Плач о смерти Нингаль

— Нингаль!!! Нет. Нет, нет, нет, нет. Она не должна пострадать. Она должна быть в порядке. Она должна жить. Жить полной жизнью, смеяться, радоваться, улыбаться. Он зря появился в ее жизни снова. Лахаму, он же знал, знал, что своим присутствием поставит ее под угрозу. Что ей причинят боль из-за него, опять. Он веками защищал ее, тысячу лет держался подальше, лишь бы она была в порядке. Он уже потерял ее однажды, если ее снова не станет, он… Он точно найдет способ убить одного из Пяти. Почему, почему он решил, что настал момент, когда они снова смогут быть вместе? Потому что Великая Тиамат скоро проснётся? Потому что Энки явно ослаб и уже не сможет победить Кингу? Какая чушь. Энки уже давно нашел способ подчинить его, еще 1000 лет назад: угрожать жизни его любимой женщины. Подонок всегда знал, что Нингаль была его слабостью. Причинить ему боль через нее всегда было проще всего. Тысячу лет назад он выторговал ее жизнь в обмен на свою верность. Стал пресмыкаться, словно ничтожный пес. Он предал свои идеалы, предал все, во что верил, предал Тиамат… Но всегда считал, что это того стоило. Жизнь Нингаль для него — бесценное сокровище. Ради нее он разорвал бы на части весь мир. Лахаму, если бы она не была такой упрямой, такой неразумной, такой… смелой и верной… Он смог бы уговорить ее встать на сторону Энки, бросить его и жить счастливой жизнью, пожиная заслуженные лавры. Кингу умер бы за Тиамат, а Нингаль осталась повелительницей Ура. Но этого не случилось. Она не послушалась. Она никогда никого не слушала. Кингу не было в городе, он готовил армию анунаки. А Нингаль была вынуждена в одиночку отбивать атаку Энки на Ур. Он никогда не простит себе этого. Он оставил ее одну, без защиты. Он увел войска к Тиамат и оставил любимую женщину в городе. Он готовился оборонять Вавилон. Но Энки не зря назван мудрейшим из Пяти. У Тиамат душа неуязвима, а сердце твёрже камня и холоднее льда. Она уже не знала других чувств, кроме бесконечной ярости и ненависти к своим детям. Ее генерал — другое дело. Он горел бесконечной любовью и страстью к единственной дочери Энки. И она, о горе, отвечала ему тем же. Нингаль выбрала Кингу, отвернулась от отца, отдала все своему мужу. А он бросил ее. Он не… Он не верил, что Энки сотворит подобное со своей собственной дочерью. Позже, на протяжении веков, он поймёт, что у Энки в сердце даже крупицы тепла к своим детям нет. Но тысячу лет назад Нингаль была его единственной дочерью, разве она не была достойна и капли сострадания со стороны отца? Энки атаковал Ур, когда они не ждали. Он разрушил город, уничтожил храмы, спалил до тла дворец Кингу. А Кингу не успел. Он прибыл только к закату, обезумевший от страха и горя. Он мчался впереди своей армии, надеясь, что его возлюбленная еще жива. Он не видел знаков, не слышал предупреждений. В его голове была лишь мысль: «Спасти. Только бы успеть ее спасти.» Небольшой авангард Кингу попал в засаду на пути к городу. Его войны были разбиты, а сам Кингу был взят в плен и доставлен в Ур и брошен к ногам Энки, словно мусор. Даже спустя 1000 лет он ясно помнит произошедшее тогда. О, он все помнит, с ясностью, словно это произошло только вчера, и с яростью, что никогда не затихнет в его сердце. Кингу привели во дворец, принадлежавшей его жене. В полуразрушенном зале, на полу, что был завален обломками расписных стен и мраморных колонн, его заставили встать на колени и склонить голову. Он стоял на коленях, его шею сжимали двое магов, не давая поднять головы, не позволяя увидеть безобразную сцену, что