Лесь в пальто

Вот точно его черт понес. Потому что — хрен бы он поперся ночью в лес, да еще и как малолетка — на спор. Про такое даже пьяным нигде не расскажешь, потому что ржать будут. И прозвищем каким-нибудь обидным припечатают. Мало ему прозвищ. И опять — сам дурак, как и в том случае. Сперва бы подумать, потом рот открывать, так нет же, сперва нас несет, а потом мы обнаруживаем себя где? Правильно! В болоте. И на этот раз даже не фигурально, а вот прямо в настоящем болоте. Под ногами хлюпает, и кроссовок уже, кажется, промочил. Не-ет, теперь только с бабулей на лавочке, и никаких старых друзей и «отметим приезд». А сперва вообще, хорошо бы понять, где эта улица, где этот дом. Где, вообще, блядь, деревня? Откуда он пришел? И, вроде, стало мокрей под ногами? Нет? Саша еще раз огляделся. Уже начинало темнеть, тропинка, по которой он шел, как будто испарилась, подозрительно сырую полянку обступали, как в песне, «дубы-колдуны», по корням которых полз самый настоящий туман. И крался он почему-то с одной стороны, как будто в кустах кто-то забыл дым-машину. Саше даже показалось, что он слышит характерное шипение. — Ну, это уже совсем клиника! — возмутился он, но собственный голос прозвучал испуганно и жалко. Надо взять себя в руки и вспомнить, с какой стороны он на эту долбаную полянку вышел. Вот, к примеру, этот огромный пень был слева или справа от него? Саша моргнул, и пень тут же оказался ровно посредине полянки. — Это еще что за хрень? — не понял Саша. — Ты куда, блядь? Это как вообще? Кто бы ему ответил, ага. Что-то бесшумно пронеслось прямо перед лицом. Саша отшатнулся и тут же по колено провалился в лужу. Чавкнуло. — Блядь! Он сто лет уже столько не матерился. Может быть, это сон? Или они чего в выпивку намешали? — Выберусь — убью нахуй! — Ты сперва выберись. Голос раздался так неожиданно, что Саша снова шарахнулся и провалился уже двумя ногами. — Ты кто? В сумерках было плохо видно, но фигура на другом конце полянки не вызывала опасений. Саше вообще показалось — какой-то подросток. Худой, сутулый и лохматый. И чего он тут по темноте шляется? Еще и наглый такой. — Я? — переспросил наглый. — Да так… А ты чего тут делаешь? Вот он почему-то в лужи не проваливался, шел яко по суху, только шлепал босыми ногами по лужам и походя задел ладонью пень — будто погладил. И почему-то отворачивал лицо, смотрел по сторонам, как будто ждал, что из-за деревьев кто-нибудь выскочит. А проклятый туман полз за ним, как игривый щенок: то отставал, то почти укутывал по колени, то взмывал вверх, распадался на клочки и повисал на плечах. Ну, точно сон. Или глючится. Но в голове не мутилось, и даже хмеля Саша почти не ощущал, наоборот, промок, замерз и взбодрился. — Домой иду. — А. — Чего «а»? — разозлился Саша и тут же взял себя в руки: а вдруг уйдет? Придется ночевать тут. — Ты местный? — Вроде того. Одет парень был по-деревенски, правда, рваненько и странненько, но мало ли, сирота какой-нибудь или бомж. В деревне бывают бомжи? Блин, муть какая в голову лезет. Хоть бомж, хоть леший, лишь бы дорогу знал! — В какой стороне Васильевка, знаешь? — Знаю. Но не скажу. — Чего? — не поверил ушам Саша. — Не положено. — Кем не положено? Что не положено? — Саша уже орал. А кто бы не орал, когда по колено в воде, и зубы стучат. — Ты псих совсем? — Нет. — А по-моему — да! Псих обошел полянку, так и не повернув