Шелковый путь

                    Когда Кыа снился тот самый сон, он просыпался всегда влажный, беспокойный. Во сне был плотный сумрак южной тропической ночи, и она длилась целую вечность - всю длину бесконечного коридора их поместья, обрываясь в том месте, где яркий луч из чужой комнаты чертил на полу четкую границу - вот тьма, а вот свет. Кыа заглядывал в маленькую щель, смотреть было нельзя, но очень хотелось. В яркой сияющей гардеробной мама медленно ставила ногу на мягкий пуфик темно-болотного цвета и ловко натягивала на стопу шелк черного чулка. Вырез ее алого платья позволял видеть белую молочную ляжку и то, как контрастно резинка обхватывала белоснежную кожу ее полной ноги, с характерным звонким звуком врезаясь в мягкую плоть. В этом не было чего-то непристойного. Да и что мог понимать десятилетний Кыа? Только то, что надевая все эти красивые шелковые вещи поздним вечером, его мама снова куда-то уходила. Мама была красивой, ярко накрашенной и интенсивно алой в своем вечернем платье. Пальцами она поправляла темные густые волосы, и на фалангах сверкали тяжелые кольца - такими она часто рвала маленькому Кыа волосы на затылке. Кыа морщился, но даже малышом - терпел: эти редкие прикосновения были слишком... редкими. А с приходом весны и нового модного сезона прекращались вовсе - тогда наступало время бесконечных банкетов, деловых встреч, шелковых вечеринок... Время алых или черных, бархатных или гипюровых нарядов, в которых мама была отстранённо красивой, недосягаемо далекой. Как та самая комната и коридор, по которому пятилетний, девятилетний, двенадцатилетний Кыа брёл, засыпая на ходу в своем бесконечном повторяющемся сне. Сынок, говорила она ему на бегу, окутывая сладким шлейфом духов с сердечной нотой ленкоранской акации, с тобой посидит няня, наша домработница, дедушка, Лиан... Будь хорошим мальчиком. Будь умницей. Будь послушным. Кыа тянулся к ее порхающей руке, которой она накидывала себе на голые плечи что-то меховое, неживое. Плевать, думал, даже если волосы вырвет своими кольцами. Плевать. Но мама всегда слишком торопилась. Беда была. Няни перевелись к восьми годам. Их добрая толстая домработница вряд ли могла составить конкуренцию дедуле. Но дедуля чаще сидел с другим дедулей, вынуждая вполне себе взрослого, на его взгляд, десятилетнего Кыа засыпать в одиночестве. И был Лиан. Лиану уже тогда было почти двадцать. Уже тогда он подавал надежды и начинал умело вести свой собственный бизнес. Уже был в статусе его жениха. А еще он был старым, строгим и скучно одевался. Лиана Кыа ненавидел, а маму - любил. Или всё было наоборот? Кыа спросонья всегда немного путался. И терпел. Потому что бывали еще те редкие моменты, когда мама сидела вечерами у его кровати. Убежденно говорила - как же нам повезло с Лианом, ты обязательно должен выйти за него замуж, он так хорош, посмотри. Ты должен его слушаться, такой мужчина. Ты обещал дедушке. Ты обещал мне. Кыа обещал. Снова и снова. И мама гладила его по голове. Колец на пальцах становилось больше. Волос на затылке Кыа - меньше. И пусть ему до смерти хотелось выйти следующим днем в сад, пробраться на соседний участок и встретиться с соседской девочкой, с которой они смешно и по-детски показывали другу другу свои снятые трусы, он послушно оставался дома. Потом девочка переехала: землю выкупила семья Кирати. Поместье разрослось до бесконечности, став огромным и еще более пустым, хотя Кыа никогда, казалось, не оставался в нем в одиночестве. Всегда были он, мама и мистер Лиан Килен Ван. Чудесный, способный юноша, очень нужный, просто необходимый его семье. Лиан, органично влившийся в бизнес Кирати, в особенно уютные, шелковые вечера проводил долгое время в их большой гостиной, где профессионально обсуждал с мамой Кыа новую коллекцию шанхайского шелка. Накидывал