[Тᥱнью ʙ ᥰ᧐ᴛ᧐᧘᧐κ, ᥰᴛᥙцы ᥴ юᴦᥲ, ᥰᴛᥙцы нᥲ юᴦ
Я ᴛᥱδя нᥱ ʙᥙдᥱ᧘ нᥲᥴᴛ᧐᧘ьκ᧐ д᧐᧘ᴦ᧐, чᴛ᧐ нᥱ ᥰρᥙɜнᥲю,
Нᥙκᴛ᧐ нᥱ уʍρёᴛ, ᥰρ᧐ᥴᴛᥙ, ᥱᥴ᧘ᥙ ʙдρуᴦ
Կужᥙᥱ ρуκᥙ ᴦρᥲд᧐ʍ ρухнуᴛ нᥲ ᴦρудь
Я ᧐δнᥙʍу ᴛᥱδя
Нᥲ ɸ᧐нᥱ дыʍящᥙх ᴛρуδ]
***
Весь брак — фикция. Вся ваша семейная жизнь — бдсм. Всё, что связывает тебя и Катти двадцатью годами и узами обязательств — это:
Её открытые платья в пол.
Твои строгие костюмы.
Химия одна на двоих, которую в ванили называют любовью.
Спустя двадцать лет Тематического брака ты зовёшь её только болью.
Дорогой виски с горла из одной бутылки, чего любой женщине делать не пристойно, но твоей любимой достойно. По крайне мере, своей Принцессе ты этого никогда не запрещал.
Оружие, хоть и не всегда настоящее.
Любовь к дорогим машинам.
Понятия о безопасности — в постели, в поездках, в отношениях.
Её постоянный чёрный чокер от пандоры вместо сессионного ошейника в людях.
Твой дорогой ремень с пряжкой, которая помнит ещё Рейх, и хлопковый носовой платок для неё — для любимой жены, для твоей Принцессы в чёрном, для бархатного бдсм за пределами вашего дома.
Лёд в бокалах крепкого алкоголя в гостях, который обычно удобно теряется между её лопаток под тонкой тканью откровенного платья.
Её матовая помада на ободке стакана с водой. Твои косые взгляды на неё за столом.
Общая тайна.
Мир вашей постоянной Темы, из которой вы не выходите никогда, рушится слишком внезапно.
Когда в один вечер Катти, стягивая тёмное шёлковое платье со своих тонких плеч, смотрит тебе прямо в глаза и говорит:
— Я очень тебя люблю, Мик.
Ты растёгиваешь манжеты на рубашке, пытаясь понять, когда твоя Принцесса обрела дар речи, что позволяет себе говорить о любви сейчас.
Твою девочку ждёт наказание за дерзость в ресторане и супружеский долг. А она говорит тебе про любовь.
Ты собираешься включать Доминанта, которого и не выключал. Ты уже почти говоришь жене: «на колени!», расстёгивая ремень.
Но что-то в её голосе тебя останавливает, и ты прощаешь Катти её неканонный и дерзкий взгляд своими карими глазами в твои голубые глаза.
— Принцесса? — спрашиваешь ты, не понимая свободы и парадоксальной замкнутости её движений.
Слишком не тематично твоя жена выглядит сейчас, когда стягивает через голову платье и остаётся в кружевном нижнем белье. И остаётся стоять с прямой спиной. Но почему-то траурно обнимает себя руками за плечи, словно ей холодно под твоим взглядом.
Ты не можешь отвести глаз от её нежного ошейника в «люди» — чёрной кружевной ленты на тонкой шее с россыпью белого жемчуга по краям. И впервые за двадцать лет, тебе кажется, что Принцессе он не идёт.
Она борется с собой и всё-таки опускает глаза в пол, заставляя себя изучать дорогой паркет. Её кожа мгновенно покрывается мурашками от холода в доме, который ты не чувствуешь, даже снимая пиджак.
Ты долго думаешь, понимая, что не знаешь, как наказать жену так, чтобы той это не понравилось и при этом не нарушить ни одно из её Табу. И за вашу семейную жизнь ты этому вполне научился, но сейчас Принцесса кажется тебе слишком уязвимой и чужой.
Катти дрожит перед тобой, и ты понимаешь, что не от холода, однако не планируешь прекращать игру. Твоя жена прекрасно знает, что такое стоп-слово, хотя в ваших отношениях ей уже давно достаточно произнести «не надо»
опеределённым голосом, чтобы ты остановился. И ты остановишься.
— Мик, — начинает она и резко обрывает саму себя, слишком быстро возвращая себе самоообладание. Словно не было этих нескольких минут тишины, когда Катти пыталась тебе что-то сказать. — На какое наказание я сегодня нашалила по вашему мнению, Сэр?
