когда это произошло. По мере того как его жизнь шла, его сердце становилось всё более и более твердым с каждым годом. В свои двадцать с небольшим он был уверен, что уже пережил лучшие моменты своей жизни, он полагал, что лучше для него просто не станет. Именно тогда случился апокалипсис — он уничтожил его дом и большую часть его страны за одну ночь. Это был феномен, который он до сих пор не мог собрать воедино, но он полагал, что вселенная наказала его за то, что он сделал неправильно, и список постыдных поступков, которые он совершил в прошлом, никоим образом не был коротким. Несмотря на то, что в разгар ужасных событий и многих лет, которые прошли, он постоянно жил в страхе за свою жизнь, Хонджун пришел к выводу, что, возможно, ему ещё только предстоит пережить лучшие годы своей жизни. Он никогда не был уверен, как правильно выражаться — он завидовал тому, что Минги всегда был приятелем со всеми, с кем он разговаривал, и что даже Ёсан из всех людей также мог выражать свои мысли лучше, чем Хонджун. Это было чудо, что семеро мужчин, которых он знал, дали ему шанс. Он ненавидел себя в прошлом, он действительно ненавидел. Он хотел бы вернуться назад, исправить свое поведение и выяснить, как вести себя как нормальный человек, не затевая драки каждую секунду дня. Теперь он ничего не мог с этим поделать, прошлое осталось в прошлом, и ему посчастливилось украсить свою жизнь этими семью замечательными мужчинами. Они действительно были благословением. Хотя он утверждал, что Сонхва спас его, он знал, что каждый из них сыграл особую роль в спасении Хонджуна от самого себя. Хонджун когда-то проповедовал независимость, но теперь он мог с уверенностью сказать, что не смог бы выжить всё это время в одиночку. Они открыли ему глаза, чтобы увидеть его истинное «я». После долгих лет попыток вытащить соринку из чужого глаза, они помогли ему вытащить бревно из его собственного. За это он был бесконечно благодарен. Однако в его жизни также наступило время, когда он пожалел, что никогда не встретил их. Он всегда слышал, что лучше любить и потерять, чем вообще никогда не любить, но теряя то, что он любил, он не был уверен, что это правда. Когда их забирали у него одного за другим, Хонджун обнаружил, что жалеет, что никогда не встречал их, никогда не знал их имен и никогда не называл их своей семьей. Каждая потеря раз за разом разрывала его сердце, рана так и не зажила, и ничто не могло унять боль. Если бы он никогда не встречался с ними, то никогда бы не причинил такой боли. Он никогда не стал бы безутешным, сердце его никогда бы не болело постоянно, никогда бы он не потускнел и не ожил. Возможно, лучше вообще никогда не любить, потому что боль, которую он и Сонхва чувствовали, была ни с чем не сравнима. Но когда Хонджун бежал за Сонхва вниз по длинному холму, несколько раз спотыкаясь о случайные камни, спрятанные в высокой траве, которая касалась их, он знал, что, возможно, был не совсем прав. Пока он бежал и бежал, следуя почти вслепую, потому что его зрение было затуманено слезами, Хонджун задавался вопросом, не слишком ли рано он отказался от своего счастливого конца. Сонхва бежал впереди него быстрее, чем когда-либо прежде, летя вниз по холму, чтобы добраться туда, куда зовет его сердце. Хонджун не сильно отставал, совершенно не веря тому, что они видели. Он действительно ожидал, что то, что видел Сонхва, было иллюзией их всё ещё скорбящих разумов, и когда они достигнут конца утеса, иллюзия исчезнет, и их сердца будут разбиты в последний раз. — Уён! — он услышал крик Сонхва, звук, исходивший из его горла, был настолько напряженным, что Хонджун забеспокоился о том, что голосовые связки старшего слишком сильно натянуты. — Сан! Услышав их имена, Хонджун обнаружил, что его ноги больше не двигаются. Он остановился на месте, его тело замерло, когда он смотрел, как двое мужчин, стоявших на краю обрыва, оборачиваются на звук своих имен. Грудь Хонджуна бесконечно болела, ветер резко дул ему в спину, когда он смотрел, как рот Уёна открывается, прежде чем его лицо тут же исказилось от боли. Уён промолчал, похоже, он не мог вымолвить и слово, прежде чем он вслепую побежал навстречу Сонхва. Ни один из них не замедлился, столкнувшись друг с другом с такой силой и рухнув на землю в объятиях друг друга. Хонджун наблюдал, как это происходит, он внимательно следил за тем, чтобы Уён не растворился в воздухе, когда Сонхва прижал его к земле, повторяя имя молодого человека, как будто это было святое слово. Хонджун подсознательно приближался к ним, его колени были настолько слабыми, что он позволил своему сердцу радоваться всего на несколько секунд. Прошли годы — это было так давно. Ни общения, ни слов, ни информации о том, в порядке ли они — ничего. Хонджун даже не знал, живы ли они и что с ними случилось, было мучительно пытаться признать, что, скорее всего, Уёна и Сана уже нет в живых. На земле Сонхва обхватил руками трясущееся тело Уёна, от них обоих доносились тихие крики. Сонхва прижал лицо Уёна к своей груди, его крики на этот раз звучали облегченно, в отличие от сотен ночей, когда он просыпался, рыдая посреди ночи от ужасного кошмара, о котором даже Хонджун не хотел знать. Он мог слышать невнятные слова между ними, но не мог их разобрать. — Хонджун... Хонджун вскинул голову, легкая боль пронзила его затылок, когда он это сделал, и посмотрел туда, где Сан стоял неподвижно. Он не сделал ни шагу, заходящее солнце создавало красивое сияние вокруг его тела, придававшее ему вид святого. Хонджун мог видеть, что волосы Сана стали длиннее, молодой человек явно отрастил их с тех пор, как Хонджун видел его в последний раз, но в остальном Сан выглядел точно так же. Помимо прибавленного возраста, Сан действительно выглядел так же, как в первый день, когда Хонджун встретил его. Сан стоял там, его губы приоткрылись в недоверии, его глаза быстро наполнились слезами, которые Хонджун мог видеть с того места, где он стоял. Хонджун чувствовал себя точно так же, как Сан, он знал, что в тот момент они были зеркальным отражением друг друга. Леденящее недоверие наполнило их вены, они смотрели друг на друга, не двигаясь в страхе, что, как только они что-то сделают, мираж растворится в воздухе. — Сан-и, — горло Хонджуна внезапно сжалось, когда Сан отреагировал на зов его имени дрожащим подбородком. Сан не выглядел полностью убитым осознанием, как Уён и Сонхва, они ещё держались друг за друга на земле в нескольких футах от них, и когда губы Хонджуна приоткрылись, когда он покачал головой, слезы наконец брызнули из его глаз. Сан наклонил голову с такой красивой улыбкой, несмотря на то, что по его щекам катились его собственные слезы. — Ты жив, — сказал он, прежде чем сжать губы, проглатывая крик, вырвавшийся из его горла. Сразу же Хонджун раскрыл объятия, и это было всё, что нужно Сану, чтобы побежать. Когда старший почувствовал, как тело Сана коснулось его собственного, Хонджун понял, что забыл, насколько теплой была любовь. Он знал, что забыл, насколько это было хорошо, и когда Сан прижался лицом к плечу Хонджуна и прижал его к себе, его слезы испачкали рубашку Хонджуна, старший не мог не почувствовать, что касается самого солнца. Медленно Хонджун обхватил Сана своими руками, его ладони прижались к спине младшего, и крепко обнял его. — Мы думали, что никогда больше не увидим вас, — выдавил Сан, слова приглушились в шее Хонджуна. Это только заставило его глаза гореть, но он, казалось, не мог закрыть их, глядя на заходящее солнце, чувствуя, что не может закрыть глаза в страхе, что упустит момент. — Мы думали… Уён и я думали… — Ш-ш-ш, — выдавил Хонджун, прикусив нижнюю губу, чтобы удержаться на земле. — Мы думали, что вы умерли, — всё равно выкрикнул Сан. Его руки, как настоящая, так и искусственная, сильнее сжали Хонджуна. Хонджун мог только покачать головой, улыбка наконец-то появилась на его лице, когда он позволил глазам закрыться и глубоко вдохнуть. Запах Сана наполнил его нос, настолько знакомый и уникальный, что мгновенно успокоил нервы Хонджуна. — Я здесь, — сказал старший, проведя рукой по голове Сана. — Я здесь, Сан. В какой-то момент Хонджун смутно узнал ещё два тела, присоединившихся к нему и Сану. Он мог мгновенно распознать теплые и успокаивающие объятия своего возлюбленного, а затем другое теплое тело, принадлежащее Уёну. На заднем плане чайки издавали свои звуки, громко кричали и летали вокруг них, когда мир начал темнеть всё больше и больше. Хонджун позволил себя обнять, обычно он не был фанатом физического контакта, если только это не был Сонхва, но он обнаружил, что в тот момент жаждал этого больше всего в своей жизни. Если бы он спал, то это был бы самый прекрасный и жестокий сон на свете, а если бы он проснулся, то знал бы, что его тело будет покрыто потом со слезами на глазах. — Я так рад, что с вами всё в порядке, — прошептал Сонхва, крепче обнимая их. — Я боялся худшего. Прошло немного больше времени, прежде чем они были готовы отпустить. Но после того, как к ним пришла реальность, они поняли, что это был не сон, а реальность — они действительно стояли друг перед другом — они знали, что всё будет хорошо. Сан отстранился первым, чтобы вытереть покрасневшие глаза, а за ним последовали и остальные. Сонхва не удосужился вытереть лицо, всё ещё глядя на двух младших с таким обожанием, что Хонджун не мог не улыбнуться ещё больше. — Мы не видели машины впереди, — сказал Хонджун, стараясь небрежно вытирать нос. — Мы не знали, что здесь кто-то есть. — Сан хотел прогуляться, — ответил Уён, бросив безобидный взгляд на человека рядом с ним. — Мы припарковались в случайном месте в городе дальше по дороге. Мы не знали, будет ли здесь сегодня кто-то ещё, поэтому мы оба очень нервничали. — Сонхва тоже так думал, — мягко усмехнулся Хонджун, чувствуя, как старший мужчина шлепнул его, как только он открыл рот. — Он не думал, что кто-нибудь вспомнит и никто не появится. — Это не правда!.. — У нас был год разговоров об этом! — Можете ли вы винить меня? Я не хотел проделать весь этот путь, чтобы снова быть убитым горем! — Хорошо, что мы это сделали. Иначе мы бы не смогли снова увидеть Сана и Уёна! Уён и Сан просто смотрели друг на друга, прежде чем разразились улыбками и тихим смехом. Звук был божественным, Хонджун никогда не знал, как сильно он по нему скучал. — Вы никогда не меняетесь, не так ли? — спросил Уён, его глаза были яркими и живыми. Сан перекинул руку через плечо Уёна, его ямочки на щеках были полностью видны, пока он соглашался с другим. — После всех этих лет вы также ссоритесь, как пожилая супружеская пара… Ненавижу это говорить, но мне действительно этого не хватало. Хонджун почувствовал, как его рот закрылся, его глаза на мгновение посмотрели на Сонхва, у которого было похожее выражение. — Ты прав, — вздохнул он, протягивая руку, чтобы сцепить свой мизинец с мизинцем Сонхва. Он мягко улыбнулся, склонив голову набок, когда Сонхва одарил его мягким и понимающим взглядом. — На самом деле мы совсем не изменились. После этого они вернулись в дом, Сонхва и Уён сразу же начали бурно болтать обо всем на свете. Уён заявил, что им нужно многое наверстать, сцепившись локтями с Сонхва и счастливо болтая. Да ничего не изменилось. Когда они подошли к дому, Уён и Сонхва сели на заднюю ступеньку дома, а Хонджун и Сан вопросительно посмотрели друг на друга. — Разведем костер? Солнце скоро сядет, — предложил Сан, указывая за спину туда, где солнце действительно скоро скроется. Хонджун кивнул, затем последовал за Саном, чтобы найти дрова и материалы, необходимые для разведения костра. Они принесли с собой несколько сухих бревен под мышкой, бросив их на землю возле ямы для костра, которую они соорудили много лет назад. На самом деле пламя разгорелось не так уж и много времени, ветер значительно утих, и температура на улице стала комфортной для всех. Уён и Сонхва всё ещё разговаривали, широко улыбаясь, когда обсуждали одежду и всё такое. Хонджун стоял у огня, пока тот разрастался, чувствуя, как его сердце бешено колотится в груди, когда он увидел улыбку на лице Сонхва, которую не видел так давно. — Они выглядят такими счастливыми, — сказал Сан, вставая с земли и отряхивая колени. Он стоял рядом с Хонджуном, когда огонь начал потрескивать, пламя разрасталось, создавая вокруг них ещё больше тепла. — Они счастливы. С тех пор, как вас забрали у нас, Сонхва уже не мог быть прежним, — вздохнул Хонджун, переведя взгляд на горящий огонь, не обращая внимания на то, как дым обжигал ему глаза. — Я тоже никогда не был прежним и после этого. Сан хмыкнул, кивая головой и тоже глядя на спокойное море и почти заходящее солнце. Когда он снова повернулся к Хонджуну, старший увидел более напряженное выражение в глазах младшего. — Мы думали, что никогда больше не увидим вас, — сказал он мягко, опустив глаза в землю. При этом полено в костре сдвинулось, и в воздух взлетела связка раскаленных углей. — В тот день, когда нас взяли и затолкали в самолет, мы не знали, куда едем… Сонхва просто сказал нам, что мы будем в безопасности, поэтому мы с Уёном изо всех сил старались не бояться, — Сан. продолжил, его голос стал тише. — Можно подумать, что после всего этого времени мы больше не найдем ничего страшного, но впервые за долгое время я был по-настоящему напуган. Они вообще ничего нам не сказали, и мы летели, казалось, целую вечность... — Прости, Сан, — вмешался Хонджун, его слова были искренними. — Мы сделали всё, что могли. На это Сан улыбнулся, за ним последовал мягкий кивок головы. — Мы никогда не сомневались в этом. Уён знал, что Сонхва не отпустит его, если он не попробует всё, что в человеческих силах, а затем ещё немного, — сказал он, позволяя своему взгляду найти глаза Хонджуна. — И я знал, что ты тоже не будешь. — Спустя месяцы после того, как вы двое ушли, мы всё ещё пытались играть в систему. Мы почти не спали — мучения от каждой ночи вдали от всех вас были слишком велики. Сан сжал губы, мягкий отблеск огня осветил тени под его скулами. После этого он снова улыбнулся, и в уголках его глаз образовались маленькие морщинки. — Это было мучением для всех, — сказал он, пожав плечами, и присел на одно из бревен, которое использовалось как стул у костра. Хонджун последовал за ним, его колени подогнулись, когда он сел. — Мы сделали всё возможное, чтобы связаться с вами двумя, но наши письма всегда возвращались. Прежде чем Хонджун успел что-то сказать, Уён и Сонхва подошли к остальным двоим у костра. Сонхва сел рядом с Хонджуном, а Уён сел рядом с Саном, положив голову на плечо старшего мужчины. Последовавшая за этим теплота была приятной, но комфортная тишина, воцарившаяся между ними, была ещё приятнее. Хонджун не мог вспомнить, когда в последний раз тишина не душила его. Часть его всё ещё задавалась вопросом, не спит ли он. Когда Уён и Сан были рядом с ним, казалось, что только сон может подарить ему что-то — после всего, что с ними случилось — наконец увидеть их снова казалось нереальным. Но когда Хонджун позволил себе взглянуть на двух своих друзей, своих братьев, он обнаружил, что не может сдержать самую мягкую улыбку, которая изогнула его губы вверх. Даже в более старшем возрасте они всё ещё напоминали Хонджуну о молодых людях, которых он встретил, когда наступил конец света. Как бы банально это ни звучало, Хонджуну нравилось думать, что когда остальной мир закончился, его наконец-то начался. Он часто задавался вопросом, сколько новых начинаний получил человек. Сколько перезапусков им даровано в жизни? Сколько второго, третьего и четвертого шансов им было разрешено? Был ли действительно предел? Ответ, который он нашел, когда морозный слой его сердца начал таять, заключался в том, что, возможно, они получат столько новых начинаний, сколько им нужно, пока не найдут правильное. Хонджун услышал вздох Уёна, темные волосы мужчины лишь немного прикрыли его глаза, когда он сплел пальцы на коленях. — Правильно ли мне