***
Джи лепечет в своем манеже, полностью погрузившись в мир плюшевых игрушек. Пухленькие пальчики сжимают небольшого жирафа, которого ей подарил Альберт, и игрушка издает писк, который раньше был фразой «Я тебя люблю». Телевизор включен, ведущий в выглаженной голубой рубашке уже несколько минут читает новости, то и дело передавая слово репортерам, но, даже сидя на диване и в упор глядя на экран, Бак понятия не имеет, о чем они говорят. Он крепко сжимает в руках телефон, время от времени переводя взгляд на открытый Мессенджер. Бак (20.43): Перезвони мне срочно. Бак (20.43): Нам нужно поговорить. Бак (20.44): Почему ты не отвечаешь? Бак (20.44): Я уже звонил двести раз, скоро начну сходить с ума. Бак (20.45): Где ты? Доставлено. Прошло уже почти два часа, но после пятнадцати звонков и еще кучи сообщений он так и не дождался ответа. Джи давно пора спать, но Бак эгоистично, вероятно, использует ее для снятия напряжения. С ней весь мир будто замирает — в этой детской невинности будто исчезают все проблемы: нет серийных убийц с комплексом бога, нет тоски по чему-то, чего у него никогда не было. Нет тяжелого камня неверных решений на душе. Мэдди поймет. Поймет, потому что сама видела, как он убеждал себя в принципе «стерпится» — вот-вот, еще немного, и любовь перестанет казаться отчаянной мерой, навязанным чувством, словом, которое Бак все время использовал, чтобы убедить других в искренности к своей девушке. Ей он сказал об этом всего раз, да и то в ответ, но другим — с десяток. На душе гадко. От боли, потому что предают ли так доверие тех, кого любят? И от собственного лицемерия, потому что не сыграл свою роль верного парня в этом затянувшемся спектакле. Он щелкает пультом, чтобы, наконец, избавиться от десятков незапоминающихся лиц, и берет на руки крошку Джи-Юн, и та тянет к нему ручки, обвивая их вокруг его шеи. Она утыкается носом ему в шею, и он чувствует ее теплое размеренное дыхание, переходящее в сонное сопение. Ему хочется держать ее на руках вечно и не отпускать — маленький комочек счастья, по которому он истосковался за те полгода, что она провела с Чимни в Бостоне. Он не винил никого: ни Джи, ни Чима, ни, тем более, Мэдди. Чтобы помочь другим, нужно сначала помочь себе, так? Мэдди помогла себе. И Бак очень надеялся, что Мэдди скоро придет. И поймет. И поможет. Сестра будто поджидает за дверью, потому что как только Бак укладывает Джи в ее кроватку и накрывает зеленым одеяльцем с цветами, она появляется на пороге, но уже не такая встревоженная, как несколько часов назад, когда она только уезжала в больницу. Он коротко кивает ей, не зная, что сказать, потому что все те слова, что он тщательно подбирал, пытаясь выразить все свои чувства, внезапно вылетели из головы. Но этого оказывается достаточно, потому что она ведет его на кухню и молча заваривает чай из большой коллекции Чима. Несколько минут они сидят в полной тишине, если не считать едва доносящегося шума с улицы. — Чим в порядке? — наконец, спрашивает он, хотя понимает, что вопрос не имеет смысла, потому что в ином случае ему бы уже позвонил кто-нибудь из команды. Мэдди кивает с грустной улыбкой. — Его оставили на ночь, чтобы убедиться, что не будет никаких последствий. Карен сказала, что он хотел сбежать сразу после осмотра и капельницы. — Она осталась с Хен? — Да. Я тоже хотела остаться, но Чимни отправил меня домой к Джи. — Ты же знаешь, я могу забрать ее на ночь или переночевать здесь, и ты бы… — Бак. Твердый голос сестры заставляет Бака оторвать взгляд от чашки чая, которую он держал в ладонях как сокровище, и посмотреть на нее. Мэдди понимает, и Баку снова хочется протянуть ей мизинец и почувствовать, как она обвивает его своим. — Чим и Хен рассказали мне, откуда они взяли след на Джону. И про обещание тоже. Ты уверен, что… — Ты любишь его? — внезапно слышит собственный голос Бак и понимает, что ответ ему не нужен, потому что он его уже знает. И пусть он произносил те же слова, которые вот-вот сорвутся с губ Мэдди, значение у них никогда не было одинаковым. — Очень люблю. Она отвечает без колебаний.***
