Любовь, мечты и боль похорони, Теперь твоё единственное счастье — Шуршать воспоминаний шелухой. — Оскар Уайльд, Désespoir
Оливия никогда не понимала, почему то ужасное место, где она проводила свои «лучшие годы», называлось Эдем. Да, неподалёку находился прекрасный сад, который трудно было не назвать райским, но жизнь здесь была полна мучений. Эдем был безупречен, и поэтому от его обитателей требовалось то же. Ровная спина, белоснежные рубашки, чёткое произношение, приятные манеры, лёгкая улыбка — какая-то фальшь была в этом всём, но соблюдение правил было главным условием терпимого существования: их наставница, скупая на похвалу, строго следила за уставом и предписаниями. Оливия привыкла смиренно выполнять задания и следить за своим обликом, из-за чего, бывало, её прилежность подмечали как высшее качество, которое должно быть у девочки, но всё внутри неё противилось этому. Любовь Говон — единственное, что облегчало жизнь Оливии в Эдеме. Прогулки по саду в свободное от занятий время, быстрые поцелуи, пока никто не заметил, нежные улыбки — всё это помогало девушке держаться. Она не могла поверить, что судьба подарила ей близкого человека, и, хоть ей бывало сложновато высказывать свои чувства, она старалась делать всё, чтобы её возлюбленная знала, что её ценят. Говон была нежной и мечтательной девушкой: она размышляла об их свадьбе, о том, какие цветы посадила бы в саду, если бы ей разрешили это сделать, как она назовёт свою собачку или кошечку — грёз, охватывающих всё её существо, было множество. Её легко было впечатлить красиво сказанным словом, зарождающим новую, ещё большую мечту. Иногда это было мило, но временами Оливия, сама далёкая от фантазий, беспокоилась, как бы они не завлекли девушку не туда. И всё же жизнь шла своим чередом. Занятия всегда проходили одинаково: Оливия старалась вникнуть в книгу, которую они читали, бросая взгляды на свою девушку; Говон витала в облаках, вполуха слушая речи наставницы; также с ними были Ив, время от времени тяжко вздыхающая, и Чу, нетерпеливо качающая ногой, за что ей делали замечания. Пожелтевшие страницы старинного сборника Поля Верлена, над которым склонилась Оливия, пахли пылью. Держа карандаш в руке, девушка готовилась отмечать тропы, обратить внимание на которые стоило при разборе стихотворений. Наставница, сидя за своим столом с книгой в руках, как раз зачитывала одно из них: — Пред Красотой её, достойной созерцанья, Мой Разум над собой совсем утратил власть; Как в храм, моя Любовь в её Воспоминанья С надеждою войдёт, чтобы в сумерках пропасть. Оливия украдкой посмотрела на Говон, печально уткнувшуюся в сборник. Её ресницы, устало прикрывавшие глаза, были непередаваемо красивы. Поправив волосы, та выпрямила спину: наставница закончила читать и теперь им необходимо было высказывать свои наблюдения. Оливия, отрываясь от любования девушкой, попыталась взять себя в руки и включиться в работу. — Каким предстаёт перед нами образ возлюбленной в этом стихотворении? — начала наставница. Все замолчали, пригнув голову и надеясь, что их не спросят. Женщина хмыкнула. — Ив, ваши мысли? — обратилась она к одной из учениц. — Ну… эта девушка, гм… — начала та. Однако её прервали: — А теперь сначала — без звуков-заполнителей. Ив пристыженно потупилась: звуки-заполнители — непростительная ошибка на их занятиях. Пока она пыталась собраться с мыслями, Говон коснулась колена своей соседки под столом и, когда та повернулась к ней, прошептала: «Сад?» Оливия сразу поняла, что та имела в виду. Когда они закончат разбирать стихотворение, их отпустят на пару часов, и это было отличной возможностью побыть на природе вдвоём. Девушка кивнула, с трудом сдерживая улыбку. — Что вы можете