головы в сашину сторону, и ласково посоветовал: — Ты выдохни. И не кричи громко. — А то что? Волки придут? И затих: а вдруг, и правда, водятся? Но парень помотал головой и серьезно ответил: — Не волки. Стало еще страшней. Почти стемнело, а туман обнаглел и тянул свои хлопья к Саше. Так и норовил облизнуть ногу или прижаться к бедру. — А что делать? Тут парень на него посмотрел. Глаза блеснули, и Саше почудилось, что они больше, чем полагается, но в темноте же всякое видится, наверняка ерунда. — Присядь пока, — он указал на пень. — Отдохни. Саша вытащил ноги из лужи и поежился: та чавкнула с явным сожалением. До пня было шагов пять, и туман все время лез под ноги, мешая смотреть, куда наступаешь. Наконец в колено ткнулось жесткое дерево, и Саша еле успел развернуться, чтобы не свалиться на пень животом. — Ну, сел. — Ну, и сиди, — посоветовали ему. — Ноги подбери. Сам тоже уселся — прямо на землю, скрестил ноги, подпер голову рукой и уставился на Сашу. Попялились друг на друга минут пять, пока Саше не надоело. — Ну, посидел, дальше что? — Ты, главное, не спи, — заявил псих. — Не заснешь, может и выберешься. — Это как? — не понял Саша. — Ты что несешь, укурок? — Сиди и не спи. Утром выйдешь. — Каким утром, блядь? Я тут до утра кони двину! — возмутился Саша. — Пошли сейчас. — Сидеть, — коротко приказал псих, и Саша плюхнулся обратно на пень. — Ты вообще кто? — Кто-кто… Лесь в пальто. — Ну, охуеть теперь! «Лесь в пальто» передернулся и потянул на себя клок тумана, как одеяло. Конечно, в луже жопой, замерзнешь тут. — Что ж ты так орешь-то… — как будто сам с собой подосадовал псих. — От страха, что ли? — Чего? — задохнулся Саша. — Слушай, сопляк, а ты, часом, не охуел? Псих не смутился, а, вроде бы, даже и пожалел: — А ты? В полнолунье на болото приперся, а теперь права качаешь. Нету у тебя теперь никаких прав. — И вдруг рявкнул: — Верующий? — Да, как-то… нет, — от неожиданности ответил Саша. А ведь собирался послать: заметил, что псих от мата морщится и вроде даже дергается, словно ему неприятно. Сектант, что ли? Или просто правильный? Вряд ли: правильные причесываются и не таскаются в темноте по болотам. — Жаль, — хмыкнул псих. — Было б чем ночью заняться. — Это ты о чем? — осторожно спросил Саша. Мало ли, чего ему в голову взбредет. Он, конечно, доходяга, но у них сил бывает немеряно, особенно в обострение. — Молился бы. А ты о чем подумал? Хихикает он. Смешно ему. Зубы скалит. А зубы какие-то… Псих захлопнул рот и опять подпер рукой подбородок. Саша на пробу попытался спустить ногу, но псих зашипел и снова оскалился, и стало видно, что зубы у него острые и ненормально белые. — Ну-ну, тихо! Всё! Сижу я, сижу! — Саша успокаивающе поднял руки. — Спокойно! Псих заржал. — Это он меня успокаивает! Ой, не могу! И вдруг со всех сторон зашумело, заухало, зазвенело по-девичьи и забухало, как будто хохотал великан. Псих смолк и скривился, как от зубной боли, а Саша крутил головой, не понимая, что происходит за деревьями, и куда бежать. — Вот же, принесло! Сиди! — шепотом рявкнул псих и ласковым голосом позвал: — Девочки! Саше показалось — туман распался на куски и двигается к ним, в полете принимая человеческую форму. Он моргнул и разглядел несколько девичьих фигур в длинных белых платьях. Рукава тянулись по траве, темные волосы шевелил ветер. Которого не было. — Какой красивый! — заговорила одна, а