Вечно молодой

Это больше похоже на начало типичной романтической истории. Такое… обычное, казалось бы, ни чем не отличающееся от миллионов любовных романов, которые мне довелось прочитать за время подработки в библиотеке. Но я запомнил тот день на всю жизнь. День, когда я встретил тебя. *** — Слушай, то что я сказал, что твоя мать — шлюха, не значит, что я плохой человек! — возмущался я, — Откуда ж мне было знать, что у тебя ее нет? Дальше бы логично было остановиться и извиниться перед обиженным белобрысым парнем и его дружком. Эти двое позже стали моими друзьями, но сейчас не об этом. — Что, на трассу ушла? — тихо добавил я, чуть посмеиваясь. — Тилль, врежь ему, — холодным тоном приказал белобрысый, как оказалось, его звали Цвен, но вот здесь парировать я не успел: мне в рожу прилетел кулак Линдеманна. Он ударил меня с такой силой, что я пошатнулся, врезался в стену и закрыл глаза, еле удерживая равновесие. Здесь тоже лучше было бы начать просить прощения. — Что, принцессу свою защищаешь, принц херов? — усмехнулся я. Тилль покраснел от ушей до пяток, видимо, разозлился и ударил меня вновь. В этот раз я не удержался и упал на пол, прикрывая побитое лицо руками. Это были нулевые, оскорбить детей из неблагополучных семей было легче лёгкого, так что я даже особо не старался. Сейчас, оглядываясь на этот день, я думаю, что если бы не то, что случилось дальше, я бы даже не вспомнил, как они избивали меня в туалете. — Ну чего встал? — спросил белобрысый, этакий король школы, — бей сильнее! Пусть запомнит! В этот раз Тилль ударил ногой, прилетело мне по животу. — Так вот почему тебя ба… — договорить я не успел, Линдеманн пресёк мою жалкую попытку на корню, вновь врезав мне ногой. Сильный он был, однако. — Хватит, — я услышал, как скрипнула дверь, чьи-то шаги… Голос мне раньше незнакомый. Тилль на миг отвлёкся и, видимо, отвернулся от меня. Этого я не видел — сидел с закрытыми глазами. — Оставьте его в покое. — уже более твёрдо заявил незнакомый голос. — Тебе повезло, — буркнул мне Цвен, потащив Тилля с собой из туалета. Дверь закрылась. Я открыл глаза. Я ожидал увидеть кого угодно: страшеклассника, учителя, старосту, какого-нибудь качка, но не тебя. Ты был худой, но высокий, опрятный. Заправленная в штаны рубашка, ремень, аккуратно завязанный галстук, даже пиджак у тебя был! Вот это роскошь! И ботинки блестели… настолько чистые. Но больше всего мне в память врезались твои волосы и глаза: темно-каштановые кудри очень хорошо оттеняли светлые бирюзовые радужки. Ты был красив, не то что я. Все говорили, что я выгляжу несуразно и забавно, словно маленький ребенок. Я обомлел и не мог сказать ни слова. Никогда бы не подумал, что моей первой любовью станет прилежный отличник из параллельного класса. Ты помог мне подняться и завёл в кабинку, где достал из портфеля пластыри, стал заклеивать ими мое лицо. Это глупо — разве они могут помочь? Но я не стал противиться, лишь всё также завороженно смотрел на твои аккуратные движения. Каждое твоё действие сквозило невероятной грацией. Только осмотрев меня, своё творение, минут через десять ты представился. — Кристоф Шнайдер. Можно просто Шнайдер, — ты нарушил тишину, и мне пришлось оторваться от любования тобой, чтобы широко улыбнуться, как я обычно это делаю. Говорят, моя улыбка никого не оставит равнодушным! Вон как Тилль и Цвен меня за неё поколотили… — Я Пауль, Пауль Ландерс, — звонко ответил я, насильно пожимая твою ладонь. В ответ ты только мягко улыбнулся. Вот как в жизни бывает… В один миг ты свободен, а в другой уже скован цепями влюблённости. С тех пор мы были неразлучны: ты ходил за мной по пятам, и дети перестали использовать меня как подушку для битья. Цвен лишь скалился, глядя на то, как мы вновь появляемся вместе. Я не могу понять, почему он так боялся даже слово мне сказать, когда видел тебя рядом? Я задавал тебе этот вопрос много раз, но ты лишь заговорщески улыбался и подмигивал мне. Только через много лет я узнаю