Бак принимал много неверных решений за свою жизнь. Начиная с детства, когда пытался получить хоть каплю внимания от родителей и в процессе вредил себе физически и психологически, и заканчивая вчерашним днем, полным тщетных попыток отрицать очевидное о том, что около года назад его жизнь свернула не в то русло. Он был уверен, что утром сможет взвесить все за и против, понять, не ошибается ли он снова, не смотрит ли на ситуацию под неправильным углом, но сон так и не наступил, оставив его ворочаться в кровати почти до самого рассвета, чувствуя от белья запах кондиционера, которым пользовалась Тейлор. По правде говоря, ему совсем не нравился лимонный запах, и он часто зарывался носом в свою подушку, которая по какой-то причине пахла не так сильно, но он… боялся сказать об этом девушке, чтобы какой-то кондиционер не стал очередным «диваном преткновения» в их отношениях. Очередным. Бак уже не знает, чего ждать дальше. Он не чувствует себя счастливым, не чувствует себя спокойным и точно не чувствует себя как дома в своей же квартире, где вещи исчезают без его ведома и заменяются на совершенно новые, которые он никогда в жизни не видел. Ему кажется, что даже температура понизилась, и он вздрагивает, внезапно почувствовав себя чужаком. Рука непроизвольно тянется к телефону, лежащему на тумбочке, и Бак видит несколько пропущенных сообщений от Эдди, пришедших сразу после его возвращения в квартиру. Эдди (00.13): Привет, Бак. Хотел сказать, что мы с Крисом вернемся уже завтра вечером. Не сиди допоздна, чтобы встретить нас в аэропорту, хорошо? У тебя же смена на следующий день. Эдди (00.14): Точнее, мы вернемся сегодня, я уже отвык от разницы во времени с Эль-Пасо. В любом случае, хотел узнать, не зайдешь ли ты к нам позавтракать завтра перед сменой? Крис соскучился, у него для тебя даже подарок есть. Ответь утром, окей? Ты, наверное, сейчас спишь, так что спокойной ночи. Больше всего Баку хочется нажать на кнопку и позвонить Эдди, услышать его голос и, может, спросить совета. Просто поговорить, рассказать о книге, которую он недавно прочитал, послушать про абсолютно точно случившийся спор с отцом. Он не знает, почему не звонил прошлым вечером. Наверное, был так погружен в собственную глупую драму, что забыл, и от этого на сердце как-то неспокойно, словно он предал Эдди. У них было что-то вроде традиции, появившейся после цунами и усилившейся в исполнении после разговора о завещании, — созваниваться, если работают в разные смены или находятся на большом расстоянии друг от друга, чтобы дать знать, что оба в порядке. Бак внезапно понимает, что не разговаривал с Эдди с тех пор, как отвез их с Кристофером в аэропорт. Он смотрит историю звонков — ничего. Пролистывает сообщения чуть вверх, но последнее, которое ему отправил Эдди, это «Еду домой» после похорон Клодетт. И с него прошло практически два дня. Два адских дня, во время которых из головы Бака вылетели двое из самых важных людей в его жизни. Он чувствует себя предателем. Палец почти дергается над кнопкой звонка, но Бак закрывает диалог с Диазом и вместо этого смотрит, не приходили ли другие сообщения. От Тейлор все еще ничего. Он ворочается в постели почти до семи утра. Сон свое так и не берет, так что он начинает заниматься тем, что лучше всего отвлекает от тяжелых мыслей — уборкой. В мыслях всплывает воспоминание о том, как год назад в свой выходной он до состояния стерильной больницы вычищал дом Диазов, пока Кристофер был в школе, а Эдди лежал в коме в больнице. Каждая полочка, все полы, все книги, коробки и другие вещи — к вечеру, когда Карла привезла Криса домой, все блестело и пахло «Альпийской свежестью», кроме одной комнаты. Спальня Эдди осталась нетронутой, потому что Бак не нашел в себе смелости туда зайти. За все то время, что они были друзьями, он заходил в нее, кажется, всего пару раз, предпочитая