добавить, Оливия? — внезапно спросила её наставница. Ученица растерянно моргнула: что успела сказать Ив? на чём они остановились? — Некоторые слова в стихотворении написаны с большой буквы, — попыталась ответить она. — И что же автор хотел сказать этим? Оливия рассуждала неуверенно: во-первых, поэзия давалась ей хуже прозы; во-вторых, теперь она предвкушала прогулку по саду с Говон. Остаток урока она просидела в грёзах, но наставница, к счастью, не обратила внимания на её рассеянность. Когда занятие окончилось, Ив и Чу ушли в одну из гостиных, а Оливия и её подруга поторопились на прогулку.***
Майский сад, раскидывавшийся под окнами дворца, благоухал, греясь в лучах солнца. Пели птицы, и отчётливее всего слышался треск дроздов-рябинников, предупреждавших гуляющих: не подходите к нашим гнёздам, мы умеем постоять за себя. Проснувшаяся крапивница порхала над кустом шиповника, выбирая цветок с самым вкусным нектаром. Оторвать глаза от этой прекрасной картины было сложно, и девушки, идя по тропинке в сторону одинокой яблони, росшей в дальнем уголке сада, молчали, робко держась за руку. Подходя к дереву, они ускорились. Это было их любимое место: в жаркие дни здесь всегда дул приятный ветерок и листва заботливо защищала от солнцепёка; да и наблюдать за тем, как бело-розовые цветочки за лето перевоплощались в кислые зелёные плоды, было интересно. Сейчас яблоня легко держала ветви, усыпанные ароматными соцветиями. Остановившись под ними, Оливия крепче сжала руку своей девушки и закинула голову, любуясь деревом. В такие мгновения всем, что было в её жизни, становились тёплая ладонь в её ладони и тишина, нарушаемая щебетом птиц и биёнием её собственного сердца, — а большего её и не надо было. Хоть и ненадолго, но ей удавалось сбежать от строгой наставницы, скучных уроков поэзии, вечных вздохов Ив… Если бы не это, то, наверное, девушка давно бы сорвалась. Оливия повернулась к Говон. Та тоже смотрела на дерево, и взгляд её был мечтательным и нежным. Отпустив её руку, Оливия встала на цыпочки и, притянув к себе нижнюю ветвь, сорвала с неё розовое соцветие. Слегка наклонившись к девушке, она попыталась вложить его ей за ухо, что не далось ей с первого раза. Говон хихикнула, поправляя цветы, и, удостоверившись, что поблизости никого нет, быстро поцеловала подругу в щёку. — Спасибо, — улыбнулась Говон. — Так жаль, что скоро этих цветов уже не будет, — смущённая, Оливия сменила тему, стараясь не смотреть в глаза девушки. — Тебе не нравятся яблоки? — удивлённо поинтересовалась та. — Не то чтобы не нравятся, — пожала плечами Оливия, — яблоки вкусные, но они… тяготят дерево, что ли? Как мысли тяготят человека. — Мысли бывают разными, — заметила Говон, — от некоторых ты, наоборот, витаешь в облаках — разве это плохо? Её девушка поджала губы: — Иногда облака превращаются в грозовые тучи. Но ладно. Чувствуя, что ни к чему хорошему этот разговор не приведёт, Оливия махнула рукой, показывая, что его пора заканчивать. Неловко помявшись, подруги присели под яблоней, не беспокоясь о том, что пыль и сухая кора могли испачкать их одежду, за что им достанется от наставницы. Говон положила голову на плечо Оливии, и та почувствовала знакомое умиротворение, которое дарила ей девушка. Прикрыв глаза, она на время забыла о том, что скоро им придётся вновь вернуться к обычной жизни во дворце Эдема, и думала лишь о том, как была счастлива здесь, под ветвями цветущего яблоневого дерева.***
