Гром над Землей

МАГИЯ. К небу поднимается пучок выгоревшей на солнце сухой травы. Происходит это медленно, поскольку ветер не такой сильный, как был несколько часов назад. Требуется совсем немного магии, чтобы довести дело до конца. В чем суть заклинания? Необходимо соединить краски природы с цветом глаз исполняющего фокус иллюзиониста с помощью пламени, в котором глаза после смогут изменить цвет в сочетании с выбранным временем года. Ничтожное заклинание совершенно не доставляет удовольствия Хоуп Майклсона. Она не может выполнить его правильно и поэтому злится. Всемогущая, непревзойденная и уникальная в своём роде Хоуп Майклсон. Она и оборотень, и ведьма, и вампир. Как и Льюис, о котором говорили сифоны. По некоему совпадению одна из сифонов уже больше часа наблюдает за тем, как Хоуп пытается выполнить заклинание и не достигает успеха. У сифона очень красивый цвет глаз, который не сможет подарить ни одно заклинание преображения. Хоуп хочет показать ей нечто прекрасное, на что было бы не стыдно взглянуть. Ей хочется подарить Лиззи что-то от себя, потому что ей нравится, когда Лиззи наблюдает за ней. — Мда, — корчится Лиззи. Она откидывает голову, лежа на траве, её руки упираются ладонями в землю, она смотрит на голубое небо и солнце, слепящее глаза. — А обещала, что будет круто. — Нет, я сказала, что ты можешь понаблюдать за тем, как я тренируюсь, — отвечает Хоуп. — Я тебе ничего не обещала. Это правда. Лиззи любит цепляться за слова. За свои или чужие, это зависит от ситуации и её желаний. Хоуп раздраженно вздыхает и закатывает глаза. Она считает, что на сегодня с неё достаточно практики, и тренировки можно отложить аж до следующей недели. Простейшее заклинание Фрейи с каждой минутой всё более сводит её с ума (оно простое только по словам тёти, и сама Хоуп так уже не считает). Зимние каникулы надоели по полной. Не то чтобы Хоуп можно назвать ученицей, скучающей по самостоятельным работам и урокам, но так теперь начинает казаться. В теории заклинания отвлекают от скуки лучше всего, они занимают много времени, сил, внимания. Не то чтобы ей не хватает одной только Лиззи. Потому что с Лиззи скоротать время гораздо проще. Она ведь такая… Хоуп ею восхищается. А Лиззи такая… — Мне скучно. У тебя есть попить? Ну конечно. Хоуп протягивает бутылку. Её рука резко останавливается на половине пути. Она замечает, как в голову Лиззи приходит заманчивая идея. На самом деле, не впервые, потому что подобное происходит каждый раз, а потом Лиззи говорит об этом, типа, по приколу вслух и совершенно не воспринимает отказов Хоуп. Хоуп роняет бутылку на колени и протягивает только руку. — Хочешь сделать это опять? БЕЗУМИЕ. Лиззи смотрит на небо. — Мне так больше нравится, — ей приходится с каждым словом всё сильнее повышать голос. Голубое небо становится серым, затем черным, черное полотно покрывается наэлектризованными трещинами. Всё происходит в считанные секунды. Снова дует ветер, но не такой послушный, каким он был до этого и каким он бывает в это время обычно в штате Виргиния. Даже зимой изменения в погоде не так заметны, как сейчас. По приказу ведьмы всё происходит в мгновение. Гром гремит со всем своим могуществом. Зубцы молний прокалывают тучи и тянутся к земле, словно влюбленные, обезумевшие от притяжения. Затем начинается дождь, становится прохладно и освежающе хорошо. Запах чистоты, думает Хоуп, достойный королевства. В голове мелькает мысль о том, что им очень повезло, что в их стране нет монархии и династий. И люди не привязаны к своим родословным. С другой стороны, когда ты дочь первородного гибрида, это всё ещё что-то значит. Даже если это что-то чаще играет совсем не на руку. Лиззи становится легче от того, что она крушит всё вокруг магией трибрида. Отцу Хоуп это бы понравилось. Ему бы и Лиззи понравилась тоже, потому что у Лиззи есть дурацкая привычка уламывать Хоуп на разного рода поступки сомнительного характера. Втягивать