расстраиваться из-за того, что это только мы? — тихо спросил он, не смея смотреть ни на кого, кроме горящего огня. К этому времени солнце уже полностью село, хотя на горизонте все еще виднелись пурпурные и темно-красные цвета. — Нет, это не так, — ответил Сонхва. — На самом деле, Сан и я знали, что сегодня здесь будем только мы, — продолжил Уён, крепко сцепив пальцы. — Мы действительно надеялись, что сегодня не окажемся здесь одни, но, поскольку день тянулся долго, мы знали, что только мы будем смотреть на закат и заново переживать воспоминания, которые разделили здесь вместе. Сонхва открыл рот, словно собирался что-то сказать, но закрыл его так же быстро, как и открыл. — Я должен рассказать Сану несколько историй о том, как я был здесь наедине с Сонхва и Юнхо, — продолжал младший, его улыбка стирала меланхоличное выражение на его лице. — Я уверен, что он уже слышал их двадцать раз, но я ничего не мог с собой поделать. Я стараюсь постоянно рассказывать наши истории, просто чтобы не забыть их. — Вы должны рассказать мне, Сонхва ничего мне не говорит, — мягко пошутил Хонджун, чтобы поднять настроение. — Эй! Это неправда! Уён рассмеялся над этим, его зубы торчали из-за улыбки. Вид перед всеми тремя из них был действительно ярче, чем солнце могло когда-либо надеяться быть. Он снова наклонился к Сану, старший мужчина обнял младшего и притянул его так, что их бока оказались на одном уровне. — Не буду лгать, видеть вас двоих здесь было лучшим, что с нами случилось, — заявил Уён после ещё одного долгого молчания. — Сан и я как раз собирались уходить, решили, что не стоит оставаться после захода солнца. Это было просто ещё одним напоминанием о том, что в этом большом и одиноком мире остались только мы. Конечно, у нас есть свое сообщество, где мы сейчас живем, но даже они не наша семья после всего этого времени. Я не могу этого объяснить, но мое сердце будто знало, что моя настоящая семья была где-то там. Хотя я не знал, были ли вы, ребята, всё ещё живы... это было так, как будто мое сердце знало. — То, что он пытается сказать, не вызывая у нас всех эмоций, — вмешался Сан с тревогой в голосе. — Мы действительно благодарны вам, ребята, что вы пришли. Я могу только представить, как это было тяжело. — Это мы должны благодарить вас двоих, — покачал головой Хонджун, протягивая руку и наклоняясь, чтобы сжать плечо Сана. Сан посмотрел на него восторженными глазами. Прекрасные и юные глаза, в которых ещё столько чуда жизни и приключений. Это заставило Хонджуна почувствовать себя на двадцать лет моложе. — Ты думаешь… нет, это глупо, — начал Сонхва, но тут же оборвал себя, неловко усмехнувшись и взмахнув руками. Хонджун повернулся, чтобы посмотреть на него, его голова склонилась набок, чтобы увидеть, как Сонхва делает всё возможное, чтобы не выглядеть таким разочарованным. — Что это? — спросил он, но Сонхва молча покачал головой. — Помнишь, о чем мы говорили? Нет ничего слишком глупого, чтобы спрашивать. При этом Сонхва лишь тяжело вздохнул, его голова опустилась вниз, а пальцы сжали свободную темную ткань штанов. — Думаешь, они придут? — спросил он так тихо, что все остальные почти пропустили его слова. Вопрос был настолько уязвимым, потому что он показал, что Сонхва ещё не потерял надежду на то, что, возможно, другие придут. Хонджун и он подбодрили друг друга перед тем, как снова ступить на материк, обязательно сказав друг другу, чтобы они не надеялись, что кто-то там будет. Они готовили друг друга к худшему, поэтому, когда это окажется правдой, будет не так больно. Без контакта в течение многих лет Сонхва и Хонджун предполагали худшее. Но, увидев Уёна и Сана, в Сонхва расцвела надежда, что, возможно, худшее ещё не случилось. У Хонджуна болезненно заболело в груди, потому что он не знал, как ответить на этот вопрос. Он тоже надеялся, что, возможно, в последний час они снова смогут быть вместе, но он не был уверен, что сможет позволить своему сердцу открыться прямо сейчас. — Мы не видели Юнхо, Чонхо и Минги уже несколько лет, — признался Сан, протягивая руку, чтобы потереть затылок. — Мы все просто перестали связываться друг с другом после того, как ничего не слышали от вас двоих. Я думаю, это потому, что мы все были слишком напуганы, чтобы потенциально узнать, что наши письма не доходят, потому что вы умерли, поэтому мы перестали отправлять письма троим из них по той же причине. Я знаю, что они были в безопасном месте и всё такое по большей части, но то, что они делали, было действительно опасно. — Тогда я приму это как «нет», — кивнул Сонхва, сжав губы. — Я понимаю, я не уверен, почему я позволил себе представить, что все восемь человек снова сидят у костра. Хонджун почувствовал, как дернулись его пальцы, когда он толкнул носки ботинок в грязь. — Прошло уже пятнадцать лет, — ответил Уён, поднимая голову с плеча Сана. — Пятнадцать долгих и мучительных лет, и я тоже надеялся, что смогу снова всех увидеть. Пятнадцать лет. Дольше, чем длился весь апокалипсис. Хотя было спорно, действительно ли апокалипсис закончился в роковой год пятнадцать лет назад или он действительно закончился всего лишь год назад. В конце концов, для Хонджуна это не имело значения. — Мы хорошо поработали, — сказал Сан, его слова были настолько искренними, что Хонджун не мог не согласиться. Помимо Хонджуна, зашевелился Сонхва. Это отличалось от всех движений, которые он совершал в течение дня. Этот был настойчивым и беспокойным, но не нервным. Казалось, он услышал звук, с которым не был знаком, все эти годы опыта и тренировок постоянно держали его в напряжении, независимо от того, знал ли он, что он в безопасности. Хонджун посмотрел на Сонхва, чьи зрачки расширились вдвое по сравнению с нормальным размером. Он выглядел сумасшедшим в отблесках огня, его тело напряглось, как это было, когда он изо всех сил старался прислушаться к малейшим звукам. — Сонхва? Старший несколько раз моргнул, прежде чем медленно повернуть голову через плечо, чтобы вглядеться в темноту, раскинувшуюся за пляжным домиком, там, где должен был располагаться небольшой рыбацкий городок. — Мне показалось, что я что-то услышал, — сказал он, привлекая внимание двух младших. — Как какой-то двигатель… но мои уши могут сыграть со мной злую шутку. Хонджун глубоко вздохнул, зная, что вполне вероятно, что разум Сонхва обманывал его и заставлял слышать то, что он отчаянно хотел. Это будет не в первый раз, и уж точно не в последний. Но когда он собирался протянуть руку и направить лицо Сонхва обратно к огню, чтобы у него не свело шею, Хонджун тоже это услышал. Он был приглушен, но по мере того, как таинственный шум, казалось, приближался к ним, он также становился громче. Звук двигателя был безошибочно узнаваем, не было никаких сомнений, что это была какая-то машина. Знакомый грохот оставил искру адреналина в жилах Хонджуна, когда он встал, его тело напряглось, когда Сонхва сразу же встал рядом с ним. Он становился только громче, звук отталкиваемого гравия оглушал Хонджуна в ушах. Именно в этот момент он пожалел, что не взял с собой какое-нибудь оружие, он так привык не нуждаться ни в чем для защиты в сельской местности, что не взял с собой ни пистолета, ни ножа. Казалось, что и остальные тоже, Сан и Уён тоже были на ногах, готовые рвануть в любом направлении, если того потребует ситуация. Был яркий свет, который освещал очертания ветхого пляжного домика, скорее всего, фары машины, которая только что подъехала к дому. Двигатель не работал ни секунды дольше, все четверо напрягали слух, чтобы услышать открывающиеся и закрывающиеся двери, тяжелые шаги, хлюпающие по гравию земли, когда они шли. Хонджун не был точно уверен, сколько именно там было людей, но определенно было больше одного. Если бы он был моложе и имел опыт, то легко смог бы определить точное количество людей по их стопам. Голосов не было, никто не говорил, и долгое время ничего не происходило. Хонджун затаил дыхание, его сердце колотилось в груди, когда он потянулся, чтобы схватить Сонхва за запястье, готовый бросить его в самом безопасном направлении, если кто-то войдет через заднюю дверь с враждебностью на уме. Ум говорил говорил, что нужно сказать им всем спрятаться, но, по правде говоря, он обнаружил, что не может пошевелиться, когда услышал, как открылась входная дверь дома, а затем сильно скрипнуло дерево. Хонджун чувствовал пульс Сонхва, сжимая его запястье. Его сердце билось почти так же быстро, как и у Сонхва, и, казалось, старший был в нескольких шагах от того, чтобы броситься или поднять один из тяжелых камней у их ног, чтобы бросить его в незваных гостей. На самом деле он наклонился, чтобы обхватить пальцами один из них, удерживая его в руке, когда он встал, и как только раздался шум, Сонхва отвел руку назад, чтобы бросить камень так сильно, как только мог. Но как только темная фигура вышла на свет, явно такая же напуганная и беспокойная, как и они четверо, камень в руке Сонхва с тяжелым стуком упал на землю. Хонджун поклялся, что его глаза играют с ним злую шутку. — Хён? Хонджун почувствовал, как тело Сонхва содрогается, его собственная хватка ослабла, а глаза расширились, звук голоса, которого он не слышал, вероятно, тринадцать лет, прозвучал в его голове, как сон. — Чонхо? — следующим послышался голос Сонхва, его собственные слова были напряженными и дрожали даже больше, чем его собственное тело. Это не было уловкой, это был не сон. Несмотря на то, что была кромешная тьма, ночь полностью заполнила небо, было ясно, как днем, кто стоял в дверном проеме, а огонь создавал танцующую тень позади него. Стало мертвой тишиной, даже огонь, казалось, знал, что не должен издавать ни звука, пока они смотрели на Чонхо, который выглядел напуганным и неверующим. Он не двигался, и Хонджун боялся, что самый младший из них даже не дышал, но, если быть честным, Хонджун даже не дышал сам. Он никак не мог, не после такого потрясения. Он становился слишком стар, чтобы подвергать свое сердце таким вещам, он знал, что в один из этих дней это должно было плохо кончиться для него, если он продолжит подвергать себя ударам до сердечного приступа. — Эй, почему ты перестал двигаться? Я чуть не ударился головой о балку, потому что так темно, пожалуйста, двинься, пока я не вырубился… Хонджун увидел, как на свет вышла ещё одна высокая фигура позади Чонхо. Если бы это было возможно, его зрачки расширились еще больше. — Юнхо, — раздался голос Уёна, меньший мужчина сделал храбрый шаг вперед, туда, где Чонхо всё ещё был застывшим в шоке, и где Юнхо стоял позади него с таким же удивленным выражением лица. — Так вот почему ты остановился… — пробормотал Юнхо, его лицо побледнело, хотя свет от костра придавал ему золотистое сияние. На мгновение Хонджун позволил себе взглянуть на них. Он позволил своему мозгу заморозить этот момент времени и сохранить его навсегда как важное воспоминание. В то время как Юнхо, казалось, первым пришел в себя и побежал, чтобы чуть не прыгнуть в распростертые объятия Уёна, Чонхо, казалось, всё ещё не мог пошевелиться. Даже зная его так долго, Чонхо было невозможно читать. Никто не мог понять, что у него на уме, просто взглянув на него, кроме Ёсана. И было ясно, что даже с добавлением цифр к его возрасту – это всё равно верно. Во всяком случае, он выглядел огорченным, как будто в любую секунду мог разрыдаться. Он выглядел сердитым, а потом и совершенно счастливым одновременно. Хонджун смотрел, как Сонхва двигается вперед, переступая через бревно, на котором они сидели, и медленно направляясь к Чонхо, как будто сам испугался. Чонхо отступил на шаг, его губы приоткрылись, когда Сонхва наконец подошел к нему и протянул руку, чтобы положить ладонь на щеку Чонхо. При этом подбородок молодого человека начал трястись, и по тому, как сверкали его глаза, Хонджун понял, что его глаза наполнились слезами. Хонджун не мог винить его, прикосновение Сонхва могло сделать это с кем угодно. — Я думал, что сказал тебе быть осторожнее, подкрадываясь ко мне, — начал Сонхва, его голос дрогнул в конце фразы. Не видя его лица, Хонджун понял, что пожилой мужчина улыбается. — Я чуть не бросил в тебя этот камень. Чонхо, казалось, изо всех сил пытался потянуться вперед, его пальцы коснулись щеки Сонхва, как будто он проверял, действительно ли тот, что выше, был перед ним. — Возможно, тебе стоило, — наконец сказал Чонхо, прежде чем крепко сжать губы, потому что незакрытый глаз переполнился и больше не мог сдерживать слезы. — Ты должен был бросить камень, чтобы я мог проснуться от этого сна. Хонджун мог видеть, как Сонхва качает головой, используя большой палец, чтобы смахнуть слезы, которые неуклонно катились из глаз Чонхо. — Но опять же, — продолжил Чонхо, наконец, прижимая руку к щеке Сонхва, позволяя себе по-настоящему почувствовать его. — Я не думаю, что хочу просыпаться от этого сна. — Это не сон, — услышал Хонджун шепот Сонхва. — Я думал, ты умер, — Хонджуну пришлось читать по губам Чонхо, потому что он не мог слышать, как он произносит это вслух. Сонхва только покачал головой, без сомнения плача, а также громко всхлипнул. И как только Хонджун увидел, как Чонхо продвинулся вперед, чтобы обнять тело Сонхва, в поле зрения появился ещё один человек. Он как будто ждал там, в темноте, не уверенный, готов ли он ещё быть замеченным, пока он позволял видению обрабатываться его мозгом. Хонджун не мог винить его – это было больше, чем любой из них мог вынести. Во мраке ночи бревно снова сдвинулось, и в ночное небо взорвались красные и оранжевые угольки, некоторые из них развевались на мягком ветру прямо перед Хонджуном. Он стоял неподвижно, его руки безвольно болтались по бокам, позволяя глазам снова привыкнуть к темноте. Хонджун посмотрел на мужчину на вершине лестницы, с длинными волосами и солнцезащитными очками на макушке, скорее всего, для стиля, потому что солнце уже скрылось. Он почувствовал, как его грудь стала тяжелой, его собственные глаза горели и резали, когда все остальные вокруг них взорвались движениями и физическими эмоциями. Но они оба оставались неподвижными, хотя между ними вспыхивали улыбки. Хонджун обнаружил, что в присутствии другого мужчины он находил тяжелое чувство комфорта, просто глядя на него. Ему не нужно было плакать, ему не нужно было кричать или плакать, ему даже не нужно было подбегать и обнимать его. Всё, что ему нужно было сделать, это встретиться взглядом с более высоким мужчиной и почувствовать, как его грудь наполняется утешительным чувством. Минги. Высокий двинулся первым, спускаясь с каждой ступеньки осторожно, словно знал, что дерево почти сгнило и может сломаться под его весом. Хонджун обнаружил, что стоит перед Минги, младший из них всегда возвышался над ним, и теперь ничем не отличался. Раньше Хонджуна всегда раздражал рост Минги, как будто более высокий мужчина пытался доказать свое превосходство над Хонджуном просто потому, что тот был намного выше. Но это было явно не так, любой мог видеть, что Минги никогда не сделает ничего подобного. Он был любящий, а не борющийся. Глядя на Минги, Хонджун не мог сдержать тихий смешок, его тело было совершенно вне себя от радости. — Ты стал ниже ростом, чем в последний раз, когда я тебя видел, — пошутил он, абсолютно наслаждаясь тем, как глаза Минги засверкали при звуке голоса Хонджуна. — Вот что делает возраст с нами, — шутливо ответил Минги, склонив голову набок и демонстрируя зубастую ухмылку. Его глубокий голос, как всегда, ощущался как одеяло утешения. — Я не удивлюсь, если через три или пять лет окажусь на твоем уровне. Это была шутка между ними, но Хонджун чувствовал, что это правильно сказать в память о старых временах. — Заткнись. Минги искренне рассмеялся над этим, глубина этого вызвала дрожь по телу Хонджуна, когда более высокий мужчина раскинул руки. Хонджуну не понадобилось ни секунды, чтобы понять, что Минги приглашает его в объятия. Он также не стал ждать ни секунды, прежде чем сделать шаг вперед, чтобы