Когда девушки вернулись во дворец, безлюдные комнаты и высокие потолки снова заставили Оливию почувствовать себя крошечной и ничтожной в сравнении с громадным зданием. Говон шла чуть впереди, порой оборачиваясь и одаряя её поддерживающей улыбкой, но чем ближе они были к классу, тем отчётливее слышался строгий голос наставницы, что не могло не пугать. Остановившись неподалёку от дверей в комнату, подруги встревоженно переглянулись: кого-то отчитывали, и заходить сейчас было худшей затеей. — …поэтому требую воздержаться от таких грязных слов и выражений! — заключил женский голос, полный отвращения. Последовало покорное «больше не повторится», ещё пара реплик, и из класса с презрительным видом вышла Ив. — Что стряслось? — тихо спросила её Говон. — Я сказала, что Поль Верлен — это х… — провинившаяся бросила взгляд на комнату позади, — …хороший поэт. Всего-то. Не дожидаясь слов сочувствия, Ив фыркнула и зашагала к окну. Оперевшись о подоконник руками, она уставилась на сад, сосредоточенно вглядываясь во что-то вдали. Оливия безучастно проводила её взглядом. — Не понимаю, почему нельзя просто держать язык за зубами? — буркнула она себе под нос и хотела было зайти в класс, но Ив, уловившая замечание, решила ответить. — Не понимаю, почему нельзя не быть таким угодником? — передразнивая её, девушка даже не смотрела в сторону Оливии. Та остановилась, сжав кулаки. Ив всегда её недолюбливала, и перепалки между ними не были редкостью, но с каждым разом терпеть их было всё сложнее и сложнее. — Если я не использую звуки-заполнители в своих ответах, это ещё не значит, что я угодник! — оскалилась Оливия. — Да-да, скажи мне это, когда будешь до ночи заучивать очередное стихотворение, только чтобы тебя назвали умничкой и погладили по головке, — Ив повернулась к ней, присаживаясь на подоконник с противной ухмылочкой. Оливия собиралась возразить, но понимала, что учить стихотворение, заданное на сегодняшнем занятии, она точно будет. Конечно же, не потому что она угодник… Просто у неё есть чувство ответственности — в отличие от некоторых. Решив, что споры ни к чему не приведут, она лишь недовольно цокнула и отправилась обратно в класс. Однако, не услышав знакомых лёгких шажков, следующих за ней, она остановилась и обернулась к своей девушке. — Ты идёшь? — Оливия устало улыбнулась, протягивая той руку. Говон ещё раз взглянула на Ив и, согласно кивнув, взяла ладонь подруги в свою. Когда они входили в класс, за их спинам послышался победный смешок.***
Оливии было неприятно признавать, что Ив была в чём-то права. Тишина ночного дворца пугала, и, полулёжа на своей кровати, девушка держала в руках сборник Поля Верлена, повторяя шёпотом строки одного из стихотворений. — Со счастьем я шагал бок о бок, без препон, Но всё найдёт конец по изволенью рока; В плоде таится червь, мечты — одна морока, И горечь есть в любви — таков, увы, закон. Со счастьем я шагал бок о бок, без препон, — зачитывала она в очередной раз, прежде чем повторить фрагмент самостоятельно. У них было несколько дней, чтобы зазубрить четыре строфы, но Оливия любила готовиться заранее, потому что поэзия это всё-таки не её и учить стихотворения было для девушки пыткой. — Со счастьем я шагал бок о бок… без… Чёрт! Оливия глянула на текст произведения, проверяя забытую строчку, и, опустив книгу, прикрыла глаза. Каким претенциозным надо быть, чтобы использовать такие словечки? «Препона»? Что это вообще такое? Может, в каком-то там веке это и было нормально, но сейчас девушке начинало казаться, что Поль Верлен нарочно так писал, чтобы ей было хуже. Ученицы жили все вместе, вчетвером, но сейчас только одна из них находилась здесь. Куда делись остальные, Оливия не знала, но при виде пустых кроватей, особенно — аккуратно заправленной, на которой спала Говон, ей становилось одиноко. Сейчас она отдала бы всё, чтобы обнять свою возлюбленную. Как раз в этот момент тяжёлая деревянная дверь в спальню открылась и в комнату вошла Говон, как будто опасливо пригнув