в неприятности. Неприятности ли это? Хоуп не задает себе таких вопросов. Она не считает их веселье неприятным, как и приятным тоже. Её мало заботят трюки Лиззи с погодой, пока это не становится угрозой смерти кому-то из людей. Хоуп, к примеру, не сможет умереть от грозы. Люди — это другое, но она старается не думать о них сейчас. Примерно в пяти километрах отсюда звенит сигнализация машины. Где-то поближе хрустит ветка. Всё дрожит, трепещет. Хорошо, что они находятся на территории средней школы Мистик Фоллс, а не Сальваторе. Аларик, конечно, не промолчал бы. Что совершенно нормально. А нарушать правила — обычное дело для Лиззи и Хоуп. Хоуп вдруг вздрагивает пораженно, когда смотрит на Лиззи. Что-то происходит, но связанное не с молниями или разрушениями. Как это захватывающе! Не радость, но эмоция, близкая к ней. Не похоже на страх, но что-то рядом. Природа создаёт баланс стихий, в этом нельзя усомниться, и гармония естества существует вне зависимости от обстоятельств. Даже если существование Хоуп предопределено теорией, что ей уготовано место на земле для поддержания равновесия в борьбе против Маливара, в этом тоже есть своя особая гармония. Есть еще кое-что, в корне меняющее данную теорию. Хоуп не знает, как именно её можно убить, но она точно знает, что способ есть. Если ей уготована смерть, то только от руки могущественной ведьмы. Возможно, эта ведьма умеет управлять стихиями и менять времена года. Её силу невозможно предугадать, потому что неконтролируемые эмоции берут над ней верх. Ведьма, способная убить трибрида, необязательно должна быть опасной для всех. Она может быть элементарно непредсказуемой. Лиззи не может причинить вреда Хоуп. По крайней мере по своей воле. Хоуп нравится сама идея того, что Лиззи это под силу. Ей нравится осознавать, что не всё всегда бывает под контролем. В любом безумии присутствует свобода. Где-то, как-то, что-то обязательно найдется, способное убить Хоуп. И она готова с этим смириться. Без проблем. Смерть — это нормально, несмотря на распространенное бессмертие среди её родных и близких. Дождь начинает идти чаще, падает с неба, становится гораздо холоднее. Одежда промокает насквозь, волосы темнеют и липнут к плечам. Она облизывает губы и чувствует привкус бриза на языке. Так гораздо лучше, чем ждать, пока чаша терпения Лиззи переполнится, и Лиззи найдет какой-то иной, более изощренный способ сломать всё вокруг; лучше позволить ей поиграться с погодой, устроить Мистик Фоллс водопад и встряску. К тому же… Хоуп косится в сторону Лиззи и замечает нечто дикое. Даже сквозь тяжесть дождя, не перестающего идти ни на секунду, невозможно не заметить искорки и пламя в голубых глазах. Лиззи не справляется с эмоциями и по-прежнему сжимает ладонь Хоуп, как будто от этого зависит её жизнь. Хоуп никогда бы не подумала, что Лиззи может быть настолько красивой. РАЙ. Небо успокаивается по прихоти Лиззи, теперь они обе лежат бок о бок на влажной траве. Небо снова голубое, облака бледные и тонкие лишь добавляют завершающие мазки к полноценному пейзажу близ горизонта. Наступает штиль после бури. — Спасибо. — Лиззи поворачивается на бок, приподнимается на локте и смотрит на Хоуп. — Мне это было нужно. — Я бы сказала не за что, но есть за что. Хоуп улыбается, прикрыв глаза руками. Магия истощает Лиззи. Теперь её клонит в сон. Она выглядит просто потрясающе, её прикосновения теплые, каждое движение вызывает мурашки по спине. Когда она улыбается, ухмылка скользит по её губам. — Не порть момент, — вдруг говорит Лиззи. — Я? Никогда. — Тебе повезло, что ты такая милая сейчас. — Лиззи наклоняется к ней, костяшки касаются щеки, становится еще спокойнее. Всё так просто. Хоуп на своём месте, рядом с ней Лиззи, их рубашки мокрые и приклеиваются к коже. Небо чистое над головой. Ветер не дует. Она на своём месте, ей больше некуда идти. Хоуп достаточно того, что у неё уже есть. ГРЕХ. Звезды. Телефон разряжен. Еще