Без света и тепла

И откуда по-пустому Долетел, донесся звук, Добрый, давний и знакомый Звук вечерний. Майский жук!

      — Серёженька, все же хорошо. Ну посмотри на меня, — Олег аккуратно поглаживает потускневшие волосы Серёжи и чуть приобнимает за плечи.       Серёжа сегодня сам не свой. Вчера целый день выла сирена, со всех сторон слышались взрывы и выстрелы, город бомбили не менее часто. Всех жителей в течение всего дня предупреждали, просили не покидать укрытия. Из всех отрядов сформировали несколько пар и групп, которые отвечали за определённые кварталы, они должны были несмотря ни на что патрулировать улицы и помогать людям. Олега и Серёжу, конечно же, по просьбе, поставили в пару. На своем квартале они и остались на ночь.       Серёжу весь день била крупная дрожь, но вчера он ещё мог её унять, перешагнуть через себя, сегодня же после первой бомбёжки он отказывался даже взглянуть в сторону улицы.       Всё, что Олег может, это сидеть рядом с ним на ступеньках в парадной их мёртвого дома и успокаивать всеми возможными силами. Да уж, последний апрельский и первый майский дни принесли мало хорошего.       — Серёж, ничего плохого не случится, — Олег осторожно касается рук парня, которыми он старался закрыть уши.       — Олеж, когда это закончится?.. — Серёжа шмыгает и поворачивается к мужчине. — Они уже который месяц бьются, а результа никакого!..       — Серёж, надо ещё немного потерпеть. Всё когда-нибудь обязательно закончится.       Олег с улыбкой заглядывает в лицо Серёжи и вздыхает, не наблюдая ничего кроме всепоглощающей паники. Нет, такими темпами они точно ни до какого конца войны не до живут.       — Хорошо, если ты не можешь успокоиться сам, тогда мне придётся тебе помочь, — Олег, наблюдая за вопросительным взглядом Серёжи, картинно медленно суёт руку под шинель и так же медленно достаёт из-под грубой ткани небольшую блестящую фляжку.       Олег до последнего придерживался правила, что если Серёжа будет что-то выпивать, то пусть это будут какие-то более изысканные напитки, но в наше время выбирать не приходится. Да и раз такое дело, когда и до разрыва сердца недалеко, то все способы хороши.       Волков откручивает небольшую крыжку и вкладывает фляжку Серёже в руки, а свою руку кладёт кладёт ему на спину.       — Пей, но немного.       Он тихо вздыхает и кивает, наблюдая, как Серёжа, недоверчиво обводя фляжку взглядом, дрожащими руками все же подносит её ко рту, делает первый глоток и, словно ошпаренный, отдаёт фляжку назад.       Олег аккуратно и легко похлопывает Серёжу по спине и убирает фляжку назад. Примерно этого он и ожидал.       — Ты же всегда был против пьянства, — Серёжа тихо кашляет и утыкается лбом в плечо Олега.       — Ну да. Так я и не пью. Это для подобных случаев, — Олег тихо усмехается и обнимает Серёжу. — Но я все ещё не хочу, чтобы кто-то из нас уподоблялся тем мужикам в отряде, которые только и делают, что пьют.       Олег чуть сильнее прижимает Серёжу к себе, когда совсем рядом снова слышится гул разрывов. Ему тоже уже надоел весь этот шум и гам, но что он может сделать? Ровным счётом ничего, от него здесь ничего не зависит.       — Ты уверен, что оставишь шаль в квартире? — Олег аккуратно попровляет волосы и тихо усмехается на уверенный кивок.— Ночи ещё холодные…       — Значит я заберу твою шапку, — Серёжа улыбается, прижимая дрожащие руки к своей груди. — Либо нарушу закон и буду спать, обнимаясь с тобой…       Проходит, наверное, около получаса, когда устанавливается полная тишина, а в ушах ничает звинеть. Неужели на сегодня все? Неужели снова можно выйти на улицу?       