словно все сказали разом. И голоса у них были похожи, и лица. С лицами вообще делалось что-то непонятное: вроде стоит девушка, улыбается, но, стоит моргнуть, на ее месте уже вторая, хотя Саша мог поклясться, что они не двигались, только взмахивали руками. Саша бы решил, что ему снится, но рукав на мгновение шлепнул его по лицу и был настоящим — мокрым и противным. — Потанцуй с нами! Псих нахмурился и заворчал. Девицы подлетели к нему и заобнимали: — Лесенька! — Ну не жадничай! — Ну Лесь, можно? — Мы поделимся, правда! И снова обступили Сашу: — Потанцуй! — Пойдем! — А мы тебя выведем! — Что с ним, скучным, сидеть? То ли дело — с нами! Саша моргал, пытаясь понять, чудятся ли они ему, но лица менялись, рукава мелькали, мешая смотреть. На секунду он увидел лицо психа — напряженное и хмурое —и вспомнил «сиди!» — Нет! Девиц отнесло, словно порывом ветра. Они перестали болтать и смеяться, и Саша разглядел, наконец, что они разные. И очень сердитые, даже скалятся. Нужно как-то их успокоить: живые или не очень — девушки, когда злятся, способны на все. — Я не могу, — заторопился он. — У меня колено болит. Повредил недавно в спектакле. Еле ползаю, вообще. Краем глаза увидел, что псих немного расслабился, и добавил по наитию: — Посижу до утра, чего по темноте ковылять. Девицы переглянулись, рукав снова залепил ему лицо, а когда исчез, на полянке, кроме психа никого не было. — Молодец, — похвалил тот, поудобнее располагаясь на кочке. — Что это было? — Мавки. Про мавок Саша слышал. — А чего они одинаковые все? — Почему одинаковые? Разные. — А имена у них есть? Псих хихикнул: — Есть. Только какой же дурак тут настоящее имя скажет? Вот тебя как зовут? Саша открыл было рот, и замер. Так, значит? — Рома, — первое, что пришло на ум из ролей. — Ты гляди! — одобрительно восхитился псих. — Ну, меня ты знаешь. — Ага. А «в пальто» добавлять обязательно? — ну, кто знает, может это фамилия. Псих заржал. — Обойдусь. — Слушай, Лесь, а что вообще здесь творится? — А ты еще не понял, что в сказку попал? — поддразнил псих. — Ты, главное, не усни. — А то что? — А то съем. И это было совсем не смешно. И совсем не похоже на сон. Дальше сидели молча. Псих не двигался, только шипел, когда Саша шевелился на пне. Туман облепил его по плечи и тихо колыхался, как живая накидка. Саша смотрел и мечтал о куртке или пледе, а еще о чашке чая, удобной кровати, и чтобы его, наконец, отпустило. От неудобной позы болела спина, устали задница и ноги, а еще он замерз. И на психа — в рванине и босиком — смотреть было холодно. — Не спи! Саша дернулся и чуть не свалился с пня. Псих опять скалился, и зубы, вроде, стали длиннее, чем раньше. Саша потер глаза. — Может, я, все же, домой? — Ну, попробуй. Псих развел руками, приглашая идти на все четыре стороны, и Саша понял, что не рискнет. Какого черта он решил, что это полянка? Натуральное же болото — с кочками, ряской и чавкает. Бабуля говорила «дышит». Вот так наступишь на красивую травку, и нет тебя. — Соображаешь, — одобрил псих. — Ты бы занялся чем. Стихи почитай или спой. Петь умеешь? Саша вспомнил «кровь из ушей» и хмыкнул. — Немножко, вроде, умею. — Ну, спой чего-нибудь. А то совсем заснешь. — Слушай, — насторожился Саша, — а ты почему… вот это вот все? Спать мне не даешь, сидишь тут? Тебе же, вроде, выгоднее, чтобы я… А правда, с чего он решил, что должен слушаться этого