на себя, примеряя, сочных цветов ткани, и Кыа, подглядывая за этим, немного расстроенно отмечал, как удивительно к лицу был Лиану, носившему скучнейшие, тусклые костюмы, алый, голубой и темно-синий шелк. С мамой они долго и темпераментно спорили, склонившись макушка к макушке над образцами шелка. Но потом Лиан аккуратно складывал образцы и шел в комнату своего малолетнего будущего жениха. Обсудить успехи в учебе и сказать спокойной ночи. Кыа, которого обидно не звали обсуждать шелковый бизнес, однажды нахально потянулся рукой к волосам Лиана - ну, раз тебя самого редко гладят по голове, погладь кого-нибудь сам. Лиан рассмеялся, уклоняясь, и наставительно заметил - нет, НуКыа, младшие не должны трогать голову старших. Кыа про себя фыркнул - и кто тут вообще младший? Кто маленький? Уж точно не он. У него, на минуточку, уже были сладкие мокрые сны, у него были всякие мысли. И были соседские кусты с соседской девочкой. А у тебя, Мистер Строгое Лицо, что было? Цветные рулоны шелка и восхищенные глаза чужой, не твоей мамы? Лиан, словно читая его преступные мысли, делал пугающее лицо. Но его скулы отчего-то розовели, и Кыа отчетливо понимал - всё у него уже было, и не один раз. Поэтому когда улетел на учебу в Англию, было ему совершенно не жаль. Предатели. Влажный Лондон оказался холодным, а светлые глаза местных девчонок - слишком светлыми. И слишком подозрительно быстро разлетелась по всему кампусу сплетня, что темноглазый тайчик, оказывается, имеет на далекой родине взрослого жениха. Европа была восхитительно толерантна, но как это случается вдали от дома, несчастный Кыа, окруженный толерантными, но чужими светлоглазыми северянами, отчаянно затосковал. Тем более, что северяне северянами, а вот северянки на чужеземного гомосексуалиста смотрели уже совсем по-другому. И прежние надежды встретить здесь, в далекой Англии, тоже какую-нибудь девочку, которой можно будет показать трусы, обратились в пыль. Кыа тогда часто вспоминал лицо скучного Лиана и ненавидел его уже основательно. Особенно, когда ежеквартально отсылал ему на почту отчеты о своей успеваемости. Сынок, писала мама в торопливых смс, пусть Лиан присмотрит за тобой, пока я в разъездах. Ах, мама, думал Кыа. За что. Без спроса он перевелся с компьютерных технологий на автомеханику. Без спросу сдал на права, купил подержанную машину и неожиданно выиграл свою первую уличную гонку, куда его затащили друзья. Купил на барахолке черную рокерскую куртку из жесткой кожи. Растрепал аккуратную челку. Девочки стали смотреть с интересом. Но у Кыа на тот момент уже появилась ударная установка, гитара и небольшая кучка фанатов, которые приходили послушать его сладкий тайский вокал в подвальный музыкальный клуб. Уходил оттуда Кыа после полуночи вымотанный, потный, с горящими подушечками на пальцах от жесткого гитарного перебора. Не до девчонок было, да и спалось после таких вечеров хорошо. И снился родной Тай, синее небо. Синий, голубой, аквамариновый, бесконечно разматывающийся, летящий шелк и никаких скучных костюмов. Утром Кыа наспех делал скрин листа успеваемости своего компьютерщика-соседа и отсылал Лиану, надеясь, что где-то там, на далеком юге, мама его улыбнётся чужим пятеркам. А потом умер дедуля. Тот самый обожаемый Кыа старый хрыч, который и придумал всю эту ересь с помолвкой. Кыа летел на похороны и кусал губы. Теперь-то он мог перестать делать вид, будто согласен? Дедушки нет, и ни черта он там со своих небес не видит, что бы ни болтали тайские монахи на этот счет. За последний год Кыа основательно проникся европейскими веяниями, поэтому в небеса не особо верил. Не верил он и в то, что через несколько лет будет интересен престарелому, двадцатишестилетнему хиа. Только вот сдержанно встретившая его мама никак не хотела понять. Надеюсь, ты будешь