оставаться в коридоре, даже если сам Эдди был в комнате и продолжал разговаривать из нее с Баком. Ему всегда казалось, что она была слишком пустой — кровать, тумбочки, шкаф и лампа — и не отражала Эдди Диаза, но при этом слишком личной, будто дневник, на страницах которого написаны мысли невидимыми чернилами. Он знает, что с Эдди помимо него там была только Шеннон — Ана ночевала в ней одна во время отключения электричества в городе, а вместе они оставались только у нее или в отеле. Почему Эдди решил, что должен поделиться этой информацией — для Бака все еще загадка. Бак фанатично вытирает полотенцем ложки во второй или третий раз, когда телефон, наконец, звенит, оповещая о новом сообщении. Тейлор (09.35): Со мной все в порядке, на работе завал. К вечеру буду дома. Дома. «Еду домой». Баку кажется, что его душа разрывается на части, но он блокирует телефон и продолжает уборку. Он несколько раз перебирает книги — сначала в алфавитном порядке, затем по цвету. Разделяет видеоигры на взрослые (Эдди любит вестерны, что неудивительно. Бак подозревал, что в душе он всегда останется ковбоем) и детские, пытаясь вспомнить, когда Кристофер в последний раз был в этой квартире и играл с ним. Он вытирает пыль с листьев на растениях и два раза меняет одинаковые стулья за кухонным столом местами, но гложущая тревога все никак не проходит. Несколько раз подрывается позвонить, но сам не знает кому. Смотрит документалку про круизные судна, затерявшиеся в океане. Снова вытирает кухонный стол. Переставляет лекарства в шкафчике в ванной, теряясь во множестве косметических средств Тейлор и случайно роняя одно из них. Звонит Мэдди, чтобы узнать о состоянии Чимни и поболтать с Джи-Юн, и игнорирует ее вопросительный взгляд. И только ближе к ночи, когда все дела переделаны дважды, а то и трижды, и он сидит за столом, сжимая в руках пустую чашку с незаваренным чайным пакетиком, распахивается входная дверь и появляется Тейлор. Бак не смотрит на девушку, но краем глаза все равно замечает, что одежда на ней не та, в которой он видел ее в последний раз. — Привет, — наконец, произносит она, закрыв дверь и подойдя к нему сзади, но не касаясь, и Баку кажется, что он слышит неприятные ядовитые нотки в ее голосе. — Где ты была? — спрашивает он почти шепотом, поднимаясь со стула и встав напротив нее. Хоть Бак и смотрит на нее сверху вниз, но чувствует себя ничтожно крошечным. — На работе, я же написала, — отвечает она как ни в чем не бывало и продолжает смотреть на него с вызовом. — Да, двенадцать часов назад, — он закатывает глаза. — Что ты сделала? — О чем ты? — Ты прекрасно знаешь, о чем я, — Бак хмурится и чуть отступает, скрещивая руки на груди. Ему кажется, что сердце начинает биться безумно быстро, но он ничего не может с собой поделать. — Я рассказала историю, о которой у меня была информация, — Тейлор поджимает губы, не сводя с него взгляд, и Бак вздрагивает от дискомфорта. — И я имела на это полное право. — Не имела! — внезапно срывается он и отворачивается к окну, опустив руки и сжимая их в кулаки, пытаясь обуздать бурю в груди. Он слышит, как Тейлор за его спиной фыркает, и с легкостью представляет ее выражение лица, даже не поворачиваясь. В голове почему-то появляется Эдди, театрально закатывающий глаза. — Я журналистка. Моя задача – освещать происходящие в городе события. Ты хочешь, чтобы я бросила работу из-за твоих желаний и убеждений? — Ты обещала, что не будешь делать репортаж, — он снова разворачивается к ней и ударяет ладонью по столу, и Тейлор даже не дергается, тоже скрестив руки на груди и приподняв одну бровь. — Это была конфиденциальная информация. — А ты обещал мне верность, так что похоже, что мы оба не умеем сдерживать обещания. Бак замирает. Впервые за очень долгое время ему кажется, что он проснулся от затянувшегося кошмара с ясными мыслями и четким осознанием того, какое будущее он хочет. С кем он хочет будущее. — Это какая-то месть? За поцелуй? — его голос дрожит, и Бак