психа? Может быть, наоборот, нужно делать все поперек? Встать, пойти… — Чего я тебе не даю? — забеспокоился псих. — Все я даю! Хочешь — спи, хочешь — пой. Саше в его нервной скороговорке послышался намек. — Ну, раз ты такой меломан… Саша на пробу спел «Ой, мороз, мороз» — тихо и кое-как: замерз и пить давно хотелось. Но психу понравилось. А, с другой стороны, у него что, большой выбор тут? Как ни гляди — Саша на этом болоте сейчас первый певец! — Чего смешного? — не понял псих. Саша отмахнулся и запел «Вечную любовь». Из-за деревьев снова показались мавки, но не приближались, просто зависли кусками тумана и чуть шевелили длинными рукавами. Псих сидел, открыв рот, и пялился восторженно и жадно. Саша вспомнил «съем» и сорвал ноту. Да что ж такое, а? — Утро скоро? — А? Что? — псих прищурился на луну. — Скоро. Еще спой? Первый сольник — на болоте. Кому расскажешь, оборжут, если в дурку не запрут. — Ладно, сам напросился. А он переживал, что к кастингу готовиться некогда. Вот и время нашлось. И место. И даже зрители есть. Вперед, Сашенька, представь, что это Питер. Последнюю ноту взял красиво, аж загордился собой, и чуть снова не свалился с проклятого пня, услышав вкрадчивое «Сидите?» Псих вскочил, вытягиваясь перед пожилым длинным мужиком, а заодно спиной загораживая Сашу. — Сидим. С этим псих разговаривал вежливо и уважительно, того и гляди начнет кланяться. — Опять тебе не повезло, да? — сочувствовал мужик. — Этот тоже сообразительный попался и с пня — никуда? — Ага. — А ты, значит, второй месяц голодный? Псих сгорбился и пожал плечами. — Бывает. — А давай, помогу, — предложил мужик и одним движением оказался за спиной психа, и прямо перед Сашей. — Здравствуйте, молодой человек. Как вас зовут? Псих из-за его плеча замотал головой. — ... Витя. — Очень приятно, Виктор. Вы, вероятно, из соседней деревни? Заблудились? — Да. Саша рассматривал мужика снизу вверх: какие-то странные сапоги, кажется с вышивкой, штаны плохо видно под удлинненым пальто старомодного вида, широкий пояс. Оригинал или ролевик? На руке блеснуло — перстень? — Саша присмотрелся и завис: у мужика были когти. Реально когти, как у древних вампиров в ужастиках. Саша уставился и не мог отвести взгляда. — Идемте, я вас провожу. Виктор? Вы меня слышите? С вами все хорошо? Посмотрите на меня. Где-то он читал. Или слышал. Или бабуля в детстве говорила, только Саша откуда-то совершенно точно знал, что, если посмотрит сейчас в глаза мужику — живым отсюда точно не выберется. Поэтому он зажмурился и замотал головой. — Ах ты, сука! — совсем другим голосом прошипел мужик. — Распустил язык? На звук удара и падения Саша глаза тоже не открыл, только потом, когда исчез давящий страх, а по морде снова ляпнуло мокрым, отважился посмотреть. Страшного мужика не было, псих сидел в луже, а вокруг суетились мавки. — Да, все нормально, девочки, — всхлипывая, уверял псих. — Подумаешь. Нормально. Он поболтал руками в воде, обтер лицо, потом утерся рубашкой. Она и так была грязной, а теперь еще и кровавые разводы остались. Сашу передернуло. — Ты как? — Нормально все, — повторил псих. — Нос разбил. Подумаешь. — А это кто был? Псих встал, отмахнулся от мавок и подошел почти вплотную. — Если в глаза ему не смотрел, значит, догадался. Знаешь, что? Надоело мне. Снимай рубаху. Саша был в футболке с рукавами. Она, конечно, нифига не грела, но снимать ее он