Олег аккуратно целует Серёжу в щеку, отпускает и поднимается до первой лестничной площадки, выглядывая в окно. Ямы в земле, лужи, трупы, которые ещё не успели убрать после зимы, и полное спокойствие.       Заметив, что, очевидно, ближайшие минут пятнадцать будет спокойно, Олег снова спускается и садится рядом с Серёжей. Выходить все равно пока не стоит.       — А я хотел сегодня бороду сбрить, — Олег вздыхает и проводит рукой по усам, снова изображая дядю Ваню, и улыбается тихому и короткому смеху Серёжи. Помогает все же водка, успокаивает.       — Знаешь, а я уже так к ней привык, что мне начинает казаться, будто она тебе идёт, — Серёжа делает серьёзное лицо, чуть отстраняется и прищуривается, будто бы оценивая внешний вид Олега. — Либо она тебе идёт.       Олег упирается локтями в колени и вздыхает, подпирая голову рукой. Эх, сейчас бы кипятка, да поспать, а то со вчерашнего утра присесть-то некогда было, о чем и говорить.       Когда по радио передают, что обстрелов больше не предвидится, город, кажется, оживает. На улице появляются первые люди и открываются окна булочных.       Олег с Серёжей тоже выходят на улицу, только вместо «Мостов», Олег предлагает парню буквально на минуту заглянуть в управление. Здание не функционирует с начала блокады, так что зайти может совершенно любой.       Волков аккуратно держит Серёжу за руку и ведёт по бело-синим коридорам. На втором этаже он толкает дверь с номером 14 и заходит, отпуская руку Серёжи.       Сам Серёжа останавливается возле входа и просто рассматривает два стола, стоящих друг напротив друга, шкафы для документов и книг, портрет Ленина и Сталина и четыре стула — по два возле каждого стола.       — Это..? — Серёжа делает ещё шаг внутрь и наблюдает за тем, как Олег открывает второй ящик левого стола и достаёт оттуда небольшую связку ключей.       — Это наш с Юлей кабинет. Редакция «Полярной звезды», — Олег с самым серьёзным выдом открывает шкаф, на секунду замирая и рассматривая то, что очевидно было в шкафу.       — Что там? — Серёжа подходит ближе, с интересом ныряя под руку Олега и тоже разглядывая шкаф. — Что не так?       — Газет нет… — Олег тихо и растерянно опускает руки и ещё раз осматривает полки.       — Волков, ты серьёзно? — Серёжа едва не всплескивает руками, но все же поворачивается к Олегу. — У нас война, блокада, а тебя волнуют газеты? Новые потом напечатаешь.       — Да нет, Серёж, ты не понял, — Олег неловко усмехается и берет пару папок. — Я в шкаф убирал только те газеты, где были статьи про тебя. Их обычно или другие редакции издавали, или Юля писала, а я их покупал и вырезал эти статьи, а тут остались те, которые я не успел вырезать…       Серёжа снова удивлённо округляет глаза и даже взмахивает руками. Ну а как он должен реагировать на такое?       — Подожди, то есть ты следил за мной по газетам? И долго ты этим занимался?       — Я не следил. Мне нравились фотографии, к тому же мне было интересно читать о твоих достижениях, — Олег закрывает шкаф, убирает ключ в ящик, берет папки и рукой приглашает выйти в коридор. — Ну и к тому времени, я уже понял, что действительно влюбился.       Серёжа выходит, минут пять обдумывает всю эту информацию, пока они с Олегом идут по коридорам, а после снова цепляется за его рукав.       — А как Юля узнала, что ты точно согласишься со мной встретиться?       — Она нашла папку, в которую я и складывал все это. Там, помимо статей про тебя и твоих фотографий, было и пара про других парней, но думаю, так она все и поняла… — Олег усмехается, вспоминая лицо девушки и те мучения, которые он пережил за три часа. — Ну а потом она решила меня пугать ей и законом, а потом уже я сам не мог отказаться от твоего общества.       