неосознанно отступает в сторону лестницы. — Я тебя умоляю, ты же знаешь, что я не опустилась бы до мести, — Тейлор снова фыркает и недовольно качает головой, поправляя прядку, выбившуюся из слишком идеальной прически для человека, который сутки не появлялся дома. — Знаю ли? — неуверенно спрашивает он и разворачивается, чтобы подняться по лестнице. Бак слышит стук ее каблуков, следующий за ним, садится на кровать и видит, что Тейлор стоит напротив него, все еще не сводя взгляд. — Что, прости? В ее голубых глазах больше нет недовольства, осталось лишь удивление и чистый гнев, который вот-вот обрушится на Бака. Больше всего на свете ему хочется, чтобы голубые глаза стали карими, а квартира превратилась в дом с уютной кухней, где всегда стоят три разные пачки хлопьев, в холодильнике есть его любимая содовая, а по вечерам на диване появляется плюшевое бежевое одеяло, которое, как клянется Эдди, вовсе не с его кровати. Ему не хочется спорить, не хочется ругаться. Он хочет слышать, как хохочет Кристофер, когда Бак дразнит Эдди из-за его готовки, несмотря на то что его кулинарные навыки заметно улучшились. Он хочет спонтанно приехать к Диазам и увидеть горящий фонарь на крыльце, означающий, что его всегда ждут дома. Но он знает, что если не расставит все по своим местам прямо сейчас, то останется в этом замкнутом круге навечно. — Я видел, как ты разговаривала с Люси на прошлой неделе в больнице, — наконец, произносит Бак. — Какое она имеет отнош… — он видит, как на лице Тейлор отражается осознание и практически жалеет, что сказал это. Но гораздо больше жалеет, что не сказал раньше. — О Боже! Ты поцеловал ее? Ты поцеловал ее и не сказал, что видишься с ней каждый чертов день? — Я… Ты же говорила, что не хотела знать! Ему хочется ударить себя по голове. — Ты хочешь сказать, что я виновата? Тейлор практически срывается на крик. Она ходит вокруг кровати, и Бак почти чувствует, как вибрирует пол от ее злости. В какой-то момент она берет с тумбочки одну из их немногих общих фотографий в рамке и несколько секунд смотрит на нее, прежде чем опустить на место стеклом вниз. — Нет. Бак вздыхает и закрывает лицо руками, трет глаза, чувствуя подступающую головную боль. Он знает, что в ванной от нее нет таблеток, потому что в хаосе последних событий он совершенно забыл их купить. Как и молоко. И книгу, которую уже месяц хотел прочитать. Он опускает руки. — Нет. Я не отказываюсь от своей ошибки. И не перекладываю вину на тебя. В этом и есть разница между нами. — Какая еще разница? — Разница в том, что я совершил ошибку и жалею об этом. А для тебя это закономерность. И ты никогда не отступишь. С плеч будто свалился тяжелый груз, и Бак, наконец-то может дышать. Это похоже на ту самую точку, которую он давно должен был поставить, но не решался. Собирал все свои чувства в кучку и запихивал их в самый дальний уголок сердца, чтобы ненароком не выпустить. Он надеется, что больше слов не будет. Не будет криков, возмущений, только понимание того, что так лучше для них обоих. Бак поднимается с кровати, достает из шкафа спортивную сумку, где лежит его рабочая форма — ее нужно было постирать еще вчера, но это тоже совершенно вылетело из головы. Среди кучи цветных пиджаков Тейлор он даже не пытается найти свои, кладет только спортивные штаны, футболку, которую случайно оставил на кровати во время уборки, несколько пар носок и боксеры. — Что ты делаешь? — раздается голос Тейлор. Он снова ошибся. — Собираю вещи, — он лишь мельком смотрит на нее, но видит, как девушка закатывает глаза. — Из-за одного репортажа? Бак резко отпихивает от себя сумку и снова становится напротив нее. Тейлор, несмотря на низкий рост, смотрит на него свысока, чуть склонив голову вправо, будто наблюдая за интересной зверушкой. — Не из-за одного репортажа. А из-за того, что я слепой наивный дурак, который не хотел остаться один. Меньше всего на свете Бак ожидал услышать смех Тейлор, который перестал казаться красивым и звучал словно