почувствовать, как эти теплые руки крепко обнимают его. — Я так рад снова видеть тебя, хён, — сказал Минги, и впервые его голос прозвучал немного дрожащим. — Не думал, что доживу до этого дня. Хонджун поднял руки, чтобы похлопать Минги по спине и несколько раз утешительно погладить более высокого мужчину. — Почему бы и нет? Довольно неохотно Минги отстранился и вытер нос с неловкой улыбкой, которая так нравилась Хонджуну. — Когда вы перестали отвечать, а мои письма всегда возвращались, мы подумали, что это из-за того, что вас с Сонхва больше нет, — ответил он, оглядывая их, словно пытаясь отвлечься от тяжелой волны эмоций, которая, наконец, начала нарастать. преодолеть его. — Ни слова, ничего, мы не знали, что случилось с вами двумя. Но мы знали, что случилось что-то плохое, когда мы узнали, что Сан и Уён были переведены в военный отсек, где мы работали, а вы двоих не было. — Чего? — Хонджун повернул голову туда, откуда Сонхва задавал вопрос. Он мог видеть, где Юнхо стоял с Уёном и Сонхва, прижатым к ним, выглядя самым счастливым, которого Хонджун когда-либо видел. Ещё раз взглянув в сторону, Хонджун увидел, как Сан возился с Чонхо, который, казалось, не мог перестать плакать. Это было так не в характере младшего, он никогда не плакал и вообще не проявлял никаких эмоций, но это, конечно, не мешало Сану ворковать и вытирать слезы большими пальцами. — О да, верно! — сказал Уён, счастливо уткнувшись щекой в плечо Юнхо. — В конце концов, они отвезли нас обратно в Америку. Сан и я были потрясены, увидев, что они отвезли нас туда, где работали Чонхо, Минги и Юнхо. Это, вероятно, была единственная хорошая часть всего этого опыта. — Я не знал, что вы виделись, — сказал Хонджун, чувствуя себя довольно хорошо от эндорфинов, новая волна энергии, которую он не испытывал так давно, ударила по его телу с полной силой. Их всех потянуло обратно к костру, они сели на бревна, которые были обвиты вокруг него, как будто это было их второй натурой. Хонджун почувствовал, что Минги сидит рядом с ним, присутствие которого было ему так знакомо, но совсем не так. Это было странно, и он не был уверен, как точно это описать, но он знал, что ему потребуется время, чтобы узнать каждого из них заново. Время и стресс изменили их, это было очевидно. Но они всё ещё были теми же людьми, которых он встретил и принял. Они изменились, но всё ещё не менялись. У них были новые истории, на этот раз те, которыми Хонджун с ними не делился. Именно таким образом Хонджуну придется заново узнавать их и то, кем они выросли. Пятнадцать лет постапокалипсиса подарили им столько нового и ужасающего опыта, и Хонджун был полон решимости услышать о каждом из них. — Это был шок для всех, — сказал Юнхо, обеими руками обхватив двух мужчин по бокам. — Это действительно была судьба, что я смог увидеть, как Уёна и Сана выводят из самолета. Обычно мы никогда не обращали особого внимания на то, кого доставили в порт, но по какой-то причине я просто чувствовал, что должен знать в тот день. Когда я их увидел, я был поражен, я просто не мог в это поверить. Наши пути не должны были пересекаться, так как я всё ещё работал, и я знаю, что любой, кто заходит в порт, вынужден пройти обязательный карантин на несколько дней, прежде чем их отправят куда-то ещё. Но Чонхо помог мне прокрасться к нам в жилое пространство, что могло навлечь на нас серьезные неприятности, но мы не могли просто отпустить их. — Это было ужасно, — добавил Уён. — Хотя мы не могли поверить, что снова их увидели, мы сразу поняли, что, когда они пробрались у нам в здание с высоким уровнем безопасности, это, вероятно, была плохой идеей. — Но когда мы когда-либо слушали правила? — спросил Минги, подняв брови и глядя туда, где был Уён. — Как никогда, поэтому я не чувствовал себя слишком плохо. — Так как долго вы с Саном пробыли у них? — спросил Сонхва, слегка нахмурив брови. — Я думаю, что мы прожили всего две недели, прежде чем они нас выгнали, — ответил Сан, время от времени похлопывая рукой по спине Чонхо теперь, когда младший, казалось, взял себя в руки. — Нам действительно повезло, что они не убили нас или что-то в этом роде. Минги принял наказание за нас, и тот, кто был главным псом учреждения, отпустил нас с очень строгим предупреждением. После этого Уён и я пешком отправились в найти жилье. — Хуже всего, что мог бы я добавить, — быстро добавил Уён, увеличивая громкость и драматизм своего голоса. — Да, конечно, моей лодыжке стало лучше, но дошло до того, что ходить стало слишком тяжело. В итоге мы добирались автостопом до следующего города, где действительно задержались на долгое время. — Я до сих пор не могу поверить, что ты сломал лодыжку, — пробормотал Чонхо, слегка покачав головой. — Эй, это было очень травматично. — Да, пожалуйста, не будем об этом. Я ещё не оправился от этого морально, — быстро сказал Сонхва. — Я думаю, что этот инцидент ранил тебя больше, чем меня, — Уён посмотрел на старшего мужчину с легкой ухмылкой на лице. — Потому что так оно и было. Все они, казалось, смеялись над этим, беззаботные звуки наполняли воздух вокруг них, поскольку они действительно поняли, что это происходит. Хонджун знал, что его тело всё ещё было в состоянии шока от того, что он снова может их видеть, и если утром, когда он проснется, они будут там, он не будет так спокоен, как сейчас. Прежде чем он и Сонхва добрались до материка, он задумался, как бы он отреагировал, если бы увидел их снова. Он задавался вопросом, заплачет ли он, взбесится или полностью сойдет с ума. Он задавался вопросом, попытается ли он убедить себя, что они не настоящие, если они встанут перед ним. Он задавался вопросом, не будет ли между ними неловко, как будто они больше не знают друг друга, проведя так много времени порознь. Стали бы они совсем другими людьми? Хонджун подумал, что, возможно, шок будет слишком сильным для него, и поэтому он представил бесчисленное количество сценариев, чтобы мысленно подготовиться на случай, если они появятся, зная, что это крайне маловероятно. Но теперь, когда это произошло, Хонджун обнаружил, что ничего из того, что он себе представлял, на самом деле не произошло. В этом не было ничего экстравагантного, как он себе представлял, и ничего слишком драматичного. Казалось, они просто слились в ритме, который не забыли за всё это время. Никаких сомнений — они идеально подошли друг к другу, как кусочки пазла, которые были собраны вместе, чтобы, наконец, составить красивую картинку после того, как они провели так много времени в разлуке в пыльной коробке. Глядя вокруг раскаленного костра на мужчин, которых он называл своей семьей, Хонджун знал, что независимо от времени, проведенного в разлуке, они всегда смогут собраться вместе, как если бы они не проводили и часа вдали друг от друга. — Мы принесли горячительные напитки для взрослых, — сказал Юнхо, потянувшись за спину, чтобы достать сумку, которая выглядела довольно тяжелой, и поставить её на пол перед собой. — Вот почему мы так опоздали — Чонхо не мог выбрать между четырьмя разными марками пива. Ему потребовалось почти тридцать минут, и вместо этого он выбрал содовую. — О, отъебись, ты же знаешь, что мы все буксуем, — Чонхо метнул маленький камешек в другого высокого мужчину. — Мы не знали, будем ли мы здесь единственными или нет, поэтому мы купили алкоголь на случай, если придем и никого не будет, чтобы пропить нашу печаль. Затем, в том редком случае, что вы, ребята, сделали приезжайте... у нас будет лишнее, чем можно поделиться. — Кажется, мы все не ожидали, что кто-то ещё приедет, — пробормотал Сонхва. — Неужели мы так сильно потеряли веру друг в друга? — Нет, мы просто защищали наши сердца от разочарования. Без общения было невозможно сказать, что случилось, — сказал ему Хонджун, наблюдая, как Юнхо раздавал им что-то похожее на пивные бутылки. — Но я действительно не ожидал, что вы все трое приедете. Я думал, вы всё ещё в Америке. Минги снял крышку с бутылки, которую ему дали, используя камень на земле, а затем поднес её к губам, чтобы сделать большой глоток. — Нет, вскоре после того, как Сана и Уёна выгнали, нас отпустили. Видимо, мы им больше не нужны были для ремонта, поэтому мы ушли вглубь страны, может, на год или около того? После этого мы попытались найти Сана и Уён, но мы не смогли связаться, поэтому мы обсудили, куда хотим отправиться. Нам потребовалось некоторое время, но мы решили, что хотим вернуться сюда, в Корею. С тех пор мы жили на побережье в Ульсане, — уточнил Минги, прежде чем сделать ещё один глоток и причмокнуть губами. — Да, это хорошая штука! — Я знаю, у меня хороший вкус, — гордо сказал Юнхо. Бутылка, которую Хонджун держал в руках, была прохладной на ощупь. — Плюс, — затем добавил Минги, выронив бутылку изо рта, а затем внимательно посмотрел на всех. — Я дал обещание быть здесь пятнадцать лет назад. Я знаю, что мы все были не в себе, когда я произносил этот тост, но я считал дни с тех пор, как мы покинули это место. Я просто знал это, когда мы ступили на ту лодку нам предстояло столкнуться с одними из самых тяжелых наших лет, и единственное, что поддерживало меня в те ночи, когда мое тело так сильно болело от всей работы, через которую они нас заставили пройти, и я думал, что больше не могу… с нетерпением ждал того самого дня, когда снова смогу увидеть всех вас. Хонджун так сильно сжал бутылку в руках, что боялся, что она разобьется. Затем он вернулся в ту самую ночь, похожую на ту ночь, в которой они все сейчас жили, когда Минги произнес тост. Хонджун уставился на огонь, пламя прыгало вокруг, когда воспоминания обрушились на него с полной силой, словно слайд-шоу в его голове. — Ребята, давайте пообещаем, — сказал Минги, один из немногих, кто остался сидеть. — Конечно. — Ребята, вы должны сесть — это серьезно, — прошипел им высокий мужчина, пиная Юнхо по ноге, чтобы заставить его тоже сесть. Они все сели, но не без глубокого стонания и протеста каждую секунду. Костер превратился в горячие угли, но Сонхва всё ещё мог хорошо видеть их лица, освещенные и луной, и блеском горячих углей. По какой-то причине у Сонхва возникло ощущение, что то, что собирался сказать Минги, ударит сильнее, чем что-либо ещё в ту ночь. Судя по тому, как Хонджун тоже смотрел на более высокого мужчину, похоже, он тоже думал о том же. Хонджун тоже мало что говорил в тот вечер, даже не притронулся к своему напитку или еде. Он был невидимым присутствием рядом с Сонхва, обжигающим и ярким, так что старший никогда не мог забыть, что он был рядом. — Скажем, через… пятнадцать лет или около того, — начал Минги, глядя каждому из них в глаза. — Давайте пообещаем вернуться именно в это место. Неважно, где мы все окажемся, если мы разойдемся в будущем или отправимся путешествовать в другие места… Через пятнадцать лет с этого дня давайте вернемся в этот пляжный домик. — Воссоединение? — спросил Хонджун, первое, что он сказал за долгое время. — Да! Как воссоединение. Я просто думаю, что было бы весело вернуться и снова увидеть это место. Оно всегда будет хранить для нас так много воспоминаний, это как наше особое место, — сиял Минги, его лицо покраснело и сияло. — И, может быть, если вы, ребята, готовы к этому, мы сможем спланировать наше путешествие и пройти его заново. Очевидно, это будет не так сложно, потому что через пятнадцать лет всё будет совсем по-другому… я не знаю, я просто люблю вспоминать. — Мы все обещали, — голос Сонхва вернул Хонджуна из его воспоминаний. — Я бы ни за что на свете не пропустил бы это. При этом Сонхва нежно посмотрел на Хонджуна. Младший не мог не улыбнуться, испытав огромное облегчение, увидев, что его возлюбленный выглядит таким счастливым и беззаботным. — Ну, возможно, раз уж мы здесь, чтобы вспомнить всё, — Юнхо наклонился вперед и снова полез в сумку, чтобы вытащить что-то, что, как думал Хонджун, он больше никогда не увидит. — Почему бы нам не сделать ещё один снимок? Глаза Хонджуна расширились, когда он остановился на камере, которую Юнхо держал в руках. Он обнаружил, что его сердце подпрыгнуло в груди, когда он посмотрел на изношенную камеру, мгновенно почувствовав призрак пальца, обхватывающего его собственный — драгоценное воспоминание, которым он поделился с Сонхва. — Эта штука всё ещё работает? — спросил Сан, удивленно приподняв брови. — Наверное, нет, — ответил Юнхо. — А попробовать не слабо? — Завтра утром, когда взойдет солнце. То же место и все для драматического эффекта, — наконец Чонхо открыл свой напиток, явно довольный своим решением. Сделав глоток, он посмотрел на Сонхва, его глаза метались вокруг пожилого мужчины, как будто он что-то искал. — У тебя ещё есть лом? Думаю, без него картина была бы неполной. При упоминании о ломе Сонхва Хонджун сразу же посмотрел на старшего и не нашел ничего, кроме нежной улыбки на его губах. Он почувствовал облегчение — он знал, что это всё ещё больная тема для Сонхва, — но, глядя на него сейчас, Хонджун задавался вопросом, возможно, он наконец смирился с этим. Хонджун уже знал, что произошло, он знал напряжение и эмоции, которые Сонхва держал в своих глазах с предметом, который бесчисленное количество раз спасал их жизни. Сонхва выглядел почти застенчивым, неловко пересаживаясь с места рядом с Юнхо. Из-за его продолжительного молчания и отсутствия зрительного контакта все, казалось, забеспокоились, поскольку могли сказать, что что-то случилось с ломом, который Сонхва был дорог своему сердцу и душе. В конце концов, это был его символ. — Извини, — сказал он, слегка пожав плечами, как будто этот предмет больше ничего для него не значил. — Боюсь, я потерял его.-~-