Она мгновенно перевоплощается в Принцессу, вешая платье в шкаф, но ты чувствуешь, что с твоей женой что-то не так.
— На очень суровую порку, Катти-Фрей, — произносишь её полное имя, наслаждаясь им. — Иди сюда!
Твоя Принцесса беззаботно подходит к кровати, привычно опускаясь на колени перед тобой. А после устраивается локтями на постели, утыкаясь лицом в покрывало. И вроде бы всё как обычно, но ты чувствуешь, что с Катти что-то не то.
Твоя жена упорно не произносит стоп-слово, хотя слышит, как ты складываешь вдвое ремень.
Про себя решаешь, что сегодня будешь с ней мягок, как никогда.
И ты мягок, когда почти нежно и тихо напоминаешь девочке:
— Спусти до колен трусики, пожалуйста. И не подставляй руки, как ты любишь.
Принцесса что-то невнятно тебе отвечает, стягивая бельё на уровень коленок, и ты принимаешь её слова за «да, Сэр!», когда небрежно гладишь голую попу жены жёсткой кожей ремня, с трудом игнорируя факт, что Катти вздрагивает от такого привычного прикосновения, мгновенно покрываясь мурашками.
Ты не видишь её лица, потому что Принцесса старательно прячет его в ладонях и простыне, но ты почти уверен, что ей впервые за долгое время страшно.
Почему же тогда твоя любимая не произносит чёртово стоп-слово, ты не понимаешь. О том, что Катти нужно твоё разрешение на это, ты даже не думаешь.
А оно ей нужно. Принцесса изо всех сил пытается найти в себе всего одно слово — «Toronto», но не может. Имя её самого любимого города на земле так и не срывается с твоих любимых губ. В любое другое время она бы с радостью его произнесла, но не сейчас.
Не тогда, когда покорно принимает наказние от мужа, которого безумно любила все двадцать лет.
Однако когда ты с сожалением замахиваешься на неё в первый раз, твоя Катти всё-таки срывается на слёзы, громко всхлипывая.
Жена отчаянно просит тебя остановиться таким голосом, которого ты раньше от неё никогда не слышал.
Ты про себя произносишь «вовремя», понимая, что Катти с трудом успевает остановить тебя, и опускаешь руку. Очень тихо кладёшь ремень на кровать рядом с ней, а твоя Принцесса будто бы этого даже не замечает.
Она умоляет тебя не наказывать её, заливаясь слезами.
И её слова — «Пожалуйста, Миккель, я сделаю всё, что ты хочешь, только прости меня, Миленький!» — ты запомнишь навсегда.
В твоей душе что-то не приятно колет, но ты сам себе не можешь объяснить почему. Ты привык, что твоя жена — сильная девушка, и спокойно терпит всё, что ты делаешь с ней, соблюдая БРД.
— Что с тобой? — Спрашиваешь, не понимая реакции Принцессы на обычную порку довольно-таки мягким ремнём. Про себя договариваешь её любимое румынское обращение — «draga mea». Почему-то назвать её любимой вслух сейчас не получается.
— Я ненавижу эту Тему! — на гране истерики отвечает тебе жена, опасаясь, что ты всё-таки ударишь её за дерзость и море слёз. Она замечает ремень рядом с собой и из-за этого плачет ещё сильнее. — Я больше не хочу этого в своей жизни, Мик! Пожалуйста, хватит! Я просто хочу тебя любить…
Но ты лучше неё знаешь, что Катти не сможет без бархатного и не очень бдсм-а в своей жизни.
— Принцесса, тебе нужно поспать, — пытаешься звучать мягко, но проигрываешь сам себе. — Мы поговорим об этом завтра.
Твоя жена слышит жёсткий приказ, а не просьбу. И она не хочет тебе подчиняться. Дрожащими пальцами она медленно натягивает на свою голую попу бельё, и ей отчаянно хочется, чтобы этот тонкий кусок кружевной ткани спрятал её от тебя полностью.
— Нет! — Не смотря на свой страх перед тобой, Катти рискует встать с колен без твоего разрешения. Но не рискует смотреть тебе прямо в глаза. — Мик, когда я сегодня говорила, что люблю тебя, я говорила правду. Но я хочу уйти из Темы, а уходя из бдсм, я ухожу и от тебя. Нельзя двадцать лет жить с Тематиком, а одним утром проснуться ванилью рядом с ним!
Ты не сразу понимаешь слова жены. И тебе не сразу становится больно.
Ты понимаешь, к чему она ведёт этот монолог сейчас, но она опережает все твои слова:
— Я переночую у отца, — говорит Катти, пытаясь быстро найти в шкафу простые штаны и футболку, чтобы больше не стоять перед тобой почти обнажённой, чтобы просто поскорее уехать из вашего большого дома, полного воспоминаний.— А завтра… завтра давай обсудим развод…
За двадцать лет брака ты так и не научился думать о Катти, как её муж, а не Доминант, поэтому даже видя невысыхающие слёзы на щеках жены, ты действуешь Тематично жёстко.