совершенно не собирался, тем более, не зная, что этот псих стукнутый задумал. — Зачем? — Снимай, снимай! — хором заблажили мавки. И Саша потянул с себя футболку, только чтобы заткнулись и не сверлили мозг. — Ну? — Выворачивай. Пока Саша возился с одеждой, псих пошептался с мавками, и их словно туманом слизнуло. — Надевай теперь. И кроссовки переодень. Левую на правую поменяй. В голове опять что-то забрезжило. Все-таки где-то он про такое читал. — Поменял. — А теперь посчитай до пяти и вали вон в ту сторону. И всю дорогу матерись погромче. — Ну и заказы у тебя, — нервно хохотнул Саша, — то пой, то матерись, то раздевайся. — Вали, — угрюмо отмахнулся псих. — Некогда мне. И исчез. Вот только что стоял рядом, мрачный и встрепанный, и нету его. И даже тумана не осталось, словно с собой забрал. Саша зажмурился, досчитал до пяти и огляделся. Тропинка была прямо там, куда указал псих. И болото стало нормальной поляной, и посветлело уже. Саша слез с пня, осторожно попробовал тропинку ногой и поковылял в незашнурованных кроссовках не на ту ногу. Материться получалось без принуждения. Дома только скинул кроссовки и рухнул на кровать. Проснулся к обеду. Бабуля осуждающе покачала головой. — Лесь тебя, что ли, водил? Ушлепался весь, ровно в болоте купался. — Какой Лесь? — растерялся Саша. Откуда она знает? — Ну, леший, по-нашему. Лесовик. Да ладно, пошутила я. А ты не заболел ли, Сашенька? Лица на тебе нет. Саша и сам сомневался, не заболел ли он. Стянул футболку, вывернул нормально и пошел мыть кроссовки. Завтра домой. Народу было — море, номерков не хватало. У Саши сто восемьдесят седьмой, и это он еще не последний. «Всем привет!» — звонко сказали сзади. Саша вздрогнул и, оборачиваясь, сам на себя рявкнул: не может быть. От их деревни до Питера… Пол под ногами качнулся, и будто чавкнуло. Псих с номерком на пузе лыбился во все тридцать два — совершенно обычных — зуба и пялился прямо на Сашу голодным взглядом. Выглядел он нормальным, правда, одет во что-то несочетаемое, как будто секонд ограбил, и лохматый, зато не босиком и без дырок. — Ты тут откуда? Зачем? Псих пожал плечами. — Надоело в болоте сидеть. По морде каждый норовит. Тут всяко не хуже. Девочка со списками громко уточнила: — Сто девяносто девять — Ярослав Ба… Бая… — Я! — отозвался псих радостно. — Здесь! Девушка улыбнулась в ответ и поставила галочку. — Ярослав? Не Лесь? — удивился Саша. Его слегка отпустило. Псих, конечно, внезапен и хрен знает, откуда взялся, но, по крайней мере, фамилия у него есть. А когтей нет, и зубы нормальные. — Какой же дурак свое настоящее имя скажет? А так… что Лесь, что Ясь — невелика разница. Да, Витя-Рома? Псих ухмыльнулся. Блеснули зубы — Саше снова почудилось, что острые. Под ногами всхлипнуло, за окном пронеслись клочья тумана, по стеклу шлепнуло рукавом и пропало. — Саша. — Сто восемьдесят седьмой! — Удачи, Саша. В ушах девичьи голоса зашептали: «Удачи! Удачи!» Он что, и мавок своих приволок? Саша тряхнул головой и пошел на сцену. Чуяло его сердце, что псих не потеряется и не отстанет. Значит, еще поговорят. Ясь, Лесь, действительно, какая разница. Интересно, что у него за фамилия, что девица язык сломала. А он, вообще, умеет петь? Или просто приперся, не понял куда? Нужно остаться, послушать. Интересно же, блин. А в крайнем случае всегда можно футболку вывернуть и кроссовки переобуть. Плавали, знаем.