издевательски. — Что это значит? — Это значит, что ты не изменилась и не изменишься, как бы я ни пытался себя в этом убедить. Это значит, что я доверял тебе, хотя не стоило. — Ты тоже не оправдал мое доверие. Баку хотелось бы сказать, что он почти не помнит тот вечер. Не помнит соль на губах Люси, вкус маргариты и громкую музыку в баре. Не помнит, как краем глаза заметил Хен, болтающую с Рави и понял, что пора бежать. Но это была бы ложь, а ему надоело врать. В том числе себе. Он помнит гадкое ощущение, которое испытал, когда оказался на улице, а потом в такси, рассказывая Хен о случившемся. Помнит, как ненавидел каждую секунду своего вранья, ненавидел свой поступок, ненавидел себя. И больше всего ненавидел то, что представлял другого человека, и этим человеком вовсе не была его девушка. — Это тоже причина, по которой я ухожу. Тейлор молча наблюдает за тем, как он копошится в прикроватной тумбочке, сам не зная, что пытается найти. Это похоже на пытку, но он не хочет сдаваться и не хочет смотреть на нее, потому что знает, что больно будет всем. — И куда ты пойдешь? — Куда-нибудь. Можешь оставить квартиру. Я же лишил тебя жилья? Больше этого не повторится. Возможно, это прозвучало мелочно, но Бак не жалеет. Он надеется, что Тейлор поймет и уйдет вниз, чтобы он мог найти все, что ему понадобится в ближайшее время, пока не заберет оставшиеся вещи, и собраться с мыслями, летающими в голове с бешеной скоростью. Руки трясутся, поэтому он продолжает копошиться, чтобы не выдать свой очередной нерациональный страх, пока не хватает зарядку от телефона и оранжевую баночку с таблетками от тревожности, которую всегда хранил рядом с кроватью и некоторое время назад перестал использовать. А зря. — Ты пойдешь к Эдди? Баку не нравится, куда клонит этот вопрос. — Может быть. — Ну, разумеется. Он замирает и, наконец, смотрит на нее, но Тейлор отворачивается и отходит на другую сторону кровати, глядя в окно, где уже совсем темно и из-за облаков едва пробивается луна. Звезд в Лос-Анджелесе совсем не видно, только за городом, куда однажды Бак ездил в поход с Эдди и Крисом. — Что значит «разумеется»? — То, что ты всегда бежишь к нему, когда у кого-то из вас проблемы. Образ Эдди, сжимающего в окровавленных руках биту и судорожно глотающего воздух из-за рыданий, до сих пор преследует Бака каждый раз, когда он закрывает глаза. Его разбитые и поцарапанные стены, сломанная лампа и свисающая с потолка гардина — Бак хочет сесть на ближайший самолет до Эль-Пасо, обнять Эдди и никогда его не отпускать, хоть ему и стало намного лучше. Он чувствует гнев, ярость; желание громко и драматично хлопнуть дверью и никогда сюда не возвращаться борется с позывом закричать и снести все вокруг ураганом. — Я должен был бросить его, когда он страдал? Должен был бросить Криса? — цедит он сквозь зубы и видит, как ее лицо искажается. — Я тебя не прошу бросать его. Но ты обещал мне, что мы будем работать над отношениям, а сам будто переехал к ним. На секунду воцаряется тишина. — Похоже, что мы оба не умеем сдерживать обещания. Бак замечает на полке у перил несколько своих любимых книг и молча складывает их в сумку вместе с зарядкой, таблетками и фотографией с Эдди и Крисом с полки. Еще одна висит у него на холодильнике, но он знает, что сегодня потратил уже все силы и хочет просто выбраться, сбежать и исчезнуть, скрыться в безопасном месте, где постоянная боль перестанет его преследовать. Они оба молчат, когда он закрывает сумку и спускается к двери, вновь слыша за собой шаги Тейлор. Она так близко, что он чувствует запах ее парфюма, и Баку кажется, что у него начинает кружиться голова. — Он не будет любить тебя, — внезапно раздается ее голос. Бак разворачивается, чтобы в последний раз взглянуть на нее, снимает с крючка ключи от дома Эдди и вешает ключи от квартиры, не сводя с Тейлор глаз. — Он не даст тебе той любви, в которой ты так нуждаешься. — Зато он будет в этом честен. Он открывает дверь и, наконец, уходит.***