Хонджуну потребовалось в общей сложности три дня, чтобы понять, что случилось с Саном и Уёном, которых забрали у него и Сонхва. Он узнал, что военные, которые пришли поговорить с Сонхва, предложили ему несколько разных сделок. В целом, они требовали, чтобы Сонхва и Хонджун вернулись в действие для одной последней миссии. Это была сверхсекретная миссия, и, услышав это, Хонджун уже очень нервничал. То, что они решили взять Уёна и Сана для было просто обманом. Грязная, ужасная взятка. Как будто они знали, что Хонджун и Сонхва откажутся, поскольку они уже демобилизованы и в любом случае не хотят иметь ничего общего с армией, поэтому им пришлось играть грязно. Вариант состоял в том, что Сонхва и Хонджун могли добровольно пойти с ними, а взамен они отправили Уёна и Сана обратно в безопасное и знакомое место в Америке, или, если они не пошли добровольно, они взяли Уёна и Сана и бросили их по отдельности обратно в очень немногочисленные спасательные группы, которые всё ещё были активны. С лодыжкой Уёна Сонхва или Хонджун ни за что не допустили бы чего-то подобного, а Сан недавно боролся с сильными фантомными болями, от которых ничто не могло помочь. Решение уже было принято за них, Хонджун ненавидел, когда его загоняли в такой неприятный угол, но он не стал бы так рисковать безопасностью своего друга. Он понял первоначальную реакцию Сонхва и то, насколько он был зол. Когда Хонджун узнал об этом, столы были буквально перевернуты, а бумаги разорваны и разбросаны повсюду. Они оба много кричали — явно были расстроены одним и тем же — но все же они кричали друг на друга, потому что не могли поверить в то, что происходит. Хонджун имел большой опыт грязной подпольной работы. Он знал, как работает командная цепочка, он примерно знал, что происходит за закрытыми дверями. Он был в бизнесе достаточно долго, чтобы понимать, когда что-то идет не так, как кажется. Сонхва был очень уверен, что их вызвали на спасательную операцию, где они обнаружили что-то важное, скорее всего, зацепку относительно начала всего апокалипсиса, о чем военные и правительство не хотели, чтобы человеческое население знало пока что. Сонхва даже зашел так далеко, что заявил, что, вероятно, это было из-за тех зомби, с которыми они в последний раз столкнулись, когда Уёну сломали лодыжку. Хонджун согласился с ним в то время, у него больше не было энергии или психической устойчивости, чтобы спорить с другим. Но он не был уверен, что это именно так. Это подозрение только росло, чем дольше скрывалась от них фактическая цель миссии. Хонджун и Сонхва были доставлены в секретное и изолированное место, где они были сгруппированы с десятью другими людьми, которые были опытными бойцами. Сонхва утверждал, что узнал одного из них. Даже до даты их отправки общая миссия не была для них такой уж ясной. В тот момент Хонджун просто знал, что они здесь не для того, чтобы уничтожать зомби и спасать выживших. Только когда они были загружены в самолет ночью, все одетые в черное, чтобы повысить их скрытность, грубая миссия завершилась, и им была дана общая цель. Командующий генерал сказал, что их высадят прямо у ворот соседнего особняка, и их работа состоит в том, чтобы проникнуть внутрь ворот незамеченными. Оттуда они должны были подняться на четвертый этаж, где они найдут свои цели, и им было приказано уничтожить их без колебаний. Казалось, все остальные знали что-то, чего не знал Хонджун. Он огляделся и увидел уровень взаимопонимания между ними, которого он не понимал. По его собственному опыту, когда не хватало информации о том, что происходит на самом деле, это было не потому, что не хватало информации в целом, было лучше, если бы у них было меньше времени, чтобы подумать об этом и просто действовать. Это не устраивало интуицию Хонджуна. Сонхва сидел напротив него с ломом на коленях и смотрел в пол, в глазах было абсолютно ничего. Он отказался от пистолета, решив выйти только с ломом, что никто особо не подвергал сомнению. Хонджун время от времени наблюдал, как нестабильность самолета подбрасывала Сонхва, и именно тогда Хонджун действительно вспомнил, что чувствовал себя марионеткой, которую использовали для выполнения грязной работы правительства. Чем они там занимались на самом деле, стало известно слишком быстро. Большая часть той ночи стала для Хонджуна туманом — она была по-своему травмирующей, и он отдал бы всё, что мог, чтобы забыть об этом. Но, к сожалению, ему не так повезло. Когда им удалось незаметно проникнуть в особняк, их всех разделили на три группы, по четыре человека в каждой. Сонхва и Хонджун были в паре с более взрослым мужчиной и значительно молодым. Младшему, вероятно, было около двадцати пяти, предположил Хонджун. На четвертом этаже глава миссии наконец сообщил новость, которую Хонджун боялся услышать. Он ничуть не удивился. Он мог сказать, что происходящее было игрой в большинстве. Политика, ревность и страх привели к тому, что кто-то слишком испугался другого человека и власти, которую он получил, и решил, что лучше всего нанять спецназ и избавиться от него. Вместо того, чтобы решить вопрос цивилизованно, этот человек прибегнул к насилию, что, к сожалению, не было чем-то необычным. Они должны были убрать человека, занимавшего высокое положение во власти, и его семью. Это было так просто, как сказали Хонджуну и Сонхва, но, честно говоря, в этом не было ничего простого или морального. Хонджун вспомнил, что не мог сказать, как Сонхва относился к этому, старший мужчина казался безразличным к этому, когда они снова разделились на свои группы. Делать что-то подобное не было чем-то необычным для Хонджуна, ему не хотелось это признавать, но он проделал очень грязную работу во время своего пребывания в банде, частью которой он был. Но ему было интересно, как это будет для Сонхва, зная историю старшего со всем этим. Хонджун задавался вопросом, действительно ли Сонхва собирался пройти через это, потому что им пообещали, что они будут немедленно доставлены туда, куда были доставлены Сан и Уён, если и только если они закончат миссию. Выражение его лица было мрачным и довольно пугающим – Хонджун не мог понять, что творилось у него в голове, когда они прокрадывались через залы, чтобы найти цель, к которой была назначена их группа из четырех человек. Сын. Их целью был человек двадцати трех лет, предположительно коррумпированный. Хонджун вспомнил, как Сонхва остановился посреди коридора, прямо перед намеченной спальней, и отказался двигаться. Он стоял неподвижно, его лицо сжалось от боли, как будто он проткнул себя ножом. Именно в этот момент Хонджун понял, что должно произойти что-то большое и опасное. Двое других мужчин, которые были с ними, тоже остановились, явно сбитые с толку тем, почему и Сонхва, и Хонджун отказались идти дальше. Сонхва глубоко вдохнул, достаточно громко, чтобы все четверо могли слышать это через черную ткань, закрывающую его нос и рот. Хонджун прекрасно помнил, как Сонхва смотрел на свой лом, который он держал мертвой хваткой в руке. Он долго и пристально смотрел на него, словно в нем было какое-то важное послание. Хонджун вспомнил перемену в глазах Сонхва, он увидел тот самый момент, когда тот решил всё бросить. — Я не буду этого делать, — сказал он низким и агрессивным голосом, сурово взглянув на двух мужчин перед ним. — Я не убью живого человека. — Если ты этого не сделаешь, у нас есть приказ убить тебя, — сказал старший мужчина, уже чувствуя враждебность и поднимая пистолет, чтобы навести его на Сонхва. На это Сонхва только рассмеялся. Он поднял свой лом, взглянув на него в последний раз, выражение его глаз напомнило Хонджуну болезненное прощание, прежде чем он позволил металлу выскользнуть из своих пальцев в перчатке. Он громко ударился о пол, звук эхом разнесся по дорожкам и коридору. Хонджун вспомнил холодную дрожь и всплеск страха, пронесшийся по его телу при этом звуке, и вспышка белого цвета в глазах двух других мужчин была призрачной. — Тогда убей меня, — сказал Сонхва, стягивая покрывало с лица. Выражение его лица было одновременно тусклым и нереальным — то, чего Хонджун не мог забыть — даже во сне. В течение стольких ночей эта сцена всегда появлялась в его снах. В бандитской деятельности довольно часто применялся блеф. Наверняка это зависело от человека, но обычно при разговоре о вещах, о которых он сейчас говорил, был некоторый блеф. Но Хонджун знал лучше, он знал, что человек, направивший пистолет на Сонхва, ни капли не блефует. Хонджун вспомнил, как почувствовал, как у него забилось сердце, когда его взгляд остановился на микродвижении пальца мужчины, который двигался, чтобы нажать на курок, даже не дав Сонхва разбежаться. Он вспомнил тот животный страх, который так сильно поразил его. Это было то, что он тоже не мог забыть, хотя и молился об этом. Это произошло менее чем за секунду — Хонджун выронил пистолет, чтобы оттолкнуть Сонхва обеими руками, как только мужчина выстрелил из винтовки. Хонджун наполовину ожидал, что окажется с пулей в себе, но у него не было времени проверить, было ли отсутствие боли связано с тем, что в него не стреляли, или его адреналин работал сверхурочно, потому что затем он переместился, чтобы вложить нож, который он прикрепил к бедру, в ладонь, прежде чем сделать выпад вперед, чтобы вонзить его в бок мужчины. Когда мужчина упал на пол, Хонджун отшвырнул пистолет и встал над ним. Он не был уверен, была ли рана, которую он нанес мужчине, смертельной или нет, но пока он больше не представлял для них угрозы, это не имело значения. Увидев движение боковым зрением, Хонджун снова вслепую бросился туда, где был молодой человек. До сих пор мужчина не проявлял никакой враждебности, но ситуация только что стала вопросом жизни или смерти, поэтому Хонджун не хотел рисковать. Но он остановился, когда спина мужчины ударилась о стену, и он соскользнул по ней, подняв руки, пытаясь подчиниться. Хонджуну всегда было трудно держать себя в руках в подобных обстоятельствах. В прошлом были времена, когда он этого не делал и заходил слишком далеко. Но он физически остановил себя, окровавленный нож, который он держал в руке, упал на пол, и он схватился за ремни, которые мужчина носил поверх своей черной одежды, и поднял его на ноги, прижав к стене. — Беги, — сказал он, голос, вырвавшийся из его рта, не был похож на него самого. Судя по выражению лица молодого человека, Хонджун, вероятно, выглядел как разъяренный психопат, и как только Хонджун выпустил мертвую хватку на мужчине, он несся по коридору, спасая свою жизнь. Не было никаких сомнений в том, что из-за того количества шума, которое они только что произвели, весь особняк, скорее всего, знал о том, что происходит. Поддержку, вероятно, вызывали с обеих сторон, и когда Хонджун бросился туда, где Сонхва сидел, прислонившись к дальней стене, прижав руку к щеке, между пальцами текла кровь, Хонджун знал, что если бы он подождал немного на секунду дольше пуля попала бы ему прямо в середину лица. Сонхва, казалось, пришел в себя, когда Хонджун присел перед ним, и он не позволил Хонджуну попытаться увидеть, насколько сильно его задела пуля. Он схватил Хонджуна за запястье и потянул их обоих вверх, у него немного кружилась голова от первых нескольких шагов, которые он сделал, прежде чем они убежали. Когда они каким-то образом выбрались из особняка, не будучи застреленными, Сонхва позаботился о том, чтобы отключить систему сигнализации, которая чудом ещё не сработала. Мгновенно повсюду вспыхнули ослепляющие огни, а сигнал тревоги, прозвучавший в ночи, показался им слишком знакомым. Как только они прошли через ворота и убежали в ночь, убрав свои следы и раздавив их камнем, они наткнулись на густые деревья, лежащие за особняком, и исчезли навсегда. Для мира, который их знал, они стали историей. Они долгое время прятались в глуши, делая всё возможное, чтобы выжить. Хонджун сделал всё возможное, чтобы рана на лице Сонхва не загноилась. Он знал, что это оставит шрам, когда Сонхва впервые позволит ему увидеть это, физическое напоминание о том, что произошло. Хонджун знал, что, как только Сонхва отказался завершить миссию и, скорее всего, смертельно ранит одного из военных, за их головы, вероятно, будет назначена награда. Для них было бы небезопасно показывать свои лица публично, по крайней мере, в ближайшее время. Хонджун не был уверен, сколько времени потребуется, чтобы что-то подобное прошло, но он не хотел рисковать. Поэтому вместо этого они двигались по дикой местности, стараясь как можно лучше найти путь к океану. — Ты забыл свой лом, — сказал Хонджун однажды ночью после многих месяцев пешего путешествия в поисках порта на берегу океана. Они только что заплатили кому-то, чтобы тот анонимно переправил их через океан и высадил вдоль восточного побережья Америки, и именно тогда Хонджун обнаружил, что странно вспоминает одну маленькую деталь. — Я не знаю, почему это вдруг пришло мне на ум, но мне жаль, что я не догадался захватить это для тебя. Я знаю, как много это для тебя значило. Сонхва только что посмотрел на него, на его щеке была повязка, а на лице — плащ с капюшоном, который они украли из ближайшего магазина. Они стояли чуть ниже причала, готовые сесть на очень странную лодку, которая обещала обеспечить им безопасный проход, и Хонджун почувствовал странное воодушевление. — Не надо, — сказал ему Сонхва, опуская капюшон плаща Хонджуна, чтобы лучше скрыть его лицо. — Я оставил его намеренно. — Намеренно? — спросил Хонджун, наблюдая, как Сонхва поворачивается, чтобы посмотреть на спокойный океан и на то, как луна сверкает. Они путешествовали только ночью и в сумерках, стараясь оставаться как можно более незаметными, опасаясь, что их найдут и убьют. — Да, я так и сделал, — тихо сказал старший. — Я выбрал этот момент, чтобы отпустить всё это. Я знал, что есть большая вероятность, что в этот момент меня застрелят, поэтому я просто отпустил всё. Этот лом так долго был моим символом, это правда, но в последнее время мне стало интересно, что он на самом деле символизирует. Я всегда думал, что это символ лидерства, героизма, храбрости или чего-то в этом роде... но в последнее время я вспоминаю обо всем, что произошло, и я начал задаваться вопросом, действительно ли это символизирует кровопролитие, убийство и страх. Хонджун вспомнил, как при этом приоткрылись его губы. — Раньше я думал, что смог отпустить весь тот груз, который носил с собой, я думал, что наконец-то отпустил свое старое «я» и принял человека, которым стал. Но теперь мне ясно, что эти чувства ушли только недолго. Мне стало ясно, что лом не был символом, который я отстаивал, и он не позволял мне отпустить, — продолжил Сонхва, переминаясь с ноги на ногу. — Я даже знал, что шансы на то, что мы сможем встретиться с Уёном и Саном, как они нам обещали, были ничтожны. Если подумать, даже если мы выполнили эту миссию, почему они нас отпустили? Мы знаем информацию, было бы плохо, если бы это стало достоянием общественности, они просто не стали бы рисковать, они не отпустили бы нас Я полагал, что они списали бы смерть на зомби... даже несмотря на то, что зомби практически полностью исчезли. Люди всё равно поверили бы этому. Хонджун вспомнил, как потянулся вперед, чтобы взять Сонхва за руку, одновременно обрадовался и удивился, обнаружив, что старший не отдернул руку. Вместо этого он получил благодарное сжатие. — Так что я отпустил его, лом и всё остальное, — вздохнул Сонхва, наконец повернув голову, чтобы встретиться взглядом с Хонджуном. — Я так устал от этой постоянной боли, постоянных кошмаров, моральных обязательств, насилия и убийств. Я устал ждать, пока жизнь наладится. Я чертовски устал терять всех, кого люблю. Хонджун не мог не согласиться. Он тоже был готов. — Боже, я так устал, — повторил Сонхва ещё раз, на этот раз немного запыхавшись, и позволил Хонджуну притянуть его к себе, чтобы прижать ладони к щекам старшего и наклонить его голову вниз, чтобы Хонджун мог оставить поцелуй на лбу Сонхва. — Хватит, — прошептал он в кожу Сонхва, когда они стояли под большим причалом, океанская вода почти скапливалась у их ног, пока они ждали начала нового начала. Таким образом, лунный свет лился каскадом через отверстия в дереве, создавая красивые узоры на песке и на их телах. Сонхва продолжал позволять Хонджуну держать себя, что случалось редко, но то, что Хонджун лелеял в своем сердце. — Хватит, мы закончили. Всё кончено. Он чувствовал, как тело Сонхва обмякло, наконец-то с его плеч спал определенный груз. Хонджун поклялся, что тоже почувствовал облегчение, когда произнес эти слова. Когда они увидели приближающуюся лодку, Сонхва оторвал свое тело от тела Хонджуна и расправил их плащи, чтобы большая часть их личности оставалась загадкой. — Куда мы пойдем? — Хонджун поймал себя на том, что спрашивает старшего мужчину, когда вода хлынула на их ботинки. — Внутрь страны, — ответил Сонхва, ещё раз сжимая руку Хонджуна. — Мы угоним машину, как только попадем в порт, поедем на равнину, найдем заброшенный коттедж или ферму и будем жить там. Мы станем никем, просто призраками, у которых когда-то было имя и история... Мы проживем там остаток наших дней, я слышал от нескольких человек, что там довольно хорошо. Мы будем в безопасности, нам не придется ни о чем беспокоиться. Мы сделаем это своим. Хонджун не мог не кивнуть, его губы озарила нежная улыбка, когда они снова оказались на борту лодки. Со словами Сонхва в глубине души Хонджун обнаружил, что не может думать ни о чем другом, чем бы он предпочел заняться. И вот, когда лодка отплыла и расстояние между ними и землей росло с каждой секундой, Хонджун подумал, что, возможно, на этот раз они, наконец, получат правильное новое начало. Он никогда не оглядывался назад.-~-
