***
Утомляющие гастроли, наконец-то, закончились. И «Кино» смогли отдохнуть от постоянного чужого внимания и суеты, наглухо закрывшись дома. Музыканты были рады этому. Как бы они не радовались такой популярности, даже звёздности в начале карьеры (а Виктор, к слову, и в начале карьеры этому не очень-то радовался, не любил он внимание к своей персоне, что уж поделаешь), очень скоро она стала утомляющей и напрягающей. Музыка стала самой настоящей работой, особенно тяжёлой в ментальном плане. Но это и понятно. Любой устанет, если каждый второй втречный-поперечный является его фанатом, крайне желающим взять автограф, а вместе с ним и кусочек любимого кумира. В один из таких «отпускных» дней Цой отправился на рыбалку. Казалось бы, чего необычного, рыбалка – это классическое, можно даже сказать обыденное, очень популярное мужское и не только увлечение. Красота же. Свежий воздух, водная гладь вокруг и утренняя тишина, разбавляемая только пением птиц и жужжанием стрекоз, которая бывает только ранним-ранним утром, когда все живое ещё находится в состоянии полудремы, один ты, гордо возвышающийся, стоишь на берегу. Никто же не знал, чем эта рыбалка может закончиться...***
Альбом «Кино», который назовут «Черным» в самом разгаре написания и обработки. По крайней мере, Каспаряну музыка нравится, очень нравится. А ещё ему нравится проводить время с лучшим другом, особенно учитывая, что за окном ни сибирские морозы, ни вечный Ленинградский дождь, а теплая, солнечная Латвия. Ещё и до моря как рукой подать. Да в округе спокойно, в целом, одни только плюсы. Работают музыканты, что очевидно, даже слишком очевидно, очень легко. Влияет атмосфера, лёгкая и ненавязчивая. В воздухе повисла невесомая, как фата невесты, романтичная меланхолия и прозрачное, густое, неведомое спокойствие, которое можно протянуть сквозь пальцы, словно новые струны для гитары, которые не отвлекают своими неизведанными корнями, а даже наоборот, направляют работяг в нужное русло. – Я завтра на рыбалку хочу съездить, – между делом сказал Виктор Каспаряну, пока думал, какой из написанных вариантов будет звучать получше, и будут ли они звучать в итоговой версии вообще. – Езжай, кто против-то? – ответил гитарист, сидящий и программирующий демоверсию одной из песен. – Ну мало ли, – не успел договорить Цой, как его перебили. – Слушай, Вить, послушай-ка, – обратился Каспарян, нахмурив брови. Витя поднялся со стула и направился к другу, которого что-то явно напрягало в записи. Взяв в свои руки наушники, он надел их и прислушался в запись. Что-то неприятно гудело на фоне, разрушая состояние спокойствия и равновесия в теле. – Да ладно тебе, это ж демка, – Виктор снял наушники. – Да ну, даже демки нужно хорошие делать, мало ли. Сам всегда это говоришь. Может перезапишем? – спросил гитарист, поднимая взгляд на друга. – Чего это с тобой? – улыбнувшись, спросил Цой, – никогда тебя такое не волновало, почему такие резкие изменения? – он наклонился и прислонился губами к щеке Каспаряна, – но если так хочешь, то завтра перезапишем обязательно. – Ладно, ладно, уговорил. Отложим до завтра, – усмехнулся Юра и чмокнул друга в ответ. Завязалась некая игра, называется, «Кто кого быстрее зацелует». Что-то вроде детсадовских «А я тебя люблю. А я тебя больше. Нет, я» и так до бесконечности. Ну, что уж говорить, мужчины – вечные дети, которые даже в разгар работы могут устроить квардак. Хорошо это или плохо – решать уже не нам. – Признаю, ты победил! – смеясь, крикнул гитарист. В ответ на это, Витя лишь поцеловал друга в щеки ещё пару раз, для профилактики и разогнулся. Размял подзатекшие плечи и спину. – Я схожу Наташу и мелкотню проверю, работай пока, – уведомил Юрия Виктор и направился к выходу из гостевого домика. Щеки гитариста горели, от смущения, от радости и от множественных поцелуев. Он расслабился, откинулся на стуле. Демка песни и шум на фоне уже не волновали.***
Рано утром, как Цой и хотел, он быстро собрал все нужное и максимально тихо, чтобы никого не разбудить, покинул дом. После сел в машину и направился на рыбалку. Все было как обычно, это была точно не первая, но последняя его рыбалка. В процессе все было отлично. И улов был. А вот с дорогой обратно не повезло. Что-то странное случилось с машиной, она словно обрела свой характер, нрав, как например, у лошади, и Виктор в качестве «наездника» ей очень не нравился. Но музыкант не останавливался, сказываясь на свою неопытность и небольшое расстояние, оставшееся до дома, где его ждали Наташа, заспанная и безумно милая, Каспарян, удивительно красивый с утра, и детёныши, верные и самые преданные фанаты, как личности Цоя, так и творчества, так и его ролей «отца» и «мужа». Нечто происходило и у Янниса. Что-то словно держало его, не хотело пускать на встречу отечественной рок-звезде. Но судьба есть судьба. Ей противоречить бесполезно, да и ещё опасней, чем плыть по течению. Если столкновение должно было случиться – одно рано или поздно случиться. И лучше уж пожертвовать одним человеком, а не сотней, среди которой есть и просто маленькие дети, детсадовцы и начальная школа, есть совсем груднички и младенцы, есть беременные женщины, правильно? Наверное, правильно. Сколько жизней может унести за собой, как в прямом смысле выражения, так и в переносном, эта одна пожертвованная – это уже совсем другой вопрос. Известно одно – это роковое столкновение убило не только Цоя, оно убило всех его близких, всех знакомых, всех фанатов, даже собак, которые весело прыгали и виляли хвостами, когда подростки включали во дворах его песни, это тоже убило, ведь теперь будут звучать не заводные ритмы, ставшие гимном перестройки, а будут звучать тяжёлые аккорды, пускай и завёрнутые в красивую гармонию, будет звучать монотонный и апатичный вокал и давящий на плечи смысл, который понять и прочувствовать может не каждый, далеко не каждый.***
До Каспаряна новости дошли быстро. Он был в том числе людей, которые узнали обо всем ещё часов за семь до самой первой оглашенной в СМИ новости. Ему хватило словосочетания – «Витя погиб», чтобы с ватными ногами осесть на пол, почувствовав абсолютное отсутствие в лёгких воздуха, этого хватило, чтобы руками закрыть голову, дабы погрузиться в абсолютную темноту, во всех смыслах. Без Виктора он был в темноте. Он сам погружался в эту обволакивающую, липкую темноту, добровольно. Цой был светом, был солнышком, тепло касающимся рук и мягко вытягивающим откуда угодно. Вместе с Витенькой Юра лишился всего, даже жены, ведь их отношения скреплял именно он: лучезарно улыбающийся, обнимающий до боли в костях, часами болтающий по телефону, в порыве чувств поднимавший сына на руки и подкидывающий его вверх, вызывая смех, бережно хранящий все фанатские письма, но почти не отвечающий, чтобы никто не обиделся, в урагане любви зацеловывающий все щеки, шею, руки и нос, – Виктор Цой. С каждой секундой Юрий погружался в темноту все больше, но солнце так и не появлялось. Он оказался на самом дне, в самом темном месте своей души и остался там. Вместе с Виктором.