Бак около получаса сидит на парковке у ближайшего магазина с открытым окном и закрытыми глазами, вдыхая ночной воздух с нотками бензина и скошенной где-то неподалеку травы. Слушает шум от машин и музыку, раздающуюся из гипермакета. Мимо него проходит смеющаяся толпа, обсуждающая, на какой фильм пойти в кино, а Бак просто хочет дышать. Он не может вспомнить, когда начал задыхаться в собственном доме, когда оказался в оковах, в которые сам же себя заковал, но точно знает, что давно не чувствовал себя таким свободным, как сейчас. Он может поехать к Мэдди, потому что знает, что она посмотрит на него с улыбкой, сделает чай и обнимет, но уверен, что она сейчас с Чимни, а Бак не хочет нарушать их идиллию, потому что уверен, что они скоро снова будут вместе. Он не хочет вторгаться в счастье Хен и Карен, Бобби и Афины, и в итоге понимает, что есть лишь одно место, куда его тянет сердце, поэтому открывает глаза, заводит машину и начинает путь. На крыльце Диазов не горит фонарь, потому что дома никого нет, и Бак не может заставить себя зайти внутрь и включить его, так что он сидит на ступеньках и теребит в руках ключ. Он помнит тот день, когда Эдди дал его ему. Это было через пару дней после цунами, когда Диаз впервые привел Кристофера, чтобы Бак снова посидел с ним. Они сходили в зоопарк, поели мороженое, успели на последний сеанс какого-то мультфильма в кинотеатре, а когда вернулись в квартиру, Эдди уже ждал их с теплой едой из доставки и новой видеоигрой. Когда Крис начал дремать, Эдди взял его на руки, направился к двери, но вместо того, чтобы сразу уйти, без слов достал из кармана ключ и протянул его Баку, улыбнувшись. Только этот жест помог ему начать путь к прощению себя. Он думает о том, что ему придется забрать ключ от квартиры у Эдди, когда к дому подъезжает такси и из него выходит Диаз собственной персоной, обходит машину и достает сначала сумку с вещами, которую сразу бросает на тротуар, а затем спящего Кристофера. Эдди замечает Бака только тогда, когда тот подходит к нему и устало улыбается, чувствуя ком в горле и подступающие слезы. Эдди снова не произносит ни слова, лишь передает ему на руки Криса, а сам поднимает сумку и направляется к дому. Он открывает входную дверь, пропуская Бака со спящим мальчиком, а затем заходит сам, сразу включая фонарь на крыльце. Бак видит его свет в окне, когда возвращается в гостиную из комнаты Криса, уже сладко посапывающего под одеялом с динозаврами. Эдди сидит на диване, выжидающе глядя на него, но, когда Бак не произносит ни слова и не двигается с места, он похлопывает по месту рядом с собой, призывая его сесть. — Все в порядке? Бак невесело смеется. — Я вроде как ушел от Тейлор и теперь мне негде жить. Эдди слегка поддевает его локтем. — Ты же знаешь, что у тебя всегда будет дом здесь. Бак кивает и улыбается, в этот раз искренне. — Ты знаешь, — продолжает Эдди, — я тут ремонт затеял. Не хочешь помочь? Нам обоим будет гораздо уютнее в комнате, где стены в целости. Баку кажется, что земля уходит из-под ног, и он, широко распахнув глаза, смотрит на Эдди, пытаясь понять, правильно ли он услышал. — Ты же не думал, что я дам тебе спать на диване? — Эдди тихо смеется. — Он, конечно, неплох, но не для постоянного сна. Эдди снова улыбается, когда Бак опять кивает, ему хочется, чтобы эта улыбка не сходила с лица Диаза никогда. — Если ты дашь мне что-нибудь из одежды. — О, у меня для тебя кое-что есть. Эдди поднимается с дивана и направляется в сторону комнаты, взмахнув рукой, чтобы Бак пошел за ним, и в этот раз они оба заходят в нее, но Бак больше не чувствует, будто вторгается в личное пространство Эдди. Диаз недолго роется в комоде, прежде чем достать синевато-зеленую толстовку, которую Бак забыл у него пару месяцев назад после ночевки и так и не забрал, и протянуть ему. Бак сжимает ткань в руках несколько секунд, а затем снова смотрит на улыбающегося Эдди. — Ты все это время хранил ее у себя? — Возможно. Бак и правда дома.