— Катти-Фрей, — ты всего лишь второй раз за вечер зовёшь её полным именем, а Принцесса дёргается в страхе, замирая с чёрной майкой в руках. Если ты продолжишь говорить с ней тем же тоном, твоя жена просто встанет перед тобой на колени, а это уже будет идти против принципа «добровольности», ведь твоя Катти этого больше не хочет. — Нам уже давно не девятнадцать лет. Не будь ты капризной девчонкой, которая сбегает в ночи из дома! Чтобы ты там себе не решила, ночевать ты будешь здесь! Со своим мужем! Не нужно тревожить пожилого отца так поздно. Если ты настаиваешь, я сам отвезу тебя к нему завтра с самого утра, но сегодня в таком состоянии ты не сядешь за руль. Пока ещё ты мне жена, а не просто нижняя для экшена на один раз, и я за тебя отвечаю.
— Перед кем? — Пересохшими губами спрашивает тебя твоя девочка, всё-таки натягивая короткую шёлковую майку, с открытыми плечами, на себя. Твоя самая красивая Принцесса, которой так к лицу чёрный цвет.
— Если не перед Богами, то точно перед собой. — Хмуро отвечаешь, замечая, что в комнате становится душно. И твоя идеальная, белая рубашка явно не к лицу вашему трауру по браку.
Тебя безумно ранят слова жены о разводе, но ты почему-то им не веришь, считая, что у Катти просто-напросто сдают нервы. Думаешь, что к утру она отойдёт, как обычно, и приготовит тебе завтрак, а ты за это ласково поцелуешь её в висок, усаживая на свои колени.
Принцесса удивляет тебя тем, что всё-таки усмиряет свой характер и бросает штаны на пол, не собираясь никуда идти.
Катти понимает, что ты её не отпустишь. И при мысли о том, что ты всего лишь можешь схватить её за запястье и силой удержать в спальне, ей становится очень холодно. А ещё отвратительно.
Ты делаешь к своей Принцессе шаг на встречу, собираясь её обнять, а она вздрагивает, словно ты замахиваешься на неё.
— Пожалуйста, Мик, прошу… — она не договаривает, что именно «не надо», но ты её понимаешь.
Остаёшься стоять на месте, рассматривая любимый подборок с ямочкой и ключицы. Ты понимаешь, причину такого пограничного поведения Катти, но не знаешь, почему она говоря о своём уходе из Темы и от тебя, не снимает с себя одну маленькую, изящную деталь.
Ты помогаешь жене.
— Сними его, — приказываешь ты, кивком указывая на ошейник. — Хватит с тебя подчинения.
Принцесса решает к тебе прислушаться, будто бы вспоминая о существовании тугой бархатной ленты на своей шее. Она так сильно нервничает, что только с третьей попытки ей удаётся расстегнуть замочек и снять с себя этот груз. Ты почти видишь, как она принимается свободнее дышать, успокаиваясь.
И тебе на самом деле кажется, что в вашей паре Тема себя изжила, но готовы ли вы жить без неё, ты пока не понимаешь. Но чувство, будто жена снимает этот ошейник раз и навсегда, тебя не покидает, хоть ты всё ещё и не веришь в серьёзные намерения Принцессы уйти от тебя.
— Катти, ложись в постель, — внезапно нежно просишь Принцессу ты. — А я пока сделаю тебе какао. Оно уже двадцать лет успокаивает тебя в такие моменты.
Твоя Принцесса улыбается сквозь слёзы, подходя к постели. Решаешь её не смущать и, опуская глаза в пол, выходишь из спальни.
Пока на кухне кипит чайник, ты замечаешь, что твоя вечная собранность сегодня берёт выходной. Твои пальцы дрожат так же сильно, как у неё, когда ты чайной ложкой насыпаешь порошок какао в кружку. А после разбавляешь ту наполовину кипятком, наполовину молоком.
О чём думает твоя девочка, сидя там в одиночестве, при свете одного лишь ночника у кровати, ты даже не представляешь.
Ты почему-то уверен, что это какао спасёт ваш брак.
Однако когда ты заходишь в спальню, то начинаешь верить в ваш конец.
Твоя Принцесса помнит о запрете для неё не трогать твой ремень, но ты сам оставляешь её рядом с ним. И твоя любимая жена сейчас чертовки его боится.
Ты снова видишь Катти на коленках у кровати. Она даже без твоего приказа спускает трусы. А ремень, который она так боится, насмешливо лежит рядом с ней.
— Draga mea… — в шоке произносишь ты, опуская кружку-мишку с её какао на первую попавшуюся плоскую поверхность. — Вставай!