голову. Она постоянно оглядывалась, и весь её вид передавал волнение. Оливия, сначала обрадовавшаяся возвращению подруги, заметила это и поднялась на кровати, тревожно нахмурившись. — Что-то не так? — участливо спросила она. Говон вздрогнула, словно до этого не замечала девушку в комнате. Оливия растерянно вскинула бровь. — Да нет, — наконец ответила её подруга, — видимо… видимо, я немного подустала за день. Бывает! Она прошла к кровати девушки и присела на край, положив руки на колени и добродушно улыбнувшись. — Учишь стихи? — Говон склонила голову, и её светлые волосы красиво упали на левое плечо. — Да, — хмыкнула Оливия, — сейчас бы Ив вставила свою типичную издёвку… При упоминании другой ученицы улыбка на лице Говон сменилась серьёзным выражением. Она задумчиво поджала губы и, помолчав, неуверенно произнесла: — Мне кажется, тебе не стоит так злиться на Ив. — То есть? — слова девушки привели Оливию в замешательство. — Подумай, — нехотя продолжила Говон, уже жалея о том, что начала этот разговор, — её постоянно ругают — нас всех ругают! С её раненым сердцем сложно не видеть врага в тех, кого… Девушка оборвала предложение, опустив глаза на ноги и рассматривая теперь свои блестящие чёрные туфельки. Оливия не отрывала взгляда от подруги. — Кого уважают за трудолюбие? Кого кто-то искренне любит? — продолжила она за Говон, — знаешь, ей может быть и впрямь плохо — а кому здесь хорошо? — но выплёскивать злобу из зависти… — Оливия, — прервала её подруга, поднявшись с кровати, — я не хочу с тобой спорить. Просто попробуй дать Ив возможность показать свою другую сторону, а не лезь к ней первой с замечаниями. Сладких снов. Вздохнув, Оливия сдалась и понуро пожелала девушке спокойной ночи. Вернувшись к стихотворению, она осознала, что ни сил, ни настроения, чтобы учить его, у неё не осталось. В спальню зашли Ив и Чу, державшая её под руку, и спустя какое-то время комната снова погрузилась в знакомую тишину, в которой было слышно сонное сопение девушек. Оливия ещё час лежала, вперивши взгляд в расписанный потолок. В темноте этого было не разглядеть, но она знала, что там, наверху изображены девушка и юноша, разводимые ангелами в разные стороны. Оливия часто думала о сюжете фрески: почему ангелы разводят влюблённых? встретятся ли они вновь? больно ли им от мыслей о расставании? Закрыв глаза, она долго размышляла над этими вопросами, пока не уснула. Этой ночью ей снилось прекрасное яблоневое дерево, под которым Говон нежно целует её губы.***
Несмотря на обиду от слов Говон, Оливия решила наладить отношения с Ив — хотя бы ради своей девушки. Она сдерживала порывы сострить, меньше прожигала её взглядом и даже подала ей полотенце, когда они чистили зубы. Так прошла неделя, и та действительно стала теплее к Оливии. Они редко разговаривали наедине, в основном потому, что вокруг Ив постоянно крутилась Чу, но быстрая улыбка становилась чем-то привычным в их разговорах. И всё же что-то было не так — какую-то крепкую стену, возведённую Ив за годы их препираний, было непросто разрушить. Оливии удалось отколоть лишь пару кирпичиков, плотно сцеплённых цементом, — не более. Это раздражало, но понять Ив можно было, ведь Оливия и сама не доверяла ей всем сердцем. Было воскресенье, их единственный выходной, когда девушки собрались вместе в столовой. Сегодня после второго завтрака Говон пообещала дойти с Оливией до розария, чтобы посмотреть на набухающие бутоны и посидеть на лавочке у фонтана, и девушка хотела скорее перекусить и отправиться на свидание. Она была в прекрасном расположении духа, и внутри у неё было легко. — На самом деле, — громко и восторженно рассказывала Чу, — в нашей жизни встречается много странных совпадений. — Да, — сдержала