Сокровенные чувства

Папайрус уже который час ворочался на кровати и не мог заснуть. И его мучала отнюдь не бессонница, а неумолимое и мучающее его изнутри желание быть рядом с ней. Но это пол беды, главная беда в том, что она и так была рядом. Спала на его одноместной кровати, так спокойно и мирно, даже немного улыбалась сквозь сон, будто рядом с ней не лежал зловещий монстр, будто, в этот день ее не ждало сокрушающее поражение. Папайрус опасно смотрел на нее, как хищник, который был готов броситься на добычу. Почему же такая близость с ней не приносит облегчения, а только еще сильнее разжигает чувства? Он был готов и отвернуться, надеясь, что хотя бы так чувства немного остынут, но тогда одолевала сильная тоска, что не может посмотреть на нее. А Фриск была прекрасна и хороша собой... Отчего отводить свой взгляд не хотелось. И ладно бы девушка спала, отвернувшись от него спиной, согнувшись в маленький комочек, который не хотелось тревожить, но нет же... Она была открыта ему, голова повернута в его сторону, тонкая шейка, на которой уже красовался ошейник, была ничем не прикрыта. Папайрус разглядывал каждый сантиметр ее лица, подмечал каждый изгиб, каждую особенность, вот бы еще дотронуться до нее. А пальцы давно уже одолевал навязчивый зуд, он распространялся по всему телу, сжимал грудину, щекотал ребра, спускаясь все ниже по пояснице. В отчаянии Папайрус закусил свои пальцы острыми клыками, пытаясь хоть как-то усмирить эту пытку, но увы, это было безуспешно... Девушка продолжала мирно спать, совсем не подозревая, что происходило, не дрогнули ее длинные ресницы, как и маленькие губки, которые все также мило улыбались, будто она улыбалась ему. Конечно, ее аккуратный ротик заслуживал отдельного внимания монстра. Он никак не мог забыть то прекрасное чувство, как этот прекрасный ротик закрыл одним лишь своим пальцем, ощущая всю нежность и мягкость, и держал нарочно дольше необходимого, наслаждаясь этим моментом. О нет, он не вынесет больше и минуты.... И все-таки сдается, впервые, наверное, дает себе слабину и опускает свою руку ей на изящную шейку. Сразу же он чувствует ее хрупкость и утонченность. Фриск была везде такой. И тогда, Папайрус сразу же осознавал, какой он сильный и крепкий по сравнению с ней. По желанию, он мог бы зажать ее шею одной рукой и стиснуть в мертвой хватке, как одна из его ловушек. По нежной коже, он с трепетом проводил пальцами вдоль шеи, от такого кости покрывались мурашками. Осторожно его руки перемещаются выше, и обхватывает лицо. Ее теплое и мирное дыхание ощущалось на его заострённых фалангах пальцев. Наконец, большим пальцем он поглаживал ее губы. Фриск всего этого продолжала не замечать, погруженная в сон. Все еще недостаточно, зуд немного прошел, но в нем будто все только загорелось. Что он вообще делает? Она - его пленница, ей нужно быть там, где и находятся все пленники, в холодном сарае, скованная цепями, в темном месте, где попадает минимум света. Но мысль, что он закинет ее в это ужасное место, отравляла его душу. Он не мог так обойтись с ней. Папайрус неплохо ее вымотал в бою, девушка держалась со страшной решимостью, пока не иссякли ее запасы сил физических. Тогда он и пленил ее. Неудивительно, что сейчас она так крепко спит, и вовсе не замечает всех ласк, которыми одаривал ее высокий скелет. Он был также груб с ней тогда, швырял кости, обжигал лучами бластеров, хватал, и снова закидывал костями. Но теперь же, наконец, хотелось быть с ней крайне нежным и аккуратным, это желание еще зародилось, когда увидел ее впервые. Вспоминая, какой ужасной участью он одарил ее, быть побитой и пленной, Папайрус нагнулся над ней и приблизил свою лицо. Прикрыв глазницы, он так пару секунд наслаждался, как теплое ровное дыхание легко опускалось на его лицо. С замершей душой, он поцеловал ее в губы, своими длинными острыми клыками. От смутного ощущения поцелуя девушка проснулась. Страх уколол ее в сердце и заполнил всю грудь, стыд и волнение набросилось волной. - Б-босс что вы делаете? - Беспокойно спросила Фриск. Угрожающие красные огоньки в глазницах горели в ночи. - Делаю то, что чувствую. - Мягко ответил Папайрус. - Не бойся. - Вы, кажется, поцеловали меня. - Застенчиво произнесла Фриск. - Да, поцеловал. Я вовсе не хотел будить тебя, прости. - Вам захотелось поцеловать меня среди ночи от любопытства? - Просто я люблю тебя. - Любите... - Даже как то отчаянно произнесла Фриск. Она хотела отвести свой взгляд, но рука скелета, державшая ее, не давала ей этого сделать. - Да, люблю. - Раз так, то могу ли я задать вопрос... Раз вам ничего не воспрепятствует... И вы можете просто так поцеловать меня посреди ночи... Случится ли со мной то, о чем я не осмелюсь говорить? Щеки девушки пылали сильнейшим жаром и от мыслей, и от близости Папайруса, и от его намерений. - Знаю, сегодня я был груб с тобой, но я хочу любить тебя, хочу быть нежен с тобой. Знаю, нам, монстрам, особенно мне, не свойственно вести себя так, особенно с людьми, но ты похитила мой разум и лишила сна. - Я не хотела... - Не нужно извиняться. - Перебил ее Папайрус, взяв ее за маленькую ручку, и сжав ее в своей. Он поцеловал ее тоненькие пальчики. Фриск с замиранием сердца наблюдала, как ее пальцы были в большой опасности вблизи этих больших клыков, которые могли бы запросто проткнуть ей шею намертво. Тогда она представила, что когда-нибудь эта мощная челюсть сомкнется на ее шее. - Чувствую, пропала моя душа... - Вздохнула Фриск. - Не бойся, я позабочусь о тебе. Позволь еще раз поцеловать тебя. Фриск ничего не ответила, да и Папайрус ответа от нее ждал и поцеловал ее сразу же, как только договорил. В этот раз поцелуй был горячим, более длительным и глубоким, он не мог оторваться от нее, не мог расстаться с прикосновением мягких губ. Через этот поцелуй Фриск чувствовала, что ее и вправду любят, и даже страх немного растворился в ее груди. Вместе с поцелуем Папайрус также был наконец освобожден от того страшного ощущения, что пытал его кости и не давал покоя. Теперь хотелось лишь крепко обнять Фриск, прижать к себе и одарить ласками. Она еще его полюбит, обязательно влюбится, хотя уже заразилась от него немного через поцелуй, ведь как можно не полюбить того, кто любит подлинной любовью.