Ты просишь её встать, а она не двигается с места, и ты нарушаешь её просьбу не подходить близко, когда хватаешь с кровати ремень, и бросаешь его к шкафу. Твоя девочка вздрагивает и сжимается.
— Принцесса, это больше не важно, — поднимая жену с колен, говоришь про её наказание, которого не будет, ты.
Сам натягиваешь на неё трусики и устраиваешь Катти на постели. Она нелепо сидит, свесив ножки, и ты замечаешь, что со дня вашей первой сессии она совсем не изменилась. Всё та же девчонка с длиными русыми косами.
— Ты должен меня наказать… — с трудом просит тебя Принцесса, что ты еле её слышишь.
Присаживаешься перед ней на корточки, чтобы она не смотрела на тебя снизу вверх.
«Я должен тебя любить, draga mea!» — хочешь сказать ей ты, но вместо этого просто гладишь жену по голому колену.
— За что, родная? — Спрашиваешь.
Принцесса молчит, кусая губу. Слёзы вновь катятся по её щекам, и ты знаешь, что даже жёстко тронуть её сейчас бесчеловечно. Не говоря уже о том, чтобы сурово выпороть. Если быть до конца честным, то ты ни разу за ваш брак сурово её и не порол. Твоя жена не знает, что это такое. И ты клянёшься себе, что она никогда об этом не узнает.
— За то, что ты решила уйти из Темы, может быть? За то, что предложила мне развод? — Когда Принцесса не отвечает слишком долго, ты ей подсказываешь.
Она нервничает, кусая губу, а ты пытаешься её успокоить.
— Просто накажи меня! — Умоляет тебя Катти, всхлипывая. — Выпори до слёз или поставь на гречку на десять минут. Сделай что-нибудь, Мик. Прошу!
— Нет. — Очень мягким голосом ты твёрдо ей отказываешь. — Ты уже плачешь, любовь моя.
Она тебя будто не слышит. А ты наоборот слишком хорошо её слышишь. Каждый отчаянный всхлип. Каждый удар её сердца. Каждую её мысль в голове сейчас.
Даже если она действительно уйдёт от тебя завтра, сегодня ты её не тронешь.
Твой максимум действий сейчас —
Напоить Принцессу любимым какао. Уложить спать под какую-нибудь сказку. Может быть помыть ей голову самому детским шампунем. Или найти оставшуюся с древних времён раскраску и карандаши. Побыть «Папочкой», а не суровым, хоть и бархатным, Доминантом.
— Катти, на плачущую женщину, которая к тому же меня боится, у меня никогда бы не поднялась рука, — мягко объясняешь ей ты, вставая с пола.
Ишещь глазами какао, а после подаёшь ей его, подмечая, что оно совсем остыло.
— Разве выпороть свою вредную Принцессу — это называется поднять руку?
— Когда Принцесса дрожит и кричит, что хочет от меня уйти, порка ремнём даже больше, чем «поднять руку». Страшнее. — Честно отвечаешь жене ты, поглаживая её по лбу.
Она забирается под одеяло, принимаясь за какао, а ты ищешь в ютубе её любимый раньше мультик про Царевн из русских сказок.
Катти уже даже не помнит, откуда сейчас приходят эти отсылки с мультиками, лаской и поглаживанием по голове, но ты всё помнишь до сих пор.
И когда Принцесса почти засыпает у тебя на плече, ты понимаешь, что ваш развод
не избежен.
***
Оставленный ей в твоём
теперь доме ошейник. Его матовый жемчуг. Твоя боль.
Одиночество на вашей общей кухне. Её виски. Твой холод в глазах. Лёд в тяжёлый бокалах для крепкого алкоголя.
Твой последний месяц жизни.
Жизни, в которой больше нет
её.
Люди, действительно любившие друг друга, после развода всегда остаются друзьями.
Но ты до сих пор любишь её
настолько сильно, что никогда больше не увидишь.
Но если не продашь этот дом, ты будешь видеть её до самой смерти в каждом его углу. В каждой комнате.
Но постепенно ты понимаешь —
Что принципе, если перестать думать о жизни без неё, как о печали своей; прекратить шептать по ночам самому себе в темноте у зеркала «за что ты так со мной, tristețea mea?», то внезапное одиночество можно счесть подарком, а не болью без любого обезбола.
Если перестать искать её силуэт в прохожих; прекратить думать о ней со словами «draga mea, ну где же ты?», то дни разлуки проживаются проще. Нет смысла считать время до встречи, если она никогда больше не состоится. А даже если и состоится, то только в зале суда.
Любовь умирает даже через двадцать лет, если двое хотят, чтобы она умерла.
Наживую. Без анастезии. И даже без нурофена.
К счастью или сожалению, виски и время — единственное лекарство от диагноза «развод»…
