Momentary Weakness 2.0

      Рядом с любимой женой он всегда отпускает себя: тебе безумно нравится его божественная форма и мужчина, являя её без боя, никогда не может отказать. Себе — в спокойствии и радости от осознания, что есть та, кто принимает его любым, тебе — в удовольствии «созерцать его красоту». К тому же, драконы, как и всякие ящеры, любят и ценят тепло, так что утро, встреченное в горе одеял и подушек, с долговязой и горячей, как печка, фигурой, чуть колющей твое тело чешуйками и устроившейся так близко, что тяжеловато дышать — обычное дело. Мерно покачивающийся хвост, выражающий крайнюю степень удовлетворения своего обладателя. Любящий муж, свернувшийся клубком вокруг твоего живота… Чего ещё желать?       Да есть одна вещь… — Милая, ты сегодня пахнешь печалью, — доносится из-под одеяла. — И я слышу, как тревожно бьётся твое сердце. Что случилось, (Твое имя)? Расскажи мне.       Спираль угольно-черного, с желтой кисточкой хвоста в молчаливой поддержке обвивает ноги и сжимается на правом бедре, а тяжелая ткань сбивается в комок, выпуская под солнечные лучи аккуратные черные рога. — Да нет, Чжун Ли, тебе показалось. Да и если бы что-то случилось, ты же только и делаешь, что работаешь каждый божий день. Не хочу нагружать тебя еще больше… — Как же ты забыла. Ничто, что касается тебя, не может быть мне в тягость. Прошу, любовь моя, скажи, что тебя так огорчило, — мягко напирает дракон.       Горячий язык в попытке подтолкнуть к откровению проходится по ямке между ключиц, где тускло поблескивает метка Гео Архонта. Она с лихвой заменяет тебе и обручальное кольцо, и семейный медальон, потому как пробивающееся даже сквозь одежду свечение, когда ты испытываешь стресс, красноречивей любых слов и знаков. Все обитатели гавани Ли Юэ знают, кому принадлежит девушка, которая носит расшитое золотыми драконами ципао и спицу для волос, украшенную рубином. — Милая, если ты мне не скажешь, я не смогу тебе помочь.       Сдавленно выдыхаешь, пытаешься свернуться в клубок уже сама, чтобы загребущие руки не щекотали, но Чжун Ли держит крепко. Мягко светящиеся спокойной насмешкой и толикой нежности глаза наблюдают за каждым движением, словно Моракс великодушно дает тебе шанс побороться с ним и заведомо знает, что ты проиграешь. В который раз убеждаешься, что никто не сравнится своим коварством с этим созданием, когда хвост, шевельнувшись чуть быстрее, начинает щекотать под коленями. — Чжун Ли… Моракс… Да Моракс же! — Скажи, — урчит он, тыкаясь носом в шею. — Иначе я не выпущу тебя из нашего гнезда до следующего рассвета. — Ху Тао спросила, не осчастливим ли мы её названым племянничком, — теперь, когда ты вновь прокручиваешь в памяти вчерашнюю беседу с его начальницей и по совместительству верной подругой семьи, всё веселье испаряется, как по щелчку. — Уже в третий раз, — резко упавший тон предсказуемо его настораживает: хвост тут же возвращается на прежнее место и сжимается сильнее.       Вы пытались. Пытались много раз, однако Бай Чжу месяц за месяцем виновато пожимал плечами и советовал больше стараться. Проверка на бесплодие обоих ни к чему не привела: оба здоровы, оба в самом расцвете лет. Один раз аптекарь даже отпустил шуточку: «Неужто почва настолько каменистая, что на ней ничего не созреет и не зацветет?», но видя, как заблестели твои глаза, понял, что перегнул палку. Извинения не помогли — остаток дня ты проревела у себя в комнате, молясь всем остальным архонтам, которых знала, чтобы Моракс не вошел и не застал тебя такой.       К слову, о Мораксе. Его затянувшееся молчание уже начинает напрягать и, скосив глаза, ты замечаешь, как опасно потемнели его глаза. — Чжун Ли, не бери в голову… — Она тебя ранила, — обрубает твой муж. — Перемолвлюсь с ней парой словечек, как встану... — Но ведь не нарочно же. Хотя не могу не признать: когда тебе на каждом углу припоминают, что ты не можешь понести от любимого мужчины, это обидно. Может, со мной что-то не так?       Хвост раздраженно бьёт кисточкой по простыне и когтистые ладони обхватывают лицо, вынуждая прижаться своим лбом к чужому — как раз в том месте, где выпирает кругленькая косточка между рогами. — Даже думать об этом не смей, слышишь? Ты у меня самая прекрасная, самая нежная, самая добрая во всем Тейвате. Мне не нужно другой. А те смертные, чьи злые языки роняют слова неправды, всего лишь завидуют тому, что такая прекрасная женщина не смотрит в их сторону. — Спасибо, родной. Вот только… Стараемся-стараемся, а результата ноль. — (Твое имя). Я приму всё, что приготовит нам судьба. Если Селестия одарит нас ребенком — счастливее меня не будет существа под этим небом. Если же нет — мы всегда можем подарить семью сиротке. Драконы не зря славятся умением ждать и беречь.       Стоит ему вымолвить эти слова, как в твою голову, словно ледяной ветер с моря в портовую таверну, врывается мысль. Нет, не так. Мысль. И за то, что не додумалась до неё раньше, хочется закатить самой себе оплеуху. — С другой стороны… Мы ещё ни разу не пробовали задействовать твою божественную форму. Кто вообще сказал, что дети смертных людей в этом мире обязаны рождаться как по учебнику алхимика? — Что ты имеешь в виду? — крепкое тело под твоими руками, чуя неладное, тут же напрягается. — Ты меня понял. Не отпирайся, вижу, что понял. Ты можешь всё, Чжун Ли. Давай попробуем?       На минуту лоб отстраняется, и его обладатель смотрит на тебя со смесью благоговения и какого-то священного страха. — М-милая… Ты сейчас серьезно?       Повторяя недавний жест мужа, берешь его лицо в ладони, заставляя выцветшие в жидкий янтарь радужки смотреть прямо в свои, и с твердой готовностью разрушаешь последний оплот его самоконтроля. — Чжун Ли. Отложи в меня своё яйцо.