правду. У нас с тобой было много общего: мы любили музыку, любили поболать о пустяках и гулять в заброшенном парке после уроков. Но ты мог задержаться всего-то на час: тебя ждали дома. Меня дома никто не ждал, и я ещё долго ходил кругами по району, думая о том, как мы идеально подходим друг другу. Я писал тебе записки с признаниями в любви, но так никогда и не смог отдать ни одну: они до сих пор хранятся у меня в шкафчике, также как и наша фотография. Это была школьная фотография. Фотографировали весь класс, но я очень старательно потом сидел весь вечер и обрезал её так, чтобы на ней остались только ты и я. Мы стояли вместе. А ещё я помню, как увел тебя, примерного пай-мальчика с последних двух уроков, и мы шатались по парку. — Нет, это неправильно, вдруг кто-то узнает? Нас же накажут… — тревожился ты, вечно порываясь вернуться в школу, но я чуть крепче сжимал тебя за руку и утягивал вглубь искусственного леска. — Ой да ладно тебе! Кому какое дело! Будут они искать двух раздолбаев, ага, конечно. Нет, может тебя и будут, но я вот точно никому не сдался. Да не бойся ты! Я скажу, что похитил тебя, хочешь? — успокаивал я тебя, лишь бы провести эти часы наедине с тобой. Наконец ты поверил мне. Все эти два часа, что наши одноклассники гнили на уроках, мы бегали, ловили белок, рвали цветы. Я достал сигарету. Ты посмотрел на меня испуганно. — Ты чего? Тебя же выгонят из школы! — Да никто не увидит! — улыбнулся я, делая первую затяжку, — будешь? Ты чуть помялся и лишь кивнул, я отдал последнюю сигарету, что своровал у отца тебе, помог её зажечь. Помню, как ты кашлял и клятвенно обещал, что больше ни разу не возьмёшь её в руки! Но когда мы сбежали в следующий раз, ты уже спокойно курил рядом со мной, сидя на поваленном дереве. Я помню, как ты рассказал мне, что Цвен и Тилль — твои старые друзья. Я тогда не поверил, но ты познакомил нас. Круспе смотрел на меня с презрением, однако руку, под твоим пристальным взглядом, пожал. И извинился. Тилль говорил мало, в основном лишь поддакивая Цвену, смотря на него также восхищённо, как и я на тебя. Может быть, у нас с ним чуть больше общего, чем казалось на первый взгляд. С тех пор в школе меня уж точно больше никто не трогал. Мы не особо общались с Цвеном, но хорошо поладили с Тиллем, который очень часто о нём говорил. Я, конечно, притворялся, что Линдеманн хорошо скрывает свои чувства, но иногда всё равно подкалывал его по этому поводу. Ты смеялся и никогда не оставался в стороне, также подшучивая над бедным краснеющим Тиллем. Я помню первый день лета. Помню так, будто это было вчера. Тогда случилось непоправимое. Мы с тобой гуляли в парке, как обычно. Я больше никогда не ходил в него с того дня. Я бежал впереди, ты шёл следом. Я рассказывал тебе о своих планах на жизнь, ты слушал. Внимал каждому моему слову, задумчиво кивая и подбадривая меня. Мне было так хорошо. С тобой я всегда чувствовал себя счастливым, где бы мы не были. Твои глаза не утратили задорного блеска, а ветер всё также играл с твоими волосами, солнце переливалось в тёмных кудрях. — Смотри! — резко остановил меня ты у большого дерева, — когда я был ребенком, мы с сестрами могли залезть на самую верхушку! Хочешь покажу? — Давай! — восторженно воскликнул я. Конечно, хочу! Я всегда хочу смотреть на тебя. *** Я — музыкант. Живу, естественно, небогато, но многого мне и не надо. Подрабатываю много где, меня часто выгоняют за «неуважение клиентов», но я свободен, словно ветер. Я часто прихожу к тебе, чтобы рассказать о том, что происходит в моей жизни. — Представляешь, Тилль наконец смог признаться Рихарду! Ты бы видел его лицо! Так боялся! Я не сомневался, что Цвен согласится. Впервые увидел, как Круспе краснеет, ей богу! Ну и картина конечно, я даже сфотографировал! Цвена взяли на такую крутую работу! Он сказал, что они с Тиллем будут помогать мне выживать. В общем, теперь я сижу на шее… Роняю одну лишь слезу. — Вот бы ты мог это видеть… Сейчас мне 24, а тебе до сих пор 16.