Ночь продолжалась так, как когда-то мечтал Хонджун. Он откинулся на спинку кресла и смог послушать, как окружающие его друзья делятся историями и великими приключениями, в которых они участвовали за эти годы. Он мог слушать, как Минги и Юнхо рассказывают о том, как они научились ремонтировать корабли и работать с большими танками, которые видели в детстве в фильмах. Они говорили обо всех глупых моментах, например, когда Чонхо впервые пытался научиться работать со всеми электроинструментами и легко расстраивался, когда у него не получалось. Чонхо не нашел это таким уж забавным и заявил, что когда Минги застрял в баке, это было действительно смешно. Юнхо согласился, что оба забавны, а затем поделился своими обычными делами, как они работали от рассвета до заката и были полностью покрыты маслом и грязью к тому времени, когда они отправятся в душ в конце ночи. Чонхо сказал, что они не видели ни одного зомби за всё время, что были там. Он сказал, что это было похоже на то, как будто мир наконец отошёл от апокалипсиса и просто забыл об этом. Единственным напоминанием об этом было количество боеприпасов, которые у них были, и все военные инструменты, которые им приходилось чинить. Именно тогда Минги заговорил, после трех бутылок пива, и сказал, что массовое производство бомб было безумием и что он беспокоился о глобальной токсичности, которую это вызовет. По правде говоря, Хонджун даже не подумал об этом. Но эту тему замяли, когда Уён решил, что пришло время поделиться историей всей своей жизни. К счастью, Хонджун был рядом во время большей части того, о чем говорил Уён, и пока молодой человек изо всех сил старался описать их спасательные миссии, Хонджун обнаружил, что немного потерял сознание. Он просто наблюдал за реакцией окружающих. Их слова были приглушены, не имели особого значения для его ушей, но он наблюдал, как светились их лица, когда они улыбались или смеялись. Уён всегда был оживлен и драматичен в рассказах, и сегодняшний вечер ничем не отличался. Он рассказал им всё о городах, в которые они ездили, и о том, как они взрывали их взрывчаткой или поджигали, забрав всех людей из зданий, если они были. Он говорил об их близких моментах, о тех, когда некоторые из них обнаружили, что смотрят смерти прямо в лицо; будь то зомби или неудавшийся взрыв. Это мог быть алкоголь, который заставил их светиться, но Хонджун знал, что на самом деле они не так много пили. Им это было не нужно, они становились старше, и Хонджун обнаружил, что с возрастом его желание потреблять горящую жидкость не так сильно, как в молодые годы. В эти дни он предпочитал кофе, приготовленный Сонхва. Уён и Сан переставали рассказывать истории, время от времени обращаясь к Сонхва, чтобы уточнить некоторые детали, которые они не могли вспомнить. Иногда Сонхва поправлял их, потому что история становилась слишком драматичной, а настоящие факты слишком сбивались с пути. Сонхва по большей части тоже просто слушал, его глаза блестели от обожания, когда он наблюдал, как они все заливались смехом и шутили друг над другом. Когда Уён начал рассказывать о путешествии его и Сана после того, как их вернули в Америку, именно тогда Хонджун настроился на историю. Он узнал, что они остались в Штатах даже после того, как трио уехало, путешествуя вдоль и поперек побережья и даже повеселились внутри страны. Сан сказал, что по мере того, как лодыжке Уёна становилось всё лучше и лучше, они стали больше осматривать достопримечательности и путешествовать, пытаясь хорошо провести время в плохих обстоятельствах. Затем Уён сказал, что после этого они приняли решение вернуться в Корею, потому что он хотел увидеть, где в основном вырос Сан, а затем заявил, что после этого они оказались здесь. Хонджун радостно почувствовал тепло в груди, их громкие звуки, которые больше не нужно было скрывать для их собственной защиты, раздавались всю ночь, не сдерживаясь. Смех Уёна, который был слишком заразителен для них, был своего рода лекарством, в котором Хонджун нуждался всё это время. — Ну, просто чтобы вы все знали, и я смотрю конкретно на Хонджуна и Сонхва, — объявил Уён, и по розовым щекам и озорному выражению лица Хонджун понял, что он не замышляет ничего хорошего. — Сан и я тщательно осмотрели дом и случайно заметили, что одна спальня была разрушена. — Куда ты ведешь… — спросил Сонхва, его чувства явно начали покалывать, потому что у него было такое выражение лица. У Хонджуна было хорошее представление о том, к чему клонит Уён, и ему не нужно было видеть абсолютно восторженный взгляд, который Уён бросил на Сонхва. — С сожалением сообщаю вам, что если вы двое вернулись сюда, чтобы пережить что-то, ну, как бы это сказать? Сладкие воспоминания… Я сомневаюсь, что вы найдете всё это настолько приятным, когда вся кровать разорвана. — Чон Уён! — Что… только не говори мне, что эта идея не пришла тебе в голову! Знаешь, как долго я ждал, чтобы как следует поддразнить тебя? Я даже не успел сделать как следует! — Дразнить меня?.. С какой стати!.. — Хён, это забрало у вас, — Уён встал и начал считать на пальцах для драматического эффекта, — одиннадцать лет, чтобы понять. Но, например, забыть о тех годах, когда ты даже не знал Хонджуна, я просто не хочу заниматься математикой. Я тоже должен был смотреть, как вы двое танцуете друг вокруг друга в течение одиннадцати лет. Долго... ты знаешь, как чертовски мучительно это было? Клянусь богом, я собирался сойти с ума, когда вы двое начали спать в одной постели, и ничего не произошло! Хонджун рассмеялся, увидев бледное лицо и широко раскрытые глаза Сонхва. — Это было похоже на просмотр ужасного медленного фильма, — вставила Минги. — Я действительно начала терять веру в тебя. — Я чуть не заплакал! — Уён поднял руки вверх, вытирая пересохшие глаза. — О, но когда это наконец случилось, я не был к этому готов! Я думал, что буду, но нет, ничто в этом мире не могло подготовить меня к этому моменту в истории. Я думал, что сплю, когда я услышал вас, ребята, я был так потрясен! Хонджуну пришлось подавить ещё один смех, поскольку он мог физически видеть, как шестеренки вращаются в голове Сонхва прямо перед тем, как в его голове, казалось, зажегся свет. — Вы слышали нас? — спросил он тихо, его челюсть отвисла в возмущении. Румянец на лице был ярким, он никак не мог скрыть его, как бы отчаянно ни пытался отвернуться от огня. — Посмотрите на размер дома и на то, какие тонкие стены, — сказал ему Чонхо, скрестив руки на груди и гордо улыбаясь своей липкой улыбкой. — Мало того, что эти факторы действовали против тебя, но без обид, хён, ты очень громкий. — Что!.. — Эй, эй, — оборвал Сан Сонхва на полуслове, слегка размахивая руками с нежной улыбкой на лице. Хонджун задался вопросом, возможно, младший чувствовал себя плохо из-за того, что дразнил Сонхва за это, и хотел положить конец явной пытке, которая имела место. — Будьте с ним подобрее, ведь это был его первый раз. Эта мысль вылетела из головы Хонджуна так же быстро, как и появилась. Сонхва сидел ошеломленный, красивый румянец лежал высоко на его щеках, когда он казался застывшим с широко раскрытыми от унижения глазами. Но, несмотря на его поведение, Хонджун мог сказать, что всё это было забавой и игрой для всех, даже для Сонхва. Если бы это было не так, у Сонхва не было бы никаких проблем с прекращением разговора, который он не хотел слышать. Так что ему было ясно, что Сонхва странным образом наслаждался дразнями. — Полагаю, это всё равно не имеет значения, — добавил Чонхо, допивая остатки газировки тяжелым глотком. — Они слишком стары, чтобы трахаться. Конечно, их сексуальное влечение уже угасло. Юнхо издал при этом звук, и внезапно Хонджун впервые в этом разговоре почувствовал себя атакованным. — Я даже не подумал об этом, — выдохнул Уён, прикрывая рукой рот, и повернулся, чтобы посмотреть на Сонхва, чей рот только приоткрылся ещё больше, с грустным выражением лица. — Тебе около пятидесяти, не так ли? Черт, каково жить полвека? — Мне нет и полувека, у меня есть ещё год, — прошипел на него Сонхва, потянулся за пустой банкой из-под пива и раздавил её руками, прежде чем бросить в Уёна. — А наша сексуальная жизнь процветает, не лезь не в свое дело, какашка. При этом Уён проигнорировал пивную банку, которая попала ему прямо в грудь, и повернулся к Хонджуну. — Так ли это? Чтобы не вызвать дальнейшего разрушения вселенной, Хонджун решил предложить ответ, который мог бы удовлетворить обе стороны или оставить их в догадках, и просто пожал плечами с многозначительным выражением лица. Он был угрозой для общества. Казалось, после этого разговор заглох, Уён сел обратно после того, как все успокоились. Казалось, что адреналин, наконец, выветрился, и все они сидели, чувствуя, как счастливая и довольная дымка окутывает их тела. Хонджун часто ошибочно принимал это чувство за усталость, но, когда он вырос, это было обычным делом, когда ты рядом с кем-то или людьми, с которыми тебе комфортно и которым ты доверяешь. Тишина любовно окутывала их, создавая некое смутное ощущение, когда они смотрели, как горят поленья, а редкие угли летят в небо. Это успокаивало, и когда навязчивые мысли о том, что все это сон, пришли снова, Хонджун оттолкнул их, оглядевшись вокруг и запомнив эту сцену. — Хотел бы я, чтобы Ёсан был здесь, — услышал он рядом с собой Минги. Мужчина теперь сидел на земле, прислонившись спиной к бревну. Казалось, он сказал то, о чем они все думали в тот момент. — Ему бы это очень понравилось, я это знаю. Ему всегда нравились шутки и поддразнивания, хотя на самом деле он был тем, кто большую часть времени делал всё это и оставлял нас страдать. — Ага, — Хонджун поймал себя на том, что говорит. Снова повисла тишина, хотя на этот раз она была более напряженной. — Кто-нибудь слышал что-нибудь от него? Как вообще? — Уён был тем, кто спросил, почти сидя на земле, хотя Сонхва сказал ему не делать этого, потому что он был слишком близко к огню. Хонджун обнаружил, что его глаза осторожно смотрят на Чонхо, зная, что если бы кто-то из них и имел контакт с Ёсаном, то это был бы он. Но чем дольше он смотрел и чем дольше следовала тишина, Хонджун понимал, что даже Чонхо ничего не слышал от своего возлюбленного все это время. — Нет… — тихо сказал он, повернув голову к земле и пиная деревянные палки. — Я ничего от него не слышал, как и все. Ни писем, ни звонков, ни средств связи… по крайней мере, с остальными мы какое-то время могли связаться, но с Ёсаном ничего не было. после того, как он ушел. — Совсем ничего? — Ничего. — Ой... Хонджун не удивился, если он был честен. После попытки найти, куда был отправлен Ёсан и что он делал, и не имея возможности получить какую-либо информацию, Хонджун почувствовал, что они не получат известий от Ёсана в течение долгого времени. Но это было слишком давно. Не знать, где и как поживает Ёсан, было пыткой – Хонджун мог только представить, что чувствовал по этому поводу Чонхо. Он попытался представить, что будет вдали от Сонхва столько лет, но решил не воображать этого, потому что это вызвало у него ужасную дрожь и заставило его сердце замереть. Хонджун посмотрел на небо, запрокинув подбородок, чтобы увидеть звезды над собой. — Как вы думаете, где он? — тихо спросил Юнхо, его собственное лицо было обращено к небу. На некоторое время воцарилась тишина, прежде чем кто-то ещё заговорил, звук раздавливаемой пивной банки. — Где-то там, чтобы спасти мир — не то чтобы он уже не сделал этого. Я не сомневаюсь, что они отправили его туда, где производилось лекарство, он, вероятно, ушёл, чтобы убедиться, что мир вернется в нормальное русло, — ответил Минги. — Хонджун-хён всё-таки сказал ему спасти мир, ты ведь знаешь, что Ёсан очень серьезно относится к своей работе, — заявил Чонхо, изо всех сил стараясь слегка улыбнуться. — Пора ему вернуться домой, массовое производство лекарства закончилось много лет назад, — вздохнул Сонхва, и хотя Хонджун не смотрел на него, младший всё же мог сказать, что Сонхва смотрит на него. — Думаешь, он ещё жив? — Сан!.. — Ну, это правильный вопрос! — запротестовал Сан. — Я решил, что не хочу больше жить во тьме. Я устал постоянно думать, жив кто-то или нет, ты знаешь, как это утомительно? Да. Они все знали. Хонджун прекрасно понимал. При этом из костра вырвался большой клуб дыма, поэтому Хонджун осторожно положил ещё одно полено поверх костра, чтобы убедиться, что оно не сгорит, пока они не будут готовы. — Ну, — начал он, откидываясь на бревно и сложив руки на коленях. — Я знаю Ёсана слишком долго. Я знаю, на что он способен — я не сомневаюсь, что он выжил, как и все мы. Хонджун мог чувствовать, как все смотрят на него, пока он говорил, он мог чувствовать вес их взглядов, ожидающих, когда он попытается успокоить их неустойчивые сердца эмоциональной дырой, которую оставило отсутствие Ёсана в такую ночь. — Если бы он мог быть здесь, он бы был здесь, — просто сказал Хонджун, крепко сжав губы. — Он не забудет, ты же знаешь, какой он верный. Если его нет здесь, то я уверен, что мир только что призвал его куда-то ещё. Я не могу представить, чтобы он ушел первым из всех нас. — Я скучаю по нему, — сразу сказал Чонхо. — Я стараюсь не говорить о нем и не думать о нем, но это так тяжело. Я так давно его не видел, тринадцать лет — это слишком мало, чтобы забыть чье-то прикосновение, но я боюсь, что теряю это чувство, память о нем. — Я тоже по нему скучаю, — мягко сказал Уён, его глаза были опущены к земле, и он быстро моргнул. — Мы все это скучаем, — повторил ему Сонхва. — Но, как и сказал Хонджун, с Ёсаном всё в порядке. Просто сейчас он должен быть где-то в другом месте. Хонджун мог сказать, что Сонхва был расстроен больше, чем показывал. У Ёсана и Сонхва всегда была особая связь, сильно отличавшаяся от той, что была у старшего с Уёном, но всё же такая же особенная. Ёсан был первым, кому Сонхва доверился, когда впервые пришел на базу, Хонджун не совсем понимал, что не так с блондином, но Ёсан всегда умел говорить и, казалось, обладал исцеляющим прикосновением. Он действительно был врачом по натуре и духу, Ёсан мог утихомирить даже самого бешеного зверя, если бы очень постарался. Каким-то образом Ёсан все эти годы говорил с больным духом Сонхва. Эта связь, которая сформировалась в тот день, стала нерушимой, но Хонджун знал, что эта связь стала напряженной за годы, проведенные в разлуке. — Ну, — поймал себя на том, что говорит Хонджун, снова запрокидывая голову, чтобы посмотреть на темную бездну над ним. — Сегодня звезды яркие. Я часто делал это, когда чувствовал себя одиноким в этом мире и нуждался в каком-то руководстве – просто посмотри на звезды. Хонджун услышал, как все склонили головы к сверкающим драгоценностям над ними. — Прямо сейчас я представляю, что Ёсан смотрит на то же небо, что и мы. Он видит те же звезды и те же созвездия, — мягко сказал Хонджун, вцепившись в штаны. — Я знаю, что он не может быть здесь с нами, но, по крайней мере, мы связаны через звезды. Я знаю, что это не идеально, но придет время, когда мы все будем связаны через звезды, и я думаю, что это красивая вещь. — Звезды мерцают надо мной, — сказал Минги, глядя в небо с широкой улыбкой на лице. — Кто знал, что Ёсан может общаться через звезды? Хонджун поймал себя на том, что улыбается, мельком взглянув на Минги, прежде чем снова посмотреть на небо. Звезды определенно мерцали, и хотя Хонджун знал, что никогда не успокоится, если больше не увидит своего любимого друга, он не мог отрицать, что звезды позволили ему почувствовать некоторое утешение в ту ночь. Похоже, и остальные чувствовали то же самое. Как только комфортная тишина начала возвращаться к ним, раздался громкий звук, который заставил их всех подпрыгнуть. Это было похоже на разбитое стекло, возможно, какая-то бутылка ударилась о твердую землю, отчего она разлетелась повсюду. Звук был настолько необычным, что разум Хонджуна закружился, как мир вокруг него, когда он вскочил на ноги. Хонджун хотел бы сказать, что время остановилось, но это было не так. Среди тьмы, казалось, был свет. Хонджун слышал много историй о монстрах, скрывающихся в ночи, которые ищут только невинные души, чтобы на них охотиться. Хонджун не был невинной душой, поэтому он никогда не боялся таких мифических существ, но в тот момент, когда мир не мог перестать вращаться, казалось, что всё, что считалось невозможным, стало возможным. Темнота мешала разглядеть наверняка, но цвета, которые он видел перед глазами, были безошибочны. Длинные