недостаточно холодно этой декабрьской ночью, но не обходится без магии. Они достают пледы из тачки Лиззи, стелют один на землю, садятся на него, чтобы понаблюдать за заходом солнца и появлением звезд, Хоуп ложится на спину и раздвигает ноги, позволяя Лиззи сесть между ними. Их бедра прижаты друг к другу. Одежда недостаточно сухая, но тепла тел хватает, чтобы не замерзнуть. Не то чтобы Хоуп боится замерзнуть. Её вообще мало что беспокоит, когда она с Лиззи (за исключением самой Лиззи, потому что это всё больше похоже на любовь). Раньше Хоуп было плевать на холод, потому что оборотню всегда тепло. Потом она стала вампиром и завершила первородство трибридом, лишив себя привилегий. Вампиры мерзнут, но об этом никто не знает. К этому успеваешь привыкнуть. Как и к жажде крови. Что насчёт Лиззи? Лиззи спасает, потому что Лиззи горячая. По всем правилам и подходящим определениям данного слова. Ее кожа теплая, она сама теплая на ощупь, а ее кровь, текущая по венам, способна разжечь целое пламя из искры; ее глаза похожи на голубые глубокие воды, ее улыбка манит восходом солнца, Хоуп прикидывает у себя в голове тысячу разных способов изобразить эту улыбку на листе бумаги. Когда они трахаются, то разговаривают редко, потому что им это не нужно. Достаточно того, что Хоуп закидывает ноги на бедра Лиззи, притягивает ее к себе, потом еще сильнее и ближе, обнимает её и облизывает её рот. Секс — это уязвимость. Обмен. Поцелуи между ними — вот где таится интимность и близость. Хоуп понимает, в чем разница между этими понятиями. Секс можно забыть, потому что он происходит, когда два человека раздеваются друг для друга и делают это вместе. Уязвимость Лиззи к лицу, но она никогда не колеблется, если берёт своё. Отсутствует страх, присутствует настойчивость. Этому можно дать срок годности. Уязвимость забывается, как только люди снова начинают одеваться. Хоуп никогда не заговорила бы об этом с Лиззи, если бы они не проводили так много времени вместе. Хоуп умеет ломать стены вокруг себя, когда ей это удобно, а потом отстраивает их заново, стоит подходящему моменту закончиться. Интимные моменты запоминаются прочнее. Терпкая близость жмется изнутри к грудной клетке Хоуп и пытается вырваться наружу. Такие чувства нужно лечить до того, как станет слишком поздно. Поцелуи считаются их общим интимным моментом, потому что Хоуп знает, что Лиззи тоже не всё равно. Лиззи ничего не обещает. Она делает выгодное предложение. Типа, я буду рядом, когда это будет удобно, или я не знаю, что происходит, но главное — я с тобой. Лиззи задыхается и стонет, когда шепчет прямо здесь и трахни меня и я бы умерла ради тебя. Их близость проявляется в редких случайных фразах. Хоуп не знает, правда ли это, но она всё равно говорит об откровенном с Лиззи. Хоуп не может скрыть то, что внутри неё, не может уследить за своей искренностью, не понимает, что с этим делать. Хоуп знает, что ей некуда бежать от жажды близости. По крайней мере, в одиночку. Лиззи не любит оставаться одна после того, как они обе кончат; она любит ласку после секса и обычно что-то сразу ест; она привыкает засыпать на груди у Хоуп, свернувшись калачиком. Хоуп проще быть наедине с Лиззи, чем с кем-то ещё. Потому что другие её отталкивают. Лиззи просто существует. У неё есть свои недостатки, и Хоуп не пытается закрывать на них глаза, они достаточно близко знают друг друга для того, чтобы Лиззи перестала скрываться. Прятаться от трибрида бесполезно. У Хоуп есть немагическая способность узнавать всякие секреты, независимо от того, желает ли она их обнаружить на самом деле. Пытаться что-то скрыть от Хоуп практически невозможно. Проще сконцентрироваться на настоящем, чем думать о том, что в условном будущем что-то может пойти не так. Проще думать о Лиззи, прижатой к груди, о том, как грубая ткань её мокрой футболки трётся о вставшие соски. Теплые пальцы касаются между ног, растягивают её, теребят