творилась в доме его супруги. Когда же наконец его отпустили и он поднял взгляд, он узрел Энки, восседающего на троне его Госпожи. Сама Нингаль, избитая, окровавленная лежала в его ногах, в шагах десяти от Кингу. Она была бледна как смерть и почти не шевелилась. Ее прекрасные рыжие волосы были красны от крови. Ее одежда была разодрана в клочья, уже совсем не покрывая наготы. Если бы не мягкое движение ее обнажённой груди и поток слез, текущий рекой по ее щекам, если бы не пристальный обеспокоенный взгляд ее мягких карих глаз, Кингу бы подумал, что она уже умерла. Кингу и так был вне себя от бессильной ярости, но увидев, что сотворили с его обожаемой женой, его глаза заволокло туманом хаоса. Он был готов уничтожить всех и вся вокруг, лишь бы его прекрасная Нингаль не знала больше такой боли и такого унижения. Но она, увидев его взгляд, прошептала, едва слышно: — Н-не надо, Кинго… Все хорошо… Все будет хорошо… С ее губ текла кровь, ее изломанные пальцы дрожали, видно, изнемогая от желания дотянуться до мужа. О, верная Нингаль. Даже будучи на грани смерти от избиений и пыток, она готова защищать своего отца, даже ценой собственной жизни. Ублюдок, он не достоин своей милостивой дочери. — Нингаль, ты разочаровала меня, — Энки сидел на троне, облокотившись на руку, с таким скучающим и слегка раздражённым видом, словно наблюдал за стайкой надоедливых насекомых. — Тебе была дарована такая сила, такая власть! И ты решила разделить ее… Вот с этим. Он махнул рукой в сторону Кингу, а на лице отобразилась гримаса отвращения. — Он не маг, он даже не человек, он… Мерзость, порок Хаоса. И ты, моя дочь, полюбила такого? Он — шавка у ног Тиамат, и он никогда не знал других чувств, кроме собачьей верности. Думаешь, он любит тебя? Он не способен на любовь. И он был с тобой, только потому что Тиамат позволяла ему. Кингу хотел сказать ему какую-нибудь гадость, но Нингаль опередила его. — Т-ты ничего не знаешь… Ни о Кингу… Ни о любви. кха… На выдохе она закашлялась кровью. Кингу дёрнулся к ней, будучи не в силах смотреть, как она страдает, и ничего не делать, но его остановили стоявшие сзади маги. Энки со скукой посмотрел на дочь, и нравоучительным тоном, словно любящий папа несносному малышу, сказал: — Я живу дольше тебя, дитя. Я знаю любовь. Без любви в моей жизни не было бы тебя. За много лет он не осчастливил тебя ребенком. Так ли сильна его «любовь» к тебе? Кингу почувствовал себя уязвленным. От злости он так сильно стиснул челюсть, что почувствовал во рту привкус крови. Он обожал свою Госпожу. Он мечтал подарить ей все звезды и Луну с небес. Он хотел сделать ее самой счастливой на свете. Но у него был долг. А в мире все больше зрело недовольство, которое теперь вылилось в войну. Они просто не могли в такой обстановке завести ребёнка. Они говорили об этом. Нингаль это понимала. Ведь так? Но Нингаль лишь плотно сжимала губы и молчала. Кингу чувствовал, как внутри что-то сжалось от тоски. Он знал, как его жена была одинока в его отсутствие. Он знал, как она мечтала о ребёнке. Но он надеялся, что они смогут дождаться мира. Тогда он смог бы жить в Уре, не уезжая. Это не честно, что все обернулось вот так. Но все же Нингаль молчала, а Кингу не знал, как посмотреть ей в глаза. Энки же победно усмехался. Тут Госпожа резко закашлялась, по подбородку потекла свежая кровь. Ее тело били судороги. Глаза Кингу расширились от страха, в груди зарождался неподдельный ужас. Нет, он не мог ее потерять, только не ее! — Ублюдок, она умирает! — кричал он на Энки, не в силах вырваться. — Помоги