раскалëнные

      Брюс знает, каково это — затягивать пояса. Брюс так живëт, если быть честным. Он честен с людьми, насколько это возможно в его положении, честен с собой. Не до конца, как выяснилось, потому что думал, что подчиняется запрету — привязываться к людям. Уэйн безумно дорожит Альфредом: он ни за что не скажет ему это вслух, но каждый взгляд, жест, сухое «спасибо, Альфред» равны благодарности за все те дни, что он был рядом, за безмолвную поддержку и молчание, когда — Альфред всегда чувствовал — нужно было. Он не назовëт Пенниуорта отцом, но в глубине души знает, что с этой миссией — самой важной, наверное, для него самого за последние годы, — он справился превосходно. Уэйн дал себе установку — беречь и больше никому так не доверять.       Брюс себя изучил, он уверен. Он абсолютно точно не думает о Селине — все его мысли о деле, о чëртовом Загадочнике и чëртовом Пингвине вместе с крысой и Фальконе. Фальконе… Отец Селины, приложивший руку к смерти его отца. Забавно выходит. И снова она. Эта девушка совсем внезапно на голову свалилась, ураганом унеслась, оставив за собой помутневшую воду. Брюс так и не понял до конца, да и, наверное, не поймёт никогда, откуда в ней столько абсолютно безбашенной отваги и куда она вся помещается, уживаясь с эмоциональностью и хрупкостью. Уэйн полагает, что Кошку она выбрала не просто из любви к этим созданиям: она грациозная, соткана из стали и красных нитей, решительная и непредсказуемая. За свою жизнь Бэтмен разгадал столько загадок, продолжает заниматься этим, когда на кону жизни, но Селина… Селина и хотя бы приоткрытая створка в еë внутренний остаётся непостижимой. Он знает только лишь, что она такая же точно — израненная, искалеченная, но заново встававшая, восстававшая буквально из пепла, но всë равно чуточку живее него. У неë-то есть жизнь за этим костюмом, а он настолько с ним слился, что уже и не скажет, насколько ничтожно мало осталось от Брюса.       «Я буду рядом» — будто знает, что ей тоже нужно было это услышать.       Это ведь правильно — заботиться о том, кто в этом нуждается. Селина посылала его куда подальше и убеждала, что в состоянии за себя постоять, но внутренне кое-что, бьющееся в груди и не дающее покоя, умоляло его говорить-говорить-говорить, не умолкая, чтобы Селина не забыла: она не одна.       Брюс действует как механизм, на автомате, и, согласно его рассуждениям, именно поэтому его так заботит, что еë могли ранить его слова о Фальконе. Девушка сняла линзы и отключилась — они знакомы всего ничего, но он уверен, что она бы не отреагировала так без особо веской причины. Мужчине и правда важно, что она почувствовала.       Брюс Уэйн знает, что нужно уметь прощать. Он умеет извиняться. Брюс, но не Бэтмен. В бронированном костюме, за которым он чувствует себя самим собой гораздо увереннее без опасности связанным с Брюсом людьми, ему удивительно легко даëтся, казалось бы, простое:       — Прости, я был неправ.       Он видит изменившийся взгляд Селины — у него сейчас точно такой же, ни больше ни меньше. Так-то ничего особенного: Бэтмен лишь извинился за ложное предположение — сболтнул лишнего. Извинился перед девушкой в латексном костюме кошки, перед грабительницей — ну чокнутая же. Брюс знает еë имя, подругу и теперь ещë немного о родителях. А ещë он узнал, что у неë когда-то неправильно срослась лучевая кость — там есть искривление, он нащупал его тогда, в самую первую встречу.       «Сумасшедшая», — проносится в его голове, когда Селина, заглядывая в его глаза, мягко и коротко целует его губы.       Она даже имени его не знает. Он теряется, когда эта безбашенная женщина, проведя подушечками пальцев по резине, не снимает маску, а снова смотрит в глаза и очерчивает его щетинистый подбородок. Теперь он знает вкус еë губ. Она ушла, а Уэйн, чувствуя фантомные касания, облизывает губы и жалеет, что не ответил. В голове сразу проскальзывает мысль, что он невыносимо слаб и уязвим, потому что позволил себе в это погрузиться — подумать только — будучи в костюме. Внутренние противоречия мешают, конечно: он разрывается между не понятно откуда взявшимся желанием позвать еë и продолжить начатое, но чувство долга возвращает его в реальность: там Загадочник кромсает людей по очереди.       