светлые волосы, сопровождаемые какой-то ярко-красной курткой, были подчеркнуты пламенем, которое, казалось, увеличилось в десятки раз. Жар обжигал спину Хонджуна, пока он смотрел перед собой, мир был таким тихим, что сверчки вокруг них создавали громкий хор. — Нет, абсолютно нет, — раздался низкий голос гуманоидного существа. Это был голос, который Хонджун думал, что больше никогда не услышит. — Это чертовски дурацкая шутка, — они звучали одновременно раздраженно и растерянно, очень похоже на то, что чувствовал Хонджун, хотя больше растерялся, чем раздражен. — Неужели я так сильно сошел с ума? Хонджун был не из тех, кто двинулся первым. Он просто не мог. Как будто в его теле не было мышц, которые позволяли бы ему двигаться вперед или назад, даже если бы он захотел. Ни для кого не удивительно, что именно Чонхо выдержал эти первые несколько шагов вперед. Вероятно, было бы лучше, если бы это сделал он, потому что это был их давно потерянный друг, который был рожден из теней, не принеся ни предупреждения, ни чего-либо ещё, прежде чем он появится в своем величественном появлении. Ибо в самую темную часть ночи казалось, что Ёсана вызвали к ним после того, как все они согласились, что он не сможет присоединиться к ним. Хонджуну почти хотелось рассмеяться. Как он посмел так быстро потерять надежду? — Это не шутка, — сказал Чонхо, хотя его голос дрожал, как будто он не мог поверить своим глазам. Впрочем, никто не винит его, тем более что Ёсан, стоявший у пляжного домика с разбитой стеклянной бутылкой у ног, выглядел так, словно впервые увидел призраков. Чонхо подошел к блондину осторожно, как к раненому и очень напуганному животному. При звуке голоса Чонхо Ёсан только покачал головой и сделал шаг назад. — Они разговаривают со мной, это просто здорово! Я действительно сошел с ума. Вот что делают несколько месяцев изоляции – я теперь представляю своих давно потерянных друзей, которые сейчас разговаривают со мной, хорошо, Бог! — Ёсан чуть не рассмеялся, пиная стекло у своих ног. В этот момент Хонджун понял, что Ёсан явно не думал, что они на самом деле там. Казалось, его разум заставил его думать, что все остальные были призраками перед ним. — Ёсан, успокойся! Это мы, мы действительно здесь. Ты не выдумываешь это, я обещаю, ты не сошел с ума, — снова попытался Чонхо, подняв руки перед собой, когда он приблизился к Ёсану. Хонджун не был уверен, как остальная часть этого пойдет вниз, но он знал, что был готов броситься бежать, если Ёсан испугается и попытается убежать. Он уже два раза отпустил Ёсана, теперь, когда его позвали обратно к ним, Хонджун не собирался допустить, чтобы это случилось снова. Он предпочел бы умереть первым, прежде чем Ёсана снова заберут у него. Когда Чонхо наконец встал перед Ёсаном, его тень полностью покрыла блондина, именно тогда Хонджун заметил, что Ёсан начал немного ломаться. — Это жестоко, чертовски ужасно, очень жестоко! — Хонджун мог видеть, как дрожит тело Ёсана, его рот открылся, как будто он не мог поверить в то, что было перед ним. — Это я, — прошептал Чонхо, его голос был таким тихим, как будто он боялся, что Ёсан забыл его, — это Чонхо, ты правильно помнишь? Это действительно мы, это не сон. Хонджун не мог видеть лица Чонхо, потому что он был повернут к нему спиной, но он мог видеть лицо Ёсана. Старший был готов расплакаться, его нос сморщился, а лицо было сильно нахмурено, как будто он делал всё, что в его силах, чтобы не расплакаться. — Я ждал, — пробормотал Ёсан, его глаза стали ярко-красными и начали сверкать слезами на свету. — Я прихожу сюда каждый божий день в течение последних четырех месяцев. Каждый день без перерыва я поднимался на этот холм, просто чтобы посмотреть, может быть, только может быть, вы все приедете. Я надеялся и молился каждую ночь, чтобы завтра было иначе… что я не приду сюда и не найду этот дом каждый раз пустым и ржавым. Но нет, четыре месяца я встречал один и тот же старый, темный, забытый дом! Чонхо ничего не сказал, и когда Ёсан ткнул указательным пальцем в грудь младшего, он, казалось, окончательно сломался. Слезы потекли по его щекам, когда Ёсан понял, что его палец коснулся твердой груди Чонхо, а не прошел сквозь тело молодого человека, как он думал. Хонджун задался вопросом, было ли это тогда, когда Ёсан наконец понял, что, возможно, они вовсе не призраки. — Я даже не собирался приходить сегодня вечером, — воскликнул Ёсан, зажмурившись и согнувшись в коленях. — Я даже не собирался приходить, потому что не мог больше видеть его пустым! Но я не знаю... я просто... я просто чувствовал, что должен прийти, и чувствовал себя чертовски глупо, потому что знал, что тебя здесь не должно было быть. Но вот я подхожу сюда и вижу огонь… проклятый огонь посреди ночи! Знаешь, что я сказал себе? Ёсан не стал ждать ответа. — Я думал, это светлячки. Их было так много в последнее время – я только подумал, что, может быть, они собрались все вместе, чтобы сыграть со мной какую-нибудь страшную шутку. Но потом я слышу голоса, те, которые я так живо запомнил, – поэтому, конечно, я подошел ближе. Я просто не был готов ко всему этому! Четыре месяца... Я думал, что вы все никогда не приедете, я думал, что вы все оставили меня одного! Чонхо стоял тихо, его пальцы дергались от желания притянуть блондина, но он не был уверен, разрешено ли ему это. На его колебания было больно смотреть, но Хонджун понимал эту внутреннюю борьбу. Хотя Ёсан был Ёсаном, и когда он чего-то хотел, он всегда это получал. Блондин вытер глаза только для того, чтобы по его покрасневшим щекам снова потекли слезы, прежде чем он всхлипнул и почти посмотрел на Чонхо. — Ну, чего ты ждешь? Обними меня уже, чёрт возьми. Хонджун почувствовал облегчение, когда увидел, как тело Чонхо физически поглотило меньшее тело Ёсана. Он мог сказать, что объятия были довольно сокрушительными, Ёсан уткнулся лицом в шею Чонхо, продолжая плакать от теплого прикосновения, которого, как знал Хонджун, они оба жаждали. Он также мог сказать, что тип плача, охвативший тело Ёсана, был ужасно болезненным, это были не сильные рыдания, которые сжигали всю энергию, но это был тот вид, когда тело больше не могло справляться со стрессом, из-за которого слезы прольются наружу, а сердце расколется. От этого горло саднило, голова горела и раскалывалась, хотя последовавшие за этим крики были не чем иным, как несколькими всхлипами – Хонджун был подвержен такому однажды в своей жизни, и он знал, насколько это больно. Все ждали, когда Ёсан будет готов двигаться, Чонхо без проблем оставался неподвижным, его сильные руки успокаивающе обнимали блондина, в то время как Ёсан так сильно сжимал куртку Чонхо сзади, Хонджун боялся, что ткань порвется. Но время пришло, мир, казалось, вернулся на свою ось, когда Чонхо осторожно подвел Ёсана к костру и помог ему сесть, потому что, хотя Ёсан и признал, что они действительно реальны перед ним, его всё ещё трясло. Хонджун не мог его винить, он уже несколько часов сидел и пил со всеми ими у костра и до сих пор с трудом мог в это поверить. Вдобавок ко всему, Ёсан приходил каждый день в течение четырех месяцев – Хонджун изо всех сил пытался уложить это в голове. Ему было больно смотреть на Ёсана, такого красивого и элегантного, и осознавать, что он был здесь дольше всех, просто ждал, когда они придут, постепенно теряя надежду на то, что они придут. Верный Ёсан. Он приезжал сюда примерно сто двадцать один день без перерыва, надеясь и молясь найти своих давно потерянных друзей после разлуки. — Ну, — первым заговорил Уён, привлекая всеобщее внимание. — Не могу сказать, что удивлен, что из всех нас Ёсан был тем, кто забыл, в какой день мы встретимся. Рот Ёсана немного отвис, его глаза распухли и покраснели, когда он с удивлением посмотрел на Уёна. — Ну извините меня, ты должен не забывать, что я не совершенен, и тоже делаю ошибки. Между ними не было напряжения, это было видно любому у костра, Ёсан и Уён всегда ссорились, но по-дружески. Это ничем не отличалось, и было ясно, что, несмотря на его возвращение, Ёсан был вне себя от радости, снова услышав поддразнивания Уёна. — В его защиту, — вмешался Чонхо, проводя рукой вверх и вниз по спине Ёсана. — Выбрать правильный день было действительно рискованно. Я думаю, что самым большим чудом на тот момент было то, что мы все пришли сюда сегодня. Мы никогда не знали точно, в какой день мы уезжаем. — Ну, какое сегодня число? Я уже забыл, — спросил Уён, подходя, чтобы передать банку пива Ёсану. — Сегодня 7 апреля, — сказал Минги, глядя на часы, чтобы подтвердить свою оценку. — Да, седьмое. — Прошло ровно пятнадцать лет, — мягко сказал Хонджун. — Я считал каждый день, чтобы убедиться, что не упущу эту возможность. Пять тысяч четыреста семьдесят восемь дней я насчитал, чтобы убедиться, что сегодня прошло ровно пятнадцать лет. Так кажется в тот день, когда мы все сидели здесь у этого костра и дали обещание, что, куда бы нас ни завела жизнь, мы вернемся, было 7 апреля. Хонджун почувствовал на себе взгляд Сонхва, теплый и искренний, когда открыл рот, чтобы заговорить. — Преданный. Затем Сонхва снова повернулся к Ёсану, его глаза сияли так же красиво, как звезды над ним. — Мы так рады, что ты здесь. Без тебя всё это никогда не будет полным. Каждый из нас составляет нашу команду, да? Круг разорвется, если кого-то не хватает. Со всех сторон пошли кивки. Не было необходимости в словесном ответе, сообщение было принято с распростертыми объятиями и душами. Все они поняли, о чем говорил Сонхва, и все согласились. Для них это было всё или ничего, и, по правде говоря, Хонджун не хотел бы этого по-другому. Он удобно откинулся на спинку кресла, наблюдая, как Ёсану задают миллионы вопросов, а блондин пытался ответить на них как можно лучше. Хонджуну действительно было любопытно, поэтому он изо всех сил старался обращать внимание на слова, которые говорил молодой человек, вместо того, чтобы отключаться и просто наблюдать, как двигаются его губы, когда он говорил. Сонхва спросил его, где он был всё это время и почему ни один из них не мог связаться с ним в течение многих лет, и на это Ёсан просто допил остатки пива в своей банке, прежде чем сказать, что технически он не может объяснить, что он делал, потому что это было совершенно секретно. Хотя, ко всеобщему изумлению и шоку, он сказал, что находился в Гренландии и был освобожден только десять месяцев назад. Хонджун обнаружил, что это невероятно удивительно, ведь Гренландия была одним из последних мест, о которых он мог догадаться. Ёсан сказал, что там было холодно, и он всегда был сварливым из-за этого, и ему было трудно привыкнуть к этому из-за языкового барьера, но он сказал, что смена атмосферы была приятной. Он также сказал, что ему было очень тяжело находиться одному в таком незнакомом месте, Ёсан утверждал, что, хотя люди, с которыми он работал, были довольно милыми и помогали ему чувствовать себя более желанным гостем, это было не то же самое. Ничто и никогда не могло сравниться с поддержкой, которую они сформировали друг с другом, и Ёсан сказал, что это было одновременно и благословением, и проклятием. И снова Хонджун полностью понял. Уён спросил Ёсана, есть ли у мира повод для беспокойства, и старший просто покачал головой и сказал, что всё будет хорошо. Все они знали, что Ёсана, скорее всего, увезли для медицинских исследований, и если есть о чем беспокоиться в мире, Ёсан об этом узнает. — Нет, я имею в виду, это действительно странно думать об этом, но впервые за многое время жизнь налаживается, — сказал им Ёсан, когда они, казалось, не поверили ему, что всё в порядке. — Я знаю, в это трудно поверить, потому что мы думали, что будем жить счастливо, как только покинем это место, потому что апокалипсис был объявлен оконченным… и ясно, что этого не произошло. Я видел, исследования и могу с гордостью сказать, что худшее уже позади. Я знаю, что у нас всё ещё нет полного объяснения этого научного явления, но на самом деле я не ожидаю, что оно будет выяснено, пока не пройдет сто лет. Мы все умрем, прежде чем получим объяснение, которого заслуживаем. — Отстой, — пробормотал Сан, чуть оттопырив нижнюю губу. — Да, но, может быть, это скрытое благословение? — Ёсан повернулся, чтобы посмотреть на него. — Если я чему-то научился за эти последние годы, так это тому, чтобы радоваться мелочам. Вы действительно не представляете, насколько хорошо это получается, пока это не исчезнет. И теперь, когда мир перестраивается, и с каждым днем мы становимся ближе к тому, где мы были раньше, я думаю, что важно понимать это больше, чем когда-либо. Подождите ещё двадцать или около того лет, и я уверен, что ничего этого никогда не было. — И подумать только, что к этому моменту у нас уже должны были быть летающие машины, — пошутил Юнхо, заставив всех вокруг смеяться и качать головой. Они вернулись к тому, чтобы задавать Ёсану вопросы о других вещах, хотя он по-прежнему твердо придерживался своих сверхсекретных планов. Разговор начал ходить туда-сюда, и вскоре Хонджун увидел, что Ёсан начал больше выходить из своей скорлупы. Его улыбка появилась, как и те застенчивые глаза, которые загорались, когда Ёсан веселился. Хонджун немного волновался, что они не увидят этого сегодня вечером, но было ясно, что благодаря шуткам Уёна и поддержке всех остальных Ёсан снова вписался в круговорот событий без каких-либо проблем. Это ещё раз подтвердило теорию Хонджуна о том, что независимо от того, сколько времени они провели врозь, они всегда будут собираться вместе, как будто не расставались ни на секунду. И когда он наблюдал, как семеро мужчин вокруг него громко смеются над историями, переживаниями, эмоциями или чем-то ещё, Хонджун почувствовал, что они действительно не проводили время порознь. Ему казалось, что они провели вместе весь день, проснулись и съели завтрак, приготовленный Уёном, а затем пошли на рыбалку. Хонджун чувствовал, что накануне они отправились в город, чтобы купить кое-какие припасы, теперь, когда город, казалось, снова заселился. Это было прекрасное чувство. — Это оранжевые волосы? — вопрос исходил от Ёсана, и Хонджун знал, что он адресован ему. — Оранжевые или красные? — Раньше он был красным, но цвет немного поблек, так что теперь он такой странный оранжево-красный, — Хонджун протянул руку и откинул волосы назад, зная, что Ёсан действительно был единственным, кто религиозно красил его волосы. То, что он увидел ещё одного из них с неестественным цветом, вероятно, стал приятным сюрпризом. — Сонхва втянул нас в неприятности с военными, и поэтому мы изменились — ну, я немного изменил свой внешний вид, чтобы нас было не так просто найти. Сонхва решил рискнуть всем и просто носит капюшоны, когда мы выходим, но с тех пор мы нашли небольшой коттедж на ферме на Среднем Западе, нам не нужно было маскироваться. — Простите, что?.. — Хонджун всегда упускает из виду важные детали в истории, — прошипел Сонхва, бросая взгляд через плечо туда, где слишком гордый собой сидел Хонджун. — Ёсан не единственный здесь, кто был частью сверхсекретной миссии. Предпочтительно, я бы хотел полностью забыть об этом году моей жизни, чтобы вы все навсегда остались в неведении об этом. Но да, Хонджун и я технически враги правительства в Европе. Мы не знали, последуют ли они за нами обратно в Америку или нет, поэтому мы позаботились о том, чтобы залечь на дно и начать новую жизнь в глуши. Вот почему мы разорвали контакт. В течение этих нескольких лет мы не знали, выследят ли они остальных и причинят ли вам вред. Является ли это всё ещё проблемой для нас сейчас, я не знаю, но я не хочу выяснять. — Плохиш, — фыркнул Уён. Это был конец этого разговора, но он заставил Хонджуна вспомнить маленькое место, которое он и Сонхва захватили за границей, прежде чем вернуться в Корею в этот очень важный день. Он был заброшен, как и большинство других мест, но, по мнению Хонджуна, он был запредельно красив. Если бы Сонхва