ей! Энки даже не взглянул в его сторону, продолжая смотреть на страдания Нингаль. — Она сама виновата в своих мучениях. Ей не стоило поддаваться своим чувствам. От любви к тебе она потеряла голову. — Она твоя дочь! — И что? — он все же перевел взгляд холодных как лед глаз на Кингу. — Она растратила свой дар на тебя. Теперь она для меня бесполезна. Нингаль тряслась в припадке, из ее ран текла кровь, она стонала от боли. Ее глаза потеряли свою ясность, она уже не видела Кингу. А Кингу видел ее, видел, что ее жизнь ускользала сквозь пальцы. И его трясло от страха потерять ее. Он посмотрел на Энки, бесстрастно смотрящего на медленную гибель девушки. — Разве не ты только что говорил о любви?! — О любви к ее матери — да. И то, это было много лет назад. Кингу не находил слов. Он, чудовище, созданное Тиамат из Хаоса, не знающий ни жалости, ни сочувствия, умоляет живого, умеющего любить мага, о сострадании к собственной дочери. Но он был в отчаянии. Нингаль была его серебряным светом, его утешением, ее любовью и миром. Если он потеряет ее… Если она умрет… Что от него останется? Обыкновенная псина, как и сказал Энки. Потому он умолял: — Спаси ее. Спаси ее, я умоляю. Я сделаю все… Кингу осекся на последнем слове, но привлек внимание Энки. Тот посмотрел на него более внимательно и заинтересованно: — Сделаешь все, что я скажу? Он привстал с трона. Изящным шагом спустился по ступеням. Перешагнул тело Нингаль, даже не замарав кровью полы одежд. Приблизился к Кингу. — Ты и вправду любишь мою дочь, это отрада для моего отеческого сердца. Но ты же понимаешь, что я попрошу много в обмен на ее жизнь. — Да, я понимаю. Кингу был готов на все ради Нингаль. — Ты отвернёшься от Тиамат. Ты встанешь на нашу сторону. Ты поведёшь мои войска против анунаки. Ты будешь предан и безропотно верен, и только тогда я пощажу Нингаль. Глаза Кингу расширились от шока. Он ожидал всего, но… Заставить его сражаться на его стороне? Предать Тиамат? В этом нет чести, о которой так любят говорить маги и люди. В этом нет никакого практического смысла: Энки сам непревзойдённый генерал, и его соратники ему в мастерстве не уступают. Зачем Кингу ему нужен? Тем более живым… — Зачем я тебе? Возьми мою жизнь в обмен на ее, к чему тебе моя верность? Энки недовольно поджал губы. — Я не могу забрать твою жизнь. Я не могу тебя уничтожить. Она, — он рукой показал в сторону Нингаль, невесело усмехнувшись. — Она об этом позаботилась. Сердце Кингу пропустило удар. Нингаль… Когда-то она поделилась с ним силой. Она дала ему человеческую форму, своей магией закрепила эксперимент Тиамат в живое существо. Ее магическая сила в сочетании с его Хаосом… Это дает ему такое великое могущество? — Кингу… Слабый шепот жены отвлек его от мыслей о прошлом. Он взглянул на нее. Она уже не билась в конвульсиях. Ее взгляд был уставшим, затравленным, но ясным. Сердце Кингу замерло. Он знал, что она прощается. — Кингу, не надо… Оставь… Пустое… Как он мог? Она его жена. Он клялся быть с ней рядом, но бросил одну в опасности. Он не мог без нее существовать. Любовь к ней превышала любую его верность. Потому, не отводя глаз от своей прекрасной Госпожи, он тихо произнёс: — Я… Я согласен… Энки, видно, не ожидал, что уговорить такого отважного и стойкого мага как Кингу будет столь просто. Он слегка наклонил голову от удивления. Потом его губ коснулась издевательская улыбка. — Хн? Я не расслышал, скажи еще раз. Громче. В глазах Энки плескалось такое омерзительное удовольствие и такое чувство собственного превосходства, что Кингу едва сдержался, чтобы не