Селина. Брюс говорит ей, что они ввяжутся во всë вместе, но как только она прыгает с крыши, он понимает: не вместе. Селина. Найти, защитить, спасти даже — одной ей там точно не выжить. Брюс несëтся сломя голову в клуб, попутно отчитывая себя самого за то, что пути назад нет — она ему гораздо важнее, чем просто человек, которого нужно спасти. Он слышит стук собственного сердца в ушных перепонках, чувствует пульсацию крови под кожей, но ему не до этого — она там одна, в комнате с двинутым опасным отцом, который легко сможет еë убить. Успеть. Несмотря ни на что успеть. Не дать убить и умереть самой. Брюс выхватывает пистолет из еë дрожащих рук и сжимает еë пальцы, стараясь успокоить. Да, человек под маской, которая наводит ужас на половину населения города, приводит в чувство напуганную, разгневанную и утопавшую в адреналине девушку. Он борется с желанием прижать еë к себе крепко-крепко, подхватить еë на руки и унести подальше отсюда — желательно, даже не на крышу, чтобы она отдохнула от этого кошмара.       Она вынесла достаточно. Хватит с неë. Слишком много для одной. Брюс не знает, как ей сказать о том, что он хочет разделить еë боль — своей достаточно, конечно, но еë — другое дело.       Второй раз еë поцелуй не даëт ему провалиться в небытие. С ног поднимает еë сдавленный крик. Брюс не вспомнит даже, откуда в нëм столько сил появилось вмиг — взял у организма в долг, не иначе; пока Гордон шокированным взглядом осматривает псевдо-Загадочника, Уэйн делает шаг к Селине и обеспокоенно осматривает еë с ног до головы. Плевать, что маска глаза не скрывает. Даже хорошо — пусть видит, что он тоже живой человек, раз уж большего он поведать не может. Прыгнув вниз, он поднимает глаза и встречается с еë взглядом: она искренне не понимает, что он задумал, но Брюс видит в еë глазах страх. Она боится за него? Он делает вдох и собирает силы, чтобы отрезать трос одним движением. Он должен сделать так, чтобы никто не пострадал. Мужчина может упасть на что-то острое, твëрдое — он знает прекрасно, безусловно; Брюс не хочет, чтобы Селина видела его смерть.       Ничего ещë не закончилось. Ни-че-го. Город наполовину затоплен, люди в ужасе, в отчаянной панике. Селина уезжает отсюда куда подальше, и Брюс еë желание понимает — в глубине души даже разделяет, но если только с ней на двоих. Он видит в еë глазах сожаление и уверенность в том, что она собирается сделать. Она не хочет покидать Готэм без него — настойчиво зовëт его с собой; но так будет правильно — он нужен людям. Они связаны необъяснимыми незримыми нитями, но на большее сейчас, конечно, не способны — построенное на руинах имеет все шансы обрушиться. Оба взрывные, непокорные, с неподъëмным грузом чувства вины за плечами, но притянутые друг к другу мощнейшим магнитным полем. Брюс хочет попросить еë кое о чëм. Он хочет сказать тихое «останься» больше всего на свете, но шум позади – из города – возвращает. Скажет – он пропал вместе с ней. Он уже тонет в глубине еë глаз — так близко, в нескольких сантиметрах. Уэйн целует Селину сам, одной рукой прижимая еë к себе ближе — ещë, ещë ближе — за талию, словно она всë-таки снова сбежит; девушка отвечает на его напор, углубляя поцелуй и касаясь единственного доступного ей участка кожи — его щëк. Мужчина это с усилием исправляет — перчатки должны сидеть плотно. Селина, прикрыв веки, накрывает его руку на своей шее пальцами, мягко огладив. Брюс замирает, ощущая себя где-то очень далеко отсюда и вмиг словно уменьшаясь вместе со всем остальным миром.       — Обещай, что вернëшься, — он знает, что положительный ответ, скорее всего, не получит.       — Ты же знаешь, что не могу, — она выдыхает и отстраняется, закусив губу, но всë-таки поднимает на него глаза.       Ей хочется и одновременно не хочется знать, кто под маской, но прикосновение его ладони до сих пор ощущается на коже. Она понимает, что нечто неуловимое, но ярко ощущаемое обоими, существующее эфемерно — благодаря его маске отчасти. Селина уверена: под ней человек с огромным сердцем, исполосанным шрамами.       — Я приду, когда пойму, что нужна, — Селина не уточняет, кому, зачем и, конечно, когда именно.       Брюс просит еë быть осторожнее и понимает, что он не оставит мысли о ней. Он влип, кошмарно влип — нет смысла отрицать. Селина кивает и обращает последний взгляд на Готэм. Они, не сказав ни слова, вместе доезжают до самого дальнего выезда из города и глушат моторы на развилке. Брюс сдерживает свои обещания, потому не даëт себе слово не смотреть ей вслед — еë удаляющийся мотоцикл мелькает в зеркале заднего вида, а он глаз не отрывает. Для еë безопасности никаких средств связи и информации о еë местонахождении. Уэйн найдëт, если захочет, конечно, но еë слова набатом звучат в голове. В еë роду были кошки — она решает сама.       Трëх поцелуев и спасëнных друг другу жизней хватило, чтобы Брюс, каждый день проезжая по этой трассе, вспоминал вкус еë губ и непредсказуемый вихрь — Женщину-Кошку.