Солнце сгорает.

... Кажется, вся его одежда пропахала пылью, жарким городом, и типографской краской. И бумагой – бумаги в последние дни было много. Весь этот месяц, кажется, состоял из раскаленного асфальта, пыли, и запаха краски. И утопал в солнце, которое жарило так, что впору выходить из дома только под ночь. Все, чего хочется в такую погоду после очередного рабочего дня – встать под прохладный душ, а потом завалиться спать, прям так, с мокрой головой и в полотенце. Потому что завтра снова работать, потерять счет времени, когда все нормальные люди, кажется, разъехались по отпускам. И в Москве остались только такие же, как Илья и его сотоварищи. - …От тебя солнцем пахнет, Яшин. Борис подходит сзади, касается носом влажных после душа коротких волос, и легонько целует за ухом. Илья вздрагивает, и улыбается. - Звучит поэтично. Не привык он еще к этой немцовской нежности. И не подумал бы никогда раньше, что нежничать с ним будет оппозиционер, старше его на два десятка лет, а Яшин будет от этого так плавиться. Как девка влюбленная лет семнадцати, честное слово. Борис женщин тоже любит, но Яшина – по-другому, по-особенному. И от этого тоже по-особенному хорошо. И даже не верится, что такой же, если не больше, уставший от работы и от жары Немцов все равно находит на него время. Между работой в движении, в политике, в этот душный июнь. Приезжает к нему на квартиру, там же ночует, там же и дорабатывает какие-нибудь статьи. Иногда Яшину кажется, что это все навеянный жарой бред, ну не могут они быть любовниками. С такой-то разнице в возрасте и опыте. А потом убеждается в обратном. Немцов довольно заваливается на кровать, притягивает Илью к себе за талию, целует, гладит еще влажные после душа плечи. Тот прогибается навстречу, закрывает глаза, отвечая на поцелуи. Солнце садится, освещая комнату червонным золотом, таким теплым, приятным для глаз, и Яшину так спокойно, так хорошо. - Устал за сегодня? Илья мотает головой. - Вовсе нет. Ему кажется, что это он должен спрашивать о таком, он должен заботиться, а никак не Немцов, у которого вообще-то жена, дети, а с недавних пор ещё и Яшин. Хотя, Борис, наверное, всегда такой – если любит, то всех равноценно, всех искренне – и семью, и страну, и Яшина. Его переворачивают на спину, и спускаются поцелуями к шее, к ключицам. Немцов никогда не оставляет следов, не кусает до боли – все медленно, ласково, и от этого тело покрывается мурашками. Илья тихо выдыхает, гладит мужчину по кудрявым волосам. Немцов знает, что ему нравится, и спускается ниже, оглаживает ладонями талию, целует ребра и подтянутый живот. Когда он устраивается между разведенных ног, ласкает внутреннюю часть бедер, Яшин не выдерживает и пытается перехватить чужие руки. - Ты можешь?.. Он редко о чем-то просит, но Немцов и так все понимает – по потемневшим от возбуждения глазам и рукам, которые теперь вцепились в простынь. Когда в него осторожно, медленно толкаются пальцами, Илья стонет, но тут же пытается дышать спокойнее. Разнеженный от жары и духоты, чувствительный, с последними золотистыми лучами солнца, гладящими кожу – он выглядит потрясающе. Борис склоняется над ним, опираясь на свободную руку, и целует, едва покусывая, шею. Илья действительно пахнет солнцем, чем-то таким теплым, неуловимым, и каждый раз Немцов радуется, что он с ним. Что он что-то большее, нежели просто соратник или даже друг. Яшин же слегка сжимает чужие пальцы в себе, смотрит совсем поплывшим взглядом, и подается бедрами навстречу. Как бы он не смущался, вспоминая, что ему уже третий десяток лет, и до Бориса он вообще ни с кем и никогда, но лидеру «Солидарности» Илья позволяет, что захочется. Он вплетает пальцы в эти мягкие волосы с проседью, дышит тяжело, подставляется под поцелуи, и понимает, что этого все равно недостаточно. Немцов тоже – поэтому убирает пальцы, и одним, медленным слитным движением входит сам. Илья вздрагивает, но не от боли, обвивает ногами мужчину за талию, и прижимается плотнее. Максимально близко, кожа к коже, потираясь истекающим смазкой членом о чужой живот. - Сильнее, Борь. – на выдохе просит он, едва отрываясь от губ Немцова. Жарко, еще жарче, чем днем на улице, душно, как у окна в штабе, и это тяжелое тепло разливается по всему телу. Сладко прокатывается по позвоночнику, и Яшин крепче цепляется за плечи мужчины. Накрывает так же – сильно, жарко, и Яшин едва удерживается, чтобы не застонать в голос, едва не вцепившись зубами в чужую шею или губы. Ему всегда так хорошо с Немцовым, каждый раз, и наверное, поэтому кажется иногда, что все нереально. Уже потом он лежит, прижатый к его груди, уже практически засыпая. Борис медленно, лениво гладит его по коротко стриженым волосам. - Завтра вроде дождь обещали. - Что? - Дождь, Яшин. – тихо усмехается мужчина. - Духота такая всегда к дождю. Да уж, о погоде они в постели еще не разговаривали. К дождю – это хорошо. Это значит, работаться будет легче, и солнце не будет слепить через стекла окон, и в духоте помещений не так противно будет пахнуть только что распечатанными листовками. А вечер после дождя и вовсе будет замечательным. Прохладным, свежим. В такой не грех и прогуляться часик после работы. Илья довольно улыбается, подтягивается повыше, легонько целует в подбородок, в щеку. Наверное, примерно так в это лето и выглядит счастье.