плюнуть ему в лицо. — Я СОГЛАСЕН! — закричал Кингу, теперь глядя Энки в глаза. — Теперь помоги ей, прошу. Маг удовлетворенно склонил голову, как бы выражая свою милость. — Хорошо. Энки подошёл к распростёртому на полу телу дочери, наклонился, слегка подогнул ноги. На мгновение его лицо зависло прямо над лицом Нингаль. Кингу физически ощутил, как его жена вздрогнула от отвращения. Будь иной способ, он бы никогда не позволил этому гнусному предателю так смотреть на нее. Энки не замечал (или делал вид, что не замечает) чувств Нингаль. Он коснулся двумя пальцами ее лба и что-то прошептал. Вокруг них заструилась магия, гладкие края волн светились бело-голубым светом. Вода нежно плыла рядом с девушкой, едва касаясь, потом, словно осмелев, обняла ее всю, нежно и трепетно обволакивая, словно родную дочь. Вот уже и ярко-рыжие волосы Нингаль оказались скрыты под синевой воды. Энки все это время не переставал шептать заклятие. Но вот он смолк и убрал руку, потом неспешно встал и отошёл на два шага назад. Вода, лишённая проводника, сначала застыла, словно ледяная, а затем распалась и расплылась по комнате, обливая всех находящихся рядом. Лишь Энки оставался сухим — вода словно не решилась коснуться хозяина. Тела Нингаль не было. Она исчезла. Кингу в шоке уставился на мокрый пол, где минуту назад истекала кровью его любимая. Затем с яростным криком рванул вперед. Маги, что стояли сзади, попытались схватить его. Но Кингу словно обезумел. Он потерял контроль. Сдерживаемая ранее сила хаоса вырвалась наружу, черно–фиолетовые всполохи магии окружили его, не позволяя дотронуться. Незадачливый маг, не успевший одёрнуть ее вовремя, завопил от боли, пытаясь освободить конечность из паутины хаоса. Когда ему это удалось, он завопил уже не от боли, а от ужаса — болеть на руке больше было нечему. Она была словно обглодана, выжжена до кости. Второй маг смотрел на эту картину с раскрытым ртом. Вид обезображенной конечности вызывал тошноту, но он просто не мог отвести взгляд. Даже магия огня вряд ли способна так чисто обнажить кость. Несчастный солдат никогда еще подобного не видел. Он рискнул медленно перевести взгляд на существо, сотворившее подобное, вокруг которого все гуще разрастался странный чёрный туман. И обомлел. Ничего даже отдалённо человеческого в этом не было. Это было длинное, покрытое белой чешуёй чудовище, с вытянутыми и болтающимися как верёвки конечностями, с выпирающими изо рта гигантскими клыками. Большего маг был вынести не в силах. Он с криком бросился прочь, а его искалеченный собрат бежал следом, спотыкаясь об обломки камней. Энки даже не повел глазом в сторону сбежавших подчинённых. Он хмуро и настороженно следил за существом, вопившим, словно от жуткой боли. Он не спешил убегать — истинный облик Кингу был ему хорошо знаком. Но тот не преображался уже несколько веков — с тех пор как Нингаль подарила ему человеческое тело. То, что это произошло сейчас, было… не хорошо. Чудовище наконец обратило на мага свое внимание. Черный омут дьявольских глаз неотрывно следил за фигурой мужчины. Оба они не смели пошевелиться: Энки не смел спровоцировать противника, а Кингу только того и ждал. Маг попытался неспешно отступить, но на третьем шаге запнулся о камень, и не очень элегантно замахал руками. Кингу бросился на него, словно бык, растравленный красной тряпкой. Он резко подскочил и длинной сильной рукой отбросил Энки словно тряпичную куклу. Маг отлетел на десять метров и еще несколько метров катился по полу, пачкая свои богатые светлые одежды в пыли и грязи. Он видно сильно