соответствовать своему жениху, Кыа, малыш. Я буду так рада, если все сложится. Ты помнишь, что обещал? Так я в итоге кому обещал-то, думал Кыа - мертвому дедуле, или тебе, мама? Он кивал по старой привычке, и мама протягивала руку. Гладила по голове. Девятнадцатилетний Кыа улыбался, как глупый пятилетний малыш. Конечно, он будет соответствовать. Конечно, мама. Как назло, на правой руке под ногтями засела никак не вымывавшаяся грязь от солярки. Кыа правую руку талантливо прятал. Лиан появился с опозданием в середине ритуальной недели, тихо опустился на колени рядом с Кыа, тихо просидел рядом с ним положенное время у портрета со множеством венков. А после пришел в беседку к своему жениху. Жених изо всех сил давил из себя слезы, пытаясь соответствовать моменту. Потом посмотрел заплаканными глазами на близко стоящего Лиана, которого не видел уже несколько лет. Разглядел сильно приталенный черный пиджак, узкие брюки, аристократическое изящество, осанку и лоск. Белую кожу, яркие губы, черные брови, черную челку, черные траурные глаза. И ощутил особенный, родной запах ленкоранской акации, тонко пахнувшей на изумленного Кыа своей сладостью, запрятанной посреди брутальных, горьких нот явно мужского парфюма. Первый раз в жизни ему захотелось, чтобы чья-то чужая рука - не мамина - прикоснулась к его густым волосам. Хотя теперь Кыа вознамерился повторить попытку и самому запустить пальцы в шевелюру этого нового, сладкого, цветочного Лиана. А почему бы и нет. Но Лиан был чрезвычайно занят для таких подростковых, глупых дел. Часто отлучался по делам бизнеса за границу. Ездил в Шанхай. Болтал там со всякими на мандаринском своем наречии, и Кыа злился - знал бы, давно взялся за китайский. Давно бы расшифровал красивое китайское имя Лиана, эти говорящие, таинственные иероглифы. Давно бы нанял только сейчас нанятого специального человека следовать повсюду за своим женихом, который тащил на себе два бизнеса, работал без выходных, кому-то что-то доказывая, втихаря сорвал себе спину, втихаря лечил ее, втихаря носил лечебный корсет, от фотографий Лиана в котором Кыа смущенно отказался. Как отказывался смотреть фото и видеосъёмку посещений своим женихом известного квартала в Гонконге, где Лиан раз в месяц наспех встречался с нежными мальчиками, неуловимо похожими на самого Кыа. И нужно было бы разозлиться на этот разврат еще сильнее, но умный Кыа смышлёно рассудил, что это же хорошо, убедиться в полной гомосексуальности своего красивого хиа, в его регулярных потребностях и хорошем мужском здоровье. В конце концов, самого девятнадцатилетнего Кыа, пусть он и не был хрустальным, элементарно пока до свадьбы берегли. Но однажды полезный человек, вернувшись из Гонконга, требовательно сказал Кыа - вот это видео вы, господин Кирати, должны обязательно посмотреть. Вы обязательно должны это увидеть. Кыа вздохнул и забрал настойчиво предлагаемую ему флешку. На ней был всё тот же Я Ма Тэй, малопонятный на слух кантонский и Лиан. Красивый, аристократичный его жених, лежащий под парнем. Обнимающий его за шею. Роняющий белое колено на простыню, заходящийся стонами, пока мужчина сверху нежно это упавшее колено приподнимал рукой, закидывая себе на талию... Как ваши дела, сынок, некстати звонила мама. Или это Кыа звонил ей, как делал всегда, едва чувствовал, что больше не может. Их дела? О, мама, прекрасно. Можно, я разобью себе голову об асфальт. Кыа шел на подпольный полигон и рвал мотор спортивной развалюхи вдрызг, выигрывая гонку в очередной раз, срывая полный банк ставок. Откуда, по вашему, он брал деньги на этот подлый шпионаж? Уж точно не из запасов семьи Кирати. Кыа вообще не лез больше в семейные дела, давно сообразив, что совершенно ничего не понимает в шелке. В продаже, в купле, в палитре цветов. Что может разобрать и собрать