клитор. Легче забыть о том, что они посреди футбольного поля. Они лежат на пледе под небом после дождя, который устроили сами. Ничего не имеет значения в этот момент. Лиззи нужна свобода, Хоуп жаждет свободную Лиззи. — С тобой всегда так хорошо, — шепчет Лиззи. — Ты мягкая и мокрая для меня. — Тише, — мычит Хоуп. Лиззи тише не станет. — Я тебе нравлюсь именно такой, — говорит она и прижимается бедрами к тыльной стороне ладони, расслабляет мышцы, позволяя руке двигаться в такт движениям бёдер. Она трахает Хоуп пальцами, подгоняя её оргазм, но не добирается до конца в который раз. Хоуп принимает третий палец с легкостью, и Лиззи злится, что они не сообразили бросить в машину ремень. Хоуп может кончить сразу, особо не стараясь, она может сдаться после пары пальцев, потому что нечто похожее уже случалось, когда они трахались на столе в одной из комнат общаги. Дело не в том, чем Лиззи трахает Хоуп. А в том, что это делает именно Лиззи. Лиззи нравится тепло внутри Хоуп, то, как она сжимается вокруг пальцев, как двигаются ее бедра, как всё происходит, и Хоуп плавится прямо под ней. — Блять, — кричит Хоуп резко. — Господи, ах… — Я сейчас. — Заткнись. — Заставь меня. — Нет, — восклицает Хоуп, потому что ей это действительно не под силу. Все плывет, и Лиззи очень далеко, а Хоуп теряет связь с реальностью. Она лежит вспотевшая и горячая, покорная и довольная с пальцами сифона внутри неё, которые двигаются, трахают и растягивают её. Лиззи неумолима и желанна, Хоуп счастлива. Хоуп ничего не нужно делать, она только лежит и забирает то, что ей дают. Сам факт того, что они… — Лиззи, — хрипит Хоуп, и затем, — Лиззи, Лиззи, Лиз-о-о-оххх я сейчас… — Нет, — обрывает Лиззи. Толчки прекращаются. Она останавливает движение бёдер, замирает сама, в её глазах блестит нечто, выходящее из ряда вон. Они еще не закончили. Лиззи вставит ей до конца, когда придёт время. — Я ничего не стану делать с тобой, — говорит она, а затем целует Хоуп в ухо и царапает зубами мочку. — Ты будешь терпеть. Придется подождать. Немного… В этот момент Лиззи опускает глаза и вскидывает брови. Она чувствует, как на её пальцах становится ещё теплее, они теперь скользкие и покрыты чем-то липким. Она цокает и проводит пальцем по клитору Хоуп. — Ты что, кончила? — Не злись… — Ответь просто, — цедит Лиззи сквозь зубы, — если сообразишь. Да или нет. — Да. — Какая ты жалкая. Она это не в прямом смысле. Лиззи убирает руку от клитора Хоуп и шлёпает её по промежности резко в качестве наказания. А потом они всё равно трахаются ещё раз. Ее пальцы к тому времени снова мокрые, её сердце не перестаёт стучать, она старается подтолкнуть Хоуп к грани её возможностей как можно сильнее. Она прижимается к ней, трахает её в открытую и широко хватает её своими руками. В конце концов она говорит: — Хорошо, ты можешь кончить снова, раз ты так отчаянно этого просишь. Она знает Хоуп, остальное не имеет значения. Хоуп действительно очень сильно хочет испытать оргазм во второй раз, потому что это удовольствие она заслужила. Почти. Лиззи нравится наблюдать за тем, как Хоуп кончает. Лиззи присаживается, чтобы специально посмотреть на то, как её пальцы замирают внутри, а Хоуп истекает прямо на них после секса. У них с Лиззи от любви до ненависти. Сейчас сифон наблюдает за тем, как киска Хоуп набухает и истекает с наслаждением; интимно и без цензуры, Хоуп не может не дрожать, она вздыхает и расслабляется, ей не стыдно откровенничать, когда голубые глаза пристально наблюдают за ней. Хоуп считает, что всё дело в комфорте. Ей комфортно находиться рядом с Лиззи. Они обе уязвимы друг для друга. И близки друг другу. Хоуп комфортно рядом с ней. И когда они потом вместе засыпают в общаге Сальваторе, это правильно и приятно. Нет ничего лучше, чем быть на своём месте. Вот и всё. В жизни Хоуп Майклсон границы между магией, безумием, раем и грехами размыты гораздо сильнее, чем у любого ныне живущего существа на земле.