ударился головой об пол — в платиновых волосах мелькнул красный отблеск крови. Кингу больше не ждал. Он подошел к магу, схватил его за волосы и поднял его над полом, заставив их глаза быть на одном уровне. Затем он сильным и резким ударом прижал того к стене и сомкнул на шее ладонь. Энки чувствовал как острые когти царапают нежную кожу. Одно неловкое движение — и он умрёт, захлёбываясь кровью. — ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?! — проревело чудовище. Энки открыл рот, чтобы ответить, но вместо слов смог выдавить лишь жалкий хрип. Кингу слегка расслабил руку и потребовал: — ГОВОРИ! Энки поднял на него глаза и, борясь с саднящей болью в горле, просипел: — Она… Не мертва … — ТОГДА ЧТО С НЕЙ?! — Я спрятал ее… В царстве… Эрешкигаль… От неожиданности Кингу выпустил шею Энки из рук. «Нингаль… В царстве мёртвых?» Энки мешком упал на пол. Потирая изувеченное горло рукой, он сел на колени и посмотрел на ошеломленного демона. — Ты думал, я выпущу ее из рук? Да и к тому же… Она умирала. Ее дух потихоньку рассеивался. Она ушла бы в небытие. Отправить ее к Эрешкигаль — единственный способ спасти ее. Кингу не проронил больше ни слова. Туман, окружавший его, постепенно начал рассеиваться. Его чешуя начала отслаиваться, ноги и руки становились короче. Лицо уже не напоминало морду дикого зверя. Он вернул свой человеческий облик. Его ноги, словно не выдержав вес тела, подогнулись. Он упал на колени, едва успев вытянуть руки, чтобы не удариться головой об пол. Так и застыл — словно преклонившись перед поднявшимся уже Энки. Молчал. Энки стоял и смотрел на него. Смотрел неотрывно. Потом его поджатые губы разомкнулись. Теплый сиплый голос словно ручей обволакивал зал. — Так для нее будет лучше. Кингу сглотнул подкатившую к горлу тошноту. Дрожащим голосом сказал: — Я… Больше ее не увижу. Взгляд Энки стал сочувствующим и приторно-ласковым. Словно он сожалел. Словно не он оказался в итоге победителем. — Она тебя забудет. В конце концов. Только память мешает душам переродиться. Когда-нибудь она вернётся к нам. Его голос стал тверже: — Я клянусь, с ней ничего не случится. Пока ты верен мне, она будет в порядке. ……… Кингу сидел, пытаясь привести в норму сбившиеся дыхание. «Это не реально. Это прошлое. Уже не исправить.» Видеть, как Никкаль ранят, было невыносимо. Он словно снова оказался в том разрушенном зале. Словно смотрел как вновь умирает его жена. Кингу сглотнул, пытаясь перевести в порядок мысли. Нингаль умерла тысячу лет назад. Попала в царство мёртвых. Не так давно ее дух рассеялся. Энки держал это в тайне почти тридцать лет. Но Кингу все равно узнал. Так все и началось. Бывшему генералу Тиамат нечего было уже терять. А теперь появилась она. Снова женщина. Снова безумно смелая и упрямая. Он наступил на те же грабли. Но Никкаль не его жена. Лахаму, он даже не помнит, как она выглядела. Была ли она похожа на юную волшебницу? Или была другой? Он помнит только ее огненно-рыжие волосы. Прошло слишком много лет, чтобы ясно представить себе все остальное. Лицо Никкаль и лицо Нингаль в его голове словно наложились друг на друга. Он заново переживал все забытые чувства. Вновь ощущал канувшие в лету страхи. Лахаму, она была у Энки! Она стояла с ним лицом к лицу! Ее наставник — сын этого мерзавца! Если бы он знал, как она дорога Кингу, то не выпустил бы ее из рук. Это могло стоить ей жизни. Нет, он больше не повторит той же ошибки. Он не потеряет её, не оставит. И он убьет Энки и остальных — так, чтобы даже их тени не оскверняли земли, на которой живёт его новая любовь.