когда-либо можно было изобразить на природе, Хонджун выбрал бы маленький коттедж посреди цветущих полей, которые годами не засевались, с красивым прудом, окруженным тополями. Там были длинные лианы, свисавшие с деревьев, а затем сотни цветов у пруда, это действительно было зрелище, от которого перехватывало дыхание. Первое, что они сделали, когда наткнулись на пруд и коттедж, оказались в воде, пока она не достигла их пояса, и они не обнимали друг друга в лунном свете. По мере того, как ночь продолжалась, темы, как правило, становились немного глубже, чем планировал Хонджун, но в некотором смысле это исцеляло, когда я слышал, что все боролись. Минги признался, что пристрастился к алкоголю через несколько лет работы в порту, иногда приходя на работу пьяным, что представляло опасность как для него, так и для всех вокруг него. Он сказал, что старался держаться подальше от наркотиков, насколько мог, но казалось, что все вокруг него курят, и он не мог не поддаться искушению. Он бросил курить несколько лет назад, зная, что это ужасно для его тела и что он делает это только для того, чтобы заполнить пустоту. Минги знал, что годы травмы действительно начали догонять его, и это только усложняло держаться подальше от искушений, которые приносили лишь временное облегчение. Именно тогда вмешался Сан и сказал, что чуть не начал злоупотреблять обезболивающими, потому что фантомные боли действительно врезались в его психическую стабильность. Ему потребовалось бы так много сил, чтобы попытаться избавиться от боли, но это никогда не срабатывало, и как бы крепко Уён ни держал его, казалось, что он будет только злиться. Было время, когда он пытался уничтожить подаренный ему протез, его вид так разозлил его, что он не мог этого вынести. Это было несправедливо, Сан сказал, что он прошел через месяцы депрессивных эпизодов, и даже по сей день он всё ещё борется с тем, что произошло и с чем он остался сейчас. Чонхо сказал, что ему никогда раньше не снились кошмары, такие как сильные ужасающие кошмары, которым постоянно подвергался Уён. Но только недавно это стало для него проблемой. Чонхо сказал, что он ненавидел то, что это никогда не было проблемой во время апокалипсиса или даже через пять лет после его окончания, но это стало проблемой, когда всё действительно начало возвращаться к норме. Он сказал, что никогда не позволит таким вещам задеть себя или напугать его, но сейчас, как никогда раньше, он проснулся с криком в мокрой от пота рубашке. Это было тяжело слушать, Хонджуну не нравилось слышать или видеть, как кто-то из них страдает, но он знал, что травма, через которую они все прошли, действительно начала проявляться в их старости. У них у всех это было, и хотя некоторые из них не делились вслух своим опытом, Хонджун знал, что все они борются по-разному. В этом было утешение, зная, что они все сломаны, но могут быть сломаны вместе. У них было много общего, и это уже значительно помогло. И так же, как разговор стал мрачным и меланхоличным, а плоды случившегося вынесли на свет, — разговор без задней мысли сменился на веселый. Уён переместился со своего места на земле, чтобы всё ещё сидеть на земле, но положив голову на колени Ёсана. Старший спокойно провел пальцами по волосам Уёна, время от времени накручивая несколько прядей вокруг пальцев, а затем заплетая косички, прежде чем разгладить их. Хонджун сидел и размышлял, сколько было времени, как долго темное небо будет оставаться над ними или когда утренний рассвет наполнит небо своими прекрасными цветами. Его взгляд блуждал по его товарищам теперь, когда костер начал медленно догорать, потому что они уже сожгли все дрова, которые он и Сан получили ранее, и им всем было лень вставать и брать ещё. Хонджун лично обвинил в этом свои старые колени. Даже в мягком свете все они выглядели прекрасно. По правде говоря, возраст их не сильно коснулся, морально, конечно, но не физически. — Ребята, — кашлянул Минги, выводя их из спокойного состояния, когда никто из них уже некоторое время ничего не говорил и просто наслаждался ночным комфортом. — Было бы клише, если бы я заставил нас всех что-то обещать? — Да. — Верно. — Ты знаешь, что это клише. — Король клише. — Рад, что это было единогласно, — пробормотал Минги, но всё равно продолжил. — Ну, это не обещание, я отказался от него. Считайте это идеей, я думаю, мы должны подумать о нашем следующем путешествии, о наших «и что теперь?» Хонджун наклонил голову, чтобы посмотреть на Минги, приподняв брови. Он знал, что всякий раз, когда у Минги появлялась идея, она была либо слишком сумасшедшей, либо достаточно сумасшедшей, между ними не было ничего среднего. Взгляд Хонджуна, казалось, подстегнул Минги, дав более высокому мужчине своего рода зеленый свет, чтобы дать волю своим идеям. — Я знаю, что мы немного говорили об этом в прошлый раз, когда были здесь, но почему бы нам не отправиться в путешествие снова? — предложил он, в результате чего голова Уёна взлетела с колен Ёсана. — Знаете, например, повторить наш путь? Я не знаю почему, но это всегда было в глубине моего сознания, мне просто интересно, каково было бы пережить это заново без опасностей зомби. Хонджун не был полностью уверен, что думать об этой идее. — Да, конечно, почему бы и нет? — Уён ответил немедленно, даже не пропустив сердцебиение. — Как в старые добрые времена, да? У нас есть машины и всё, чего у нас не было в те дни, так что я не понимаю, почему бы и нет. Мы можем видеть, как всё изменилось или не изменилось, а затем мы можем кричать и спорить друг с другом о правильном пути. — Как в старые добрые времена? — эхом повторил Сан с легким смешком. — Точно, — Уён посмотрел на него и улыбнулся в ответ. — Это может быть наше последнее ура, наше последнее большое путешествие, прежде чем мы действительно оставим всё это позади. Я думаю, это было бы прекрасным напоминанием о том, что мы сделали и чего достигли — я знаю, что недостаточно говорю это, но мы были действительно эпичными. — Но… — начал Сонхва, явно немного сомневаясь в этой идее. — Мы приехали из разных мест, не будет ли за этим сложно следить? — Да, но мы все могли бы просто отправиться в каждое из наших стартовых мест, чтобы увидеть, с чего всё началось для каждого из нас, — сказал Юнхо, толкнув локтем Сонхва в бок. — Кроме того, единственными, кто начал в одиночку, были Минги, Чонхо и Ёсан, я думаю, так что это упрощает. — Правда! Мы всё стареем до такой степени, что подобные вещи не будут такими легкими или возможными, чем дольше мы будем ждать… — Минги, перестань говорить, как будто нам восемьдесят. — Ну, не знаю, как у остальных, но у меня болит спина, и я не становлюсь моложе, — с любовью ответил Чонхо Минги. — Давайте воспользуемся возможностью, мы никогда не были теми, кто действительно ждал. Давайте наслаждаться собой и нашими последними днями молодости! Хонджун не мог не улыбнуться энтузиазму Минги, видя, как высокий мужчина изо всех сил старался сплотить их всех, чтобы присоединиться к нему в их последнем приключении. Он посмотрел на Сонхва, который всё ещё выглядел довольно нерешительно, но было несколько явных признаков того, что он быстро принял решение. — Ну, с чего бы нам тогда начать? — медленно спросил он. — Давай начнем с того, откуда ты, хён, — сказал Чонхо, кивнув Сонхва. — Я всегда задавался этим вопросом с тех пор, как ты рассказал нам свою историю той ночью в сарае. Плюс Юнхо и Уён оттуда, ну, вырубим троих за одну поездку. — Я думаю, это хорошая идея, — добавил Хонджун, встретив взгляд Сонхва. Он не был уверен, что именно, но было что-то в том, как Сонхва смотрел на него, что заставляло его чувствовать, будто вокруг него вспыхивают фейерверки. Жар был сильным, но эмоции, скрытые за идеальными глазами Сонхва, были на совершенно другом уровне. Сонхва несколько секунд молчал, думая об этом, но Хонджун мог видеть, что старший уже принял решение. — Почему бы и нет? — тихо сказал он, переводя взгляд на красные угли в догоревшем костре и мягко улыбаясь. — Наше последнее приключение. — Отлично! Мы уезжаем завтра утром, — Минги вскочила с бревна и указала в сторону города, где вдалеке горело несколько огней. — Ярко и рано, мы начнем наше великое последнее путешествие вместе! Хонджун не был так уверен в этом «ярком и раннем», он знал, что они все, вероятно, в конечном итоге будут спать до середины дня с такой скоростью, но он не собирался портить парад Минги. Затем более высокий мужчина повернулся, чтобы посмотреть вниз, где Сонхва довольно элегантно сидел на бревне. — Куда? — спросил он с яркой и счастливой улыбкой на лице. Бросив быстрый взгляд на Юнхо и Уёна, которые уже смотрели на него, Сонхва глубоко вдохнул и позволил самой искренней улыбке осветить свое лицо, когда он ответил. — Коян.-~-
Хонджун не удивился, что с этого момента остаток ночи померк. Уён почти спал на коленях Ёсана, и Сан тоже был не так далек от этого. Если честно, Хонджун не чувствовал себя таким уж усталым, слишком привык не спать всю ночь, потому что у него развилась сильная бессонница, которая никогда не проходила. Последний полноценный разговор, который у них состоялся в ту ночь, касался всех языков, которые они выучили, и того, насколько бегло они ими овладели. Главным из них был английский, все они знали его и довольно бегло говорят на нем, особенно Минги, Юнхо и Чонхо, прожившие в Америке большую часть последних пятнадцати лет. Однако те из них, кто имел честь путешествовать по морю и много заниматься спасательными работами в Европе, смогли выучить французский и немецкий языки. Сонхва и Хонджун особенно хорошо понимали французский и довольно хорошо говорили на нем, когда им было нужно, но ничто по сравнению с Сан и Уёном, которые действительно общались во время своего пребывания во Франции. Ёсан сказал, что смог освоить основы гренландского языка, хотя во время его пребывания они в основном говорили друг с другом по-английски, так как это был общий язык между всеми учеными, врачами и исследователями. Он утверждал, что хочет продолжать изучать как можно больше языков, обнаружив, что изучение нового языка дается ему легко, в отличие от Юнхо, который сказал, что попытка выучить английский была достаточно сложной. Сонхва сказал Ёсану, что научит блондина испанскому языку, поскольку самый старший из них знал, что Ёсан влюбился в этот язык, когда впервые услышал его во время их самых первых миссий в Южной Америке. Но после этого стало ясно, что все они устали, и Хонджун точно знал, что солнце взойдет через час или около того, поэтому он не удивился, увидев, что Уён потерял сознание, а Сан очень быстро направился в страну грез. Костер давно перестал дымить, угли, казалось, медленно остывают и становятся белыми, а не ярко-оранжевыми и красными, как раньше. Хонджун всё ещё не допил пиво, которое дал ему Юнхо, бутылка была только наполовину пуста в его руках, когда он медленно наблюдал, как его друзья вокруг него зевают и находят место на земле, чтобы заснуть. Юнхо присоединился к небольшой группе, которую Ёсан, Уён, Сан и Чонхо как бы создали вместе. Это напомнило Хонджуну собачью кучу, сбившуюся вместе, чтобы согреться, несмотря на влажность и тепло ночи. В результате Хонджун и Минги всё ещё сидели вместе с Сонхва в одиночестве. Старший некоторое время смотрел вдаль, казалось, что-то терзало его разум, что ещё не позволяло ему полностью расслабиться и насладиться тем, что им всем подарила ночь. — Ёсан, — позвал он, блондин сразу же повернул голову на зов Сонхва. — Хм? — Могу я немного поговорить с тобой? Ах, у Хонджуна было ощущение, что то, что беспокоило разум Сонхва, было связано с Ёсаном, и, похоже, он был прав. Ёсан только кивнул и сделал всё возможное, чтобы осторожно убрать голову Уёна со своих колен и помочь молодому человеку найти руки Сана. У Уёна, казалось, был какой-то датчик в теле для Сана, потому что в ту секунду, когда они приблизились друг к другу, Уён цеплялся за старшего мужчину, хотя тот спал. Хонджун тихо усмехнулся, слегка покачав головой, прежде чем увидел, как Ёсан встал и последовал за Сонхва, который увел их от костра. Они не ушли далеко, но всё же достаточно далеко, чтобы Хонджун не мог слышать, что говорят. Это было личным делом между ними двумя, и Хонджун уважал бы это, даже если он не мог отрицать желание всё слышать. Небо немного прояснилось вдоль горизонта, более мягкий голубой цвет касался темного неба, что говорило им, что скоро наступит день. Хонджун мог видеть Сонхва, стоящего рядом с Ёсаном, легкий ветерок обдувал их тела, которые мягко развевали их волосы, они казались Хонджуну картиной. — Так что происходит между тобой и Сонхва? Хонджун повернулся, чтобы посмотреть на Минги рядом с ним, более высокий мужчина также смотрел на пару на близком расстоянии, когда задал этот вопрос. — Что ты имеешь в виду? — Ребята, вы когда-нибудь действительно разбирались в себе? Навесили на это ярлык? Я как бы подумал, что вы двое в хороших отношениях, если вы жили вместе всё это время, — мягко сказал Минги, вопрос был очень искренним. — Я хотел спросить тебя об этом. Не знаю почему, но по какой-то причине я всегда думал, что если вы двое соберетесь вместе, то наше путешествие действительно будет завершено. Например, Юнхо и я решили поставить на ярлык через несколько лет, не то чтобы навешивание ярлыков делало отношения более или менее действительными, мне просто было любопытно. Хонджун почувствовал, как его грудь немного потеплела, когда он тоже проследил за взглядом Минги и позволил своим глазам смотреть на своего возлюбленного, когда он разговаривал с Ёсаном. — Мы никогда не навешиваем на себя ярлыки, — мягко пояснил Хонджун, вытягивая руки над головой. — На самом деле Сонхва ведет себя не так. Подобные вещи пугают его, он сказал, что чувствует, что это ставит его в коробку, и он чувствует себя в ловушке. Мы всё ещё ссоримся, большие конфликты, которые временами пугают нас обоих. Не думаю, что эта часть когда-нибудь уйдет. Это грязно, и иногда я чувствую себя более потерянным, чем когда-либо, иногда я смотрю на Сонхва и не могу понять ни единой мысли, которая приходит ему в голову. — Ой... — Но, — продолжил Хонджун, бросив взгляд в сторону, чтобы увидеть довольно опечаленное выражение лица Минги. — Сонхва мой, а я его. Я называю его своим возлюбленным, и он называет меня тем же. Мы говорим «Я люблю тебя» и действительно имеем это в виду каждый раз. Я не боюсь, что он сбежит каким-то другим мужчиной или женщиной, я знаю, что его сердце принадлежит мне, даже без нависшего над нашими головами ярлыка. Я думаю, любой, кто нас встречает, понимает, что мы друг другу, нам сказали, что есть такая невидимая нить что связывает нас друг с другом. Минги повернулся, чтобы посмотреть на Хонджуна, его губы чуть приоткрылись от слов старшего мужчины. — Конечно, у нас бывают ужасные ссоры, но мы знаем, что не проснемся утром одни. Драки могут быть уязвимыми и ужасающими, но я знаю, что Сонхва всё ещё будет рядом со мной после того, как буря пройдет, и он знает, что я буду. Да, конечно, иногда кому-то из нас приходится ненадолго покинуть окрестности, но мы всегда возвращаемся. В глубине души я дал обещание быть ему верным, никто другой не знает меня так, как Сонхва... Если честно, словами не описать то, что у нас есть, но всё, что я знаю, это то, что каждое утро я просыпаюсь, вижу его лицо рядом со своим и чувствую его тепло независимо от случая, — мягко сказал Хонджун, наблюдая за тем, как рука Ёсана поднялась, чтобы коснуться плеча Сонхва после того, как старший, казалось, сказал что-то довольно огорчительное. — Он твой, а ты его, — эхом повторил Минги, и на его лице появилось яркое выражение. — Я думаю, что это наилучший возможный исход истории, которую вы двое создали. — Согласен, — кивнул Хонджун и откинулся на ладони, вдыхая свежий утренний воздух. — Я просто знаю, что в конце концов Сонхва всё ещё будет рядом со мной. Я знаю, что некоторым людям нужен этот