Серёжу, совершенно довольного и улыбающегося, стоило просто видеть. Радовало и то, что в таком настроении Серёжа пробыл всю дорогу до «Мостов» и до тех пор, пока не был готов суп, находившийся теперь в их ежедневном меню, из каких-то одуванчиков, травинок и листочков. Листья и травинки сейчас жевали все, потому что теперь еда — все, что можно положить в рот. Все же, так было вкуснее, чем кипяток с кусочками ремней.       Их любимый ресторан радовал самыми разными новыми находками. Например, сегодня Ромка счастливый едва ли не выбежал из него со старой гармошкой в руках.       — Ну, мужики, кто играть умеет? Сейчас и отпразнуем День Интернационала!       Тишина устанавливается на секунду, после чего Серёжа поднимается и, улыбнувшись, выдыхает.       — Ну давайте я попробую.       Только взял боец трехрядку, Сразу видно — гармонист. Для началу, для порядку Кинул пальцы сверху вниз.       Позабытый деревенски Вдруг завёл, глаза закрыв, Стороны родной смоленской Грустный памятный мотив.       Серёжа, на секунду прекращает играть, задорно оглядывает отряд и подмигивает Олегу.       И, сменивши пальцы быстро, Он, как будто на заказ, Вдруг повёл о трех танкистах, Трех товарищах рассказ.       Задорно покачиваясь на месте и подпевая своей игре, Серёжа кивает Славке и Михалычу, которые звонко начинают его поддерживать. Как только слова в песне заканчиваются, Серёжа повторяет последние пару нот и переводит на новую мелодию.       Оглянулся молодцом, И как будто ту трехрядку Повернул другим концом.       Серёжа обходит по кругу отряд, будто придавая каждому того задора, с которым он сам играл и ходил. Наверное, это единственный день, когда в блокаде было что-то хорошее. Завершив свой круг, Серёжа останавливается рядом с Олегом и, улыбаясь, вопросительно ему кивает, на что мужчина, отказываясь, качает головой. Нога, раненная под Смоленском, вряд ли позволит ему танцевать.       Стоило бы, наверное, просто видеть, с какой живой радостью каждый военный делал, что мог, и танцевал, что хотел.       Чей кормилец, чей поилец, Где пришёлся ко двору? Крикнул так, что расступились: — Дайте мне, а то помру!       И пошёл, пошёл работать, Наступая и грозя, Да как выдумает что-то, Что и высказать нельзя.       Олег, улыбаясь, наблюдает за всем этим, изредка делая фотографии. А может иногда все же стоит поить Серёжу? Вон какой весёлый и смелый.       Серёжа сменяет один мотив другим, становится ещё веселее, когда к кругу товарищей добавляются дети и женщины с улиц. Наверное, это был первый день, когда город действительно оживал.       А гармонь зовёт куда-то, Далеко, легко ведёт. — Нет, какой вы все, ребята, Удивительный народ!       Серёжа заканчивает игру на высокой ноте и звонко смеётся. За ним смеются и все, кого уже привлекли на танцевальную площадку. Серёжа картинно кланяется, ставит гармонь на стол возле окон ресторана и садится рядом с Олегом, поправляя растрепанные волосы.       — Это где же мы такому научились? — Олег поворачивается к Серёже.       — Меня бабушка в деревню часто возила, а там какой-то дедушка и научил, — Серёжа складывает одну ладонь в другую и довольно усмехается. — Тебе понравилось?       Олег кивает и закуривает, наблюдая за весело беседующей и не собирающейся расходится толпой. Вот уж действительно праздник!       После таких танцев суп кажется ещё более вкусным, а кипяток ещё более расслабляющим.       Олег все время внимательно наблюдает за тем, как Серёжа разговаривает со всеми, смеётся над шутками и травит байки. Если так пойдёт и дальше, то Олег начнёт ещё раз влюбляться в этого чудесного человека.       Серёжа на секунду оборачивается к Олегу и, улыбнувшись его внимательному взгляду, заигрывающе подмигивает.