Безумие

      Эрик хочет смерти. Жаждет её, просит, умоляет. А ведь не так давно он молил о любви. В подземельях пусто. Мертвенная тишина, к которой он так привык, медленно сдавливает мозг.       Она ушла!       Он знает, что так лучше. Для неё. Кристин хорошая, благородная девушка. Её место рядом с прекрасным Раулем, а не с жутким монстром, которого даже родная мать страшилась. Монстром, чей разум оказался так же ужасен, как и лицо.       Сердце изнывает от боли, горло рвётся изнутри в немом крике, кровь стучит по вискам в бешеном ритме. Невероятно. Он впервые чувствует себя таким живым. И оттого только сильнее хочется погрузиться в покой вечности.       Смерть — покой.       Эрик никогда не знал покоя. Всю жизнь он провёл в поиске, в бесцельных блужданиях в надежде, в бесплодных мечтаниях. Он искал признания, принятия, любви. Он хотел быть как все — это всё, чего он просил. И то, чего никогда не получит. Больше никогда.       Он хотел одного. Лишь одного. Быть как все. Как все! Как все!       Её поцелуй горит на лбу, прожигает, въедается внутрь черепа, сверлит мозг. Это невыносимо. Нужно закричать, разодрать глотку, нужно кричать, пока не закончится воздух, пока силы не оставят его. Никто не услышит. Так было всегда — его никто никогда не слышал.       Торжествующий Дон Жуан завершён. Работа всей его жизни, шедевр, который не прозвучит вне сырых подземелий. Лишь один человек смог понять это произведение, ощутить его злость, скорбь, боль, отчаяние. Но она больше не вернётся. Она больше не услышит.       Когда он говорил с Персом, он действительно считал, что умрёт. Он был уверен, что его сердце не выдержит, разорвётся, и страдания окончатся навек. Его не убили ни жестокие содержатели цирков, ни козни могущественных шахов, ни попытки людей проникнуть в его логово, ни выстрел её жениха. Но когда она ушла, когда он отпустил её, Эрик решил, что наконец пришёл его час. Теперь он понимает, что это не так. Жизнь не стремится покинуть его, а смерть не хочет забрать в свои утешающие объятия.       Скорпион повёрнут; бочки с порохом затоплены; путь к смерти отрезан. Быстрой, мгновенной смерти. Но ведь есть ещё долгая, мучительная… Мысли роятся в голове. Нужно найти пенджабское лассо или раздобыть яд, утопиться в озере, нырнув к сирене. Да, если смерть не хочет прийти за ним, он сам её призовёт!       Он знает собственные лабиринты вплоть до каждого тупика, он сам строил их, но сейчас он натыкается на стены и бредёт, не сознавая происходящее вокруг. Нужно дойти до дома, найти лассо, яд, озеро…       Смерть… Покой…       Когда Эрик оказывается на берегу водоёма, его воспалённый разум перестаёт лихорадочно тарабанить заветное «смерть!» Необычайное спокойствие овладевает им. Озеро будто светится голубым с самого дна, и он может угадать смутные очертания тонкой фигурки русалки. Вот она подплывает ближе, высовывает любопытное личико из воды и тянет к нему свои руки. Эрик смеётся — истерически хохочет. Сирена! Он же знает, что благодаря тонкой палочке создавал волшебные видения и собственными усилиями топил непрошеных гостей. И всё-таки сирена манит его, зовёт. Но он снова смеётся и беспечно садится в лодку.       Его дом больше не кажется ему тюрьмой или могилой, в которой похоронили живой труп. Нет, это — пристанище злого гения, обитель божественных мелодий. Он способен принудить представителей рода человеческого жалеть его, уважать его, бояться! Раньше ему казалось, что взорвать порядочное количество пороховых бочек будет достаточно, но теперь ему открылись более элегантные способы мести. Дон Жуану пришла пора наконец восторжествовать!       Смирение, подаренное её поцелуем, оказалось ложным. Он не готов смириться. Он не хочет мириться. И если мир не желает слышать его музыку, он заставит его слушать.