смешок Ив, — надо же было так совпасть, чтобы кое-кто проходил мимо, пока я кормила лебедей хлебом с обеда. Я думала, она сутками только во дворце и торчит, поэзию читает, а она, видите ли, ещё и на природу погулять выходит! — Я не про эти совпадения, — закатила глаза Чу, но в этом жесте было больше любви, чем раздражения. — Тогда про что ты? — подалась вперёд Говон. Никто ещё не притронулся к яблокам, которые им раздали: завтрак был недавно да и плоды шли кислые. Разве что Оливия подхватила своё и повертела его, отрешённо разглядывая со всех сторон, вполуха слушая разговор остальных. У плодоножки она заметила странное крошечное отверстие, но не придала этому значения: мало ли другие яблоки его оставили? — Ну, вот бывает, — объяснила Чу, — тебе приснится что-то, а потом это же происходит в реальной жизни. Или, например, ты прочёл о чём-то в книге, и вскоре с тобой случилось то же самое. Оливия ухмыльнулась. Пару дней назад ей снилось, как они с Говон гуляют по розарию — и вот они идут туда. Книги?.. С книгами посложнее — она читает только то, что задают. Они вот-вот закончат разбирать проклятых поэтов, и девушка надеялась, что наставница даст им прозу. — Интересно, — откинулась на спинку стула Ив, скрестив руки на груди, — но это просто совпадения. — Разве они не странные? — обиженно надулась Чу, — как будто судьба пытается сказать что-то тебе. Началось горячее обсуждение, и Оливия, облокотившись на стол, откусила яблоко. Оно оказалось на удивление сладким, и девушка обрадовалась своему везению, надеясь, что весь день пройдёт так же удачно. Однако счастье длилось недолго: вновь посмотрев на яблоко, Оливия уловила неприятное движение и, вглядевшись, быстро догадалась, что это. Издав странный низкий звук, она выронила фрукт, и он со звоном ударился об ажурную тарелку с золочёным узором, чем прервал спор Чу и Ив. Все обернулись в сторону звука. — Извините, — быстро моргая, Оливия пыталась прийти в себя, — там был червь. Остальные неприязненно взглянули на свой второй завтрак. — Зато, наверное, они сладкие! — Чу попыталась разрядить обстановку жизнерадостным предположением, — но есть бы их я всё же не стала… Девушки помолчали. — Я пойду тогда, — Ив небрежно отодвинула стул и поднялась, — Чу, ты со мной? Та засияла и, подскочив с места, оживлённо кивнула. Оливия и Говон также поспешили оставить комнату. Выходя из столовой, Оливия обернулась и задержала взгляд на яблоке, и странное волнение охватило её.Со счастьем я шагал бок о бок, без препон…
***
Лето вот-вот должно было сменить май, знойный в этом году, и на улице становилось жарко. Расстегнув верхние пуговицы отглаженных рубашек, подруги с улыбкой торопились к розарию, чтобы умыться холодной водой из фонтана. Розарий бесспорно был красивейшим местом в саду, даже сейчас, когда цветы лишь бросили бутоны. Идя по вымощенной камнем дорожке, Оливия и Говон не разговаривали, слушая стук каблучков, и почему-то от этой почти что тишины было неловко. В центре розария возвышался фонтан искусной работы, изображавший стройную, облачённую в длинное платье девушку с кувшином в руках. Вода мелодично журчала, словно сирена зазывая гостей к себе. Подойдя к фонтану, Говон присела на корточки, опустила в него свои руки и хихикнула. — Прохладная! — обернулась к подруге она. Оливия улыбнулась ей и, опустившись рядом, тоже погрузила ладони в кристально чистую воду. Умывшись, она блаженно вздохнула, прикрыв глаза. Тревога, закравшаяся в её душу в столовой после случая с яблоком, теперь покинула её, уступив место умиротворению. — Оливия… Та задумчиво повернула голову в сторону подруги и — плеск! — холодные капли неожиданно оросили её лицо. Говон засмеялась, показывая пальцем на её