ярлык, и это нормально. Но с нами я пришел к пониманию этого, преподнеся свое сердце на блюдечке и дал его ему, он позаботился о нем, как будто это было его собственное сердце. Можно сказать, что мы обменялись сердцами, такое ощущение, что его сердце бьется в моей груди. У нас особая связь, Минги, и я знаю, что это никогда не было легко и до сих пор не легко, но я думаю, что это и есть любовь. Минги замолчал, и именно тогда Хонджун смог услышать очень слабый завывание ветра, от которого их защищал фундамент дома. Старший повернулся, чтобы посмотреть на Минги, недоумевая, почему он ничего не говорит, но когда его взгляд пробежался по лицу Минги, Хонджун почувствовал, как его сердце подскочило к горлу. — Подожди, ты плачешь? Минги покачал головой, подняв руки, чтобы вытереть глаза, но казалось, что слезы, вытекающие из них, были связаны с другими мыслями. — Минги, почему ты плачешь? — Хонджун наклонился ближе к нему, неловко подняв руки перед собой, потому что не знал, что с ними делать. — Это слёзы счастья, хён, — выдавил Минги, улыбка на его лице была такой большой, что Хонджун мог видеть его зубы, пока более высокий продолжал вытирать мокрые глаза, пока слезы не перестали капать. — Это счастливые слезы. Я просто никогда не думал, что когда-нибудь увижу вас двоих такими счастливыми, как будто мы все надеялись, что после того, как мы покинем это место, всё будет по-другому, но потом мы разделились и наша жизнь снова превратилась в ад. Я так боялся, что вы двое снова потеряете друг друга. Хонджун снова почувствовал, как его сердце подпрыгнуло, но на этот раз он не мог не ворковать на более высокого мужчину. Прежде чем Хонджун смог снова заговорить, Минги опередил его. — Ты изменился, — сказал он, его улыбка была такой широкой, что глаза Хонджуна расширились. — И я имею в виду это в лучшем смысле. Ты так сильно изменил Хонджуна, из злого и напуганного человека на базе в замечательного лидера, которым ты являешься сегодня — я так счастлив. Хонджун почувствовал, как слова слетели с его языка, его сердце гордо забилось в груди, когда он опустил руки и посмотрел туда, где Сонхва только что крепко обнял Ёсана. — Это из-за него, — ответил он с улыбкой на губах. — Сонхва по-своему научил меня, как стать мужчиной, которым я всегда должен был быть. Даже не пытаясь, ему удалось заполнить мои шрамы и разрушить мои стены. Но не только это, но и из-за всех вас тоже. Было время в моей жизни, когда я думал, что лучше никогда не любить, чем любить и потерять.Но, сидя здесь и снова видя все твои лица и слушая, как ты смеешься, я никогда в жизни желаю никогда не испытать этого. Хонджун повернулся, чтобы посмотреть на Минги, чувствуя, как его собственные глаза немного горят. — Даже когда придет наше время окончательно покинуть этот мир, что будет неизбежно, я никогда не поймаю себя на мысли, что лучше бы никогда не любил тебя, — Хонджун почувствовал, как болезненно сжалось горло. — Я обязан каждому из вас своей жизнью, и я клянусь защищать вас всех до конца наших дней. — Это то, что делает семья, а, — сказал ему Минги, больше не заботясь о том, чтобы смахнуть слезы, катившиеся по его щекам. — Мы защищаем друг друга до тех пор, пока не встретимся снова, куда бы смерть ни привела нас, потому что даже смерть не будет достаточно сильна, чтобы держаться врозь. Хонджун мог только кивнуть головой. Вместе они вдвоем наблюдали, как небо продолжает светлеть, мельчайшие оранжевые проблески выглядывали из-за горизонта. В какой-то момент Минги подошел, чтобы присоединиться к куче, заявив, что ему нужен отдых, прежде чем они начнут свое последнее совместное приключение. Хонджун отпустил его, решив встать и сесть на задние ступеньки пляжного домика, чтобы он мог лечь спиной к ним. Это была не самая удобная вещь в мире, но Хонджун привык спать на земле в самых разных местах, так что это его не слишком беспокоило. Ёсан и Сонхва всё ещё разговаривали, когда небо начало светлеть. Хонджун подумал, что Сонхва извиняется перед Ёсаном за то, что отпустил его — он знал, что старший так и не простил себя за то, что произошло несколько лет назад. Он знал, что Ёсан так не считает, но он, по крайней мере, слушал, как Сонхва говорит и извиняется, иногда приглашая старшего, чтобы обнять его, когда Сонхва нуждался в этом. Когда небо было таким же красным, как куртка Ёсана поверх белой рубашки, они вернулись. Ёсан подошел к остальным, и Хонджун услышал, как хруст земли становится всё ближе и ближе к нему, означая, что Сонхва пришел, чтобы присоединиться к нему на задних ступенях. Конечно, черные волосы и лицо Сонхва появились в поле зрения, когда он сел рядом с Хонджуном и лег рядом с ним, положив голову на грудь Хонджуна и глубоко вдохнув. Несколько мгновений он молчал, время от времени постукивая пальцами по коже Хонджуна и придвигаясь ближе, так что их тела были на одном уровне. Таким образом, Хонджун мог чувствовать его тепло и биение сердца старшего, когда тот почти лежал на нем. Он поднял руку и провел пальцами по волосам Сонхва, заправляя их за ухо и позволяя кончикам пальцев скользить по его золотистой коже. Он подумал, что Сонхва просто так заснул, но затем Сонхва немного приподнялся, настолько, что его голова оказалась прямо над лицом Хонджуна. Они посмотрели друг на друга, их взгляды глубоко пересеклись, когда утренние голуби начали ворковать вокруг них. — Мы сделали это, — прошептал Сонхва, облегченная улыбка появилась на его губах, когда он прижал ладонь к груди Хонджуна. — Я не видел, чтобы это разыгрывалось таким образом, я думаю, что мы были благословлены. Хонджун обвил рукой талию Сонхва и притянул его ещё ближе, наслаждаясь тем, что этим утром старший был в обидчивом настроении. — Наши малыши дома, — пошутил он, наблюдая, как глаза Сонхва сморщились из-за маленькой внутренней шутки, которая была между ними. — Каждый из них. — Я бы держал их весь день, если бы мог, — сказал Сонхва, и Хонджун понял, что старший не совсем шутит по этому поводу. — Я уверен, что они позволили бы тебе, если бы ты попросил достаточное количество раз, — Хонджун протянул руку и убрал ещё немного волос Сонхва, выпавших из-под резинки, за ухо. — Но Минги уже спланировал нашу поездку, так что тебе, возможно, придется подождать. Сонхва снова положил голову на грудь Хонджуна и чуть не уткнулся в неё носом. Младший посмотрел на небо и почувствовал, как его тело растворилось в полном счастье. — Действительно, он это сделал, честно говоря, я никогда не видел себя возвращающимся в тот город, где всё это началось для меня, но я сейчас в том месте, где я знаю, что это не сломит меня, увидев это. Мне тоже любопытно посмотреть, с чего все остальные начали, — вздохнул Сонхва, когда Хонджун провел рукой вверх и вниз по его спине. — Я думаю, это вдохновит нас. Мы увидим, насколько сильными мы стали и сколько нам пришлось пережить. Конечно, это вызовет старые воспоминания, которые я никогда не хотел вспоминать, но я думаю, что это может быть хорошая вещь. — Почему это? — Потому что это только напомнит мне о моей репутации, — ответил Сонхва, рисуя пальцем маленькие узоры на одежде Хонджуна. — Я пришел к пониманию, что репутация — это то, что другие люди думают о вас. Я всегда полагался на свою репутацию и думал, что это то, кем я был на самом деле. Если я вернусь сейчас со всеми вами и прослежу шаги нашего происхождения, я думаю, я приду к выводу, что человек, которого я знал как самого себя, был только моей репутацией. При этом Хонджун поднял голову со ступеньки, когда Сонхва тоже наклонился, их носы почти соприкоснулись. — Репутация — это то, что люди думают о тебе. Характер — это то, кто ты есть, — были следующие слова, которые сорвались с его губ, его слова были произнесены медленно и ровно, как будто они осели в желудке Хонджуна. — И я, наконец, после всех этих долгих и мучительных лет пришел, чтобы узнать, кто я на самом деле. Хонджун чувствовал сладкое напряжение между ними, его сердце колотилось, когда он смотрел в свирепые и красивые глаза Сонхва. — А кто ты? — спросил он, протягивая руку, чтобы прижать ладонь к щеке Сонхва и погладить большим пальцем мягкую кожу старшего, наклоняясь от прикосновения. — Кто ты на самом деле? Сонхва какое-то время не отвечал, но когда он ответил, Хонджун очень гордился этим. — Я Сонхва. Вот и всё. Никаких ярлыков, ничего, только я. Хонджун не мог не улыбнуться, снова склонив голову на деревянную ступеньку и потянув за собой Сонхва. Он почувствовал, как их груди сжались, их сердцебиение слилось в одно, а небо над ними вспыхнуло страстными красками. — Мое сердце горит за тебя, — прошептал Хонджун, чувствуя на губах дыхание Сонхва. Они почти соприкасались, и когда Хонджун закрыл глаза, он смутно почувствовал, как над ним улыбается Сонхва. — Говорят, любовь сжигает тебя, — прошептал старший, позволив своей руке прижаться к шее Хонджуна и слегка приподняв голову. — Любовь горячая и страстная, но она также злая и жестокая, она заставляет нас делать то, что мы обычно не делаем. Хонджун немного приоткрыл глаза, чтобы увидеть, как Сонхва смотрит на его губы с явным желанием в его взгляде. — Когда мы все вместе, я чувствую этот жар, — сказал он, его губы слегка коснулись губ Хонджуна, как будто он пытался его дразнить. — Но когда я с тобой, я чувствую, что любовь становится такой чистой, какой и должна быть идея любви. Хонджун глубоко вздохнул, положил руку на основание головы Сонхва и потянул его вниз, наконец, сжав их губы вместе, когда их пронес порыв ветра. Даже по сей день поцелуй Сонхва ощущается так же, как когда их губы впервые соприкоснулись. Страсть и уязвимость всё ещё были там, они отдавали свои сердца каждый раз, когда соединяли губы. Это было тепло и сладко, Хонджун держал Сонхва на руках и целовал его медленно и уверенно. Целовать Сонхва всегда было его любимым занятием, его губы всегда были мягкими, и он всегда старался целовать каждый дюйм губ Хонджуна, не оставляя ничего нетронутым. Хонджун наклонил голову, чтобы легче было соединить их губы и тела, чувствуя, как Сонхва крепко держится за него, чтобы без слов заявить о своей любви к младшему. Поцеловав его в нижнюю губу, а затем в верхнюю, Хонджун понял, что в этот момент Сонхва чувствует всё, что он есть. Их поцелуи оставались сладкими и чистыми, символизируя общую любовь и счастье, которые принесла им ночь. То, чего они боялись, не сбылось. Каким-то образом вселенная снова собрала их всех вместе, точно так же, как Хонджун молился каждую ночь, прежде чем они снова ступили на эту землю. Он знал, что шансы на это практически равны нулю, но это не мешало ему надеяться, что однажды он снова сможет увидеть их всех. И вот они все вместе и планируют очередное приключение ради воспоминаний. Хонджун не мог дождаться, чтобы начать, он не мог дождаться, чтобы увидеть, как далеко он продвинулся. Он знал, что это принесет им боль, но это также покажет им силу. Апокалипсис, который свел их вместе, закончился, зомби исчезли, и мир восстанавливался. Какая-то часть Хонджуна не могла смириться с тем, что всё кончено, но в глубине души он знал, что это так. Они уже получили взрывной финал, которого так жаждали. Наконец-то они закончили, на этот раз по-настоящему. Мир был сожжен и возрожден заново, все они восставали из метафорического пепла. Их возрождение, наконец, завершилось, и теперь настала их очередь выйти и заявить права на мир или осесть и прожить свою жизнь в мирном блаженстве на лугу с бабочками и цветами. Пока Хонджун продолжал целовать своего возлюбленного, который лежал у него на руках, а утренние голуби пели вокруг них хором, Хонджун мог думать только об одном, кроме того, как прекрасно чувствовались губы Сонхва на его губах. Дом. Он вспомнил кое-что, что мать сказала ему, когда он был маленьким. Именно в этот момент Хонджун мог отчетливо слышать её голос, когда она говорила ему то, что он никогда не мог забыть. Жизнь приводит вас в неожиданные места, но любовь возвращает вас домой. Жизнь привела их во все уголки мира, разделила на части и сломала до тех пор, пока у них не осталось ничего. И именно любовь и обещание привели их всех обратно в это единственное место, где они могли начать свое новое будущее вместе на этот раз. Поэтому, когда Сонхва медленно отстранился, его губы распухли, а щеки порозовели, Хонджун не мог не почувствовать, как его сердце горит ещё большей любовью. Его глаза начали слезиться, и он не видел смысла скрывать это от Сонхва, потому что мужчина над ним был не лучше. Если это любовь привела их домой, то они все вместе носили этот титул, потому что именно любовь привела их сюда. Так долго у Хонджуна не было места, которое можно было бы назвать домом. И так долго Сонхва думал, что дом — это физическое место. Но им было ясно, что их дом всегда был рядом, ждал их с распростертыми объятиями. Хонджун ещё немного сел и позволил Сонхва положить голову ему на плечо, пока они смотрели на своих друзей, которые мирно спали, сбившись в кучу. Они смотрели на океан перед собой, смотрели, как набегают волны и как вокруг них летают чайки. Они смотрели, как повсюду качается трава и как на деревьях резвятся какие-то птицы и белки. — Знаешь, что мне больше всего нравится делать с тобой? — тихо спросил Сонхва. — Что? Хонджун наблюдал, как старший указал на небо. — Каждое утро смотреть на восход, — тихо прошептал он, прежде чем опустить руку. — Мы давно этого не делали, я так по этому соскучился.. — Это красиво, не так ли? — ответил Хонджун, глядя на цвета над ними. — Это напоминание о том, что мир, в конце концов, хорош. — Это просто захватывает дух. Хонджун повернул голову, чтобы нежно поцеловать Сонхва в лоб, прежде чем повернуться и посмотреть на своих друзей, свернувшихся вокруг друг друга на земле. Хонджун знал, что они их тела будут ужасно болеть, когда проснутся из-за своего преклонного возраста, но он также знал, что никто из них не будет возражать. Это было воссоединение, в котором они все нуждались. Они думали, что проведут это воссоединение в одиночестве, но удача была на их стороне. Пятнадцать лет спустя, в возрасте сорока девяти лет, Хонджун с гордостью смотрел на них. Они сделали это. Они победили в этой жизни и нашли место, которое могли назвать домом. — Я чувствую, что должен сказать что-то по старой памяти, — сказал Сонхва, полностью садясь. — Это тоже соответствует ситуации. — Что? — спросил Хонджун, повернувшись к старшему, который улыбался ему. Сонхва наклонился вперед и снова приложил ладонь к щеке Хонджуна, тепло взорвалось между ними двумя, когда солнце согрело их кожу, заливая все вокруг устойчивым сиянием. В его глазах мелькнуло что-то игривое, и это только сделало младшего ещё более любопытным, поскольку он подыгрывал с таким же игривым выражением лица. — Я думаю, пришло время для нашего следующего приключения. При упоминании этих слов Хонджун не мог не рассмеяться из глубины своей груди и соединить их лбы, улыбаясь, как будто им снова за тридцать. Эти слова вызвали у него слезы на глазах, образ и воспоминание о Сонхва, нависшем над ним, когда вес мира свалился с его спины в то роковое утро, сильно ударили его, когда он почувствовал, как Сонхва смеется вместе с ним, держась за запястья Хонджуна. — Ты имеешь в виду наше последнее приключение? Сонхва снова рассмеялся, и они оба отстранились, чтобы ещё раз взглянуть на своих друзей, которые мирно храпели. На их лицах появились нежные улыбки, когда Хонджун наклонился и переплел свои пальцы с пальцами Сонхва, крепко сжав его руку. Когда Сонхва снова посмотрел на Хонджуна, игривый взгляд всё ещё был. Он поднял их связанные руки и нежно поцеловал тыльную сторону ладони Хонджуна, а затем опустил их к себе на колени. Именно тогда Сонхва снова склонил голову на плечо Хонджуна, глубоко вдохнув свежий утренний воздух, и в последний раз взглянул на красивый пейзаж перед собой, прежде чем закрыть глаза с глубоким зевком. — О, ты никогда не узнаешь.Конец