двигатель автомобиля за день, но различить "Берлинский голубой" от "Гавайского синего" не в состоянии. Что обожая вдыхать запах акации, сам пахнет машинным маслом, дизелем, потом. После своих гонок Кыа приходил домой настоящим плохим мальчишкой. Грязным и вонючим заваливался на кровать и представлял, представлял. Лиана в оттенке "Берлинское небо" и свою руку у него в волосах. Оттенок, как оказалось, Лиан предпочитал немного другой. Это была случайность в мужской раздевалке. Это был тонкий шелк цвета пепельной розы. Это была белая кожа, яркие соски и талия. И это было первое их нормальное свидание на скучной, вылизанной автотрассе делового партнёра Лиана, куда Лиан привез Кыа покататься, ха. Кыа покатался. Увидел трусы. И впечатлившись изысканным, редким для мужского белья оттенком, вспомнив, каким может быть Лиан трепетным, подумал, что его разносторонний жених ничем от той озорной соседской девочки не отличается. И что Лиана тоже можно за руку отвести в кусты и показать ему свои обтягивающие, черные боксеры. И будет еще лучше, если Лиан покажет ему еще раз свои. А вечером Кыа случайно услышал, как Лиан, натянув поверх своих шёлковых трусов благопристойно отутюженные брюки, говорит по телефону с его мамой. Да, Кыа ведёт себя хорошо. Да, переехал без проблем. Всё по плану. Да, он хороший мальчик и очень меня слушается. Кыа стоял за углом и глупо плакал. Кого он ненавидел сильней, он не знал. Секс по злости, а не по любви, плохая идея. Поэтому ночь любви была странной. Лиан морщился, будто в его позвонке засела пуля. И даже быть послушным не помогло. Весь следующий день Кыа искал в кабинете своего обожаемого хиа улики: новые рецепты, новые таблетки, неожиданно сообразив, что жениха мучает проклятая спина. Наткнулся на совсем другие бумаги. Серьезные, юридические бумаги, передающие все права на собственность семьи Кирати Лиану. Позже мама по телефону спокойно сообщила, чтобы ее мальчик не переживал - ах, это всё ерунда, это наши с Лианом дела, ты не должен беспокоиться, малыш. Я не малыш, хотел заорать Кыа. У меня уже был секс! Меня чуть не трахнули, мама! Правда, замечательно? Старый хрыч на своем облаке, поди, в ладоши от радости хлопает. Какие же вы все идиоты. Так было нельзя. Злость, помноженная на злость была еще худшим поводом для нового секса. Но Кыа не смог сдержаться. Лиан оказался убийственно красивым в своём корсете. И этот корсет был черным, с атласными лентами, с прозрачными вставками, похожими на те злополучные мамины чулки, которые ладно скользили по молочной коже, поднимаясь всё выше по ноге... Маму в мгновения яркого оргазма Кыа отчаянно ненавидел, а Лиана наверно любил. О, как же сильно, глубоко он любил его именно в ту секунду на своём грубом финальном толчке. И после того, как ничего не понимающий Лиан получил по лицу теми самыми бумагами, ничего не изменилось. Они поговорили, но оставшаяся недосказанность между ними осталась: Лиан после яркой, удивительной ночи быстро сбежал в свой Китай. А после, когда вернулся, было уже не до разговоров. Была предпраздничная суета и подготовка к шестидесятилетию отца Лиана. Лиан ходил со своим строгим пугающим лицом. Ну-ну, думал злорадно Кыа, выигрывая очередную гонку и покупая на призовые то самое кольцо. Посмотрим, как сам испугаешься, когда я нарушу весь ваш план; когда буду, наконец, первым. Когда встану перед тобой на колени. Когда потом подниму на руки и... Здесь Кыа улыбался и краснел, вспоминая - его хиа оказался неожиданно легким, и в этом была особенная, возбуждающая сладость, носить Мистера Серьезное Лицо на своих руках. И поздравляя отца Лиана, совсем не замечал, как сладко улыбаются ему родители жениха, как приторно звучит их "называй меня папой, называй меня мамой". Как после торжественной части никто не начинает веселиться и все