растерянное выражение. — Очень смешно, — обиженно поджала губы Оливия, с кряхтением поднимаясь и садясь на бортик фонтана, лениво вытянув ноги. Её девушка последовала её примеру, и, расположившись рядом так, что их бёдра соприкасались, склонила голову. Они снова замолчали. — Знаешь… — начала Говон. Оливия вопросительно глянула на неё, и её подруга как-то пристыженно пригнулась. — Ты знаешь, что я люблю тебя? — почти что прошептала та, опустив глаза. Оливия почувствовала, как смущённо рдеет её лицо: они нечасто озвучивали свои чувства. И всё же каждое признание было будто первое — волнительное, неловкое. Девушка взяла ладонь Говон в свою и прижала к сердцу. Та слегка выпрямилась, внимательно изучая её тёплый взгляд. — Конечно, я знаю, — тихо ответила Оливия, — я тебя тоже. Слегка улыбнувшись, Говон подалась вперёд и осторожно прильнула к её губам. Поначалу поцелуй был робким, но постепенно какое-то отчаянье смешалось в нём с тоской, словно девушки виделись в последний раз. Оливия отпустила руку подруги, и та вцепилась в её расстёгнутый воротничок. — Я правда люблю тебя, — уверяла её Говон, прерывая поцелуй, — ты мне веришь? Оливия растерянно моргнула. — Верю, — она любяще коснулась ладонью её щеки. Одинокая бабочка пролетела мимо них, задержавшись около бутона красной розы. Говон поцеловала Оливию вновь.***
После прогулки по розарию Оливия начала подмечать, что поведение её девушки изменилось. Та стала тревожно вздрагивать, стоило коснуться её локтя на занятиях, её мечтательный взгляд потускнел, а признания стали частыми и полными боли. Но самое главное — она отказывалась от прогулок, ссылаясь на мигрень и усталость. Оливия понимала, что той нужно было время, чтобы побыть одной — не всё же им ходить парочкой. К тому же наставница, ненасытная, когда дело касается домашних заданий, особенно давила на них в последнее время, поэтому изнеможение Говон не было удивительной вестью. Однако горечь — от одиночества ли? — не отпускала Оливию. Прошёл месяц, и Говон не становилось лучше — наоборот. Её подруга теперь была обеспокоена состоянием девушки, стараясь помочь хоть чем-то: отдавала свою булочку на полднике, игриво подшучивала, желая развеселить её, выписывала за неё курсивом латинские выражения, который потом проверяла — и хвалила! — наставница. И всё же её стремление облегчить переживания Говон были напрасны. Поздний июнь славился своими красивыми вечерами. Где-то вдали слышался треск цикады, видимо, отдыхающей на ещё тёплом стволе ели. Припозднившиеся птицы пели друг другу колыбельные. Солнце уже ушло за горизонт, хотя его последние лучи ещё поднимались из-под виднеющейся вдали рощи, а облака окрасились в нежно-розовый цвет. Оливия сидела на широком подоконнике в спальне, любуясь видом, открывавшимся перед нею. В такие редкие моменты она была счастлива — почти счастлива. Сейчас ей не хватало тепла тела, прижатого к ней, и звука мерного, сонного дыхания в плечо. Конечно, чтобы поместиться здесь вдвоём, приходилось сидеть спиной к окну, но даже мирные картины природы не могли сравниться с тем нежным чувством, которое теплилось в ней, когда она была рядом со своей девушкой. Почему-то та ещё не вернулась в спальню, как и другие две ученицы. Оливия задумалась о том, куда они могли пропасть. Ив и Чу, наверное, опять сидели в гостиной, обсуждая ерунду, — больше ничем они не занимались. Однако девушку беспокоило, что Говон всё ещё не пришла спать: сейчас ей особенно нужен хороший отдых. Спрыгнув с подоконника, Оливия босиком, в ночной сорочке вышла из спальни. Наставница не любила, когда они бродили по дворцу допоздна, поэтому вести себя надо было тихо и осторожно. Девушка двинулась по длинному коридору мимо нескольких гостевых, ванной