Заметка

На улице давным-давно стемнело, а по окну стучит, аритмично, будто сердце старика, дождь. Но вечером у пресс-службы самая работа – разобрать то, что днем совершили (или, что важнее, не совершили) политики, военные, дипломаты, вникнуть в слухи и домыслы, бродящие по городу. Наконец, уловить запах настроения людей и с помощью букв сложить слова, которые смогут дернуть невидимые ниточки душ людских, поддержать жизнь, направить или утихомирить злость, влить любовь или ненависть. Максим Исаев водит пальцем по строкам макетов. А в коридоре слышны гулкие шаги. Секунда – и дверь распахивается, и в комнатушку, где всего-то два стола, два стула и один шкаф вмещается, входит Николай Иванович Ванюшин, начальник Исаева в отделе пресс-службы адмирала Колчака. Николай Иванович по виду раздражен – кидает вымокшую шинель на стул, начинает быстрыми движениями развязывать шарф. - У нас все так плохо? – спрашивает, улыбаясь, Исаев. Такая модель речи импонирует Ванюшину, и Максим знает об этом. Молодой ротмистр умеет чувствовать людей и знает, как нужно с ними говорить. - Это вы мне скажите, Максим, - ворчливо отзывается Ванюшин. Шарф отправляется вслед шинели. Ванюшин подходит к шкафу, открывает нижние дверцы, достает початый шкалик и рюмку. Оценивающе смотрит на шкалик и спрашивает у Исаева, - давно вы в запое? - Вообще не употреблял уже две недели, - Максим усмехается. – Но компанию составить могу. Ванюшин ставит рюмку ему на стол, сам берет вторую и быстро разливает в них водку из шкалика. Потом, ни говоря ни слова, выпивает, кривится, занюхивает рукавом пиджака. - Скажите мне тогда, что это за нелепость про «красных упырей»? Я только что был в типографии, читал образец завтрашнего номера. Максим, если вы не в запое, я бы советовал вам отдохнуть пару дней. Иначе как пьянством или усталостью я не могу объяснить этот ужас. Исаев медленно выпивает рюмку. Ему нужно время подумать – он надеялся, что Ванюшин сегодня в типографию не попадет. - Почему же ужас? – выдохнув, спрашивает Исаев. – Мне казалось, что такие истории, тем более от очевидцев, как раз придадут нашим солдатам уверенность. Сейчас они видят в комиссаре или в красноармейце человека, иногда даже симпатичного внешне и близкого им по духу человека. А в этой истории… - «После попадания двух пуль в грудь, он не упал, а кинулся вперед и сожрал ротмистра Похлебако заживо», - процитировал Ванюшин и покачал головой. – Оперетта, честное слово! - Вы самое главное не сказали, - снова улыбается Исаев. – «Бежал при виде серебряного креста». На прошлой неделе святые отцы как раз просили чем-нибудь воодушевить в вере паству. - Чушь это, Максим. Чушь и мракобесие, - не одобряет Ванюшин. – Ладно наш люд темный. Не просветили мы его за прошедшее столетие, за что нам всем варится в одном котле. Но газету нашу читают и союзники. И в Москве читают, будьте покойны. На смех поднимут большевики таких щелкоперов, как мы! - Вам не кажется, что мы слишком много думаем о мнении вокруг себя? – спрашивает Исаев серьезно. - И слишком мало концентрируемся на своих собственных надобностях. - Это не надобность, Максим, это дурость, - Ванюшин вздыхает. – Вы, я так понимаю, обещали этим «свидетелям», что опубликуете их вздор? - Обещал, - отвечает Максим. – Каюсь и посыпаю голову пеплом. - Каяться не надо. У вас есть чем заменить это? - Есть. Фельетон на тему социал-демократов. - Дайте почитать. Ага… Недурно. Гадость, конечно, но лучше, чем красные упыри. Пусть лучше на нас посмотрят, как на окостеневших дикарей, чем как на сумасшедших. Замените материал – и отправляйте в печать. А вашим «свидетелям» всыпьте по первое число – пусть научаться выдумывать нечто более правдоподобное. Ванюшин развешивает шинель на спинке стула, садится за стол и падает на сложенные руки – устал, а в редакции надо быть засветло. А Исаев спешно меняет макет. Кроме фельетона добавляет туда небольшую рекламу цирюльни на городской окраине. Места хватает, а средства любой газете не повредят. Когда в Москве после расшифровки текст этой рекламы ляжет на стол, там прочтут: «Москва. Дзержинскому. Проект «Цепеш» раскрыт раньше времени, результаты его неудовлетворительны. Необходимо немедленно, во избежание окончательного провала, прекратить над ним работу. 974»