чего-то ждут. И как стоит Лиан на импровизированной сцене в луче света - нарядный, торжественный, уже сказавший поздравительную речь, но все не покидающий яркого сияющего центра. И как смешно родители Лиана тычут пальцами в планшет, показывая в прямой интернет-трансляции улыбающуюся маму Кыа. Господи, да что же это такое? Лиан быстро оказался рядом. Стремительно опустился на колени, и Кыа с нарастающим ужасом посмотрел на преподнесенное ему по всем правилам кольцо. Родители коленопреклоненного жениха радостно закивали головами - говори "Да", милый, давай, мы ждем. А ну, быстро. Женушка. Мама тоже поддакивала и восхищенно смотрела на Лиана, изящно склонившего перед Кыа голову в ожидании. И даже дедушка где-то там, на небесах, наверняка подслеповато таращился на этот кошмар с дурацкой умилительной улыбкой старого педика. Кыа судорожно вздохнул, мечтая провалиться или надеть на голову какой-нибудь мешок, чтобы никто не видел, как слезы застилают глаза, срываясь с ресниц, и с детской, накопленной годами обидой посмотрев на свою мать, жадно поедающую глазами отутюженного Лиана - вот что ты так на него, мама, смотришь? Не смей так смотреть, он МОЙ! - отчетливо произнес восхитительно-агрессивное, громкое "НЕТ" в ответ на только что сделанное ему предложение. В общем-то, логики в этом во всем было чуть - ну кто отказывает своему любимому человеку? Но мамино лицо в ту секунду стоило видеть. Жаль дедуля уже умер, на его лицо Кыа тоже бы с удовольствием посмотрел. Гонка ни в тот вечер, после позорно истеричного побега с торжества, ни спустя день, не удалась. Кыа чуть не разбил машину, чуть не разбился сам. Сорвал с себя на финише промокшую от пота футболку. Стоял, тяжело дыша, возле дымящегося капота, пока кто-то пытался успокоить. Кожанка валялась на пыльном асфальте. В кармане все еще лежало то самое кольцо. Кыа поморщился, подхватил куртку с пола. Отряхнул, нащупал коробочку. Накинул куртку прямо на голый торс. Услышал краем уха, как зашушукались парни. Как раздался чей-то смешок. Толпа расступилась в стороны: лавируя между промасленных, потных гонщиков, к Кыа величаво подплыл Лиан. Мистер Килен Ван, шелковое совершенство. Так неуместно выглядящий здесь в своем приталенном пиджаке и блестящих туфлях. Кыа прищурил глаза - глаза превратились в совсем щелочки. Значит, Лиан знал. Да кто бы ему помешал нанять такого же полезного человека, который имелся у Кыа, чтобы настолько быстро найти его в этом злачном месте? Чтобы уверенно взять за руку и позвать домой. Кыа мотнул головой, руку вырвал. Полез за пазуху, вытащил коробочку синего бархата. Вот, сказал. На. Тебе. Лиан сделал непонимающее лицо. Ой, да ладно, всё вы понимаете, Лиан Килен Ван-я-решаю-сам. - Я хотел быть... первым, - сказал Кыа и получилось жалобно и некрасиво. Таким голосом предложение не делают. Правильно его мама улыбалась Лиану - Лиан-то был на высоте. Но начал делать - доделывай. - Выходи за меня, - ткнул коробочкой Кыа Лиану в грудь. - Выйдешь? Лиан от толчка пошатнулся, сделал шаг назад, плюхнулся задницей на пыльный капот автомобиля, отворачивая смущенное лицо от склонившегося над ним Кыа. Кыа в расстегнутой кожанке на голое тело. - Зачем? - ответил вопросом на вопрос и старательно отвел взгляд от темных острых сосков под косухой. Действительно. Зачем. Если со своими беспокойными чувствами Кыа определился, то был ли он сам своему хиа нужен со всем этим на годы растянутым убыточным шелковым балаганом? Кыа резко подхватил Лиана подмышки, вздернул вверх. Потащил выяснять это подальше от улюлюкающей толпы к машине Лиана, которая должна была быть где-то здесь. Секретарь подобострастно распахнул перед ними дверь и с особенным удовольствием глянул на своего босса, которого непрезентабельно волокли за руку. Кыа уверенно назвал свой адрес. С каким-то