и огромного зала, заглядывая в каждую из комнат, но все они были пусты. Пройдя в основную гостиную, она думала развернуться, однако голоса, доносившиеся из класса, привлекли её внимание. — Всё понятно? Оливия насторожилась: говорила Ив. Тон её был серьёзный и решительный, и было ясно, что обсуждалось нечто очень важное. — У меня вопрос. У Оливии перехватило дыхание. Этот голос был ей прекрасно знаком. — Да, Говон, какой вопрос? Пригнувшись, Оливия сделала пару шагов к двери, прислушиваясь. Ей хотелось верить, что они обсуждают домашнее задание, или как ловить кузнечиков в высокой траве, или почему ласточки летают низко, предсказывая дождь, или… — Почему мы не можем взять её с собой? Оливия боялась приближаться к классу, поэтому затаилась поодаль от открытой двери, надеясь, что биение сердца не выдаст её. — Мне кажется, я и так понятно объяснила. — Но ты не знаешь её! Ей можно доверять! — По тому, что видела я — не затуманенными любовью глазами, прошу заметить, — она очень скользкий тип. Мы не можем рисковать. Лицо Оливии искривилось от боли, которую причинили ей эти слова: она пробовала наладить отношения с Ив, но осталась для неё «скользким типом»! Девушке было интересно, что же ответит её подруга. Та молчала, и Ив продолжила: — Втяни мы её в это дело — она тут же побежала бы сдавать нас, чтобы получить конфетку в награду. А ведь эта возможность — всё для нас! Мы сможем наконец-то жить, а не ходить по струнке и показывать свои ногти каждое утро. Тебе больше не придётся учить глупые стихи и радоваться разве что пролетающему мимо шмелю. Подумай: целый мир откроется тебе! — Целый мир?.. Оливия понимала, что больше не выдержит этого разговора. Говон связалась с Ив, в очередной раз задумавшей что-то дурное! «Целый мир» — неужели их любви недостаточно? Неужели их любовь не была для неё тем же целым миром, которым она была для Оливии? Слёзы обиды навернулись ей на глаза, и, резко развернувшись, девушка с громким топотом понеслась обратно в спальню. Голоса в классе настороженно притихли. Оливии было всё равно, что её заметят, ей просто хотелось накрыться одеялом с головой и, проснувшись на следующий день, осознать, что это был попросту неприятный сон. Она не слышала, как отчаянно защищала её Говон, не желая оставлять её одну в этом страшном месте; не слышала муки выбора в словах той. Возможно, это было к лучшему. Когда Оливия легла в кровать, она шмыгнула носом и закрыла глаза, надеясь, что сможет уснуть этой ночью.***
На следующий день Оливия избегала Говон и даже на уроке погрузилась в учёбу, не одаряя подругу обычным беглым ласковым взглядом. К счастью, на этот раз им дали прозу, и на сегодняшнем занятии они разбирали сказку Оскара Уайльда «Соловей и роза». — «Жизнь мила каждому! — читала наставница, — как хорошо, сидя в лесу, любоваться солнцем в золотой колеснице и луною в колеснице из жемчуга. Сладко благоухание боярышника, милы синие колокольчики в долине и вереск, цветущий на холмах. Но Любовь дороже Жизни…» Оливия нахмурилась, слушая произведение. Рассказывало оно печальную историю, от которой у неё, обычно сухой и сдержанной, щемило сердце. На вопросы по сказке она отвечала чётко и верно. Наставница довольно ухмылялась, слушая её рассуждения. Когда занятие окончилось, ученицы поторопились в гостиную, но Оливию попросили задержаться на минуточку. — Мне очень понравилась ваша работа сегодня, Оливия, — одобрительно кивнула наставница, — надеюсь, что на следующем занятии вы так же будете блистать. Выслушивая похвалу, Оливия украдкой посмотрела на дверь. Говон стояла в проходе, задержав странный, загнанный взгляд на ней, но, поджав губы, вышла из комнаты. — Идите же отдыхать, у вас есть ещё пятнадцать минут. Оливия сдержанно поблагодарила наставницу. Когда девушка оказалась в гостиной, она не сразу заметила Говон, сидевшую в кресле в углу. Та подняла глаза на вошедшую и испуганно опустила их обратно. Её подруга прошла к креслу и, сдержав желание присесть на его подлокотник, оперлась о стену рядом, скрестив руки на груди. — Ты не хочешь мне ничего рассказать? — прошептала она, зная, что говорить о таких вещах громко было опасно. — Ты про?.. — неуверенно начала Говон и замолкла. Затянувшаяся тишина, нарушаемая покашливанием наставницы в классе, пугала. — Ты была для меня всем, — Оливия отвернулась, чтобы не видеть жалко искривлённое выражение девушки, сидевшей рядом, — но, наверное, у каждого свои понятия «целого мира», а? Говон подскочила, напугав резким движением подругу. — Пойми, я хочу взять тебя с собой, но… но Ив!.. Я обязательно что-нибудь придумаю! — Да какая разница, — пожала плечами её подруга, — не знаю, что там задумала Ив, но меня в её планах явно не будет. Осознав, что её голос звучал излишне грубо, Оливия пристыженно потупилась: ей не хотелось задевать Говон, но обида не отпускала её. Вздохнув, она закрыла лицо руками. — Послушай, — пробормотала девушка, — если ты и впрямь будешь счастлива, то поступай, как просит душа. Обо мне не надо переживать. У меня есть Поль Верлен, Оскар Уайльд — кого там мы ещё проходили? Говон стояла, сжав кулаки. Наконец она обхватила шею Оливии руками, прижимаясь к ней, уткнувшись носом в ямочку между её ключицами. — Прости, — всхлипнула Говон, и её подруга обняла её в ответ, — я люблю тебя, но она обещает, что там, за пределами Эдема, столько всего… Оливия задумчиво хмыкнула, проводя ладонью по спине девушки. Та всегда была мечтательной, конечно же, ей хотелось большего от этой жизни. — Я понимаю, — она поцеловала макушку Говон, прижимая её крепче к себе, боясь отпустить её, на этот раз — навсегда.***
В свой последний день в Эдеме Говон выглядела печально. Она аккуратно застелила кровать, а проходя мимо книжного шкафа, каждый раз отрешённо проводила по потёртым переплётам ладонью. Она почти не ела на завтрак, выпив разве что чашку сладкого чёрного чая, и всё смотрела на Оливию. Та ободряюще улыбалась ей, говоря одним взглядом: «всё в порядке, я прощаю». — Я обязательно вернусь за тобой, — успела быстро пообещать Говон, прежде чем покинуть столовую вместе с Ив и Чу. Перед началом занятий Оливия прошла в класс — одна. Наставницы ещё не было, как и остальных учениц, и девушка догадалась, что пришла пора. Она сомневалась, хотелось ли ей видеть то, как её любовь оставляет Эдем. Пожалуй, лучше было сидеть здесь, за столом, готовой к уроку. И всё же желание в последний раз взглянуть на Говон, хотя бы издалека, победило. Открыв скрипучее окно в классе, Оливия неуклюже перелезла через раму (узкая юбка мешала ей) и спрыгнула на балкончик. Оперевшись о парапет, она выглянула в сад, ища три знакомые фигуры. Вскоре перед её глазами появились Ив и Чу. Они бежали легко, и казалось, что даже наверху можно было слышать их возбуждённое хихиканье. Говон чуть-чуть отставала от них, словно нехотя следуя за остальными — но менять что-либо было поздно. Остановившись, девушка обернулась, задержав взгляд на подруге, оставшейся во дворце. Оливия кивнула ей, и Говон, пригнув голову, поспешила нагнать Ив и Чу. Когда они превратились в крошечные силуэты, Оливия услышала шаги в классе — это пришла наставница. Девушка не представляла, как будет объяснять отсутствие учениц, как она будет отвечать на уроке, во что превратится её жизнь, разделившаяся на «до», где у неё была Говон, и «после», где у неё остались лишь старые книги и сухая похвала за трудолюбие. «Но всё найдёт конец по изволенью рока», не так ли?