садистским нажимом потыкал пальцем в панель кнопок, набирая ID своего жениха, открывая этим паролем дверь. Втолкнул несопротивляющегося хиа в центр гостиной. Под пальцами горело пламя - ладони чувствовали, как под пиджаком и рубашкой впивались в ребра Лиана жесткие пластины корсета. В глазах медленно темнело. Возбуждение нахлынуло стремительно, по двадцатилетнему. Кыа, вдруг забывая про их дурацкие попытки надеть друг другу кольца, просто захотел трахаться. Лиан отшатнулся, увидев его лицо. - НуКыа, - сказал дрогнувшим голосом. - Успокойся. Давай поговорим. Ага. Сейчас. - Давай займемся сексом, - парировал Кыа, глядя прямо в черные-черные глазища напротив, вот так запросто в первый раз называя вещи своими именами. - Или мне лучше сказать - давай вместе поспим? Смягчил, называется. Вышло издевательски. Лиан в отместку сделал своё самое строгое лицо. - НуКыа, ты не в себе. Ты расстроен. Ты... Ты не можешь заниматься сексом в таком состоянии. Да конечно. И почему это? - И почему? - агрессивно вопросил Кыа, чувствуя истерику, выходящую из берегов наравне с закипающим возбуждением. Наблюдая розовеющие скулы Лиана и слыша его учащенное дыхание. - Тебе же нравится, - сказал без вопросительной интонации. - Тебе нравится, хиа. Такой я. Правда? Он сделал к замершему Лиану последний шаг и притянул к себе за эту его тонкую талию. Смело поцеловал первым в краешек красных, налившихся желанием губ, прошептав саркастичное, но в их случае, определенно имеющее значение: - Маме ничего не скажем, да? И Лиан вдруг понимающе, нежно усмехнулся, разрешая Кыа всё. Взял Кыа его там же, в гостиной. Полураздев и не особо расстраиваясь, что корсет на этот раз оказался телесного цвета, явно лечебный, явно без всякого намека на что-то игривое. Тянуть за шнурок на спине было в любом случае приятно и приятно слушать, как тихо стонал от этого усиливающегося давления Лиан. Был шелковым в его руках, но упрямо сжимал губы, когда Кыа на особо глубоких толчках, забыв обо всем - о матери, об уважении к старшим; о том, что предложение делают вообще-то совершенно не так - повторял и повторял, вторя ритму: - Выйдешь за меня? Выйдешь за меня? Лиан смущенно отворачивал лицо, стонал, опускал руку и трогал себя, сжимал. Кыа кусал ему соски, когда мог дотянуться, потом перехватил чужое запястье, приладил свою ладонь к напряженному члену, стал ласкать. Черноволосая голова Лиана билась о подлокотник узкой софы, глаза были зажмурены. Сейчас грохнемся на пол, еще подумал Кыа и машинально подхватил своего хиа под коленку, совсем как тот, наглый чужой мужик на том злополучном гонконгском видео. Лиан поёрзал под ним и аккуратно приладил ногу на талию Кыа. Ой, дедуля, зажмурился Кыа, старый ты развратник, как сладко-то, а. Член даже после оргазма остался твердым, потому что хорошо быть сильным и двадцатилетним. Кыа перехватил Лиана за талию поудобнее, отдернул его голову подальше от подлокотника, запустил пальцы в растрепанные волосы, открыл чистый высокий лоб, убрав челку, и сразу сделал его лицо более молодым, совсем мальчишеским. Заставил посмотреть на себя - пожалуйста, хиа, открой свои черные глаза. Поцеловал с языком до горла, отстранился. - Скажи мне уже, - потребовал агрессивно и двинул бёдрами. - Давай. Говори. Почему ты молчишь, хиа??? Я же люблю тебя!!! Лиан дернулся в его руках. - Да. Да, Кыа. Да... - ответил на длинном выдохе и запрокинул голову в красивом жесте, отпуская себя. Между животами стало мокро. Кыа потянулся рукой к сброшенной кожанке. На тумбочке в беззвучном режиме затрясся вибрацией лиановский телефон. "Мама Кирати" мигала яркая надпись звонившего абонента. Кыа передумал доставать кольцо. Протянул руку и злорадно пихнул телефон к краю, слушая с наслаждением, как он грохается на пол. Вот так. Прости, мама. Иди к черту, мама.